Читать книгу Ледяной свидетель (сборник) - Алексей Макеев, Николай Леонов - Страница 5

– В принципе, беседовать с ними уже можно, – кивнул врач на вопрос Крячко. – За исключением, пожалуй что, девушки – она и накачана сильнее, да и организм у нее более слабый. А вот здоровенный бугай, к примеру, практически в норме. Да и Коновалов этот на вопросы ответить уже способен.

Это обстоятельство весьма обрадовало Станислава, которому, вопреки мнению Орлова, очень хотелось поскорее закончить расследование и сбросить со своих плеч столь неожиданно свалившееся на них дело, в коем он не находил ничего интересного. Ну, прибили какие-то наркоши мужика ледышкой по башке – разве это дело их с Гуровым уровня? Крячко предпочитал совсем другие дела. Ему нравились расследования, в которых им со Львом Гуровым приходилось равномерно распределять природный потенциал: то есть Лев занимался в основном тем, что думал, беря на себя функцию скорее следователя, а Крячко – действовал подобно настоящему оперативнику. Подобное распределение сил Стас считал наиболее эффективным.

Артем Коновалов даже испугался, когда в его больничную камеру размашистым шагом вошел крупный мужчина, фигурой напоминавший медведя. А недобрый взгляд на набычившемся лице вошедшего заставил Коновалова невольно подтянуть одеяло к подбородку. Из-под него осталась торчать лишь левая рука, в которую была воткнута игла от капельницы. Правая рука Коновалова была наручником прикована к ножке металлической кровати.

Мгновение спустя немного прояснившееся после очистки крови сознание подсказало Коновалову, что с этим человеком, а особенно с его железной хваткой, он уже успел познакомиться, и нельзя сказать, что знакомство это было самым приятным в жизни Артема.

– Привет, Артюша, – мягко, даже ласково приветствовал его вошедший, не спеша уселся на стул подле кровати и вперил в Коновалова взгляд добрых на вид глаз на не менее добром округлом лице. – Здоровьичко как? – участливо спросил он.

Коновалов сглотнул слюну, неуверенно кивнул и даже попробовал улыбнуться. Улыбка вышла заискивающей и жалкой.

– Нормально, значит, – удовлетворенно констатировал мужчина. – Вот и славно! Все, понимаешь ли, складывается хорошо, за исключением одного. – Тон говорившего мгновенно изменился на жесткий и холодный. – Мужичку убитому здоровьичко уже не понадобится. А знаешь почему? Потому что убил ты его, Артюша! Вот так. И это есть доказанный факт, который не вызывает сомнения у следствия, не вызовет и у суда. Так что могу дать тебе, Артюша, по-отечески, наилучший совет, единственно правильный в данной ситуации: ты мне сейчас честно и чистосердечно все рассказываешь с самого начала, а я столь же чистосердечно заявляю на суде о твоем полном и искреннем раскаянии. Сердце судьи это обязательно смягчит, особенно, если тебе повезет и попадется женщина средних лет. Они, знаешь, народ сердобольный, так что отделаешься годками десятью, не больше.

– Почему десятью? – подал голос Коновалов, и это оказалось столь неожиданно, что Крячко недоуменно уставился на него. До сего момента он слышал лишь невнятное мычание, и теперь эта четко выстроенная фраза заставила его удивиться.

– Ты еще спасибо скажи, что десять! За предумышленное, да еще совершенное группой лиц, да в нетрезвом состоянии…

– Почему группой? Почему предумышленное? – Коновалов явно заволновался и завозился в постели. – Я же не хотел!

– Так, уже хорошо. – Крячко достал заготовленные заранее чистые листы и ручку. – Ты говори, говори, суд все учтет! Значит, убивать не хотел, все получилось случайно. А как именно?

– Ну… Ну, вы же сами все видели! Вы же рядом были! – напомнил Коновалов.

– Когда? – не понял Крячко.

– Ну, сегодня!

– Так! – обрадовался Станислав. – То есть ты убил его сегодня.

– Ну да! На ваших глазах!

Обе стороны, кажется, совершенно перестали понимать друг друга. Крячко счел благоразумным убрать ручку. Он почесал в затылке и подумал, что, возможно, сходит с ума за компанию с Коноваловым и что это первый в истории медицины случай заражения психическим заболеванием. Он даже отодвинулся чуть подальше, озадаченно глядя на допрашиваемого, еще раз поскреб затылок и с сомнением в голосе спросил:

– А ты… вообще нормально себя чувствуешь?

– Конечно, ненормально! – жалобно проговорил Коновалов. – На тюремной-то койке. Вас бы на мое место…

– Слушай, ты! – разозлился Крячко. – Ты мне свое место не сватай! Что заслужил, то и получай. И дураком не прикидывайся! Или рассчитываешь с тюремной койки в «дурку» отправиться? Имей в виду, могу тебе в этом помочь. Только в «дурке» условия-то еще похуже, чем здесь, будут. Через пару недель забудешь, как тебя зовут, еще через пару – как ложку держать, а через полгода вообще в овощ превратишься! Готов к перевоплощению? Дальше будешь комедию ломать или все-таки остатки мозгов включишь?

– За что вы на меня так? – с обидой в голосе спросил Коновалов. – Я же честно все говорю!

Крячко рывком приподнялся со стула и резко потянул на себя угол одеяла, которым прикрывался Коновалов. Тот испуганно съежился, машинально заскреб руками по кровати, собирая в гармошку серую казенную простыню.

– За что ты убил мужика, когда и с кем? – отчеканил Крячко, глядя прямо в запавшие глаза Коновалова.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – обреченно вздохнув, пробормотал тот.

Из последних сил стараясь сдерживаться, Стас достал из кармана снимки убитого мужчины в багажнике и небрежно по одной стал кидать их на кровать. Коновалов послушно подбирал их и подносил к глазам. По мере того как до него доходило то, что он видит, глаза Артема стали почти безумными.

– Это какой-то сон! – разжав пальцы, прошептал он, и фотографии с шелестом посыпались на пол.

Коновалов всхлипнул и закрыл лицо руками. Капельница натянулась, игла вот-вот норовила выскочить из исколотой, усыпанной черными точками вены.

Крячко молча подобрал снимки и сурово произнес:

– Нет, это не сон! Убитый мужчина в багажнике угнанной тобой машины – такая же реальность, как и твоя никчемная жизнь! Так что не надо гнать мне про случайное убийство, совершенное якобы на моих глазах! Не прикидывайся дуриком, доктора тебя вмиг расколют! Хотя я допускаю, что убивал ты мужика, находясь под кайфом, посему в твоей дурной башке сон и явь перемешались.

– Да я же не об этом! – с отчаянием в голосе сказал Коновалов. – Я думал, что вы про аварию говорите, которая по моей вине произошла! Я думал, там человек погиб.

Крячко мысленно поблагодарил Бога за то, что тот подтвердил его психическую вменяемость. Вот, значит, как. Недоразумение. Ничего, сейчас он быстренько убедит Коновалова, как жестоко тот заблуждается. А тот тем временем покусывал сухие губы, глаза его бегали из стороны в сторону, в руках появилась дрожь. Он быстро-быстро заговорил:

– Значит, в машине был труп? В той, что я взял? Но я не знал ничего об этом. Это вообще не моя машина, она полгода в нашем дворе простояла бесхозной, откуда мне знать, как он там оказался? Я вообще тут ни при чем, мы с Бизоном поспорили, что я проеду на чужой машине до Казанского вокзала и вернусь обратно, и менты меня не остановят ни разу…

– Так, стоп! – Крячко решительно прервал поток речи Коновалова поднятой вверх ладонью. – Давай по порядку. Кто такой Бизон?

– Бизон – приятель мой. Мы с ним…

– Фамилия! – перебил его Крячко, вновь доставая ручку.

– А я знаю? – искренне удивился Коновалов.

– Что же ты, не знаешь фамилии своего друга?

– А оно мне надо? Главное, чтобы человек хороший был!

– А Бизон, значит, хороший? – усмехнулся Стас.

– Ну да! Соседей этих, уродов, гонял. А то заколебали совсем! Постоянно названивали, спать не давали, сволочи! А с тех пор как он у меня поселился – тишина! Как отрезало. Сидят в своих норах, носа не кажут. Один только мужик нормальный, Юра Боксер, остальные – суки поганые!

Дальше Коновалов пустился было в нецензурные высказывания в адрес соседей, но Крячко коротко рявкнул на него, и он умолк на полуслове.

– Не отклоняемся от темы, – строго сказал Станислав. – Итак, вы поспорили с Бизоном, что ты угонишь машину.

– Да. Я, дурак, сам ему нахвастался, что, мол, машина во дворе стоит бесхозная, бери и катайся! А он мне – ты и трех метров после дозы не проедешь. Вот и поспорили. На пять доз.

– Когда это было?

– Вчера… Точнее, сегодня.

– Так вчера или сегодня? – уточнил Крячко.

– Вчера спорить начали, сегодня я угнал, – ответил Коновалов.

– А мужика убили когда? Вчера или сегодня?

– Не убивали мы никого! – Артем вновь попытался подняться с кровати. – Мы вообще не знали, что там какой-то мужик! Что я, совсем дурак, что ли, с трупом в багажнике по улицам разъезжать среди белого дня?

– Нет, Артюша, ты, конечно, не дурак, – успокоил его Крячко. – Ты очень умный. На угнанной машине, под кайфом, без прав, в домашних шлепанцах выехать в центр Москвы и протаранить десяток автомобилей. Да твой поступок заслуживает рубрики «Дебил года»!

Коновалов тяжело вздохнул.

– Так, поехали дальше, не отвлекаемся! – прикрикнул Крячко. – Мужика убитого как зовут?

– Да понятия не имею, как его зовут! Я его в глаза не видел!

– А убил тогда зачем?

В подобном духе допрос продолжался минут сорок. Крячко старался подловить Коновалова, выслушивая ответы на его вопросы и вставляя свой коронный «зачем убил и когда?». Однако Коновалов, несмотря на не до конца прояснившиеся мозги, твердо стоял на своем: никого не убивал, машину угнал на спор, убитого ни разу в жизни не встречал и понятия не имеет, кто он такой.

Насчет спора с Бизоном выяснились следующие подробности: в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое февраля Коновалов, находясь в собственной квартире в компании приятеля по кличке «Бизон» и подруги, которую все именовали Колючкой, употребили некое наркотическое вещество, после чего Коновалов рассказал друзьям о стоящей во дворе их дома «ничейной» машине марки «Опель-Кадет». И похвастался, что легко вскроет ее и проедет через весь город. Заключив с Бизоном пари, он вышел из дома, не обратив внимания на то, что одет явно неподобающе для зимнего променада. Замок «Опеля» он вскрыл самодельной отмычкой, которую иногда применял для мелких краж. Это признание, случайно вырвавшееся у Коновалова, Крячко скрупулезно вписал в протокол.

Затем Коновалов сел за руль, выехал со двора и направился, что называется, куда глаза глядят, ощущая себя всесильным и неуязвимым. Финал же этой поездки оказался просто катастрофичным для незадачливого автомобилиста, что он сам открыто и признал.

– Да уж, – усмехнулся Крячко. – Накатал ты себе лет на семь поездочку! Ну, зато теперь тебя повезут за казенный счет, так что, случись по дороге авария – к тебе претензий никаких не будет!

– Да почему на семь, почему на семь-то? – снова зачастил Коновалов. – Я же не убил никого! Спросите Бизона, Колючку – они подтвердят! Мы уже две недели вместе зависаем у меня, практически не расстаемся!

– Ага! – с сарказмом отозвался Станислав. – Показания этих самых что ни на есть благонадежных свидетелей в суде будут иметь непревзойденную ценность!

Коновалов обреченно закатил глаза.

– Слушай… – доверительно склонился к нему Крячко. – А может, ты не помнишь ничего? Ну, как мужика убил? Ты же постоянно либо под кайфом, либо в ломке. У тебя наркота из крови вообще не вымывается! Так бывает, я знаю! Так давай я помогу это вспомнить? Кстати, может сойти за убийство в состоянии аффекта! Если адвокат грамотный попадется, обязательно на этом защиту построит!

Взгляд Коновалова явственно говорил о том, что он как-то не надеется ни на то, что ему будет предоставлен лучший адвокат столицы, ни на его блестящую защиту, ибо любому наркоману известно, что нахождение в момент совершения преступления в нетрезвом виде является отягчающим обстоятельством, а отнюдь не смягчающим.

Одним словом, дальнейшая беседа с Коноваловым ни к чему не привела: он по-прежнему настаивал на своих показаниях, и Крячко, поняв, что просто теряет время, решил переключиться на допрос его приятеля с колоритной кличкой «Бизон». К тому же Коновалов утомился беседой, речь его стала заторможенной, он постоянно клевал носом, норовя впасть в сон. Крячко оставил его в покое и направился в камеру, где содержался Бизон.

С первого же взгляда на этого человека Станислав понял, что запугать его одним грозным видом не получится: Бизон и сам имел вид вполне устрашающий. На его фоне даже нехуденький Крячко казался стройным воробышком. Он сидел на койке, оголив могучие плечи, и сверлил вошедшего Стаса недобрым взглядом.

Крячко оценил обстановку, прошел внутрь и также сел на стул, только не пытался воздействовать на Бизона взглядом, а просто произнес:

– Твой приятель Коновалов все рассказал.

– И чо? – послышался ответ.

– Теперь от твоих показаний зависит, пойдешь ты соучастником преступления или организатором. Коновалов настаивает на том, что все замутил ты.

Станислав сразу уловил, что Бизон, обладающий недюжинной физической силой, интеллектом одарен в куда более скромной степени. Посему и разговаривать с ним решил соответственно, делая упор на то, что Коновалов откровенно его подставляет. Это возымело мгновенное действие.

– Чо-о? – Бизон невольно сжал кулаки и стал приподниматься на постели. Правда, приблизиться к Крячко вплотную ему мешал наручник, которым он также был прикован к кровати.

Впав в ярость, он орал, что вколотит Коновалова по уши в асфальт, дабы другим неповадно было так его подставлять. Что Коновалов сам предложил угнать эту машину и угнал, потому что «мозгов у этого «дурика отродясь не ночевало». Заведя сам себя, он разошелся и рвался прямо сейчас набить Коновалову морду. Разбушевавшись, Бизон соскочил-таки с кровати и попытался ринуться к двери, не обращая внимания на то, что наручник изрезает кожу на руке в кровь. Крячко подумал, что он запросто мог бы сдвинуть за собой кровать, если бы та не была привинчена к полу.

На шум тут же прибежал охранник, приложив Бизона пару раз дубинкой по голове, после чего Крячко сковал наручниками и ноги разошедшегося наркомана, а подоспевший тюремный врач ловко вколол ему успокоительное. После этого Бизон быстро стушевался, размяк и как-то растекся по кровати всей своей нехилой массой, а Крячко продолжил допрос.

– Итак, ты отрицаешь, что именно ты явился организатором преступления, – произнес он, не уточняя, какое преступление имеет в виду.

– Отрицаю, – мотнул тяжелой головой Бизон. – Это он сам все придумал, сволочь! Первым начал хвастаться, что угонит эту тачку. Колючка может подтвердить, она все слышала, она и спор разбила!

– Когда спорили?

– Да с ночи еще начали. Я просто в окно выглянул и спросил, чо за тачка во дворе стоит по уши в снегу. А Коновалов и говорит – да, мол, ничейная тачка, бери и катайся!

Бизон довольно связно рассказал о подробностях спора в квартире Коновалова. Крячко с интересом слушал и даже с пониманием кивал. Когда словесный запас Бизона иссяк, он между делом спросил:

– То есть мужика Коновалов сам убил?

Взгляд Бизона, и так не отличающийся глубиной мысли, стал и вовсе пустым.

– Какого мужика? Ни про какого мужика я не знаю! Он как уехал со двора, так мы его и не видели. Кого он там сбил по дороге – знать не знаю! Он пусть и отвечает, дурак обдолбанный. А я тут ни при чем! Я его предупреждал, что он до первого мента доедет!

– Так, давай быстренько всю картину, – поторопил Крячко. – Как дверь открывали, кто присутствовал во дворе, где расстались.

Бизон, тяжело вздохнув, напряг память и рассказал, что ночью они с Коноваловым спорили, находясь под кайфом от вечерней дозы. К утру действие наркотика закончилось, а с ним и эйфория. Требовалось срочно найти дозу. Дома запасов не оказалось, и Коновалов взял ответственность за добычу «ширева» на себя. Он покинул квартиру и вернулся через некоторое время с нужным препаратом. Все трое укололись, быстренько пришли в чувство, повеселели и вспомнили о ночном споре. Быстро заключили пари, и втроем спустились во двор.

Утро было крайне морозным. И народу во дворе практически не было. Стряхнули снег с машины, Коновалов вскрыл дверцу и сел за руль. На него снова нахлынула волна эйфории, и он ощущал себя королем автопробега. Ехать вместе с ним Бизон и Колючка отказались. Договорились, что Коновалов отправится один, доедет до Казанского вокзала и вернется. А в доказательство сфотографируется на мобильный телефон, который он чудом еще не обменял на очередную дозу. После этого Коновалов выехал со двора, и больше они его не видели, оставшись с Колючкой дожидаться своего приятеля. Но вместо него дождались прихода полковника Гурова, который, кстати, практически выветрился из памяти Бизона. То есть он помнил, что приходил какой-то мужик, но кто он, зачем приходил и чем закончился диалог с ним, Бизон не мог ответить.

– А чего он хотел, мужик-то тот? – решил прояснить картину Крячко.

– А хрен его знает! Сосед, наверное, недовольный, права качать пришел. Коновалов говорил, что у него соседи все – суки конченые.

Крячко невольно подумал о том, что в таком вот состоянии совершается куча убийств. А человек потом даже не помнит, кого он лишил жизни и, главное, за что. И это, пожалуй, самое страшное… Потому и не испытывал он ни малейшей симпатии к Бизону, зная, что тот, находясь в неадеквате, спокойно может совершить убийство, и не одно.

И именно это обстоятельство заставляло его с сомнением относиться к вроде бы складным на первый взгляд показаниям Бизона… Нужно было еще допросить милую девушку с не менее милым прозвищем Колючка, и Крячко, оставив Бизона на попечение персонала тюремного лазарета, отправился по ее душу. При этом отдал распоряжение переводить Бизона в СИЗО, поскольку в дальнейшей медицинской помощи его организм явно не нуждался.

Увы, девица по-прежнему спала мертвым сном, и врачи сказали, что, даже если попытаться привести ее в чувство с помощью медикаментов, это ничего не даст. Так что допрос лучше отложить на поздний вечер или вообще на завтрашний день. Не слишком довольный таким поворотом, Крячко был вынужден отправиться к Орлову докладывать обстановку.

Кое-какие из анализов уже были готовы, и Гуров, побеседовав с разными экспертами, шел на доклад к Орлову в более позитивном настроении, чем Крячко. Правда, перед посещением начальственного кабинета он все же для начала отправился к себе. Стаса там не было, и Гуров смог пробыть некоторое время в уединении, сортируя мысленно полученные сведения и пытаясь сделать предварительный их анализ. Наметив про себя дальнейшие ходы, полковник хотел ими и заняться, дабы не терять время на доклад Орлову, однако генерал, словно чувствуя намерения Гурова на расстоянии, позвонил ему на сотовый и, услышав, что Лев сейчас у себя, потребовал явиться к нему.

Когда Гуров вошел в кабинет, Станислав Крячко уже сидел там. С несколько раздраженным видом он рассказывал Орлову о своей беседе с задержанными Коноваловым и Бизоном.

– …И главное, Петр, поют они в один голос, складно, даже странно для «нариков»! Показания ни в чем не расходятся!

– Ну, так может, правду говорят? – предположил Орлов. – Ведь по словам патологоанатома, смерть неизвестного могла наступить давно, а вовсе не вчера. А труп просто засунули в багажник машины, которая стояла без присмотра. И не факт, что Коновалов.

– Не верю! – Крячко стукнул кулаком по коленке. – Не верю, что все тут так чисто!

Он повернулся на скрип открываемой Гуровым двери и, сделав приглашающий жест, продолжил говорить: – Лева, поди сюда! Садись! Вот подумай сам: Коновалов сказал, что Бизон и Колючка тусуются у него уже около месяца. По оперативным данным – а я их уже пробил, – никто из них не работает. На что они живут? Откуда доходы? И ширяются при этом!

– А ты у них самих спросил?

– А то как же! Только они друг на друга стрелы переводят. Коновалов говорит, что Бизон что-то приносил, как бы в благодарность за то, что живет в его квартире. А Бизон твердит, что это Коновалов всех содержит. Но ежу же понятно, что все это туфта!

– Скорее всего, они вместе промышляют мелким криминалом, – задумчиво заметил Орлов. – Кражи, гоп-стопы, возможно, проституция со стороны этой Колючки… Как ее, кстати, зовут, выяснили?

– Да. Некая Екатерина Митина, двадцати лет.

– Приезжая?

– Ты знаешь, нет, москвичка. Правда, довольно условная: отец и мать перебрались сюда по лимиту в конце семидесятых, работали на заводе, жили довольно скромно, получили однокомнатную квартиру в Перово и, когда обоим было уже под сорок, родили ребенка – Катю. Сами они, конечно, не бог весть что в социальном плане, сейчас на пенсии, оба поддают немного, но в меру. Ну и Катю свою вот упустили. С четырнадцати лет школу бросила, с какими-то компаниями связалась, неделями не появлялась дома. Они сначала искали, возвращали, а сейчас и сами рады, что она ушла, потому что девка все ценное из дома уже перетаскала. Так что где она сейчас обитает, с кем – им неизвестно. Это я оперов послал по их адресу, они мне разузнали, – пояснил Крячко свою осведомленность и с надеждой добавил: – Вот поговорю я с этой Катериной – и все их показания прахом рассыплются!

– А второй этот… как его? – наморщил лоб Орлов, игнорируя не слишком уверенное обещание Станислава.

– Бизон, – подсказал Крячко. – Зовут Егор Капустин, из Люберец, из родни одна дряхлая бабка, обретается в Москве года четыре, тоже толком нигде не работает. Так вот теперь скажите мне – откуда у них в квартире выпивка-закуска хорошая взялась, да еще и на «ширево» хватило? И вот еще какой момент: по словам Бизона, Коновалов ночью выходил и вернулся с дозой. Где он ее взял?

– А то мало ночных точек! – махнул рукой Орлов.

– А деньги, деньги! – не унимался Крячко. – Откуда деньги?

– Неизвестного мужчину не могли убить вчера ночью. – Гуров этой фразой в зародыше прекратил начинавшийся между Орловым и Крячко спор.

Оба вперили в него взгляды, и он пояснил:

– Мне патологоанатом сказал – неделя как умер, не меньше. А максимум – полтора месяца назад. Вот так. Теоретически, конечно, можно предположить, что Коновалов его убил и засунул тело в багажник. А потом…

– Благополучно об этом забыл! – подхватил Крячко. – Я пообщался с этой публикой, они родную маму замочат – и не вспомнят наутро!

– Возможно, возможно… – задумчиво произнес Гуров. – Но это только предположения. Заявления о пропаже человека у нас нет, сами задержанные убийство отрицают, может быть, и впрямь этот факт ими забыт. То есть все вообще шито-крыто, если бы не труп. Труп-то есть! Никуда от него не денешься. И как ни крути, а устанавливать личность убитого нам необходимо.

– Слушайте, друзья! – подал голос Орлов. – А почему мы так легко сбрасываем со счетов кандидатуру самого владельца машины, этого самого Царева? Если смерть неизвестного наступила полтора месяца назад, то Царев вполне мог его убить! А что? Очень удобно! Убил, сунул труп в багажник собственной машины, зная, что она будет всю зиму стоять во дворе до весны, и укатил себе в Германию! А когда труп найдут – какой, дескать, с меня спрос? Был в Германии, знать ничего не знаю, а багажник скрепкой открыть можно. Что Коновалов и сделал. И если бы не он, то вообще неизвестно, когда бы мы этот труп обнаружили. До самого приезда Царева! А он потом к нам бы примчался с легендой – приехал, а тут какие-то упыри мало что машину мою вскрыли, так еще и труп подкинули! А я ни при чем, меня полгода тут не было.

– А не проще ли ему было избавиться от этого трупа до отъезда? – внимательно выслушав Орлова, возразил Гуров. – Скинуть где-нибудь в лесу, и пусть лежит. Тогда точно с ним бы этот труп никто не связал! А так, как ни крути, его машина засвечена, а следовательно, и личность самого Царева. И потом, если бы труп он типа «обнаружил» в своей машине по приезде, мало бы кто ему поверил. Копать бы под него стали – мало не покажется!

– Вот и покопайте! – настоятельно произнес генерал-лейтенант. – Все данные на этого Царева поднимите – кто он, чем раньше занимался. Это сейчас он честный бизнесмен – сейчас практически все бывшие бандиты так себя именуют. А послужной список у таких лиц, как правило, очень длинный.

– А если там все чисто? – спросил Крячко, которому очень хотелось, чтобы убийцами оказались Коновалов с компанией.

– Дальше копайте! Чем живет, помимо бизнеса, какие отношения в семье… Может, ларчик просто открывается, и убитый – любовник его жены? Вы проверяли это?

– Нет, Петр, – ответил Гуров и добавил в оправдание, видя, что Орлов уже собирается попенять им за это: – Потому что занимались более срочными вещами. Коновалов и его друзья были на поверхности, вот их и отрабатывали. Да и адрес этот, по которому они все проживают, до конца не проработан. И я, кстати, сейчас собираюсь по нему проехать, время как раз подходящее: вечер, многие с работы возвращаются. Глядишь, кто-нибудь и узнает нашего убитого. Данные на Царева я поручу собрать. А ты, Станислав?

Вид Крячко свидетельствовал о том, что он с удовольствием отправился бы в автомастерскую забрать свою отремонтированную машину, однако по взгляду генерал-лейтанента Орлова было видно, что он явно не одобряет подобного выбора. И Крячко, подавив вздох, сказал:

– Ну, могу тебе компанию составить…

– Вот и отлично! Быстрее управимся. А то там больше двухсот квартир.

– Сколько? – У Крячко вытянулась физиономия.

– Ничего, ничего, – посмеиваясь, подбадривающе похлопал его по плечу Лев. – Можно звонить сразу во все квартиры в блоке и показывать снимки одновременно.

– Про Царева не забывайте! – напутствовал их Орлов, когда сыщики уже двинулись к двери. – Завтра с утра займитесь! Какие-то сведения вам уже поступят, что-то сегодня разузнаете у соседей. Особенно напирайте на вопросы личного плана. Соседи многое знают, у них все на виду.

– Ага, они тебе наврут с три короба, а мы их сплетни отрабатывать будем! – проворчал Крячко. – Особенно бабы! Как услышат про жену Царева – столько интересного порасскажут, сколько она сама о себе не знает! И вообще, не думаю я, что тут какие-то любовники замешаны. – Это Крячко произнес, когда они с Гуровым уже покинули кабинет Орлова и спускались на улицу. – Да и Царев, скорее всего, ни при чем. Судя по всему, времени у убийцы было достаточно, если он смог снять с убитого верхнюю одежду и избавиться от нее. Значит, и от самого трупа мог избавиться. А он этого не сделал! Таким образом, если это Царев, то он подставляет самого себя! А человек, который работает в немецкой компании, явно не дурак.

– Ты ведь сам уверял, что он не успел избавиться от трупа, – заметил Гуров. – А от одежды, значит, успел?

Крячко ничего не ответил. Сел в машину, нахохлился в холодном салоне и с хмурым видом уставился в окно, на котором через морозный налет все равно ничего не было видно. В таком молчании они и подъехали к дому на улице Руставели. Многие окна в нем уже светились, возвещая о том, что хозяева квартир находятся дома.

– Ну что, Стас… – задирая голову и оглядывая девятиэтажное здание, сказал Гуров. – Поделимся по-братски? Начинаем – я с первого подъезда, ты со второго. Тебе четные, мне нечетные.

– Блин, мы тут до утра провозимся, – ворчливо проговорил Крячко.

– Ничего, глаза боятся – руки делают, – успокоил его Гуров. – Поехали! – И направился к первому подъезду.

Крячко, тяжело вздохнув, пошел ко второму и вскоре скрылся за открывшейся дверью.

Гуров тоже вошел в подъезд, позвонил в первую квартиру и вскоре уже беседовал с жильцами. Увы, беседа эта не принесла ему никакой полезной информации, но он и не рассчитывал на скорый результат. В подобных случаях Лев привык запасаться терпением, посему методично обзванивал следующие квартиры, представлялся, заходил и, показывая фотографию убитого, задавал вопросы, не приходилось ли жильцам встречать этого человека.

Многие, особенно женщины, увидев изображение, ужасались, ахали, прижимая руку ко рту, мужчины морщились, но все как один твердили – никогда никого похожего в их дворе не было. Попутно Гуров интересовался Артемом Коноваловым и его окружением, а также фигурой Валерия Царева, владельца злополучного «Опеля», который угнал Коновалов. Некоторые мнения были схожими, но встречались и диаметрально противоположные.

– …Да что про Коновалова можно сказать? Наркоман, он и есть наркоман. Все они на одно лицо, и образ жизни одинаковый! Живут от ломки до передоза. Точнее, доживают… А кто такой Царев, я вообще не знаю.

– Валера Царев? Оч-чень симпатичный мужчина! Правда, женат. И вообще примерный семьянин. Но я его уже давно не видела. А что случилось? Ой, ужас какой! А Валера-то тут при чем? Ах, Коновалов! Вот этот мог убить, шваль наркоманская! Он у меня телефон пытался украсть!

– Царев – жлоб несчастный, вот что я вам скажу! И место это под свою машину незаконно занял! Просто ставил ее там всегда, а потом другую купил – еще одно место занял! Я ему говорил по-человечески – освободи мне место! А он – стоянка только для зарегистрированных жильцов, а ты просто квартирант! Ну да, я просто квартиру снимаю! Но мне же тоже надо где-то машину ставить! А он, козел, судом мне грозил. И жена у него такая же жаба. Любовники? Откуда я знаю? Да кому такая нужна? Хотя… Здесь вообще все соседи уроды, что Царев, что Коновалов. Второй даже лучше – вреда от него меньше. Он тихий, мирный, не спорит никогда. А что колется – так это его проблемы. Фотография? Дайте-ка посмотрю… Вроде не видел. Хотя к Коновалову кто только не ходит! Я что, за всеми следить должен, что ли? Сдались мне эти соседи. Я вообще отсюда переезжать хочу.

– Моя воля – я бы этого Коновалова своими руками придушил! Весь подъезд загадили, сволочи! С утра до ночи у него шум, мат, музыка. А здесь дети у многих. Вам бы такое соседство понравилось? Вот и нам не нравится. Нет, этого мужчину с ним никогда не видел. Да он совсем не его поля ягода! Видно же, хоть и мертвый. С Царевым тоже не видел, он всегда один приезжает. А жена его дома сидит. Какие любовники, у нее двое детей маленьких. Нет, няни у них нет.

– …Коновалов? Как же не знать! Беда всего дома! Наркоман несчастный, и друзья у него такие же! Выселять таких надо принудительно! Вон до чего дошел – человека убил! Как, почему он? Вы же сами о нем спрашиваете, значит, подозреваете! Да и кому еще? В нашем доме больше таких бандитов нет! А Валерий Евгеньевич человек очень приличный! С Коноваловым? Да что вы! Какие у них дела общие могут быть? Никогда они и не разговаривали между собой! Так что помяните мое слово – Коновалов и убил! Вместе с дружками своими! Мужчина? Дайте-ка гляну, очки только надену… Нет, не видела.

– …Вообще-то Артем парень хороший. Не повезло ему, родители погибли, вот он и покатился без присмотра. Ему же всего лет семнадцать было, когда их не стало. В таком возрасте без родителей остаться ой как тяжело! И из родни никого. Я его жалела, подкармливала даже на первых порах, на работу предлагала устроить – я в столовой работаю, там бы он всегда сыт был. Но он все – потом, потом! А потом вон что вышло – скатился совсем. Ох, боюсь, погибнет парень! Но чтобы он кого убил – нет! Никогда! Да что вы мне говорите, я его с детства знаю!

Примерно в таком ракурсе происходили беседы по всему подъезду, и Гуров перешел к следующему. С Крячко он не столкнулся и созваниваться с ним не стал: знал, если он ему понадобится, Станислав сам позвонит.

Первый подъезд был именно тем, в котором проживал Коновалов, поэтому и популярность его персоны среди соседей была высока. В третьем же о нем отзывались куда более сдержанно, некоторые, особенно те, кто снимали жилье, вообще о нем не знали, равно как и о Цареве. Но главное, и здесь никто ничего не мог сказать об убитом мужчине. Его не видели ни в компании Коновалова, ни Царева – вообще не видели.

Заканчивая с четвертым подъездом, Гуров уже склонялся к мысли, что это и впрямь было случайное убийство. То есть с целью ограбления. И вполне обеспеченный бизнесмен Царев тут ни при чем. Но вот Коновалов его совершил или кто-то еще, полковник так и не узнал.

В своей работе со свидетелями он сместился уже к последнему подъезду, туда, где дом торцом уходил во двор. На первом этаже, в полуподвале, виднелся свет и слышались мужские голоса. Гуров вспомнил, что здесь находится спортивный клуб, открытый Юрием Кухлинским, а также то, что собирался показать и ему фотографию не опознанного пока мужчины.

Однако перед беседой с Кухлинским Гуров набрал номер Крячко. Фон, звучавший на заднем плане, показался ему веселым, даже слишком. Звучала танцевальная музыка, и игривый женский голос что-то говорил.

– Стас, что у тебя? – прислушиваясь, спросил Гуров.

– Лева, я перезвоню, – отозвался Крячко, и Лев не стал вдаваться в расспросы, сказав лишь, что будет в спортклубе и, если Крячко скоро освободится, пусть идет туда.

Убрав телефон, он подошел к ступенькам, которые вели в полуподвал. Металлическая решетчатая дверь оказалась открыта. Гуров спустился вниз, толкнул еще одну – тяжелую, массивную, из толстого дерева, обитого жестью, и сразу попал в спортивный зал.

Внутри все выглядело довольно простенько, без дорогого ремонта и современного оборудования. Обычные полы, правда, свежевыкрашенные синей краской, маты, шведская стенка… Помещение очень напоминало школьный спортзал.

Там шла тренировка: несколько парней, примерно от шестнадцати до двадцати двух лет, стояли в парах друг против друга и боксировали. Здесь же находился и Кухлинский, который переходил от одной пары к другой, кое-где задерживаясь и выкрикивая советы.

Гуров остановился у косяка, наблюдая за тренировкой и не желая ее прерывать, надеясь, что Кухлинский сам его заметит. Не прошло и минуты, как тренер увидел его, сразу же узнал и, бросив боксирующей паре реплику «Продолжать!», двинулся к полковнику, протягивая руку.

– Добрый вечер, – поздоровался Лев. – Юрий Петрович, я у вас много времени не отниму, просто покажу фотографию.

Он полез в карман и достал снимки убитого мужчины. Кухлинский, сдвинув брови, стал их рассматривать, потом сказал:

– Разрешите, я подойду к окну? Там лучше видно.

– Конечно, – кивнул Гуров.

Свет в помещении и впрямь был довольно тусклым, Кухлинский направился через зал к небольшому окошку, от которого, как показалось Гурову, толку тоже было немного, и, остановившись, снова всмотрелся в фотографии, говоря при этом:

– Вроде бы не видел я такого… Память на лица у меня хорошая, так что… А этого мужчину не помню…

Кухлинский возвратил Гурову снимки и с сожалением развел руками, давая понять, что больше ничем помочь не может. Полковник подавил вздох. Было обидно потратить весь вечер и не узнать хотя бы чего-то нового. Он обвел глазами зал. Занимались в основном молодые парни, некоторые почти подростки, и было их всего шестеро.

– Немного у вас народа, – заметил Лев.

– Холодно, – объяснил Кухлинский. – Обычно больше приходит. А тут морозы ударили – многие сразу и сачканули. Молодежь! – засмеялся он.

– Я тут думал над местоположением вашего клуба, – продолжал полковник. – Не слишком оно удачное. Если бы вы открыли его с другого торца, что выходит на улицу, возможно, посетителей было бы больше. А так, чтобы попасть в клуб, нужно пройти через двор, минуя все шесть подъездов, а делать это захочется далеко не каждому. Некоторые же вообще не знают, что здесь можно позаниматься.

– Ну, теперь-то что поделаешь! Переносить его в другое помещение – слишком много средств надо, а у меня их нет. – Кухлинский разговаривал с Гуровым и при этом поглядывал на своих подопечных. Ему не терпелось вернуться к тренировке. Однако полковник не спешил уходить.

– Юрий Петрович, я так понял, эти ребята все с окрестных дворов? – спросил он, и Кухлинский утвердительно кивнул. – С вашего позволения, я бы побеседовал с ними. Возможно, им приходилось видеть этого мужчину.

– Что ж, в принципе можно, но… – неуверенно начал Кухлинский.

Гуров перебил его:

– Я могу подождать окончания тренировки, не волнуйтесь.

– Ну, ждите, – согласился тренер. – Хотя вряд ли вы что-то от них узнаете.

Чтобы не мешать, Гуров вышел из зала. Сам зал отапливался хорошо не только за счет центрального отопления, но и электрических обогревателей. Здесь же было значительно холоднее, и он устроился около батареи. Тренировка продолжалась, и Лев слышал выкрикиваемые Кухлинским реплики, чаще всего отнюдь не хвалебные.

Он снова набрал номер Крячко; тот сказал, что освободился и уже скоро спускается. Гуров еще раз напомнил ему, чтобы тот шел в полуподвал, а пока они разговаривали, дверь спортзала приоткрылась и из него вышли двое парней, увлеченно обсуждавших проходящую тренировку.

– Мы в туалет, – бросил один из них, уловив взгляд Гурова, и полковник кивнул, продолжая по телефону разговор с Крячко.

Говорить, собственно, было особо не о чем, но Лев не отключал трубку. Осторожно ступая, он направился по узкому подвальному проходу в сторону, куда пошли ребята, но те уже скрылись за углом.

– Стас, не отключайся, – тихо проговорил он.

– Да я уже спускаюсь, Лева! – отозвался Крячко, который не понимал, что происходит.

Гуров, ничего не объясняя и держа телефон в руке, приблизился вплотную к двери, на которой красовалась табличка «ТУАЛЕТ». Она была написана от руки, да и сама дверь была простой, деревянной, даже не покрашенной. Лев приложил к ней ухо и услышал шум льющейся воды, за которым различил глухой стук. Не мешкая, он рванул дверь на себя. Хлипкая дверь, закрытая лишь на накинутый ржавый крючок, поддалась сразу и распахнулась вместе с сорванным крючком.

Гуров оказался в крошечном помещении, приспособленном под туалет спортклуба, и взгляд его упал на небольшое окошечко наверху. Из него торчали чьи-то длинные ноги, а на сиденье унитаза виднелись следы ботинок. Видимо, парни по очереди вставали на него, подтягивались за трубу и таким образом достигали окна. Первый парень, очевидно, уже успел спрыгнуть во двор, и Гурову оставалось лишь ухватить за ногу второго. Тот отчаянно замахал ногами, пытаясь лягнуть полковника, но Лев держал его крепко. Он ухитрился быстро застегнуть на ноге парня наручник, приковав второй его конец к трубе, а после этого крикнуть в трубку:

– Стас, принимай беглеца во дворе!

– Уже, Лева! – послышался удовлетворенный ответ Крячко. – Так что подтягивайся, теплая компания намечается.

Спустя пару минут Гуров и Крячко в компании закованных в наручники ребят вновь входили в спортивный зал. Увидев их, Кухлинский застыл с вытянувшимся лицом.

– Что же это вы, Юрий Петрович, парней выпустили? – с упреком обратился к нему Гуров.

– Они в туалет пошли, – растерянно выговорил Кухлинский. – Я же не думал, что… А почему вы их задержали?

– А потому, что они убегать начали, – суровым тоном пояснил Крячко, неодобрительно поглядывая на тренера. – А убегают те, у кого совесть нечиста!

– Не может быть! – Кухлинский переводил взволнованный взгляд с одного парня на другого. – Паша, в чем дело? С вами просто хотели поговорить, как с возможными свидетелями!

Парни переглянулись. В их глазах проскальзывали досада и страх, но вместе с этим Гуров уловил и какую-то молчаливую решимость. На вид они были самыми молодыми из присутствующих, обоим скорее всего лет по шестнадцать. Оба худенькие, один даже субтильный, и было непонятно, почему они вообще выбрали для себя такой вид спорта, как бокс, на взгляд Гурова, им больше подошло бы что-то типа легкой атлетики. Он еще не знал, почему парни кинулись удирать и связано ли это с обнаруженным в багажнике «Опеля» неопознанным трупом, а мозг помимо него уже анализировал ситуацию, оценивал, прикидывал, смогли бы эти пацаны вдвоем, совершив убийство, затолкать тело взрослого мужчины в багажник. В принципе, смогли бы, наверное, но…

– Придется перенести наш разговор в управление, – строго проговорил он.

– Так, я с вами. – Кухлинский быстро подошел к двери и сдернул с крючка куртку. – Ребята, заканчиваем! – крикнул он остальным, которые, ничего не понимая, сгрудились в углу, наблюдая за происходящим и о чем-то перешептываясь. Было видно, что симпатии их явно не на стороне Гурова и Крячко.

– Не стоит, – остановил тренера Гуров, резонно рассудив, что в его присутствии задержанные будут чувствовать себя увереннее и могут вообще отказаться говорить. – Они совершеннолетние?

– Да, – нехотя ответил Кухлинский.

– Документы есть с собой? – обратился Лев к парням, и те отрицательно замотали головами.

– Так, фамилии их! – потребовал Крячко, обращаясь к Кухлинскому.

– Павел Якушев и Михаил Сытин, – произнес тренер. – Но послушайте, вы напрасно подозреваете их в чем-то! Я знаю ребят достаточно хорошо, чтобы за них поручиться! – Он переводил встревоженный взгляд с Гурова на Крячко, апеллируя к обоим сразу.

– К сожалению, ситуация слишком серьезна, Юрий Петрович, чтобы можно было удовлетвориться поручительством, – покачал головой Гуров. – Мы расследуем убийство, а это не тот случай, когда можно разрешить все миром, взяв виновного на поруки.

Услышав слово «убийство», в углу, где сгрудились остальные участники тренировки, стал нарастать гул. Однако различить слова было невозможно, до Гурова долетела лишь брошенная кем-то фраза: «Я те говорю, не он!»

Он кинул взгляд на парней, которые тут же утихли под ним, и сказал:

– Вы, ребята, пожалуй, тоже с нами проедете.

– Для чего это? – раздался не слишком дружелюбный вопрос.

– До кучи! – отозвался Крячко, подходя к парням и кивком указывая на дверь.

Все синхронно повернулись в сторону Кухлинского.

– Так, я точно еду с вами, – надевая куртку, произнес тренер, и вся ватага послушно пошла к выходу.

Загрузиться всем в легковушку Гурова не представлялось возможным, и полковник вызвал оперативную машину, которая и доставила их в главк. Кухлинский молча сидел вместе с ребятами. Вид у него был настолько обреченным, что Гурову стало даже немного его жаль. Очевидно, тренер получил жестокий удар как по своему педагогическому самолюбию, так и по вере в своих воспитанников, коими еще недавно так гордился.

Гуров же отнюдь не был уверен в том, что задержанные им парни причастны к убийству мужчины, которого до сих пор именовали «неизвестным». То, что рыльце у них в пушку, было ясно, однако вовсе не означало, что они принимали участие в преступлении. Учитывая их не слишком благополучное происхождение, а также окраинный район, в котором они проживали, за ними могло числиться что угодно – от мелких краж до гоп-стопов. Гуров был практически уверен, что у каждого не по одному приводу в полицию, и сейчас, перед допросом, мысленно выстраивал его схему. Нужно было провести все грамотно, так, чтобы у ребят создалось впечатление, что Главному управлению МВД досконально известно о всех их подвигах.

О том же думал и Станислав Крячко – правда, не столь глубокомысленно, как Гуров. Крячко вообще был человеком действия, и хоть в психологии тоже разбирался неплохо, но на своем уровне, отличном от гуровского. Он знал, что сориентируется на ходу и, в зависимости от поведения допрашиваемого, выберет нужный тон: где надавить, где убедить, где посулить поблажки, а где и пригрозить.

С таким настроением они и прибыли в главк. Времени на часах было половина двенадцатого, генерал-лейтенант Орлов, не ожидая сегодня уже никаких делегаций – Гуров и Крячко полтора часа назад отчитались по телефону, что беседа с жильцами дома по улице Руставели новой информации не принесла, – благополучно отбыл домой. Но Гуров с Крячко нисколько не расстроились из-за этого, так как разобраться с задержанными могли вполне самостоятельно. Да и грузить лишний раз Орлова по пустякам не хотелось.

Всех разбили на три неравные группы. В первую вошли задержанные Якушев и Сытин, во вторую остальные молодые боксеры, третья же, самая малочисленная, состояла из одного Кухлинского, которого доставили сюда по его же собственной инициативе и с которым ни Гуров, ни Крячко особо разговаривать не собирались. Лев хотел ограничиться лишь несколькими общими вопросами, резонно полагая, что просить его дать характеристику задержанным бесполезно: Кухлинский явно будет настроен необъективно и станет всячески расхваливать своих подопечных.

Гуров взял на себя Сытина и Якушева, остальных перепоручил Крячко, а Кухлинского посадил в дежурке писать характеристику на каждого задержанного, но сделал это больше для проформы, чтобы взъерошенный тренер не путался под ногами.

Допрос Павла Якушева и Михаила Сытина длился в общей сложности три часа: Гуров беседовал с ними по отдельности, потратив на каждого около полутора часов. Никаких прямых обвинений Лев не выдвигал, он расспрашивал, давно ли они занимаются в спортивном клубе, график, по которому посещают занятия, давно ли дружат между собой. Параллельно с этим отдал распоряжение пробить обоих друзей по базе и сообщить, если выяснится что-то интересное.

Кое-что в определенном смысле интересное действительно выяснилось. Так, Гурову сообщили, что полтора года назад Сытин и Якушев были задержаны за мелкую кражу – украли у соседки по лестничной площадке висевшую в прихожей сумку. Кстати, жили они не по тому адресу, где располагалась секция бокса, а через три дома. На краже их поймали по горячим следам, и, по идее, они должны были получить срок – скорее всего, условный. Но так как сумка была старая и хранилась в ней какая-то мелочь, а матери обоих незадачливых воришек со слезами на глазах умоляли соседку простить их чад, пострадавшая, знавшая эти семьи с детства, заявление забрала. Однако сведения в базе данных остались.

Помимо этого, у Сытина и Якушева имелась парочка приводов в милицию за «хулиганку», но это было еще три года назад, когда обоим не исполнилось и четырнадцати. Словом, криминальное прошлое, пусть и небогатое, имелось у обоих.

На все вопросы Гурова парни отвечали коротко, «да-нет», и всячески показывали, что на откровения с ними рассчитывать не приходится. А полковник ломал голову, как перейти к главному: предъявить обвинения в убийстве обоим было не за что. Никаких, абсолютно никаких оснований для этого не было, и он понимал, что задержал их только потому, что оба кинулись бежать. Следовательно, у него есть всего лишь несколько часов, чтобы раздобыть улики против парней, иначе ему придется их отпускать. И все-таки интуиция подсказывала ему, что задержал он их не зря.

Лев крутил и так, и эдак, думая даже, что, возможно, стоило отдать этих ребят в распоряжение Крячко, который со своей крестьянской хитринкой мог подловить их на какой-то нестыковке и, ухватившись за нее, дожать их. Сам Гуров пользовался иными методами, которые в этой ситуации, похоже, работали слабо. Как ни убеждал их полковник откровенно рассказать, что им известно, как ни говорил многозначительно, что следствие все и так все знает, толку не было. Оба говорили, что ни в чем криминальном не замешаны, а убежать решили, потому что темные пятна в биографии не лучшим образом их характеризуют в глазах правоохранительных органов, и посему они предпочитают держаться от них подальше.

– Мы ни в чем не виноваты. И не знаем ничего. Полиции от нас все равно толку не будет. А вы же разбираться не станете, упакуете – и вперед! Кому охота ночь в камере проводить? – говорил Якушев.

– Что вы от нас конкретно хотите? В чем обвиняете? Предъявите официальное обвинение, тогда и поговорим! А пока я вообще не знаю, чего вам надо! – твердил Сытин.

Как раз официального обвинения Гуров и не мог предъявить. Не лучше шли дела и у Крячко. Все парни, посещавшие секцию бокса, возмущались тем, что их забрали безосновательно, равно как и их товарищей. Крячко отыскал-таки среди них того, кто произнес фразу «это не он», им оказался двадцатилетний Николай Морозов, но он упрямо твердил, что говорил вообще не о ситуации в секции, а обсуждал недавно просмотренный фильм. На осторожные вопросы Крячко о том, в курсе ли ребята, что натворили их коллеги по секции и за что их задержали, все отвечали, что нет и что, как водится, полиция просто хватает первых попавшихся.

В конце концов, Крячко решил отправить всех в камеру до утра – это была единственная мера, на которую он был сейчас способен и которую в сложившихся обстоятельствах считал все же наилучшей. Он полагал, что это должно возыметь психологическое действие: ночь в камере, да еще отсутствие конкретики в обвинениях, лишь мутные фразы типа «нам все равно все известно» должны были вызвать у ребят чувство неопределенности и, как следствие, тревоги. И утром Крячко планировал вызвать их не сразу, а помариновать до обеда, а потом приглашать для беседы поодиночке, не возвращая допрошенного обратно.

Гуров же напоследок выложил фотографию убитого – и перед Сытиным, и перед Якушевым. Он выкладывал их молча и просто наблюдал за реакцией ребят. Надо признать, фотографии трупа все же заставили их как минимум занервничать. У Михаила Сытина стали подрагивать руки, а Павел Якушев несколько раз выкрикнул: «Ну и что? И кто это? Вы думаете, это мы? Думаете, это мы?»

Гуров намеренно ничего не отвечал, сказав лишь:

– Вот ты посиди в камере и подумай хорошенько. Если к утру надумаешь, оформлю тебе не просто чистосердечное, а явку с повинной. Но помни – спецпредложение действует до девяти часов завтрашнего утра.

После этой фразы, произнесенной каждому в отдельности, он отдавал распоряжение конвойному увести задержанного. Оставшись в кабинете один, Лев задумался. Если ребята все же откажутся воспользоваться его «спецпредложением», а он до завтрашнего утра не будет располагать железными уликами против них, их придется отпускать – это раз, они с Крячко окажутся в идиотском положении – это два. И генерал-лейтенант Орлов будет очень недоволен таким положением вещей и поведением своих лучших оперативников, которые «остались с носом».

Такого же мнения был и Крячко, который, распихав ребят по камерам, прошел в кабинет, где проводил свой допрос Гуров, и, едва войдя, сразу понял все по глазам своего друга.

– Пустышка? – на всякий случай уточнил он и, поймав кивок Гурова, добавил: – У меня тоже. Вся надежда на завтрашнее утро.

– Да, я дал им время до половины девятого.

Теперь кивнул Крячко – с пониманием, поскольку знал, что в девять начинается планерка, в ходе которой они должны отчитаться перед Орловым за свои действия, и если тот услышит, что его лучшие сыщики, можно сказать, опростоволосились, начальственного гнева не избежать.

– Я прямо слышу, как он нас отчитывает: «Оперативнички со стажем! Настоящие полковники! С мальчишками справиться не могли!» – передразнил Крячко Орлова. – И ведь будет прав, Лева! – со вздохом добавил он.

Гуров был с этим согласен, но все же не склонялся к пессимизму. Еще перед допросом он связался с экспертами и распорядился прямо с утра проехать к спортивному клубу и самым тщательным образом обследовать помещение. А эксперты такие дотошные ребята, что что-нибудь да обнаружат непременно. А это даст возможность хотя бы выиграть время и задержать ребят еще. Хотя подобное Гурову тоже очень не нравилось: он не любил тянуть время впустую в ходе расследования, он всегда был нацелен на результат. Но сейчас ситуация сложилась исключительная, они с Крячко были связаны по рукам и ногам. Во-первых, из-за неустановленной личности погибшего, во-вторых, невыясненной даты его смерти, а в-третьих, что вытекало из первых двух пунктов, был неясен мотив, из-за которого его убили. То есть не было у Гурова и Крячко практически ничего, от чего можно было оттолкнуться, вот и хватался он за этих юных спортсменов, как за весьма хлипкую соломинку.

– Меня удивляет и настораживает единство в настрое этих ребят, – задумчиво проговорил Лев. – Все намертво стоят на одном – ничего не знаем, ничего не делали, почему нас задержали. Это говорит либо о том, что они действительно ничего не знают, либо договорились занять такую позицию заранее, предполагая, что ими заинтересуются. И мне кажется, здесь имеет место второй вариант. Не зря Якушев и Сытин пустились в бегство. Насчет того, что не хотели связываться с полицией, – это детская отмазка. Наоборот, им было бы лучше спокойно побеседовать, они же понимали, что я пришел не лично по их душу, и видели, как я показывал фотографии Кухлинскому, то есть просто искал свидетелей.

– Стоп! – перебил его Крячко. – А если в этом все дело? Они увидели эти фотографии и именно их испугались?

– Я тоже так подумал. Но пока это только наши предположения. Очень надеюсь, Стас, что к утру мы будем располагать дополнительными сведениями, иначе картинка и впрямь получится некрасивая. Еще и извиняться придется.

– Ну, это уж дудки! – фыркнул Крячко. – Ладно, пошли! Время к трем часам ночи приближается!

Они сели в машину Гурова, тот подвез Крячко до дома и отправился к себе. Спать оставалось меньше трех часов…