Читать книгу Ангел над городом. Семь прогулок по православному Петербургу - Николай Коняев - Страница 2

На площади Александра Невского возвышается над скоплением машин вернувшийся с битвы князь – небесный покровитель нашего города. В одной руке он сжимает копье, которым «возложил печать» на лицо предводителя шведских захватчиков Биргера, другая рука отведена в сторону. Этой рукой Александр Невский благословляет нас.

Автор памятника – Валентин Козенюк, воплощая идею национального триумфа, соединил в скульптуре молитвенную сосредоточенность святого князя с мощью воина, который «побеждая – непобедим был». Решить эту задачу автору удалось благодаря не только предельной исторической точности деталей, но и духовному осмыслению и переосмыслению их.

ЧЕЙ ШЛЕМ НА ГОЛОВЕ АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО?

Шлем на голове двадцатилетнего князя, что так точно перекликается с куполами находящейся за его спиной Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, не придуман скульптором. Этот шлем принадлежал отцу Александра Невского князю Ярославу Всеволодовичу, и сейчас хранится в Оружейной палате Московского Кремля. Ярослав Всеволодович подарил этот шлем своему брату Юрию Всеволодовичу перед битвой у Липицы, но тот потерял его в жестоком междоусобном сражении, и только в 1808 году его нашла местная крестьянка.

Однако намного раньше, еще в 1240 году, отыскал этот потерянный дядей духовный шлем Александр Невский, и в нем и выехал, как мы видим на памятнике, на неравную битву с интервентами. В этом шлеме он и одержал свою первую победу.

СЛЕДОМ ЗА СВЯТЫМ КНЯЗЕМ

Обходя памятник Александру Невскому, можно пройти к Свято-Троицкой Александро-Невской лавре.

В 1783 году архитектор Иван Старов разработал проект парадного въезда в монастырь, оформив его в виде круглой площади со стороны Невского проспекта. Границы монастырской территории архитектор обозначил каменной полуциркульной оградой и зданием надвратной мансардной церкви, освященной во имя иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость».

В свое время в храм этот собирались на богослужения петербургские купцы, торговавшие хлебом. Они арендовали у Лавры хлебные амбары, буяны10и пристани по Калашниковской (сейчас Синопской) набережной. При советской власти в 30-е годы в мансардной церкви размещался районный совет Осоавиахима, а недавно храм во имя иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» снова вернули Лавре.

Сейчас здесь снова идут службы.

Церковь эта надвратная, она поднята над землей примерно на высоту пьедестала памятника Александру Невскому и, когда взглянешь в окно, кажется, что ты следом за святым князем и идешь над не загороженным автомобилями проспектом…

К 300-летию Лавры фасад надвратной церкви украсили изображениями святого благоверного князя Александра Невского и первого российского императора Петра I.

Присутствие над входом в монастырь иконописного изображения святого Александра Невского, мощи которого и находятся в Лавре, закономерно, но почему здесь помещен портрет императора Петра I? Да потому, что это по его повелению и возникла Лавра.

Петр I сам выносил замысел этого единственного построенного при его прямом участии монастыря, и в каком-то смысле Свято-Троицкую Александро-Невскую лавру тоже можно считать памятником и ему, и его деятельности.

ПОЧЕМУ ЛАВРА СТАЛА СВЯТО-ТРОИЦКОЙ АЛЕКСАНДРО-НЕВСКОЙ?

Петр I не любил монахов, и если и допускал их существование, то только для укрепления своей монархической власти, только для идеологического обеспечения своих реформ и начинаний. Тем не менее монастыри играли важную роль в его биографии.

В Троице-Сергиеву лавру Петр прискакал ночью 8 августа 1689 года, чтобы укрыться за ее стенами. Сюда, к обители, основанной преподобным Сергием Радонежским, и собрались его «потешные» и сохранившие верность стрелецкие полки, чтобы навсегда покончить с притязаниями на власть царевны Софьи. В самом названии монастыря, который Петр I задумал основать в Санкт-Петербурге, соединилось таким образом начало его самостоятельного правления и его главное свершение – основание Санкт-Петербурга, выход России к морю.

Петр I знал, что вблизи основанного им Санкт-Петербурга в 1240 году произошла знаменитая Невская битва, в которой святой благоверный князь Александр Невский разгромил шведов. По-видимому, никто из русских царей не искал помощи и покровительства Александра Невского так целеустремленно, как Петр I.

И хотя Михайло Ломоносов и писал, что:

– никаких свидетельств, будто святой князь покровительствовал Петру I в его битвах, не сохранилось. И тем не менее, очевидно, что первый русский император всячески стремился связать свои победы над шведами с именем Александра Невского. Громя шведов, он вышел на берег Балтийского моря, продолжая, как ему казалось, движение победоносной дружины святого князя Александра Невского, начавшееся за четыре с половиной столетия до него.

ЦАРСКИЙ ОРЕЛ

Возможно, замысел создания монастыря «Жывоначальныя Троицы и святаго благовернаго великого князя Александра Невского» возник у Петра I еще 14 мая 1703 года, при основании Санкт-Петербурга.

Когда закопан был ковчег с мощами Андрея Первозванного и над ним соорудили каменную крышку с надписью: «От воплощения Иисуса Христа 1703 мая 16-го основан царствующий град С-Петербург великим государем царем и великим князем Петром Алексеевичем самодержцем всероссийским» – снова возник в небе орел, который «с великим шумом парения крыл от высоты спустился и парил над оным островом».

Поразмыслив, Петр I приказал «пробить в землю две дыры и, вырубив две березы тонкие, но длинные, и вершины тех берез свертев», вставил деревца в землю, будто ворота в будущий город. Орел же опустился с высоты и “сел на оных воротах”. Орла снял ефрейтор Одинцов и поднес государю, который пожаловал гордую птицу комендантским званием.

Оной орел зимовал во дворце; по построении на Котлине острову крепосьти святого Александра оной орел от Его Царского Величества во оной Александровой крепости отдан на гобвахту с наречением орлу комендантского звания».

Тень императорского орла упала и на чертеж будущей Лавры. Как утверждают историки, на первом плане монастыря «Жывоначальныя Троицы и святаго благовернаго великого князя Александра Невского», изготовленном первым петербургским архитектором Доменико Трезини, все здания были расположены таким образом, что если бы смотреть на них сверху, то они представляли бы собою фигуру орла с распростертыми крыльями.

На этом чертеже, запечатлевшем орла, витавшего 14 мая 1703 года в небе над головою Петра I, собственною рукою императора было начертано: «Во Имя Господне, делать по сему».

Однако воплотить в камне нарисованного Доменико Трезини орла не удалось. Фасад монастырского строения вместе с включенным в него храмом Святой Троицы были обращены на восток, к Неве. С востока предполагался и вход в собор, а это противоречило принятой в православии ориентации на восток церковного алтаря.

КАК БЫЛО ВЫБРАНО МЕСТО ДЛЯ ЛАВРЫ

Когда Петр I принимал решение о возведении монастыря «Жывоначальныя Троицы и святаго благовернаго великого князя Александра Невского», вся территория города представляла собою пустынную, покрытую лесными зарослями и болотами территорию, и можно было строить монастырь где угодно. Почему решили строить его на Монастырке, которая называлась тогда рекой Черной?

Как пишет П. Н. Петров, один из первых историков Петербурга, «на месте Александро-Невской лавры находилась деревня Вихтула, которую первоначально описыватели местности Петербурга, по слуху, с чего-то назвали Викторы, приурочивая к ней место боя Александра Невского с Биргером».

«ОБОНПОЛНЫЙ» КРЕСТ

Мысль о строительстве монастыря во имя Александра Невского окончательно сформировалась у Петра I, когда одержана была Полтавская победа, когда взят был 13 июля 1710 года Выборг. Как отмечено в его журнале: «Государь, будучи в Петербурге, осматривал места, где указал строить монастырь во имя Святой Троицы и святого Александра Невского».

Феодосий (Яновский) был назначен тогда архимандритом, и в присутствии Петра I он тут же водрузил два креста. На кресте, поставленном на правом Берегу реки Черной (Монастырки), была сделана надпись: «Во имя Отца и Сына и Св. Духа. Повелением пресветлого Величества на сем месте иметь создатися монастырь».

Крест на левом берегу украсили стихи:

Надпись для современного человека загадочная, а для понимающего, что «обонполный» обозначает «находящееся на другой стороне», – изумительная по своей бессмысленности. Получается, что этот крест обозначает то, что сказано на кресте, находящемся на другом берегу реки. Однако, когда началось строительство Лавры, в двустишье этом обнаружился глубокий, хотя наверняка и неведомый самому автору смысл…

КОГО ПЕРВЫМИ ПОХОРОНИЛИ В ЛАВРЕ?

Вымощенный брусчаткой и каменной плиткой проход от надвратной «Скорбященской» церкви к мосту через Монастырку ограничен сейчас каменными оградами. По левую руку находится Лазаревское кладбище, по правую – Тихвинское.

Захоронения на этих «обонполных» кладбищах начались после кончины 18 июня 1716 года царевны Натальи Алексеевны, которую можно, наверное, считать первым петербургским драматургом и которая в свободное от писания пьес время занималась воспитанием племянника, царевича Алексея Петровича.

Однако главное достоинство Натальи Алексеевны заключалось в другом.

Царевна так искренне любила все, что нравится ее венценосному брату, что Петр I не мог не ответить взаимностью. Любовь эта была столь сильна, что, желая непременно участвовать в похоронах сестры, Петр, когда она скончалась, приказал дожидаться его возвращения из-за границы. Наталья Алексеевна полтора года после своей кончины ждала погребения и была похоронена только 17 ноября 1717 года. А 25 апреля (6 мая) 1719 рядом с любимой сестрой Петр I похоронил трехлетнего сына от Екатерины Алексеевны, Петра Петровича – любимого Петрушку, Шишечку.

Потеря эта была для Петра I страшна еще и потому, что, освобождая Шишечке путь к престолу, он свел в могилу своего старшего сына, царевича Алексея, оставив в результате русский трон без наследника.

Над могилами сестры и сына царя была возведена часовня во имя Воскрешения святого Лазаря, давшая имя всему кладбищу. Со временем часовню стали называть Лазаревской усыпальницей. Это длинное одноэтажное здание с невысоким куполом расположено на берегу реки Монастырки.

Через несколько лет останки Натальи Алексеевны и Петра Петровича были перенесены из Лазаревской усыпальницы в Благовещенскую церковь, но Лазаревское кладбище так и осталось самым привилегированным кладбищем Петербурга, при Петре I для совершения там захоронения требовалось личное разрешение императора.

Одним из первых погребли здесь сподвижника Петра I, фельдмаршала графа Бориса Петровича Шереметева, а впоследствии и многих других представителей семьи Шереметевых, и среди них – знаменитую крепостную актрису Парашу Жемчугову.

На Лазаревском кладбище похоронены также Апраксины, Гагарины, Белосельские-Белозерские, Голицыны, Долгорукие, Мещерские, Разумовские, Салтыковы, Столыпины и многие другие политические деятели и именитые люди Петербурга.

«Как будто здесь собрались после смерти все те, кто когда-то составляли тесный кружок придворного общества, – писал по этому поводу Н. Н. Врангель. – На маленьком пространстве Лазаревского кладбища погребена целая эпоха, целый мир отживших идей, почти все придворное общество Елизаветы, Екатерины и Павла».

Основная часть могил на Лазаревском кладбище относится к XVIII веку, хотя погребать продолжали тут и в XIX, и даже в XX столетиях. Одно из последних захоронений на Лазаревском кладбище – могила выдающегося государственного деятеля графа Сергея Юльевича Витте.

Среди наиболее известных захоронений можно упомянуть могилу Михаила Васильевича Ломоносова.

К началу XIX века Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры переполнилось могилами, и для новых захоронений выделили участок, остающийся по правую руку от прохода к мосту через Монастырку.

В 1871 году здесь освятили церковь во имя чудотворной иконы Тихвинской Божией Матери, и Ново-Лазаревское кладбище стали называть Тихвинским.

На Тихвинском кладбище захоронены великие писатели, композиторы, деятели культуры. Это Достоевский, Мусоргский, Жуковский, Карамзин, Глинка, Крылов, Римский-Корсаков, Баратынский, Бортнянский, Кустодиев, Бородин…

ПЕРВАЯ ЦАРСКАЯ УСЫПАЛЬНИЦА

Покинув Тихвинское кладбище, выходим к мосту через Монастырку, дальше начинается территория самого монастыря.

Слева стоит Благовещенская церковь, с которой, собственно, и началось строительство Свято-Троицкой Александро-Невской лавры и которая до сих пор не возвращена Лавре. Здесь была устроена первая царская усыпальница в Санкт-Петербурге.

Кроме останков царевны Натальи Алексеевны и царевича Петра Петровича, перенесенных из Лазаревской усыпальницы, в Благовещенской церкви погребли царицу Прасковью Федоровну (жену Иоанна V); ее дочь, герцогиню Мекленбургскую Екатерину Иоанновну и правительницу России Анну Леопольдовну. Хоронили в Благовещенской церкви и знатных вельмож.

Под скромной надгробной плитой из белого мрамора погребен у северной стены генералиссимус А. В. Суворов.

ЗАГРОБНЫЙ АПОФЕОЗ

В советские годы на Лазаревское и Тихвинское кладбища перевозили наиболее знаменитые захоронения со всех городских кладбищ. «Малоценные» могилы при этом безжалостно уничтожались. Впрочем, были случаи и «отъезда» погребенных на престижном кладбище.

«По случаю кончины нашей государыни императрицы Екатерины Алексеевны, для пронесения из Свято-Троицкаго Александро-Невскаго монастыря в соборную Петропавловскую церковь тела любезнейшаго родителя нашего, блаженный памяти государя императора Петра Федоровича, для погребения тела ея императорскаго величества в той же соборной церкви и для наложения единовременнаго траура, учредили мы печальную комиссию, в которую назначив вас к присутствию, все вышеписанное распорядить с подобающим уважением к особам государским и, составя образцы, тому сообразные, нам представить». Это Указ императора Павла от 8 ноября 1796 года.

Важен тут не столько порядок траурных мероприятий, а соединение на один и тот же день кончин Петра III и Екатерины II. Царствование Павла становилось как бы прямым продолжением правления Петра III.

Историк Николай Карлович Шильдер называл эти похоронные мероприятия загробным апофеозом Петра III:

«1796 года ноября 19-го числа, повелением благочестивейшаго самодержавнейшаго, великаго государя нашего императора Павла Петровича, – повествует летопись Александро-Невской лавры, – вынуто тело в Невском монастыре погребеннаго, покойнаго благочестивейшаго государя императора Петра Федоровича, и в новый сделанный великолепный гроб, обитый золотым глазетом, с гербами императорскими, в приличных местах с гасами серебряными, с старым гробом, тело его положено. В тот день, в семь часов по полудни, изволили прибыть в Невский монастырь его императорское величество, ея величество и их высочества, в нижнюю Благовещенскую церковь, где стояло тело, и, по прибытии их, открыт был гроб; к телу покойнаго государя изволили прикладываться его императорское величество, ея величество и их высочества, и потом закрыто было».

25 ноября, в десять часов утра, император Павел совершил коронацию праха Петра III. Он вошел в царские врата, взял с престола корону и возложил на себя, а потом, подойдя к останкам родителя своего, при возглашении вечной памяти положил ее на гроб императора.

1 декабря герольды возвестили всенародно о предстоявшем на другой день перенесении тела императора Петра III из Невского монастыря в Зимний дворец. В морозный день 2 декабря все полки гвардии и бывшие в столице армейские полки выстроились от Зимнего дворца до Александро-Невской лавры, откуда в одиннадцать часов утра и двинулась печальная процессия с останками Петра III. За гробом шествовали в глубоком трауре их величества и их высочества. В шествии участвовал также и убийца Петра III, граф Орлов-Чесменский, которому доверено было нести императорскую корону.

По прибытии процессии к Зимнему дворцу гроб Петра III был внесен в залу и поставлен на катафалк рядом с гробом императрицы Екатерины II.

5 декабря оба гроба одновременно перевезли в Петропавловский собор. В процессии колесница с гробом императрицы следовала впереди, а за нею двигалась колесница с гробом императора, за которым шествовали их величества и их высочества. На лице у императора заметно было больше гнева, нежели печали; он на всех глядел свысока. Императрица Мария Федоровна плакала.

До 18 декабря народ всякого звания допускали в крепость беспрепятственно.

– писали об этом «загробном апофеозе» 9 декабря 1796 года «С. – Петербургские Ведомости».

18 декабря останки Петра III и Екатерины II были преданы земле после панихиды, в присутствии всей императорской фамилии.

ПЕРЕНЕСЕНИЕ МОЩЕЙ АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО

Центр Александро-Невской лавры – Свято-Троицкий собор. Первоначально храм был воздвигнут Леонардом Швертфегером в стиле петровского барокко, но четверть века спустя из-за строительных ошибок сооружение велено было «разобрать до подошвы», на этом месте и построил Иван Старов собор, который мы видим сейчас.

Главная святыня его – мощи святого благоверного князя Александра Невского.

Вечером 29 мая 1723 года, накануне своего дня рождения, когда по бледному петербургскому небу уже рассыпались огни фейерверков, Петр I, вспомнив, что завтра еще и день рождения Александра Невского, приказал: обретающиеся в соборе Рождества Богородицы во Владимире мощи благоверного князя перенести в Александро-Невский монастырь.

Обыкновенно перенесение святых мощей само по себе становилось праздником, но тут государственная, державная символика возобладала. Петр I назначил день прибытия святых мощей, как он это любил делать, по своей «державной воле» на 30 августа (10 сентября) – годовщину заключения Ништатского мира.

Срочно был изготовлен ковчег с балдахином, в котором следовало нести раку с мощами. По описаниям ковчег был 5 аршин 10 вершков в высоту, в длину – 11 аршин, в ширину – 7 аршин. Нести его должны были 150 человек.

11 августа все приготовления оказались закончены, и после литургии и водосвятного молебна святые мощи через южные двери вынесли из собора Рождества Богородицы во Владимире и поставили в ковчег. Тут и выяснилось, что ни через одни монастырские ворота ковчег не проходит. Обитель не отпускала инока Алексия, принявшего перед своей кончиной схиму. Пришлось разбирать стену.

Однако задержки на этом не кончились. Когда несли ковчег через торговую площадь, тоже все время останавливались – ломали прилавки.

«И вынесли из города святые мощи с крестами и со звоном и с провожанием духовных персон и светских всяких чинов жителей, со множеством народа, несли святые мощи за город… – записал в журнале архимандрит Сергий. – И вынесли, и поставили на Студеной горе».

Был уже вечер. Начинался дождь. Внизу, в городе, во всех церквях и монастырях не смолкал колокольный звон. Путь оказался почему-то совершенно неподготовленным.

Как писал архимандрит Сергий, «была остановка на реке за худым мостом, стояли долго и мост делали», а однажды – «мост под мощами обломился», иногда – «дождь во весь день и дорога огрязла».

18 августа мощи подошли к Москве. Весь день звонили тогда колокола в Первопрестольной.

26 августа колокола звонили уже в Твери. 10 сентября прибыли в Новгород…

Перенесение мощей Александра Невского задумывалось по подобию перенесения с Соловков мощей святого Филиппа, митрополита Московского, осуществленного в годы правления отца Петра I, царя Алексея Михайловича. И хотя и будущему патриарху Никону пришлось преодолеть тогда на своем пути немало препятствий, он справился со своей задачей намного успешнее, нежели петровские посланцы.

Впрочем, могло ли быть иначе?

Во времена Никона праздником становилось само прибытие святых мощей в Москву. Петр I день прибытия мощей Александра Невского назначил, как мы и говорили, по своей «державной воле». Государственная, державная символика – Петр I стремился подчеркнуть преемственность своего дела, божественный промысел основания Санкт-Петербурга – преобладала. Политический смысл затенил духовную суть происходящего. Поэтому и произошло необъяснимое.

Хотя по воле Петра I и перетаскивали в указанные сроки из одного моря в другое по суше корабли, а вот перенести в срок небольшой ковчег с мощами Александра Невского так и не поспели. Только 16 сентября 1723 года святые мощи благоверного князя прибыли в Шлиссельбург. Но Петр I и тут настоял на своем.

Приказано было оставить святыню зимовать в Шлиссельбурге и привезти их в Петербург уже к следующей годовщине заключения Ништадтского мира 30 августа 1724 года.

Так и было сделано.

Подчиняясь императорскому своеволию, Александр Невский все-таки прибыл в Петербург к назначенной Петром I дате. Снова восторжествовала железная воля первого русского императора.

Через полгода его не стало.

ВСКРЫТИЕ МОЩЕЙ

Чувствуя необходимость «примириться» с Александром Невским, дщерь Петра I императрица Елизавета Петровна изготовила для мощей святого благоверного князя роскошную серебряную раку11, которая находится сейчас в Эрмитаже и неизвестно, когда будет возвращена Александру Невскому.

Сейчас мощи князя почивают в изготовленном самой Лаврой надгробии. Но великой и грозной силой обладают они. Великую силу способны сообщить они человеку.

Так было в страшном 1922 году, когда уже разграблены были большевиками под видом помощи голодающим храмы, когда уже составлен был в ГПУ план захвата обновленцами руководства Русской Православной Церкви…

Тогда, 12 мая, словно в ознаменование двухсотлетней годовщины Петровского указа от 17 мая 1722 года об отмене тайны исповеди, власти Петрограда решили публично надругаться над мощами святого благоверного князя.

Вглядываясь в те далекие события, мы видим, как дивно преображается митрополит Вениамин! Не он задумал произвести вскрытие мощей, но мощи святого князя были вскрыты, и святой князь Александр Невский, как всегда в годину испытаний, явился ему, укрепляя будущего священномученика перед совершением предстоящего подвига!

Мягкий и уступчивый митрополит Вениамин был избран Господом, чтобы первым выступить против захватчиков в рясах, измаранных в кабинетах ГТУ. Духовный меч Александра Невского лег в его мягкую руку. Что почувствовал в ту минуту владыка?

«Митрополит… – бегло заметил сотрудник «Петроградской правды», торопящийся написать газетный отчет, – как будто бы немного взволнован».

Как будто немного взволнованным показался репортеру человек, который несколько дней спустя бесстрашно отлучит от православной церкви обновленцев, захвативших по приказу ГПУ верховную власть в Русской Православной Церкви.

Владыку Вениамина будут уговаривать и запугивать. Ему будет объявлено: если он не снимет отлучения, то будет расстрелян. Священномученик не дрогнул, не выпустил из рук духовный меч Александра Невского.

«Это был, конечно, самый большой удар, который нанесли нашему церковному управлению представители монашествующего духовенства»… – сказал потом обновленец В. Д. Красницкий.

Рассказывают, что в день ареста митрополита Вениамина в Петрограде шли дожди и дул сильный ветер. Тем не менее, несмотря на непогоду, митрополит не отказался от положенной прогулки. Гулял он здесь же, в Лавре, на Никольском кладбище.

Митрополит стоял у могилы блаженного Митрофана, когда прибежавший келейник сказал, что приехали агенты ГПУ. Перекрестившись, митрополит направился в канцелярию, где уже шел обыск. С обыском, который в соответствии с особым указанием проводился особенно тщательно, чекисты подзадержались. Прибывший занять канцелярию А. Введенский явился, когда митрополита еще не успели увезти в тюрьму.

Введенский, однако, не смутился. Со свойственной ему наглостью подошел к владыке и попросил благословения.

– Отец Александр… – отстраняясь от него, сказал митрополит. – Мы же с вами не в Гефсиманском саду.

Митрополита Вениамина судили и расстреляли, но подвиг его не оказался напрасным.

Следом за Вениамином поднялись другие иерархи русской церкви, и обновленчество не прошло, Русская Православная Церковь устояла.

УКАЗАТЕЛИ

Если обойти Свято-Троицкий монастырь, можно попасть на Никольское кладбище Лавры. Здесь, прямо у входа, стояли раньше указатели. На черной стрелке направо было написано «К Собчаку», на стрелке, указывающей налево – «К Иоанну».

Бывший мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак и Иоанн (Снычев), митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский были современниками, оба жили в одном городе, оба скончались в гостиницах (митрополит Иоанн в вестибюле гостиницы «Северная корона» на Карповке, Собчак – в гостинице Светлогорска в Калининградской области), теперь оба похоронены на одном кладбище, только в разных его концах.

По дороге к могиле Собчака попадаем к надгробию Г. В. Старовойтовой.

А если идти налево, к могиле митрополита Иоанна, нужно пройти мимо стены, у которой размещен памятный знак о расстрелянных лаврских монахах, а дальше – увенчанный терновым венцом крест в память священномученика Вениамина.

Тела митрополита Вениамина здесь нет, и никто не знает, где оно – место расстрела было засекречено, но крест хранит память святого, любившего гулять на Никольском кладбище.

Прикоснешься лбом к холодному черному мрамору креста, и кажется, слышишь слова, написанные митрополитом перед смертью: «Трудно, тяжело страдать, но по мере наших страданий, избыточествует и утешение от Бога»…

Ну, а дальше, за крестом Вениамина, живая – всегда в свежих цветах и горящих свечечках – могила владыки Иоанна. Бесчисленны рассказы о помощи, которую получают здесь обращающиеся с молитвой к владыке Иоанну православные люди.

ЧУДЕСА НА МОГИЛЕ СВЯТИТЕЛЯ

Все эти рассказы передаются в нашем городе из уст в уста. А вот рассказы о чудесах, которые действительно происходят на могиле владыки Иоанна, и которые уже много лет кропотливо собирает матушка Анна, что несет здесь свое послушание…

«Могилка владыки была засажена стелющимися седовато-зелеными декоративными кустиками. Одна женщина, приехавшая из Белоруссии, наклонилась и вложила руки в эти кустики.

– Ой, что же это такое! – вдруг вскрикнула она, вытащив руку.

Произошло чудо. Скрюченные неработающие пальцы женщины распрямились. Рука стала здоровой. Испугалась же паломница потому, что не просила об этом. Но она много лет молитвенно обращалась к владыке как к своему заступнику, и владыка помог ей.

А вот другая история. Раба Божия Татьяна на могилке владыки просила, чтобы ей дали возможность хотя бы последние дни лета побыть в тишине, без того многолюдства и суеты, которой очень много было в ее многодетной жизни. Помолившись, в поисках тишины поехала Татьяна на дачу. Приехала, а там гости. Нервы не выдержали и, чтобы избежать срыва, убежала Татьяна на озеро, в холод и темень. И все думала про себя: «Вот, владыка, я же тебя просила – и что же?».

Но дома она села в кресло на улице, открыла книгу, и вдруг душу ее охватил такой покой и всепрощение, что никакие гости уже не стали страшны. И когда те уже стали собираться домой, она готова была оставить их еще на месяц. Душа ее умирилась и в одну секунду получила такое отдохновение, которое люди ищут подолгу и не получают.

– Спасибо, владыка, – только и могла сказать она.

К этим историям, собранным матушкой Анной, можно добавить и те чудеса, которые приходили по молитвам к владыке Иоанну с моими знакомыми и со знакомыми моих знакомых. Многие свидетельствуют, например, что, если помолиться на его могилке, это поможет в поисках работы.

«Да, люди приходят сюда всякие, – свидетельствует и матушка Анна. – Ходит, например, девочка Катя, приносит маслице для лампады. Современная девочка, по моде одетая – с голым животом. А когда спросишь, что ее привело, отвечает: “Он мне так помогает. Во всем. Владыка – мой самый лучший друг”».

НАМОЛЕННЫЕ КРЕСТИКИ

Инокиня Феодора рассказывает, что, когда владыки не стало и она поняла, что никогда больше не сможет посоветоваться с ним, она стала покупать его книги и нашла в них ответы на все волнующие ее вопросы. Тогда ей приснился сон, будто она встретила владыку у огромного моста. Поклонившись, она сказала, что читает его книги. Владыка улыбнулся, погладил ее по голове и сказал: «Умница, читай. Помоги тебе Господи!». И ушел по мосту…

Привычка обращаться к владыке Иоанну за советом и помощью осталась у матушки Феодоры и тогда, когда она приняла постриг. Однажды – матушка по послушанию помогает тюрьмам и детским домам – ей срочно потребовалось двести нательных крестиков. Где взять?

Инокиня пришла на могилку владыки и все рассказала ему, как живому, а потом поехала в Смоленский храм на всенощную. Только вошла в церковь, навстречу – отец Богдан. Увидел матушку Феодору и что-то сказал алтарнику. Тот вынес коробочку.

– Вот, – говорит, – возьмите, матушка. Лежали в алтаре, намоленные. Двести крестиков.

СОН

Бесчисленны рассказы о помощи, которую получают обращающиеся с молитвой к владыке Иоанну православные люди. Раба Божия Елена заболела бронхитом. Бронхит – не такая уж и страшная болезнь, но Елена как-то совсем нехорошо заболела, так тяжело, что через неделю болезни почувствовала, ей и не встать уже. И вот тогда и увидела она во сне покойного митрополита Иоанна.

– Владыка! – пожаловалась она. – Так тяжело. Сил нет. А я слышала, что вы помогаете болящим. Помогите…

Митрополит Иоанн внимательно посмотрел на нее и позвал, чтобы она подошла. Елена шагнула к нему, но тут увидела, что нет владыки, а она стоит возле его могилы на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. Но не огорчилась Елена. Прижалась к кресту, что стоит на могиле митрополита, и тут же проснулась сама. И сразу почувствовала, что она здоровая. Совсем-совсем здоровая… Вскочила Елена с постели. Начала торопливо одеваться.

– Ты чего это? – заругалась мать. – Врач ведь лежать велел.

– Нет! – сказала Елена. – Поехали!

Вместе и поехали они на могилку Иоанна…

ЗАЩИТНИКИ ГОРОДА

Вернувшись от могилы митрополита Иоанна к Свято-Троицкому собору, где покоятся мощи небесного покровителя нашего города, задумаемся о том, что, должно быть, если и не прозревал, то чувствовал и угадывал Петр I.

Судьбоносная победа в Невской битве святым благоверным князем Александром была одержана не просто на берегах Невы, а на подступах к городу, которому предстояло подняться здесь, городу, который стал столицей будущей империи.

И что с того, что город переименовывали то в Петроград, то в Ленинград? Покровительство святого князя не оставляло его. Не он ли защищал наш город в самые роковые минуты, как в 1941 году, когда немцы беспрепятственно прорвались к трамвайной линии, по которой все еще шли в Ленинград трамваи?! Немцы могли тогда въехать в наш город на трамваях, но они так и не сдвинулись с этой остановки три долгих блокадных года.

Ленинградские блокадники вспоминают, что на могиле Александра Васильевича Суворова в Благовещенской церкви, над плитой с эпитафией «Здесь лежит Суворов» поставлено было тогда склоненное красное знамя. Такое же знамя стояло и на месте мощей Александра Невского.

Вспомним об этом, проходя к могилам, что расположены перед входом в Свято-Троицкий собор, на так называемой Коммунистической площадке.

Вот стела с якорем. Здесь похоронен капитан 1-го ранга, начальник Ледовой дороги по Ладожскому озеру Михаил Нефедов, погибший в 1943 году на боевом посту.

А вот величественный портал с портретом генерала.

Это могила начальника Управления военно-восстановительных работ Ленинградского фронта Ивана Зубкова, построившего зимой 1942 года железнодорожную ледовую переправу через Ладожское озеро, которую ленинградцы назвали «Дорогой жизни». В январе 1943 года Иван Георгиевич руководил строительством железнодорожного пути Шлиссельбург-Поляны, названного «Дорогой победы»…

И как не вспомнить, что 29 июля 1942 года, в страшное для советской армии лето поражений, был возрожден орден Александра Невского. И разве не святой князь укреплял защитников блокадного Ленинграда, разве не он вел наших солдат в заснеженных степях под Сталинградом? Разве не о нем вспоминали наши танкисты в напичканных ревущим железом полях под Прохоровкой? Разве не его лик сиял на груди наших полководцев, приведших нас к Победе?..

ЧЕМ ЗАНИМАЛИСЬ ИЕРОМОНАХИ В МОНАСТЫРЕ?

От Коммунистической площадки наш путь идет вдоль Настоятельского корпуса и корпусов братских келий. Петр I, задумывая монастырь, подумал и о занятиях монахов.

Еще в 1712 году Петр I приказал начать прокладку главной городской дороги – Невской «першпективы», которая напрямик должна была соединить Адмиралтейство и Свято-Троицкий собор монастыря.

Пленные шведы начали рубить с одной ее стороны, монастырские рабочие – с другой. Похоже, что Невская першпектива и определила выбор Петром I специализации монастыря.

Коли с одной стороны «першпективы» будут строить военные корабли, то отчего же с другой стороны не готовить иеромонахов для морской службы? В летнее время, когда корабли в плавании, иеромонахи будут служить в море, а зимой, когда корабли стоят в портах и моряки живут в казармах, можно вернуться в монастырь и молиться, сколько им вздумается. И как все у Петра, идея эта была задумана очень умно и практично, но при этом почти неисполнимо. Это ведь только сказать легко – летом плавать, а зимой в монастыре молиться. Но на практике ездить к кораблям было далеко, и денег на проезд – об этом у Петра не думано было! – никто выделять не собирался. Да и не поспевали иеромонахи вернуться назад.

Но, как и все при Петре I, и это совершенно неисполнимое приказание было исполнено, и иеромонахов Александро-Невской лавры действительно отправляли в Кронштадт, чтобы они служили на кораблях.

Только получилось все, как и с Невской першпективой, которую напрямик прорубали с двух сторон, а прямой линии все-таки не получилось, и когда встретились просеки возле нынешнего Московского вокзала, оказалось, что сошлись они под таким углом, распрямить который никак невозможно. Почему произошло так, почему надломился замысел Петра I, неизвестно, но и отступать от задуманного было не в петровских обычаях. Тем более что настоятель монастыря отыскал выход.

Пользуясь главенствующим положением, который занял монастырь среди других обителей, начали собирать к себе способных иеромонахов из других монастырей, их и посылали служить и на флот, и в Кронштадт.

Ломано, правда, как Невская першпектива вышло, но петровский указ исполнялся исправно, пока не забыли про него.

КЕЛЬЯ, СТАВШАЯ ХРАМОМ

Возвращаясь к Свято-Троицому собору, проходим мимо Феодоровского корпуса, где находились кельи насельников Александро-Невской лавры.

Здесь жил великий русский святой Серафим (Вырицкий).

Он принял монашеский постриг в конце 1920 года, когда гонения на русскую православную церковь стали особенно сильными. А в иеромонахи, избирая Серафима хранителем чистоты православия, его возвел священномученик Вениамин практически в начале своего крестного пути. Серафим Вырицкий и был таким хранителем…

И когда молишься в храме, устроенном на втором этаже Федоровского корпуса, где находилась раньше келья преподобного, кажется, что невидимо присутствует при этой молитве и сам Серафим Вырицкий.

ПОСТ НОМЕР ОДИН

Прощаясь с Лаврой, зайдем еще раз на Никольское кладбище. 2 ноября многие петербуржцы приходят сюда на могилу митрополита Иоанна. Вспоминаю одну из годовщин…

С утра лил дождь, непогода, сырость, но на архиерейском кладбище в Лавре было черно от людей. Я пришел около пяти часов вечера, навстречу, почти так же густо, как по Невскому, шел народ. Только лица были другие, не такие, как на проспекте, – более сосредоточенные, молитвенные.

Потом стоял возле могилы, пока служили панихиду, и все разглядывал собравшихся.

И то ли оттого, что все с зажженными свечками стояли в сгущающихся сумерках, то ли от панихидного пения, но очень похоже было на картину Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни». Впрочем, свечки тут, конечно, – не главное. Главное, повторяю, лица: русские… православные.

И звучали слова молитв, и проносилось – Господи, помилуй! – шелестом по толпе; и все ярче в сгущающихся сумерках разгорались огоньки свечей, и все ярче разгорался ответным светом крест на могиле митрополита, сумевшего собрать вокруг себя в такие трудные годы русских людей. Как бы сливались с огоньками свечей огни подступившего к кладбищу города – казалось, спешат с зажженными свечами к могиле митрополита Иоанна и те, кого мы не видим…

А непогоды, весь день изливающейся на город, словно и не было. По-летнему теплыми сделались сумерки. Много было знакомых…

– А мы с утра здесь, – сказал знакомый казак.

– Что же так? – спросил я. – Охраняете?

– Порядок поддерживаем. У нас здесь, как атаман говорит, пост номер один…