Читать книгу Ангел над городом. Семь прогулок по православному Петербургу - Николай Коняев - Страница 1

В общественном сознании с легкой руки Александра Сергеевича Пушкина, сказавшего про «берег пустынных волн», сложилось довольно устойчивое убеждение, будто земли вокруг Санкт-Петербурга в допетровские времена представляли собою неведомую и чуждую Православной Руси территорию.

И вот что странно…

Мы твердо помним, что свет православия воссиял над Ладогой задолго до крещения Руси, и это отсюда, из древнего уже тогда Валаамского монастыря, отправился крестить язычников ростовской земли преподобный Авраамий.

Всем известно, что и первая, самая древняя столица Руси – Старая Ладога – тоже находится всего в двух часах езды на автобусе от нашего города…

Со школьной парты знаем мы, что почти на городской черте Петербурга, в устье реки Ижоры, в 1240 году произошла знаменитая Невская битва, в которой святой благоверный князь Александр Невский разгромил шведов и тем самым предотвратил организованный Римским папой крестовый поход на Русь…

И все равно, хотя мы и знаем эти факты, но вспоминаем их, не связывая с Петербургом. Веками намоленная русская земля, что окружает наш город, словно бы отделена от него.

Ощущение это отчасти навязано нам, но порою кажется, что Петр I специально выбрал для столицы империи именно то место древней русской земли, которое было пустым, которое и не могло быть никем населено в силу его незащищенности от природных катаклизмов.

Сюда уводил Петр I созидаемую им империю, здесь, на пустынных, заливаемых наводнениями берегах Невы, пытался укрыться он от нелюбимой им Московской Руси.

Итог известен…

«Пожалуй, не найти другого такого города, где бы одни и те же люди говорили на столь многих языках, причем так плохо… – писал о Петербурге времен Анны Иоанновны побывавший тогда в нашем городе датчанин Педер фон Хавен. – Но сколь много языков понимают выросшие в Петербурге люди, столь же скверно они на них говорят. Нет ничего более обычного, чем когда в одном высказывании перемешиваются слова трех-четырех языков. Вот, например: Monsiieur, Paschalusa, wil ju nicht en Schalken Vodka trinken, Isvollet, Baduska. Это должно означать: “Мой дорогой господин, не хотите ли выпить стакан водки. Пожалуйста, батюшка!”. Говорящий по-русски немец и говорящий по-немецки русский обычно совершают столь много ошибок, что строгими критиками их речь могла бы быть принята за новый иностранный язык. И юный Петербург в этом отношении можно было бы, пожалуй, сравнить с древним Вавилоном»1.

Надо сказать, что Педер фон Хавен весьма благожелательно оценивал Петра I и его свершения и, употребляя слово «Вавилон», менее всего хотел уподобить судьбу города на Неве библейскому примеру тщеты человеческой гордыни. Это уподобление возникло само собою. Оно не придумано, оно действительно осуществлялось три столетия назад.

Так получилось, что петровские реформы накладывались на Россию практически не сообразуясь с ее православными традициями и историей.

Вот и получилось в результате, что Петр I, основав Петербург, преобразил Русь в Российскую империю. Успехи его в военном и государственном строительстве огромны и неоспоримы…

А еще?

Еще Петр I нанес сокрушительный удар по национальному самосознанию россиян.

Порабощение и унижение Русской Православной Церкви; жесточайшие расправы над всеми, кто выказывал малейшее уважение к русской старине; упорное преследование русской одежды; окончательное закрепощение русских крестьян – это тоже Петр I и его ближайшие преемники.

В противовес же – неумеренное и зачастую незаслуженное возвышение иноплеменников, хлынувших со всех сторон в Россию, обезьянье копирование заграничных манер и обычаев…

В результате в общественном сознании укрепилась мысль о предпочтительности всего иностранного, о бесконечной и дремучей отсталости всего русского. В итоге петровских реформ быть русским стало не только не выгодно, но как бы и не совсем культурно.

И не это ли и создало в результате такую благоприятную для действия разрушительных сил среду? Не здесь ли кроется источник многих бед и трагедий России, пережитых ею на склоне второго тысячелетия? Не отсюда ли и истекают болотные миазмы «Черного Передела», истерическая жестокость эсеровских терактов, подвальный ужас большевистского беспредела? Не потому ли и вся борьба нашей интеллигенции за свободу страны оборачивалась или 1917 годом с его Лениным, Троцким и ЧК, или перестройкой и реформами лихих девяностых?

Говоря так, подчеркнем сразу, что все это говорится не для того, чтобы возбудить любовь или ненависть к каким-то историческим персонажам. Просто нужно ясно и отчетливо осознать, что невозможно сделать для нашей страны ничего хорошего, если ты не любишь и не понимаешь ее обычаи, ее характеры, ее культуру.

Мысль эта, столь обыкновенная и даже банальная, если говорить о любой другой стране, в России, особенно в либерально-демократических кругах, вызывает яростное сопротивление.

Как часто наши реформаторы начинают реформы ради самих реформ и продолжают осуществлять их, лишь бы не отступать от собственных заблуждений, лишь бы не признавать совершенных ошибок.

Поэтому-то, вопреки здравому смыслу, на костях людей и воздвигался на берегах Невы новый вавилон, но было святительское благословение городу, данное Митрофаном Воронежским, сюда была нацелена стрела русской православной истории и – вот оно Божие чудо! – спасая и отмаливая невский вавилон, явилась здесь величайшая русская святая – блаженная Ксения Петербургская…

Эта самая любимая русская святая до сих пор еще не понята до конца.

Словно ангел, неведомо как, откуда-то из самых сокровенных глубин Святой Руси возникла она в душноватой и мутной атмосфере царствия Анны Иоанновны.

И хотя жила святая блаженная Ксения Петербургская в городе, устроенном по западному образцу со всей положенной регулярностью, хотя ее подвиг святого юродства и совпадал по датам с самыми свирепыми указами о борьбе с бродяжничеством, но не улавливалась в полицейские, бюрократические сита – из молитв и чудотворений сотканная – жизнь блаженной Ксении.

Настолько могущественной силой была защищена Ксения Григорьевна, что сама была самой надежной опорой и силой для бесчисленного числа простых жителей города…

И если продолжить сравнение православной истории Петербурга со стрелой, если продолжить на карте полет ее, мы попадем в Кронштадт – город, где просиял святой Иоанн Кронштадтский, единственный из святых, которого еще при жизни назвали всероссийским батюшкой…

Свершения и ошибки Петра I и его ближайших преемников, жертвенные подвиги императоров Романовых-Павловичей с необыкновенной выразительностью запечатлелись как в православной истории Санкт-Петербурга, так и в его церковной архитектуре.

ПЕТРОПАВЛОВСКИЙ СОБОР

День 14 мая 1703 года был теплым и солнечным на берегах Невы.

Петр I, как утверждает сочинение «О зачатии и здании царствующего града С. – Петербурга», совершал в тот день плавание на шлюпках и с воды «усмотрел удобный остров к строению города».

Государь высадился на Заячьем острове, и тут же раздался шум в воздухе, и все увидели «орла парящего».

1

Сияло солнце, палили пушки, и 16 мая, в Пятидесятницу, когда царь, вопреки советам фортификаторов, отверг не подверженное наводнениям место при впадении Охты в Неву и заложил новую крепость на облюбованном им острове.

Тогда государя сопровождало духовенство, генералитет и статские чины. На глазах у всех, после молебна и водосвятия Петр I вырезал два куска дерна и, крестообразно положив их, сказал: «Здесь быть городу».

На этом месте, как утверждает предание, и заложили церковь, строительство которой началось 29 июня 1703 года, в день святых апостолов Петра и Павла.

Освящение первой деревянной Петропавловской церкви состоялось 1 апреля 1704 года, и 14 мая здесь уже провели праздничную службу в честь победы фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева над шведскими судами на Чудском озере2.

А 30 мая 1712 года заложили каменный Петропавловский собор.

Доменико Трезини строил собор таким образом, что первоначальный деревянный храм оставался внутри новой постройки.

Петропавловский собор воздвигался как усыпальница русских императоров. Вначале здесь хоронили малолетних детей Петра I, а 30 июня 1718 года погребли погибшего под пытками здесь же, в Петропавловской крепости, 28-летнего царевича Алексея Петровича. Захоронение его находится в приделе святой Екатерины, у западных дверей под колокольней. А вот его отцу, императору Петру I, своего погребения пришлось ждать.

Дело в том, что ко времени кончины его, 28 января 1725 года, строительство Петропавловского собора было еще не завершено, и шесть лет гроб первого русского императора стоял на катафалке под балахином, то ли присматривая за строительными работами, то ли ожидая решения своей участи.

2

Наверное, Петр I и предположить не мог, что еще одним печальным итогом его правления станет династический кризис.

Любимый сын его от Екатерины I, царевич Петр Петрович, ради освобождения которому пути к престолу и был уничтожен царевич Алексей, умер на следующий год после своего старшего брата.

В результате не ограниченное ни юридическими, ни церковными, ни нравственными законами правление Петра I привело к тому, что после его кончины в России началась эпоха дворцовых переворотов, составленная из правлений женщин и детей.

Эти Романовы – не совсем Романовы и совсем не Романовы – при всем своем всевластии вынуждены были заискивать перед дворянством и гвардией, обеспечивающим законность их не вполне законной власти. В итоге Российская империя окончательно превратилась в рабовладельческое государство, где в рабство была обращена значительная часть ее титульного населения.

О, какие небесные грозы бушевали тогда над усыпальницей российских императоров!

От удара грома, когда в 1725 году наследницей русского престола была провозглашена бывшая ливонская крестьянка, Екатерина I, сгорел первоначальный золоченый шпиц колокольни Петропавловского собора.

Его восстановили, но в 1748 году, когда русские войска были отправлены защищать Голландию от французов, гроза опять нанесла серьезные повреждения этому символу имперской столицы.

Однако все это оказалось пустяками по сравнению с грозой, обрушившейся на собор в 1756 году, когда по приказу Елизаветы Петровны был заключен в Шлиссельбургскую крепость безвинный, свергнутый ею еще в младенчестве, законный император Иоанн VI Антонович.

Тогда, в ночь на 30 апреля, от удара молнии вспыхнул весь остроконечный верх шпиля, растопило колокола, сгорели драгоценные, выписанные еще Петром I из Голландии часы3. Рухнувший шпиль разрушил беломраморную соборную паперть…

Разумеется, государыня Елизавета Петровна возобновила храм. Дерево во многих местах было заменено железом, заказаны были и новые часы в Гааге. А вот исправить сложившееся антирусское, по сути, устроение Российской империи оказалось сложнее.

По-прежнему дворяне-гвардейцы продолжали заниматься полюбившейся им игрой в дворцовые перевороты, получая при этом в полное свое владение сотни тысяч своих же соотечественников. И так продолжалось до конца XVIII века, пока к власти в стране не пришла династия, основанная императором Павлом, которая употребила все силы, чтобы изжить рабовладение и восстановить нарушенный Петром I договор между государем и народом…

3

Понимали ли сыновья и внуки императора Павла мистическую, роковую зависимость династии от совершенного Петром I и его ближайшими преемниками и преемницами отступления от православия и национальных приоритетов? Несомненно, понимали.

Хотя по крови Романовых-Павловичей только с очень большой натяжкой можно было назвать Романовыми, приняв с императорской короной эту фамилию, они попыталась очистить династию от грехов прошлого, искупить совершенные предыдущими Романовыми ошибки. И казалось, все силы зла обрушились тогда на Романовых-Павловичей: императора Павла задушили. Александра II взорвали. Николая II расстреляли вместе с семьей. Смерти трех других императоров – Александра I, Николая I, Александра III – окружены загадками. И тем не менее это не останавило Павловичей. Весь XIX и начало XX века они исправляли совершенные отцами династии ошибки.

Смысл их деяний отчетливее всего раскрывается во время Божественной литургии в Петропавловском соборе, если стоять возле мраморных надгробий, воздвинутых над царственными могилами…

Раздается голос священника, возвещающего: «Сие есть тело Мое»… «Сия есть кровь Моя». Распахиваются Царские врата, и по правую руку от священника – надгробья Павловичей, по левую – первых Романовых.

Как в Евангелии:

«Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне.

Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?

И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам – так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне.

Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня.

Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?

Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне.

И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную»4.

Эти захоронения являются небесным знаком, наглядно раскрывающим суть русской истории.

И, наверное, это и есть ответ на главный вопрос нашей истории.

Это свидетельство того, что императору Павлу, вопреки заговорщикам-крепостникам, удалось исправить ошибки основателей династии. Самой своей мученической кончиной искупил он многие грехи, совершенные ими. Павловичи подобных грехов уже не совершали. И вот что поразительно…

Если рассуждать формально, то правнук Павла, император Александр III по составу своей крови был менее русским, нежели все остальные русские императоры. И вместе с тем едва ли мы найдем среди его предшественников более русского царя. Александр III даже в манерах, даже в привычках своих был более русским, чем все остальные русские императоры. Исключение составляет только его сын – император Николай II. Но он – явление совсем уже необычное.

Его подвиг, подвиг царя-мученика – вершина деятельности Романовых-Павловичей, исправляющих совершенные отцами династии ошибки и нравственное осуществление исправления их.

Кажется, единственному из Романовых, Николаю II, удалось подчинить свою личную жизнь нормам православной морали, и – вот оно, чудо! – единственный вошел он в сонм благоверных князей. Это первый и единственный русский император, ставший святым.

Считается, что он тоже покоится в Петропавловском соборе, хотя Русская Православная Церковь и не уверена, что захороненные здесь «екатеринбургские останки» действительно принадлежат членам царской семьи.

Но смотришь на летящего ангела на колокольне Петропавловского собора, которая и сейчас остается важнейшей духовной доминантой нашего города и всей русской истории, и не остается сомнения, что, конечно же, когда-нибудь разрешится и это недоумение…

ИСААКИЕВСКИЙ СОБОР

Нужно сказать, что сами Романовы, начиная с императора Павла и его сыновей, гораздо лучше нынешних монархистов понимали роковую противоречивость петровского устроения Российской империи.

Лучшее свидетельство этому – санкт-петербургские храмы. Самый замечательный памятник Петру I – не Медный всадник. Медный всадник – символ Екатерининской эпохи, а настоящим памятником Петру скорее можно назвать стоящий рядом Исаакиевский собор, от которого – так получилось! – пытается ускакать, давя по пути змея, бронзовый всадник Этьена Фальконе.

1

Храм, освященный в честь преподобного Исаакия Далматского, в день памяти которого, 30 мая5, и родился Петр I, строили, по сути дела, почти до самой революции6.

Деревянная церковь Исаакия Далматского, совмещенная с «чертежным амбаром», была сооружена вблизи Адмиралтейства вскоре после основания Санкт-Петербурга. В этой церкви в 1712 году венчался Петр I с Екатериной I, и пять лет спустя вместо деревянной церкви построили здесь каменный храм с деревянной часовней. Однако часовня в 1735 году сгорела, и храм по приказу Екатерины II разобрали на кирпичи.

На нынешней Исаакиевской площади забили тогда 12 670 свай и начали стоить новый собор по плану Антонио Ринальди.

При жизни Екатерины II достроить его не успели, и в 1809 году Александр I объявил конкурс на проектирование нового храма. Победил проект французского архитектора Огюста Монферрана.

Освящен он был 30 мая 1858 года, на день памяти преподобного Исаакия Далматского, в присутствии императора Александра II.

2

О строительстве Исаакиевского собора написано множество книг, но все-таки почему с таким упорством и такими сложностями строился этот храм, становится понятнее, если в нерассеивающемся даже в электрическом освещении сумраке собора послушать акафист Исаакию Далматскому.

Поразительно точно соединяются гонения на православных, учиненные царем Валентом из жития преподобного, и наступление на православную церковь первых Романовых; политика святого царя Феодосия Великого и попытка Романовых-Павловичей возвратить неограниченную монархию в рамки служения Богу и народу.

Слушаешь «Житие Исаакия Далматского», и кажется, это не с императором Валентом, а с Петром I и говорил святой:

«Царь! Отопри храмы для правоверных, и тогда Господь благопоспешит пути твоему».

Сколько раз обращались с подобными словами русские монахи к Петру I, и не желал даже и ответить им Государь, «презирая их, как простецов и безумцев».

Трижды повторял и преподобный Исаакий свою просьбу, пока разгневанный император Валент не приказал бросить его в глубокий овраг, поросший колючим терновником. На дне оврага растекалась болотная топь, из которой никому еще не удавалось выбраться, но, с помощью Божией, преподобный остался жив. Он догнал императора и воззвал:

«Ты хотел погубить меня, но святые Ангелы вывели меня из пропасти. Послушай меня, открой храмы православным, и победишь врагов своих!»

И так тоже было в жизни Петра I…

Валент, конечно, оказался милостивее Петра. Когда Исаакий предрек ему поражение и смерть в горящем сарае, он только приказал заточить преподобного в темнице…

Это сюжет барельефа восточного портика, обращенного к Невскому проспекту. Надпись по фризу гласит: «На Тя Господи уповахом, да не постыдимся во веки».

А на фронтоне западного портика, обращенном в сторону Сената и Синода, запечатлена сцена, произошедшая уже после того как сбылось предсказание преподобного: Исаакий Далматский с крестом в руке благословляет нового императора Феодосия.

Сцена эта явно корреспондируется к правлению Романовых-Павловичей.

3

Прогуливаясь возле Исаакиевского собора, можно найти немало подобных совпадений, и трудно тут уйти от мысли, что строительство гигантского храма в память преподобного, которого не слишком-то хорошо и знали на Руси, – это попытка потомков Валента-Петра соотнести на небесных весах свои свершения с деяниями первого русского императора.

Знаменательно, что освящение Исаакиевского собора 30 мая (11 июня) 1858 года предшествовало главному свершению царя-освободителя Александра II. Через три года он вызволил крестьян из крепостной неволи. И как тут, вспоминая об этом великом свершении, не обратить внимания на случайное – случайное ли? – расположение конных памятников императорам возле собора.

Петр I, превратившийся в Медного всадника, стремится ускакать прочь от воздвигнутого в его память собора. Но еще замечательней размещение конного памятника Николаю I, императору, положившему всю свою жизнь на искоренение у дворян охоты заниматься дворцовыми переворотами и установление порядка, одинакового для всех.

Сооруженный по проекту создателя Исаакиевского собора Огюста Монферрана памятник (конная скульптура выполнена Петром Клодтом) изображает Николая I, скачущего к собору, который своим освящением предваряет великое освобождение Руси.

Воистину, трудно и долго строился собор…

Есть даже такая пословица: слава Богу, вот и Исаакиевский собор построили! И это не только о строительстве здания, но и о том тайном и гораздо более важном примирении, которое состоялось у династии Романовых с православной церковью, с русским народом.

КАЗАНСКАЯ ИКОНА БОЖИЕЙ МАТЕРИ

Одной из главных православных святынь нашего города считается чудотворная Казанская икона Божией Матери, которая находится в Казанском соборе.

История этой исконно русской иконы начинается в Казани, когда на Руси еще царствовал Иоанн IV Васильевич Грозный.

После страшного пожара, уничтожившего 23 июня 1579 года весь посад, дочери казанского стрельца Матрене явилась во сне Богородица, указавшая место на пепелище, где находится Ее икона. На этом месте 8 июля 1579 года и откопали облеченный в ветхое вишневое сукно – это был рукав однорядки – Образ…

Сама икона – таких еще не было ни на Руси, ни в Византии! – «чудно сияла светлостью, как будто была написана новыми красками. Земная грязь не коснулась чудного Образа».

Тотчас послали известить Казанского архиепископа Иеремию, но он посчитал излишним осматривать находку несмышленой девочки, и вместо него пришел священник из ближайшей к пожарищу Николо-Гостинодворской церкви. Первым этот священник и поднял икону, чтобы благословить ею народ.

Звали священника Ермолаем.

1

Уже на следующий день начались исцеления. Перед иконой прозрел казанский слепой Никита… Но оказалось, что образ Казанской Божией Матери дарует и духовное прозрение. И самое первое чудо от него – это самовидец, как он потом сам называл себя, священник Ермолай, который и поднял из черноты пепелища чудотворный образ, чтобы показать народу.

Пятьдесят лет исполнилось ему тогда, но словно и не было их – в непроницаемых сумерках времени скрыта жизнь иерея Ермолая. И только когда он взял в руки чудотворный образ Казанской Божией Матери, спала пелена с глаз русских людей – во всей духовной мощи явился перед ними облик великого святителя, будущего патриарха Гермогена.

И, конечно, никто не догадывался тогда, что чудо, которое совершила икона, превратив иерея Ермолая в грозного святителя, было только прообразом чуда, совершенного 22 октября 1612 года, когда вдруг очнулись перед Пречистым Ликом Казанской иконы Божией Матери разъединенные политическими симпатиями и антипатиями русские люди и, ощутив себя единым народом, сбросили с себя вместе с обморочностью смуты и ярмо чужеземных захватчиков.

На этот день Русская Православная Церковь установила праздник Казанской иконы Божией Матери, и этот день, 4 ноября (22 октября), и является сейчас государственным праздником Российской Федерации – Днем народного единства.

А тогда, в 1612 году, загудели колокола в московских церквах, и двинулись на штурм Китай-города ратники князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина. Единым приступом были взят Китай-город, и поляки укрылись в Кремле, чтобы через три дня сдаться на милость победителей.

С этого времени и началось настоящее торжество чудотворных образов Казанской иконы Божией Матери по всей стране. Особо почитались три из них. Сам первообраз, обретенный на Казанском пепелище в 1579 году и сожженный церковным вором Варфоломеем Стаяном (Чайкиным) в 1904 году. Список Казанской иконы Божией Матери, принесенный в Москву ополчением Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина, для которого на Красной площади была построена Казанская церковь. А также список, привезенный в Санкт-Петербург.

2

В некоторых путеводителях можно встретить указание, будто икону эту сам Петр I и привез в наш город. Но это не так, хотя вообще-то Казанская икона Божией Матери сама явилась Петру I практически накануне основания Петербурга. Случилось это при штурме Нотебурга (Орешка) в 1702 году.

Когда крепость была взята войсками Петра I, часовой, стоявший на карауле, заметил исходящий из стены свет. После интенсивного артобстрела, который предшествовал штурму, опасались возникновения нового пожара и сразу начали ломать кирпичную кладку. Тогда и увидели, как появился из стены Младенец, простирающий руку для благословения, увидели Богоматерь, склонившую к Сыну свою голову. Это и был замурованный здесь в 1612 году образ иконы Казанской Божией Матери.

«Эта местная святыня, – писал еще до революции последний настоятель Шлиссельбургского крепостного храма Рождества Иоанна Предтечи протоиерей Иоанн Флоринский, – оставшаяся в иноверческой земле, могла бы исчезнуть бесследно, как исчезли сами православные церкви в Орешке с их украшениями и утварью, если бы заботливая рука одного из оставшихся в Орешке ревнителей православия не скрыла эту духовную ценность от глаз иноверных. Икона была замурована в стене древнего русского крепостного храма и здесь-то она сохранялась в течение почти целого столетия. Православные ореховцы надеялись таким образом предохранить драгоценный образ небесной Владычицы от поругания иноплеменных, твердо веря, что Царица небесная Сама освободит свой образ от временного заточения и возвратит принадлежащий Ей храм и покровительствуемую Ею древнерусскую область в руки православных».

Видимо, так и было…

Может быть, список Казанской иконы Божией Матери не успели вывезти из Орешка, когда заключен был Столбовской мир, по которому крепость отошла Швеции, но, скорее всего, защитники замуровали икону в надежде, что она поможет вернуть России ее невскую твердыню.

Уместно вспомнить здесь, что Тихвинскую икону Божией Матери, проплывшую 26 июня 1383 года в небе вблизи Шлиссельбурга, тоже замуровывали в свое время в стене Пантократорской обители, чтобы спасти от еретиков-иконоборцев…

В этом повторе истории дивным отсветом, ложащимся на само явление Шлиссельбургской иконы, обнаруживается глубокий мистический смысл. Шлиссельбургская икона как бы соединяет в себе две иконы, одна из которых, Тихвинская, именуется Охранительницей северных рубежей России, а другая, Казанская, Спасительницей нашего Отечества.

Тихвинскую – тогда она называлась Влахернской! – икону освободили через шестьдесят лет. Шлиссельбургская икона пробыла в каменном плену девяносто лет.

И зримо было явлено, как смыкаются эпохи…

В 1612 году, перед тем как пойти на штурм, молились ратники Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского перед Казанской иконой Божией Матери. Задержавшись на девяносто лет, 1612 год пришел и в древнюю русскую крепость Орешек. И здесь, завершая освобождение Руси от иноплеменных захватчиков, явилась Казанским ликом своим Пречистая Богородица!

Мы уже говорили, что священник Ермолай, который первым разглядел икону Казанской Божией Матери, превратился в святителя Гермогена. Нам неведомо, кем стал солдат, первым увидевший Шлиссельбургский образ Казанской иконы Божией Матери, – может, он погиб в бесконечных петровских войнах, а, может, закончил жизнь в крепостной неволе.

Другая эпоха, другое время пришло…

Петр I – сохранились только глухие упоминания о его распоряжении поместить обретенную икону в крепостной часовне – не захотел рассмотреть того великого значения, которое скрыто было обретением в Шлиссельбурге иконы Казанской Божией Матери.

Почему он не захотел увидеть этого чуда и не пожелал придать значения государственного события чудесному обретению иконы? Возможно, ему не хотелось начинать историю новой столицы с Казанской иконы Божией Матери. Наверное, Петр I посчитал, что это вызовет воспоминания и параллели, не вмещающиеся в новую мифологию империи, которую он создает.

3

Тем не менее, хотя и вопреки воле Петра I, Казанская икона Божией Матери все равно пришла в Санкт-Петербург. Вдова старшего брата Петра I, Иоанна V, известная своим старомосковским благочестием царица Прасковья Федоровна, привезла, перебравшись в Санкт-Петербург, сделанную по ее заказу увеличенную копию Казанской иконы Богородицы.

Икону эту царица Прасковья Федоровна поместила в часовне неподалеку от своего местожительства на Городовом острове (Петроградская сторона), и часовня эта стала называться Казанской.

От иконы было явлено множество чудес, и с 1727 года образ, привезенный в Петербург царицей Прасковьей Федоровной, почитается как чудотворный, и для него и был возведен десятилетия спустя один из главных петербургских храмов – Казанский собор7.

КАЗАНСКИЙ СОБОР

Казанский собор, построенный для Казанской иконы Божией Матери, наверное, самый «знаковый» храм Петербурга. Как и Исаакиевский собор, это тоже памятник, памятник всей устроенной Петром I империи. Трудно отыскать еще один столь же прекрасный и вместе с тем столь же нелепый архитектурный шедевр. Строил его Андрей Воронихин, бывший крепостной графа Строганова…

В этом соборе, как и положено в православном храме, алтарь устроен на востоке, со стороны Екатерининского канала, и главный вход – напротив, со стороны Казанской улицы.

Но Казанский собор стоит боком к Невскому проспекту, ориентированному тоже с Востока на Запад, и, исполняя высочайшение повеление: придать храму сходство с собором Святого Петра в Риме, Воронихин возвел перед северным фасадом грандиозную, развернутую на Невский проспект колоннаду.

Такая же колоннада должна была украсить собор и с южной стороны, и тогда вход в собор со стороны Казанской улицы, оказался бы, как и положено, в центре архитектурного комплекса. Однако на южную не хватило средств, и получилось, что все внимание сосредоточено на величественной, развернутой к Невскому проспекту, колоннаде.

Как сказал поэт, Казанский собор словно бы обнимает своей колоннадой город. И это прекрасно, только «руки» коллонады, если соотносить их с «телом» собора, неестественно вывернуты на одну сторону.

Вход в собор с Невского проспекта через колоннаду находится на одной линии с алтарем, а все внутреннее устройство храма ориентировано на настоящий вход с Казанской улицы. В результате видится, что сам Казанский собор как бы пристроен к своей величественной колоннаде.

Как и православие, которое и в ХIX века по-прежнему приходилось только пристраивать к построенной Петром I империи. Впрочем, русская история сама, если и не стерла, то, по крайней мере, смягчила архитектурную нелепицу шедевра Воронихина.

Казанский собор был освящен 15 (27) сентября 1811 года, а через год началось нашествие Наполеона, и собор превратился в памятник победе русского народа в Отечественной войне 1812 года.

Хотя, отступая, Наполеон и сжигал знамена своей армии, чтобы они не достались русским, но французских орлов, несмотря на хитрую предусмотрительность Наполеона, все-таки довольно много досталось победителям.

В 1900 году, отвечая на запрос историка Фредерика Масона о точном количестве французских знамен, захваченных русскими войсками, великий князь Николай Михайлович указал, что только с июля по ноябрь 1812 года было взято 75 знамен великой армии. По заведенному порядку знамена эти устанавливались перед императорским кабинетом в Зимнем дворце, а потом их перевозили в Казанский собор, где их можно увидеть и сейчас, склоненными над гробницей фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова.

А в 1837 году, в честь двадцать пятой годовщины разгрома Наполеона, на полуциркульной площади перед Казанским собором открыли бронзовые памятники Кутузову и Барклаю-де-Толли.

Мимо этих памятников великим полководцам и проходят бесчисленные экскурсанты через колоннаду в двери, что находятся на одной линии с алтарем, и зачастую и не замечают, насколько неудобен для прихожан православного храма этот вход.

И все-таки нужно не полениться и войти в собор с Казанской улицы, потому что только от центрального входа и раскрывается собор во всей своей внутренней красоте и мощи…

СПАС-НА-КРОВИ

Если посмотреть с северо-восточного крыла колоннады Казанского собора, глаза упираются взглядом в старорусский, словно из сказки спустившийся на берег канала девятиглавый храм Воскресения-на-Крови.

Пять глав венчают среднюю часть храма, главная из них – узкая, шатровая – сама увенчана наверху малой луковичной главкой. Главы покрыты разноцветными извивами и узорами эмали. Еще три главки возвышаются над выступами алтаря, средняя из этих главок покрыта золоченой мозаикой.

Невозможно, кажется, более точно и естественно вписать этот схожий с собором Василия Блаженного храм в строгую петербургскую архитектуру, да никто из архитекторов и не выбирал для него места, его выбрала сама русская история…

1 марта 1881 года тут оборвалась жизнь Александра II, освободившего русский народ от ненавистного рабства.

1

Говорят, что больше всего в редкие минуты свободного отдыха будущий император Александр II любил выстраивать карточные домики. Этаж за этажом возводил он гигантские сооружения, которы распадаются от малейшего неверного движения. У Александра эти домики не разваливались. Изобретательность и осторожность, проявляемые им, кажется, не знали границ… Точно так же и в государственной деятельности.

Этаж за этажом возвел император Александр II здание своих реформ, и постройка эта тоже могла развалиться при малейшей ошибке, как карточный домик, пока не обрела плоть, не материализовалась на гигантских пространствах России. Вот несущие опоры этого здания:

19 февраля (3 марта) 1861 года. Вопреки ожесточенному сопротивлению дворян-крепостников Александр II отменил крепостное право в России. Русский человек наконец-то получил отнятую у него Петром I и его преемниками свободу.

17 апреля 1863 года. Отменены жестокие телесные наказания (плети, кошки, шпицрутены, клейма).

1 января 1864 года. Земская реформа. Введены земские учреждения самоуправления в уездах и выборные – губерниях.

20 ноября 1864 года. Судебная реформа. Появление независимого суда. Мировые судьи выбирались уездными земскими собраниями и городскими судами, но утверждались Сенатом: судьбы же высших судебных инстанций решал министр юстиции. Оплата судей была чрезвычайно высокой – от 2,2 до 9 тысяч рублей в год. Больше судьи получали тогда только в Англии. Следствие было отделено от полиции.

В том же духе проводилась и университетская реформа. Возросла автономия, административная и хозяйственная самостоятельность университетов. Студенты и преподаватели получили право самостоятельно решать научные проблемы, объединяться в кружки и ассоциации; были отменены вступительные экзамены, но несколько повышена плата за обучение; стали обязательными занятия по богословию; были увеличены права министров и попечителей вмешиваться в университетскую жизнь.

6 апреля 1865 года. Реформа печати. Старая цензура, проверявшая все тексты до напечатания, стала облегченной. Цензоры читали перед выходом только массовые издания, значительная же часть книг и периодических изданий подвергалась цензуре лишь после выхода.

А в ответ?

В ответ на эти благодетельные реформы произошло нечто невероятное, до сих пор небывалое: 4 апреля 1866 года у Летнего сада, во время прогулки Александра II, прогремел выстрел Каракозова. Однако стоявший неподалеку костромской крестьянин Осип Комиссаров успел ударить террориста по руке, и пуля пролетела мимо царя. Чрезвычайно символичен уже сам расклад…

Неудавшийся цареубийца Дмитрий Каракозов был дворянином, а спаситель царя, Осип Комиссаров, – крестьянином.

Вырвав террориста из рук разъяренной толпы, полицейские доставили его в III Отделение.

На вопросы Каракозов отвечать отказался, но при личном досмотре у него были отобраны: фунт пороха и пять пуль; стеклянный пузырек с синильной кислотой, порошок стрихнина и восемь порошков морфия; две прокламации «Друзьям рабочим»; письмо к неизвестному Николаю Андреевичу, – и установить личность террориста оказалось не сложно. Более того, выяснилось, что Каракозов входит в подпольный кружок своего двоюродного брата Николая Ишутина.

Ишутинцы активно боролись с царской властью, в частности, помогли польским сепаратистам организовать выезд за границу бежавшего из московской пересыльной тюрьмы Ярослава Домбровского, а также устраивали кружки и школы, в которые набирали детей бедняков, чтобы вырастить из них пехоту предстоящей революции.

2

Через год, 25 мая 1867 года, на императора было совершено второе покушение, теперь уже в Париже. Стрелял польский шляхтич Антон Березовский. К счастью, пистолет разорвало в руке террориста, и пуля, отклонившись от цели, попала в лошадь сопровождавшего экипаж шталмейстера.

«Я не знаю, что со мною произошло, но таким, как теперь, я не был никогда и чувствую, что изменился, – сказал тогда Александр II. – Ничто меня не радует».

И все-таки он не прервал реформ. В 1874 году была проведена военная: многолетнюю рекрутчину заменили всеобщей воинской повинностью с краткими сроками службы.

И снова началось нечто непостижимое…

24 января 1878 года обедневшая польская дворянка Вера Засулич, чтобы отомстить за выпоротого заговорщика Емельянова (Боголюбова), явилась в приемную петербургского градоначальника генерал-адъютанта Трепова и выстрелила в него из револьвера. Но страшнее было другое: 31 марта петербургский окружной суд вердиктом присяжных заседателей оправдал террористку, и такой приговор был с ликованием встречен передовой дворянской публикой.

Это уже не вмещалось в нормальное понимание и об этом не мог не думать 17 апреля 1878 года, в день своего шестидесятилетия, император Александр II. Вместо праздника он вынужден был провести совещание с министрами «о принятии решительных мер против проявлений революционных замыслов, все более и более принимающих дерзкий характер».

3

Между тем, поощряемые передовой общественностью, состоящей из вчерашних крепостников, террористы объявили «сезон большой охоты» на Александра II.

Императора, «заслужившего благодарность всех русских людей, любящих свое отечество, – писали тогда, – травили как дикого зверя»… Но ведь потому и травили, что император Александр II действительно делал то, что было необходимо для России.

«Жизнь его была подвигом, угодным Богу», – скажут потом про него. Но мы не всегда отчетливо представляем себе, что совершалась эта жизнь-подвиг под треск выстрелов и грохот разрывающихся бомб…

2 апреля 1879 года участник «хождения в народ», неудавшийся сельский учитель Александр Соловьев выстрелил близ Зимнего дворца в гулявшего без охраны по Дворцовой площади Александра II. Он был почти рядом, но промахнулся8.

Прошло полгода, и в члены организации «Народная воля» взорвали железнодорожное полотно под Москвой, по которому должен был проследовать поезд с императором. И снова чудо спасло государя: царский поезд прошел на полчаса раньше графика и избежал крушения.

Еще три месяца спустя народоволец С. Халтурин организовал 5 февраля 1880 года взрыв в Зимнем дворце. Бомба была заложена в помещении гауптвахты под парадной столовой, в которой в это время должны были находиться Александр II и его семья. Но снова произошла счастливая для императора и для всей России случайность. Принц Александр Гессенский, в честь которого давался праздничный обед, задержался, и когда прогремел взрыв, в столовой никого не было.

Во дворце погас свет, комнаты заполнились густым едким дымом. В помещении главного караула стонали раненые солдаты. Всего пострадало 67 человек, 11 из них погибли.

4

Ф. М. Достоевский сказал тогда, что у нас гораздо легче бросить бомбу в государя, чем пойти в церковь и заказать молебен о его здравии.

Скажем сразу, что бомбы и пули, которыми ответили дворяне-террористы на русские реформы Александра II, недоразумением не назовешь. Это вполне осознанный ответ сословия, потерявшего возможности для дальнейшего паразитирования за счет народа.

Но была, была возможность вопреки этой злобе и ненависти быть лучшими, не ненавидеть вперед друг друга, а любить! И пример этому показывал сам император Александр II.

Вопреки сатанинской охоте, устроенной на него превратившимися в народовольцев крепостниками, вопреки сопротивлению сторонников крепостничества, государь одобрил проект реформы государственного управления и назначил на 4 марта 1881 года заседание Совета министров для окончательного утверждения этого проекта. Это и была долгожданная Конституция!

Но такая Конституция, предназначенная для всего народа, вчерашним рабовладельцам ни в России, ни в Польше была не нужна…

5

Утром 1 марта 1881 года, когда император стоял в дворцовой церкви у обедни – была Неделя торжества православи, Николай Кибальчич передал жестяные коробки с гремучим студнем четырем бомбометателям: Гриневицкому, Михайлову, Рысакову и Емельянову.

Случайный прохожий показал на следствии, что неизвестный мужчина маленького роста, в осеннем драповом пальто и шапке из меха выдры (это был Рысаков), который, не оборачиваясь по сторонам, медленно шел по набережной, а едва только карета царя поравнялась с ним, швырнул вдогонку ей свой сверток.

Раздался взрыв, карету приподняло над землей, и все заволокло густым облаком белого дыма. Потом, когда осматривали место взрыва, оказалось, что на набережной образовалась воронка около метра в диаметре и двадцати сантиметров глубиной.

Сам Рысаков попытался убежать, но рабочий, скалывавший лед на набережной, бросил ему свой лом под ноги, Рысаков споткнулся, и тут его настигли городовой Несговоров и военфельдшер Горохов.

– Скажите отцу, что меня схватили! – крикнул Рысаков, подавая сигнал подельникам.

То, что происходило далее, с трудом поддается объяснению.

Государь, хотя в карете и были выбиты все стекла, а нижние части филенок кузова отделились, почти не пострадал. Перекрестившись, он подошел к восемнадцатилетнему Рысакову и внимательно оглянул его.

– Хорош! – сказал он. – Что тебе нужно от меня, безбожник?

Рысаков молчал.

– Ваше Величество, вы не ранены? – обеспокоено спросил начальник конвоя Кулебякин.

– Слава Богу, нет… – ответил император.

– Слава Богу?! – зло улыбаясь, сказал Рысаков. – Смотрите, не ошиблись ли 9…

Царь, не слушая его, медленно пошел вдоль ограды набережной в сторону Театрального мостика. За ним двинулся полицмейстер Дворжицкий.

В этот момент Игнатий Гриневицкий, что стоял, прислонясь к решетке, ограждавшей канал, бросил под ноги императора вторую бомбу. Вновь прогремел взрыв, на высоте человеческого роста образовался клубящийся шар дыма, вверх взметнулся столб из снега.

Когда дым рассеялся, по свидетельству очевидцев, место происшествия напоминало собой поле боя: более двадцати человек, истекая кровью, лежали на мостовой. Некоторые пытались ползти, другие выкарабкивались из-под лежавших на них тел. На снегу краснели пятна крови, валялись куски человеческих тел. Слышались крики и стоны…

Государь полулежал, опираясь руками о землю, спиной – о решетку набережной. Ноги его были обнажены. Левая стопа была практически полностью отделена. Из многочисленных ран, заливая снег, струилась кровь. Напротив монарха лежал его убийца.

Потом выяснилось, что это был 25-летний Игнатий Гриневицкий, родившийся как раз в 1856 году, когда, выступая в Москве перед предводителями дворянства, молодой император Александр II выразил надежду на отмену крепостного права.

Так получилось, что Гриневицкий и стал ответом русских и польских рабовладельцев царю-освободителю и за освобождение крестьян, и за наведение порядка в западных губерниях…

6

Первоначально собирались выстроить на месте взрыва часовню, но народных пожертвований собралось так много, что решено было сразу строить храм. В ходе конкурса, в котором принимали участие лучшие архитекторы России, выбрали проект архитектора Альфреда Парланда и настоятеля Троице-Сергиевой пустыни архимандрита Игнатия (Малышева). Этот проект одобрил 29 июля 1883 года император Александр III.

Сам он пожертвовал в храм яшмовые колонны, тончайшей работы дарохранительницу и десять мозаичных икон.

Этот святорусский храм, выросший на крови, пролитой за русский народ государем, освободившим народ, стал достойным памятником царю-освободителю. На двадцати гранитных досках, установленных вокруг храма во впадинах высокого цоколя, начертаны все его великие свершения.

Но сама архитектура святорусского храма, так органично вросшая в европейскую архитектуру имперского Санкт-Петербурга, исторически еще точнее отражает свершения Александра II, стремившегося воссоединить Святую Русь и оторвавшуюся от нее Российскую империю.

Поразительно по своей красоте и внутреннее убранство храма. Общая площадь мозаик превышает семь тысяч квадратных метров, причем многие из них выполнены великими русскими художниками. Изображение Спасителя и Богоматери для иконостаса выполнил Виктор Васнецов, а мозаичные иконы созданы по рисункам Михаила Нестерова.

Но все же главный мемориальный объект в храме – панель и мостовая, обрызганные царственною кровью, исковерканные взрывом бомбы перила канала, – были бережно разобраны, сохранены и вновь в точности уложены на прежнем месте.

Над этими сохранившимися в неприкосновенности фрагментами набережной, на которую упал умирающий император, сооружена специальная сень. Свод ее облицован лазурью и украшен звёздами из топазов и самоцветов.

7

Храм Воскресения строили почти четверть века, освящение его состоялось только лишь 19 августа 1907 года, уже при внуке Александра II, императоре Николае II.

В 1923 году Спас-на-Крови стал кафедральным собором, а после закрытия в 1930 году его использовали как склад. Во время блокады Ленинграда здесь находился морг, а после Великой Отечественной войны храм Воскресения использовался для хранения декораций Малого Оперного театра.

В 1970 году собор, наконец, передали в качестве филиала музею «Исаакиевский собор», и тогда началась реставрация его, скрывшая дивную красоту строительными лесами. И вот, так получилось, что последние строительные леса с Исаакиевского собора сняли, как мы уже говорили, незадолго до революции, а строительные леса со Спаса-на-Крови убрали летом 1991 года. Совпадение, конечно, случайное, но только, что такое случайность в Божием мире?