Читать книгу Полночный ритуал - Алексей Макеев, Николай Леонов - Страница 2

Начальник федерального главка угрозыска генерал-лейтенант Петр Орлов, сияя жизнерадостной улыбкой, воодушевленно трактовал, энергично потрясая крепко сжатым кулаком:

– …Ну, вы, мужики, молодцы! Ей-богу, молодцы! Такую группировку взяли с поличным – всяким там ФБРам и Скотленд-Ярдам и не снилось. В министерстве об этом только и разговоров. Даже наш «лучший друг» на ходу в коридоре поздравил, хотя и сквозь зубы… Буду ходатайствовать о вашем награждении. Ну, а сам… Премирую вас в размере двух должностных окладов и даю по три дня выходных!

Слушая его, «виновники торжества» – опера главка Лев Гуров и Станислав Крячко, оба в чине полковника, коротко переглянулись: по два оклада – это неплохо, особенно на фоне предстоящих выходных! Впрочем, сделанное ими того стоило. Они и в самом деле за минувшие дни сумели перелопатить огромный объем работы, выявив глубоко законспирированную банду автоугонщиков, которая специализировалась на дорогих иномарках. Именно Гуров и Крячко, проанализировав статистику автоугонов последних нескольких лет в столице и столичном регионе, пришли к неожиданному для очень многих выводу: пропажи элитных авто – никак не деятельность воров-одиночек. При всей хаотичности краж, в их «рисунке» можно было выявить ряд характерных черт и закономерностей, свидетельствующих о том, что за всем этим стоит отменно организованная группировка. И они сумели не только выяснить структуру и численный состав банды, но и установить главаря, которым оказался… начальник одного из подразделений ГИБДД в звании подполковника. Когда Гуров лично, в присутствии группы бойцов Росгвардии, защелкнул на его запястьях браслеты наручников, тот, охнув, повалился на пол, хватаясь за сердце. У оборотня в погонах от столь неожиданного краха своей полицейско-бандитской карьеры приключился тяжелейший инфаркт миокарда…

Слушая своего начальника (и одновременно закадычного друга-приятеля), Стас Крячко вполголоса обронил:

– Сегодня же на рыбалку! На Мраморные озера!

Орлов, до слуха которого донеслась эта реплика, лишь снисходительно улыбнулся. Он хорошо знал об этой «маленькой слабости» своих приятелей-подчиненных. Да и сам был бы не прочь поехать с ними на Мраморные озера, если бы не уймища всевозможных управленческих дел.

– Да-а-а, мужики! На озера – это мечта-а-а… – с легким оттенком зависти протянул генерал.

В этот момент зазвонил один из его служебных телефонов.

– Что там еще за дела? – недовольно нахмурившись, поднял трубку Орлов.

Приятели, услышав звонок, снова переглянулись: он являл собой какой-то недобрый знак! Не хотелось бы об этом даже думать, но, очень даже возможно, теперь их выходные накрываются медным тазом… Лев и Станислав наблюдали за тем, как меняется выражение лица Орлова, и все больше укреплялись во мнении, что дело пахнет керосином. А генерал, судя по всему, и в самом деле был ошарашен каким-то неожиданным, скорее всего, шокирующим известием. Место оптимистичной улыбки заняла мина сочувственной озабоченности и даже молчаливого возмущения. Звонивший ему, судя по его лихорадочной скороговорке, чем-то был крайне взволнован и пребывал в сильной горести. Вслушиваясь в едва различимый, не громче комариного писка, голос собеседника Орлова, приятели поняли окончательно: трындец всем их планам и ожиданиям…

Закончив разговор и положив трубку, Орлов устало вздохнул и некоторое время хранил молчание. Потом виновато развел руками и заговорил, искоса глядя в окно:

– Мужики, тут такой форс-мажор случился… Премия, как и обещал, – будет. А вот выходные… С этим придется погодить. Дело тут… Блин! Наихреновейшее!..

По его словам, звонил ему и просил помощи известный столичный предприниматель, он же депутат Госдумы Виталий Кипрасов. В его семье случилось большое горе – ночью кем-то была зверски убита его дочь-студентка Лилия. Как рассказал звонивший, его дочь была очень скромной и душевной, настоящим домашним ребенком. В отличие от многих других представителей так называемой золотой молодежи, Лилия была чужда любым проявлениям мажорщины – избегала «великосветских» тусовок, где принято козырять своей «крутизной», не гоняла на авто по столичным улицам, не устраивала скандалов в ночных клубах и ресторанах.

Но случилось так, что вчера вечером одна из подруг уговорила Лилию поехать с ней на показ новой коллекции модной одежды итальянского кутюрье Бруталлино. Вернуться она должна была к одиннадцати вечера. Однако не вернулась. Всю ночь ее отец обзванивал знакомых, морги, даже отделы полиции – а вдруг она по каким-то неведомым причинам оказалась в одном из них? Поднял даже частные сыскные агентства. А утром Кипрасову сообщили, что его дочь найдена убитой в парке «Северцово». Ее тело даже уже начало коченеть. Это говорило о том, что смерть наступила около полуночи. Признаков сексуального насилия обнаружено не было, ценности (золотой перстень, цепочка с кулоном, браслет, телефон) оказались нетронутыми. Но вот убита девушка была не совсем обычным, можно даже сказать, зверским способом – ей в висок кто-то вогнал на всю глубину длиннющий строительный гвоздь. Опера местного райотдела, выехавшие для обследования места преступления, предположили, что перед убийством девушку оглушили мощным электрошокером.

– …Это настолько непонятное убийство, что опера Коневского ОВД просто руками развели. Никто не может понять мотивов, причин, обстоятельств… Как сказал старший опергруппры, это – стопроцентный «глухарь». Поэтому-то Кипрасов мне и позвонил, чтобы расследованием занялись лучшие опера главка. Ну а кто тут у нас лучшие опера? То-то же… Ну что, мужики? Что скажете?

– Это называется, на ровном месте – да мордой об асфальт… – громко вздохнул Гуров. – Ну что тут можно сказать? С учетом ряда обстоятельств в принципе я бы взялся. Куда ж тут денешься? Ты-то что думаешь? – испытующе взглянул он на Крячко.

– Ну, ешкин кот, хоть бы денек взять для передышки! – с досадой пожал плечами Стас. – Вчера ж только кончили мотаться, как гончие…

– К сожалению, выбор у нас очень ограниченный… – грустно усмехнувшись, констатировал Лев. – Если браться, то немедленно. Если же не браться прямо сейчас, то лучше не браться совсем. Но если возьмемся, чую, запарка будет запредельная. Что-то мне подсказывает: более безмотивного убийства у нас давно уже не было.

– А почему именно безмотивного? – прищурился Орлов.

– Ну, скажем так, не совсем безмотивного, но, согласись, здесь и в самом деле явного мотива нет. Лиха с ним хлебнем немало.

Гуров словно заранее видел тот немалый объем работы, которую им со Стасом предстояло выполнить, чтобы наконец-то материализовать того (или тех), кто отнял жизнь у девушки. Почесав затылок, Крячко безнадежно махнул рукой:

– Ладно, Лева, беремся. Но, Петро, имей в виду, пролетим снова с выходными. Даже если вдруг нам понадобится ехать расследовать покушение на какого-нибудь там короля Хренландии, я не соглашусь ни за какие коврижки. Усек?

– Хорошо, хорошо, – энергично закивал Орлов, – в Хренландию вас – уж точно! – посылать не стану! Ну, давайте, как говорится, с богом… Вперед, мужики, за дело!

Войдя в кабинет, приятели пару минут сидели за своими столами молча, как будто собираясь с силами перед тем, как взяться за навязанного им «глухаря». Лев первым нарушил молчание, набрав на городском телефоне номер Коневского ОВД. Он попросил старшего опергруппы, назвавшегося капитаном Маратовым, сбросить по электронной почте все первичные документы по убийству Лилии Кипрасовой. Слушая его, Крячко уточняюще спросил:

– Сейчас едем в тот парк, где нашли убитую?

– Да, понятное дело… – задумчиво проговорил Гуров. – Заодно попрошу прислать туда кинолога с собакой.

– Опять закажешь Азарта?

– Если он нигде не задействован, то, конечно, его. Ну а что? Работает по следу отлично, кинолог… Толик, по-моему? Парень дельный, толковый…

– Это верно… – кивнул Станислав, о чем-то напряженно думая. – Мы с ними, если память не изменяет, уже раза три работали… Кстати, надо думать, ты уже сейчас прикинул, как и в каком направлении будем двигаться?

– Да, в принципе кое-какие соображения есть, – озабоченно нахмурился Лев, – но только самые общие. Во-первых, я по большей части уже уверен в том, что это не какая-то там банальная «мокруха». Это заранее спланированное убийство. Правда, пока непонятно – оно или ритуального характера, или уголовщина, но замешанная на чем-то наподобие карточной игры. Помнишь дело еще середины нулевых, когда банда Мутанта развлекалась тем, что они играли в карты на деньги, а расплатой за проигрыш становилась жизнь случайных прохожих?

– А-а, этих? Помню… – Крячко вздохнул и стиснул пальцы рук. – Они, кажется, человек пятнадцать, скоты, успели убить? Но тут есть одно «но»! Мутантовские вначале свою жертву грабили. Здесь же ничего не было взято.

– Вот это-то и вызывает вопросы… Да, тогда было убито полтора десятка человек менее чем за полгода… Но нам здорово повезло, когда мы опознали и взяли за шкирку Чушка, если помнишь, правую руку Мутанта… По совести, вся эта шайка заслуживала «вышки» или хотя бы пожизненного. Но пожизненно сели только трое. А вот остальные получили от десяти до пятнадцати. Вот такая она бывает, «справедливость»…

– Ну, главное-то, в чем нас убеждают, – неотвратимость наказания! – саркастично проворчал Станислав. – Наверняка почти все, кто со сроками, уже на свободе….

Задержание банды Мутанта (по паспорту – Геннадия Муталова) стало возможным после упорной и напряженной работы, проведенной Гуровым и Крячко в достаточно короткие сроки. Вопреки мнениям своих оппонентов, которые были уверены в том, что убийства – это или цепочка совпадений, или деятельность новой, пока еще никому не известной изуверской секты, приятели разработали для некоторых своих коллег довольно неожиданную версию. Они сумели выявить в длинной череде непонятных убийств случайных прохожих некую общую закономерность, что и позволило сделать вывод: все это – дело рук криминальных отморозков, ищущих острых ощущений. Лишь Гуров и Крячко обратили внимание на то обстоятельство, что убийства совершались по средам и воскресеньям – на третий и седьмой день недели, а также каждого четырнадцатого числа (тройка, семерка, туз).

Как позже стало известно, помимо всего прочего, банда Мутанта стремилась вызвать панику среди населения, чтобы люди даже днем боялись выйти на улицу. Подонки упивались своим всемогуществом и чьим-то страхом. В ходе расследования также было установлено, что, помимо негодяя, которому по причине его проигрыша в карты предстояло кого-то убить, в этом участвовал еще и, так сказать, «видеооператор» – член банды, снимавший происходящее видеокамерой. Потом эта запись прокручивалась в бандитском притоне, каковым был один из подвалов с «качалками», что служило подтверждением погашения карточного долга. Впрочем, именно благодаря этой видеотеке потом удалось доказать почти все совершенные мерзавцами убийства.

Спустя час опера в сопровождении своих местных коллег прибыли в достаточно глухую часть парка «Северцово». Как явствовало из свидетельских показаний, девушку нашли метрах в пятнадцати от центральной аллеи среди деревьев, на просторной травянистой лужайке. Она лежала навзничь, и со стороны могло бы показаться, что просто мирно спала, если бы не страшный железный штырь, пронзивший ее голову насквозь, от виска до виска. Гуров и Крячко, уже успевшие ознакомиться с фото и видео места происшествия, с актами и протоколами, первые несколько минут молча осматривали поляну. Затем, задавая лаконичные вопросы по тем или иным деталям, замеченным местной опергруппой, быстро составили возможную картину случившегося.

Как явствовало из едва заметных следов на траве и земле, девушка пришла сюда сама, без принуждения, в сопровождении некоего мужчины. Впрочем, там, где был край дорожки и начиналась лужайка, Гуров заметил следы еще чьей-то обуви, причем мужской, но они могли принадлежать и каким-то другим посетителям парка. Почему в поздний час девушка оказалась здесь – еще предстояло выяснить, но, скорее всего, она никак не ожидала того, что здесь с ней могло случиться. Вероятнее всего, нападение убийцы было внезапным. Опера согласились с мнением местных коллег, что жертва перед смертью, вероятнее всего, была оглушена электрошокером – не было никаких следов борьбы, никаких признаков сопротивления жертвы. Оглушив девушку, убийца вогнал ей в голову заранее заготовленный гвоздь, после чего немедленно скрылся.

Прибывший в парк уже знакомый операм кинолог Анатолий со своим Азартом немедленно приступил к делу. Пес деловито обнюхал место убийства и почти сразу же, подскуливая, отпрянул назад, замотав головой. Кинолог, быстро отведя в сторону своего помощника, сердито сообщил:

– Лев Иванович, похоже, место происшествия кто-то обработал спецпрепаратом, вызывающим раздражение обоняния собак. Вот зараза!

– Полчаса хватит на то, чтобы Азарт восстановился и смог работать дальше? – взглянув на часы, спросил Гуров.

– Я думаю, минут десять будет достаточно… – ответил Анатолий и ободряюще потрепал пса по холке.

Гуров и Крячко продолжили осмотр поляны, время от времени вполголоса обмениваясь своими выводами. Указав взглядом на то место, где была обнаружена убитая, Лев отметил:

– Вот здесь она и лежала, причем головой точно на запад. Возможно, это не случайно.

– Все-таки предполагаешь, что в убийстве могли быть замешаны какие-нибудь дьяволисты-сатанисты? – выжидающе прищурился Стас.

– Допускаю. Но в реальности это может быть не более чем маскировка под этих самых сектантов. Сегодня эта тема на слуху, поэтому кто-то вполне мог банальную уголовщину «подмастырить» под сектантские ритуалы.

Через какое-то время кинолог Анатолий снова повел своего четвероногого помощника по поляне. Они шли по спирали, охватывая поиском все большую и большую территорию. Неожиданно пес остановился и, что-то обнюхав в траве, издал сдержанное «Гав!». Упреждающе подняв руку, чтобы все оставались на своих местах, Гуров подошел к нему и, нагнувшись, что-то осторожно поднял.

– Лев Иванович, какая-то улика? – поинтересовался капитан Маратов.

– Чья-то зажигалка, выброшенная совсем недавно… – осторожно держа находку кончиками пальцев, сообщил Лев, после чего положил ее в пластиковый пакетик. – Улика ли это – еще надо разобраться. Судя по тому, как убийца заметал следы, просто так выкинуть зажигалку он вряд ли мог…

Анатолий продолжил свои поиски и, подойдя к тому месту, где имелся пусть и едва заметный, но для острого собачьего нюха вполне различимый отпечаток подошвы мужской обуви, примерно сорок третьего размера, коротко скомандовал:

– След!

Обнюхав след туфли, пес побежал в сторону аллеи, но вдруг резко повернул вправо и повел к решетчатому ограждению парка, в котором обнаружился уже довольно давно проделанный кем-то лаз. Дыра в ограждении оказалась весьма существенной, поэтому предполагаемый убийца выбрался из парка без особых затруднений. Впрочем, Гурову удалось найти след подошвы на бетонном фундаменте ограждения, по которому он впопыхах чиркнул туфлей, и пару едва заметных глазу коротеньких волокон ткани. Возможно, подозреваемый в спешке задел плечом по грубоватому пруту решетки. И здесь, наткнувшись на едко пахнущее средство, Азарт вновь был вынужден прервать свой поиск.

Подойдя к Гурову, Крячко мотнул головой в сторону лаза:

– Он смылся через эту дыру? И здесь, скотина, опять применил средство против собак?

– Да, похоже, это ставит крест на работе Азарта. – Лев вполголоса выругался. – Бедолага и так уже нанюхался химической дряни на сутки вперед. К тому же, обрати внимание, за ограждением, параллельно ему, тянется тротуар, опоясывающий парк. А по тротуару, как видишь, людей ходит предостаточно…

Он указал на двух пожилых женщин, которые прошествовали мимо, скорее всего, даже не подозревая, какие ужасные события развернулись минувшей ночью на просторах этого милого, уютного столичного уголка живой природы.

Склонившись над зеленым травяным ковром, он еще раз медленно прошел от ограждения к месту убийства, вглядываясь в еле приметные следы ног, оставленные, судя по всему, преступником.

– Ну, и что там? – поинтересовался Стас.

– Судя по следам, ростом убийца немного выше среднего – до ста семидесяти семи, весит максимум семьдесят три кило, левая нога немного косолапит – видимо, это следствие травмы тазобедренного сустава.

– О! Это уже что-то существенное! – горячо одобрил Крячко.

Вернувшись в главк, опера первым делом загрузили информотдел работой по самую завязку. Прежде всего им требовался максимум информации по отцу убитой. Помимо биографии, их интересовали особенности бизнеса депутата и его законотворческая деятельность. Гуров не исключал тот факт, что дочь Кипрасова могли убить из мести или чтобы таким образом оказать на него давление в ходе того или иного голосования по законопроектам.

Крячко, отчасти соглашаясь с ним, все же считал, что в столице появился новый маньяк, который еще только открывает свой кровавый счет загубленных жизней. В подтверждение своей версии он не поленился залезть в интернет и нашел-таки два так и не раскрытых с прошлого года убийства девушек при схожих обстоятельствах (парк, ночь, поляна). Правда, те девушки были жестоко изнасилованы и ограблены, к тому же мерзавец (или мерзавцы) задушил их. Однако Стас все равно был уверен: это дело рук одного и того же человека. Вернее, одного и того же нелюдя.

Загрузили работой и лабораторию – на исследование была передана зажигалка, соскоб с бетона следа подошвы, а также волокна ткани от чьей-то одежды, хотя не могло быть никакой уверенности в том, что все эти «артефакты» (как поименовал улики Крячко) не принадлежали совершенно посторонним людям, выбиравшимся из парка через этот проем в ограждении гораздо раньше происшедшего там убийства…

Когда с этими вопросами было покончено, опера распределили направления поиска. Опрос родных и близких убитой взял на себя Станислав. Общением с однокашниками Лилии решил заняться Гуров. Но вначале нужно было ознакомиться с запрошенной ими информацией, очень оперативно присланной информационщиками. Открыв файл с биографией Кипрасова, сыщики узнали, что родом он из Калужской области, происходит из семьи потомственных интеллигентов. Его отец, заведовавший участковой поликлиникой, был медиком во втором поколении. Мать работала учительницей в сельской школе, пойдя по стопам своих матери и бабушки. А вот Виталий решил стать военным. Он окончил военное училище и стал командиром подразделения мотострелков. В эту пору рухнул Союз, началась война на Кавказе. Кипрасов участвовал в обеих чеченских войнах. Во время второй кампании был серьезно ранен, после чего уволился в запас.

– Лева, он воевал в Чечне. Не эхо ли это той войны? – встрепенулся Стас.

– Да, в какой-то мере это тоже может быть… – согласился Гуров. – Проверим!

На гражданке Виталий подался в частный бизнес. Для начала он организовал ЧОП «Зоркий барс», куда вошло изрядное число его бывших подчиненных. ЧОП быстро разросся и стал крупной фирмой по оказанию охранных услуг. Его услугами, как очень качественными и надежными, пользовались не только частные лица, но и крупные госструктуры. Затем Кипрасов создал крупный холдинг, в который кроме охранной фирмы входили сеть оптовой торговли и одна столичная газета. В конце нулевых он решил попробовать себя в политике и стал депутатом Госдумы. Его позиции были прогосударственническими, с уклоном в старорусский традиционализм монархической направленности. Несколько лет назад Кипрасова приняли в дворянское сословие как отдаленного отпрыска графского рода Меркетовых-Замирских. В своей законодательной деятельности он весьма жестко отстаивал интересы российских фермеров, в которых видел прямых наследников старорусских однодворцев (крестьянствующих дворян). В контексте этого Кипрасов не раз конфликтовал с лобби латифундистских агрофирм, теснящих единоличников. Даже былые колхозы, несмотря на всю их, так сказать, «коммунистичность», он считал выразителями истинно русской общинности и выступал за всестороннюю поддержку ныне существующих сельхозкооперативов. Дойдя до этого места, Гуров сразу же отметил:

– Вот – типичный конфликт интересов, причем с очень серьезным противником. А агрофирмы-латифундисты, я так думаю, не члены общества добрых Дедов Морозов. Некоторые из них, особенно связанные с криминалом, вполне могли явить серьезное недовольство его позицией и, скажем так, соответственно отреагировать. С этим надо будет хорошенько разобраться…

– Лева, а не зарыта ли собака в работе его охранной фирмы? – задумчиво спросил Стас. – Ведь охрана людей и объектов – дело, согласись, щекотливое. На кого-то или на что-то могут напасть, а охрана при этом обязана действовать достаточно жестко. Например, применяя оружие. И кто-то при этом мог погибнуть… Как считаешь?

– Интересный ход мысли, – согласился Гуров, утвердительно кивнув головой. – Да, надо будет изучить хронику последних событий на охраняемых объектах «Зоркого барса». Но давай посмотрим, что еще в этом досье.

Впрочем, чего-то из ряда вон выходящего там не обнаружилось. Излагалась информация о семье Кипрасова – состав, род занятий ее членов, хобби и увлечения главы семейства. Среди главных увлечений Виталия значилась охота, на втором месте были бильярд, верховая езда и шахматы. По некоторым непроверенным сведениям, одно время Кипрасов проходил обучение русскому кулачному бою у кое-где еще имеющихся мастеров этого давнишнего вида единоборства. По слухам, свои знания и умения по этой части хозяин «Зоркого барса» передал ведущим сотрудникам своей охранной фирмы. Первой женой Виталия была Ангелина Веселецкина, балерина Большого театра. У них родилась дочь, которую они назвали Лилией, по названию любимого цветка Ангелины. Когда девочка была совсем маленькой, ее мама погибла в автокатастрофе. Второй женой Кипрасова стала сотрудница местной управы, по всем статьям деловая женщина, которая родила ему сына Святомира. Он учится в школе. В связи с гибелью дочери Виталий приказал взять его под круглосуточную охрану. Из досье также явствовало, что Лилия училась на четвертом курсе Московского университета экономической политики (МУЭП). Причем очень даже неплохо – по всем данным шла на красный диплом…

– Ну, что тут еще можно сказать? – закончив чтение, произнес Лев. – Похоже, возможных причин убийства Лилии Кипрасовой набирается очень много. Как говорится, воз и маленькая тележка. Но, на мой взгляд, нам есть смысл сделать основной упор на те версии, которые завязаны на профессиональной и политической деятельности Кипрасова. Или ты все равно остаешься на своей позиции: убийца – маньяк-одиночка?

Потерев кончик носа, Крячко, немного помедлив, предложил:

– Давай так… Пусть у нас будет одна общая, рабочая версия. Ну а помимо нее – пара-тройка побочных. Работаем на основную, но не теряем из виду и дополнительные. Как смотришь?

– Разумно! – одобрил Гуров, переводя компьютер в режим сна. – Ну что? Отправляемся по своим адресам?

– Едем! – Стас помахал в воздухе листочком блокнота с выписанным на нем домашним адресом семьи Кипрасовых.

Вызвав служебную машину, Гуров поехал на Конноармейскую, где в четырехэтажном здании времен еще шестидесятых (его построили для одного из подразделений Союзснабсбыта) несколько лет назад разместился ставший очень модным среди столичного родительского бомонда МУЭП, о котором даже западные СМИ высказывались лишь с почтительным придыханием («О-о-о, это такой университет!..»). Водитель, разбитной сержант Костя, зарулив на ведомственную стоянку, изобилующую престижными моделями импортных авто, жизнерадостно сообщил:

– Лев Иванович, прибыли! Кстати, вход не в те двери жирафовских размеров, что за колоннами виднеются, а чуть правее, откуда только что вышли люди. Да, да, это там!

– А ты откуда знаешь? – поинтересовался Гуров.

– Да так… В голове застряло… Мне наши ребята как-то рассказывали, что, когда строилось это здание, была мода на все самое большое. Помните же анекдот: советские микросхемы – самые большие в мире? Вот и тут вроде того: у нас и двери – самые большие. Одним словом – гигантомания…

Когда Лев вошел в здание, то сразу ощутил, что этот вуз не страдает от избытка учащихся (в самом деле – где их набраться, миллионерских чад?!). Студенты, профессора, преподаватели, еще какие-то люди шли по коридору жиденькими ручейками. На глухой стене зала, судя по всему, отведенной под информационные стенды, даже издалека был виден портрет очень симпатичной, жизнерадостно улыбающейся девушки. Судя по всему, это и был прижизненный портрет Лилии Кипрасовой в черной траурной рамке. Перед портретом на столе горела свеча и стояла ваза с черными тюльпанами.

Показав охраннику, крупному мужчине средних лет, служебное удостоверение, Гуров отметил:

– Похоже, у вас тут не слишком настроены на скорбь… У всех – дела, дела, дела…

– Да, вы правы – у всех свои дела, – понимающе покачал тот головой. – И для них это главное. Лично мне девочку эту жалко – я ее сразу запомнил. Очень хорошая была – и умная, и доброжелательная, в отличие от многих других. Но… в наш век бешеных скоростей даже на скорбь времени не остается. Вон на днях похоронили профессора Мордвинцева. Спец высшей категории, по его учебникам даже американцы учатся. Он и умер прямо на лекции: на полуслове споткнулся, схватился за сердце, упал, и – все. «Скорая» помочь ничем уже не смогла. Позавчера похоронили. А уже вчера о нем никто и не вспомнил… Вот такая она, «вечная память»… Ну а вы, я так понимаю, занимаетесь расследованием убийства нашей студентки?

– Занимаемся… – лаконично обронил Лев, сунув «корочку» в карман. – Мне бы увидеть куратора группы, в которой она училась.

– Куратора? А-а-а! Доцента Окушева? Сейчас найдем… – Охранник снял трубку телефона и, набрав номер из трех цифр, попросил: – Будьте добры, Евгения Денисовича позовите.

Через пару минут к турникету проходной быстрым шагом подошел моложавый шатен с уже начавшей редеть шевелюрой. Это и был куратор группы, в которой училась Лилия. Узнав, по какому вопросу прибыл сотрудник Главка угрозыска, он грустно вздохнул и пригласил Гурова в свой достаточно скромно обставленный кабинет. Они сели тет-а-тет за длинный стол, заваленный бумагами, и хозяин кабинета со сдержанной печалью в голосе предложил:

– Спрашивайте! Кстати, может, чаю, кофе?

– Нет, нет, спасибо, я постараюсь у вас не отнимать слишком много времени… Прежде всего меня интересуют друзья и враги Лилии Кипрасовой, если таковые у нее имелись.

Понимающе кивнув, Окушев рассказал все, что ему было известно о личной жизни своей подопечной. По его словам, Лилия человеком была весьма скромным, и поэтому ни в группе, ни на курсе никаких особых напряжений не создавала. Она всегда держалась в тени и не имела склонности участвовать в традиционных студенческих проказах и авантюрах. Из тех, с кем достаточно близко дружила Кипрасова, Окушев смог назвать лишь Анастасию Велемирцеву – студентку из их группы. Эта девушка была полной противоположностью Лилии – заводной, шумной, даже несколько скандальной. По мнению куратора, Настя и одевается соответственно – хоть и с учетом установленного в их вузе определенного дресс-кода, но обязательно с чем-то вызывающим, эпатажным. В отличие от сдержанной в своем отношении к парням Лилии, Велемирцева являла собой эдакую светскую львицу, которая была окружена постоянным вниманием многочисленных ухажеров.

Окушев особо отметил, что ни разу не слышал о том, что у Кипрасовой могли быть какие-то недоброжелатели и тем более реальные враги.

– …Откуда им взяться? Лилия человеком была бесконфликтным, в каких-то междусобойчиках и разборках принципиально не участвовала. Она избегала всякой скандалистики и конфликтов в любом их проявлении. Нет, нет! Вот поэтому-то лично я уверен в том, что причины убийства Лилии надо искать вне стен нашего МУЭП…

Как поведал куратор далее, приятельские отношения у Кипрасовой в какой-то мере имели место быть с еще двумя однокурсницами из других групп. Одна из них – Вера Чубатная (дочь крупного фермера, по сути, помещика) – была некоторым подобием самой Лилии. А вот другая – Янина Шаховская – представляла собой типичную мажорку. Эта взбалмошная и самовлюбленная особа была любительницей погонять на высокой скорости по улицам столицы на своем «гелике». Знавшие их обеих недоумевали: что вообще могло связывать скромняшку и тихоню Лилию с безбашенной эгоисткой Яниной, в сравнении с которой и Настя смотрелась комсомольской активисткой, приверженной моральному кодексу строителя коммунизма?

– А как бы мне с ними побеседовать? – поинтересовался Лев, на что его собеседник пообещал разыскать потенциальных свидетельниц и даже предложил для общения с ними свой кабинет.

Первой пришла, как с первого же взгляда догадался Гуров, Анастасия Велемирцева: одета она была несколько кричаще, ее походка и жестикуляция были словно срисованы с подиумных красоток. Впрочем, по лицу девушки можно было заметить, что внутренне она угнетена и расстроена. Скорее всего, это было связано со смертью подруги. Сев напротив Льва и суховато поздоровавшись, Велемирцева с ходу сообщила, что обо всем уже рассказывала операм из Коневского райотдела и добавить ей уже нечего. Согласно кивнув, Лев попросил ее рассказать о вчерашнем вечере еще раз. Хотя бы в пределах того, что она уже рассказывала его коллегам, но обязательно со всеми деталями и подробностями и с самого-самого начала.

– Видите ли, нам очень важна каждая мелочь, каждая деталь… – пояснил он. – Тем более что в нашем деле пустяков и мелочей не бывает.

Недовольно поморщившись, девушка неохотно заговорила:

– Ну-у… Мы с Лилей сходить на этот показ собирались уже давно. Так-то, если откровенно, то пойти на Бруталлино ее уговорила я. Знаете, Лиля в свои двадцать два была как первоклашка какая-нибудь. Дикарка дикаркой. Вся в комплексах, вся в сомнениях, вся в каком-то своем придуманном мирке. Просто удивительно, как в центре Москвы могла вырасти такая дремучая деревня?! Как она собиралась работать по своей специальности – а экономическая политика штука жесткая, где надо быть чем-то вроде живой торпеды, – я не представляю. С парнями она почему-то не желала встречаться вообще – уже троих с нашего курса отфутболила…

– Может быть, она видела в них не интерес к себе как к личности, а интерес к кошельку ее состоятельного папы?

– О чем вы?!! – окинула Гурова удивленным взглядом Настя. – Состояния папочек и мамочек моих однокашников выражаются шестизначными, а то и девятизначными числами. К нам приезжают читать лекции профессора из лучших университетов Англии и США, например Итона. Что вы, Лев Иванович! Отец Лили, в сравнении с большинством прочих, где-то в конце списка. Кстати! Может быть, поэтому она и комплексовала?.. – Велемирцева с задумчиво-озадаченным видом вперила взгляд в потолок.

– Давайте вернемся к вчерашнему вечеру… – предложил Лев, хотя и вполне мягко, но достаточно настойчиво. – Итак, вы отправились на вечер показа мод кутюрье Бруталлино. Во сколько вы отправились, на чем, куда конкретно? Где именно проходило это, скажем так, шоу?

Анастасия рассказала, что экспозиция новых моделей именитого итальянца проходила в престижном столичном ночном клубе «Голд смолл фиш», что по-русски означает «Золотая рыбка». Начало было намечено на девять вечера, поэтому подруги отправились туда в начале девятого. Настя заехала за Лилией на своем стильном «Роллс-Ройсе», и уже ближе к девяти девушки входили в расцвеченные разноцветными яркими огнями стеклянные двери «кильки» (как меж собой мажоры именовали «Золотую рыбку»). Далее все было в обычном русле подобных мероприятий.

Вначале перед собравшимися выступил сам Бруталлино, который на ломаном русском долго и пространно говорил о том, сколь много сил и энергии им было затрачено на создание своих шэтэффрофф. Много говорил и о том, как он любит Россию, что считает россиянок самыми красивыми в Европе и мире. Ну а потом начался показ мод. Дефилирующие по подиуму манекенщики и манекенщицы старательно демонстрировали платья, блузки, джинсы, купальники… Как успели отметить подруги, кутюрье отчего-то вдруг проникся восточными, исламскими мотивами – во всех его моделях отчетливо просматривалось влияние арабской, персидской, турецкой моды. Тем не менее коллекцию Бруталлино зрители приняли весьма благосклонно.

Когда показ был завершен, было объявлено, что по итогам состоявшегося шоу будет устроен небольшой маскарад, совмещенный с дискотекой и фуршетом. По мнению Анастасии, культурно-развлекательная часть программы вечера была вполне достойным продолжением предыдущей, так сказать, деловой. К тому же всякий, пришедший на показ, имел возможность примерить на себе точные копии только что продемонстрированных работ. Разумеется, она сама немедленно поспешила пройти в гардеробную, где нарядилась в платье, стилизованное под наряд принцессы Жасмин из мультика про Аладдина.

– А Лилия в этом маскараде участвовала? – поинтересовался Гуров.

– Что вы! – безнадежно махнула рукой Велемирцева. – При ее закомплексованности такое просто немыслимо… Кстати, я ей предложила попробовать примерить на себя хоть один из нарядов, но она и слышать об этом не пожелала, даже зайти в гардеробную не захотела.

– А когда вы вернулись в зал, Лилия находилась там?

– Да, конечно! Как стояла, подпирая стенку, так на том же месте и осталась! – закивала Настя.

– И тем не менее в какой-то момент вы потеряли ее из поля зрения… Она куда-то ушла. Вы это видели, или вдруг внезапно исчезла, словно растворилась? И что в тот момент вы об этом подумали?

Проведя ладонью по лицу, на котором вдруг появилась тень беспокойства и озабоченности, Велемирцева сообщила, что до своего окончательного исчезновения Лилия один раз отлучалась, судя по всему, в дамскую комнату. Настю в этот момент приглашал танцевать парень, одетый в стиле средневековой турецкой моды. Лилия вернулась из «дамской комнаты» достаточно быстро, заняв то же место у стены, где стояла и ранее. Когда стихла музыка и кавалер проводил Настю к «скамейке запасных», она немедленно подошла к подруге. Посетовав на то, что ее одолевает смертельная скука, Лилия поинтересовалась, когда же они, наконец-то, поедут домой.

Анастасии домой, напротив, ехать не хотелось совсем. Ее увлекала круговерть этой среды, здесь она чувствовала себя как рыба в воде и испытывала упоение происходящим. Но тем не менее решила, что, если ее на следующий танец никто не пригласит, они уедут не мешкая. Если же пригласят, то уедут после того, как закончится танец. Когда зазвучала музыка, к Насте тут же подошел уже другой кавалер, в наряде а-ля Саладдин. И вот именно во время этого танца Лилия вновь исчезла из поля зрения Насти, на этот раз уже насовсем.

– Стоп! Об этом как можно подробнее! – вскинув указательный палец, потребовал Гуров. – Говоря киношным языком, мне нужна покадровая информация – что происходило вокруг Лилии в каждую следующую секунду. И, кстати, вокруг вас тоже!

– Вокруг меня?! – недоуменно скривила свои пухлые губы Велемирцева. – И тоже посекундно?

– Именно!

– Ну, хорошо… – Девушка сложила меж собой ладони и, чуть наморщив лоб, начала перечислять: – Я стою у стены рядом с Лилей. Ко мне уверенно, даже как-то развязно, подходит приличный такой мэн типа Саладдина. Он приглашает меня на танец, я согласно киваю в ответ, он извиняется перед Лилей за то, что вынуждает ее остаться в одиночестве. Мы идем на середину зала, где уже десятка два пар. Танец… Ну, обычный медляк под музыку, по-моему, группы «Грин бэрд».

– Во время танца он вам что-нибудь говорил?

– Ну, да-а-а… Он без конца сыпал комплиментами, говорил о том, что я – самая красивая из присутствовавших там девушек, что мне невероятно к лицу надетый мною наряд, что лишь благодаря мне этот вечер такой замечательный… Если честно, мне показалось, что его слова были не очень искренни, какие-то фальшивые, надуманные. Я сразу же поняла, что он считает меня полной дурой, готовой лечь под первого встречного, и надеется снять меня на эту ночь…

Как рассказала далее Настя, слушая треп своего не в меру «восхищенного» кавалера, она время от времени поглядывала в сторону Лилии. Та по-прежнему томилась в одиночестве, терпеливо ожидая, когда наконец кончится этот медляк. Неожиданно к Кипрасовой подошел один из гостей вечера. Одет он был в стиле а-ля марокканский пират с банданой на голове. Его левый глаз закрывала черная повязка, а правая нога коленом опиралась о фальшивый протез-«колодянку». Незнакомец, широко жестикулируя, что-то расписывал Лилии, которая, чуть заметно улыбаясь, терпеливо выслушивала его болтовню.

– В этот момент мне подумалось: ну, наконец-то она хоть с кем-то познакомится! – тягостно вздохнула Настя. – Ну а когда я снова взглянула в ее сторону, то ни ее, ни «пирата» уже не было. Впрочем, ничего плохого в тот момент я даже не заподозрила. Для меня этот вечер был сплошным праздником – феерическим, добрым и жизнерадостным. Все улыбались, все было супер… Мне подумалось, что Лиля с этим парнем могла пойти «пофуршетить». Всяких там соков, даже хорошего шампанского было – залейся, и всяких фруктов полно. Я когда глянула в сторону бара, то у одной из стоек вроде бы ее заметила, поэтому и не стала беспокоиться. Ну а что? Она в монашках не состоит, имеет право развлечься, оттянуться…

Когда же пауза с отсутствием Лилии несколько затянулась, сразу же после того, как они раскланялись с кавалером, Настя поспешила в бар, где с большим удивлением обнаружила, что подруги там почему-то нет. Она тут же достала телефон, набрала ее номер и после нескольких гудков услышала малоразборчивое, сказанное женским голосом:

– Отстань!

По тональности сказанного и некоторой отстраненности голоса Настя сразу же сообразила, что, вероятнее всего, Лилия в момент звонка находилась в постели с мужчиной и ее звонок прозвучал как нельзя некстати. Иронично отметив про себя: «Вот тебе и недотрога! С ходу прыгнула к мужику в постель!», Велемирцева выпила шампусика с какой-то компанией из трех девушек, провозгласивших замысловато-абстрактный тост: «За то, чтобы всегда и всюду – окончательно и бесповоротно!», и вновь отправилась танцевать. Опомнилась лишь через два с лишним часа, когда внезапно подал сигнал ее смартфон, известивший о том, что с ней кто-то желает пообщаться. Этим кем-то оказался Виталий Романович Кипрасов, который обеспокоенно поинтересовался, как в данный момент чувствует себя его дочь Лиля. Интересовало его и то, почему не отвечает ее телефон. И только тут, мгновенно остыв от горячки только что закончившейся залихватской пляски, Анастасия припомнила, что Лилия куда-то ушла, причем с кем-то совершенно неизвестным, и в данный момент находится вообще неведомо где. Собравшись с духом, она рассказала Кипрапсову все как есть. Не утаила даже своих подозрений по поводу предполагаемого врямяпровождения Лилии с каким-то мужчиной.

– Ну, трижды твою расчетырежды!!! – свирепо прорычал Виталий и отключил связь.

А Насте отчего-то вдруг стало страшно. Этот вечер, всего минуту назад казавшийся ей средоточием безграничного счастья, вдруг обратился в нечто противоположное, мрачное и враждебное. Даже развеселая, разухабистая музыка отчего-то вдруг приобрела интонации похоронного марша Шопена. Она поспешила к выходу, но там ее встретили две улыбающиеся девушки из обслуживающего персонала ночного клуба. Они зачем-то вручили ей большой, туго набитый пакет. На недоуменный вопрос Насти: «Что это и зачем?!» – девушки пояснили, что это – сделанные ею покупки. И только тут Настя смутно припомнила, как, перебрав с тостами и шампанским, она, не отходя от стойки бара, приобрела несколько эксклюзивных нарядов от Бруталлино по какой-то заоблачной цене и, проверив свою банковскую карточку, поняла, что на ее счету от имевшихся там двадцати тысяч долларов практически ничего не осталось.

Приехав домой, она тут же легла спать. Снилось ей что-то мрачное и пугающее. Какой-то длинный, как оглобля, старик во всем белом звал ее с собой в темный, мрачный лес. Утром матери Насти с трудом удалось растолкать свою припозднившуюся дочь. Кое-как умывшись, причесавшись и позавтракав, Анастасия поспешила в универ. А уже прибыв туда, узнала жуткую новость о том, что случилось с Лилией. Дойдя до этого места своего повествования, Велемирцева внезапно вздрогнула всем телом и закрыла лицо руками, после чего, раскачиваясь из стороны в сторону, простонала:

– О-о-о-о-о!.. Господи! Господи-и-и-и! Бедная Лилька! Это я во всем виновата!

Судя по всему, до нее только сейчас дошло, что именно случилось с тихой, беззащитной Лилией Кипрасовой. Но, видимо, эта ее реакция, где-то даже истеричная, была каким-то образом спровоцирована чем-то еще. Например, тем, что повлекло ее странную амнезию, пережитую в «Золотой рыбке».

«Надо будет проверить, не использовался ли организаторами фуршета какой-либо наркотик, который они могли подсыпать в соки и шампанское…» – мысленно отметил Гуров.

С трудом взяв себя в руки, Настя слабым голосом спросила:

– У вас ко мне еще будут вопросы? Я хотела бы уехать домой. Надо прийти в себя, надо хоть немного стряхнуть с себя весь этот ужас…

– Да, в принципе вы можете быть свободны, но вам придется заехать в центральную лабораторию судмедэкспертизы. Там нужно будет сдать анализы на отравление препаратами нейротоксического действия, которые могли подмешать в напитки, подававшиеся в баре «Золотой рыбки». Вот, возьмите направление – здесь адрес лаборатории… – Лев протянул девушке вырванный из блокнота лист бумаги с несколькими строчками, выведенными размашисто-угловатым почерком.

– Ой, я так боюсь, когда берут кровь из вены!.. – пробежав взглядом по написанному, мученически поморщилась Настя.

– Никакой крови, – пояснил Гуров. – Для анализа будет достаточно пробы слюны и, пардон, мочи. Да, и еще один момент! Когда вы услышали сказанное по телефону женским голосом «Отстань!», вы были уверены, что это произнесла именно Лилия? Для нее было характерным использование такого слова, или ранее вы от нее ничего похожего не слышали?

Потерев виски, Настя напряженно задумалась, что-то припоминая.

– Знаете… Да, мне показалось, что это был голос не Лили. Показалось странным и то, что она сказала: «Отстань!», – но я посчитала, что в предполагаемой мною ситуации – ну, секс с ухажером – она могла выразиться именно так… О боже мо-о-й!.. Ну все, я пойду?

Когда Велемирцева, тягостно вздыхая, покинула кабинет, Лев немедленно созвонился с главным судмедэкспертом главка Дроздовым. Узнав, не слишком ли тот занят, он поручил ему провести самое тщательное обследование тела Лилии Кипрасовой.

– Лев Иванович, – в своей обычной суховатой манере откликнулся судмедэксперт, – соответствующее распоряжение по Кипрасовой Петр Николаевич мне уже отдал. Прямо сейчас выезжаю в морг.

Выразив полное одобрение тому, что Дроздов уже, так сказать, в теме, Гуров добавил, что надо бы очень внимательно проверить, не принимала ли потерпевшая перед смертью чего-то влияющего на психику. Например, седативные и тому подобные препараты.

– Хорошо, Лев Иванович, обращу на это самое серьезное внимание, – все так же суховато пообещал его собеседник.

Едва Лев закончил разговор с Дроздовым, в дверь кто-то постучал, и на пороге появилась круглолицая девушка с черной косынкой, завязанной ободком на голове. Судя по ее покрасневшим глазам, можно было догадаться, что совсем недавно она плакала.

– Вера Чубатная? Проходите, присаживайтесь!

– Да, я Вера… Здравствуйте! – садясь на стул, ответила девушка.

– Вера, меня интересует все, что касается Лилии Кипрасовой, – заговорил Лев. – Что вы о ней могли бы рассказать?

– Если честно, то, к сожалению, я о ней знаю столько же, сколько и все прочие… – грустно улыбнулась Вера. – Не могу сказать почему, но нас считали чуть ли не лучшими подругами, хотя с ней у меня взаимоотношения были как и с любой другой однокурсницей.

Как далее явствовало из рассказа Веры, познакомилась она с Лилией еще на первом курсе. Они как-то раз разговорились в институтском кафе, оказавшись за одним столиком. Лилия вначале показалась Вере несколько высокомерной и в чем-то даже надменной. Но позже она поняла, что та, от природы будучи очень ранимой и застенчивой, создала себе такую психологическую маску, чтобы отгородиться от тех, кто не страдал избытком воспитанности и деликатности.

О себе Лилия рассказывала, как правило, не слишком много и не очень охотно. Из отрывочных разговоров с ней Вера узнала, что ее мама погибла в автокатастрофе, когда та была еще совсем маленькой. Ну а вторая жена отца особой любви к падчерице не питала, и моральная атмосфера в их доме все эти годы была не самая теплая. Особенно после того, как у мачехи родился сын. С той поры отношение к Вере стало еще более холодным. Отец как-то старался душевно согреть свою дочку, побаловать ее подарками, но мачеха этого весьма не одобряла. Так что Лилии жилось не слишком сладко. Она мечтала поскорее окончить институт и уехать куда-нибудь за границу.

– Вот, собственно, и все, что я знаю о ее семье… – пожала плечами Вера.

– А что вы можете сказать о взаимоотношениях Лилии с противоположным полом? Ее фото я видел и могу вполне уверенно сказать, что девушка она была хоть и не «голливудской» наружности, но вполне приятная. Настя мне сейчас рассказала, что женихов Лилия отфутболивала – не хотела ни с кем знакомиться. Это соответствует действительности? И если да, то что могло стать причиной таким настроениям?

– Да, да, это и в самом деле так… – кивнув, вздохнула Вера. – И это не какой-то ее пустой каприз. Девчонки рассказывали, что это следствие серьезной душевной травмы, пережитой ею еще в школе. Отчасти об этом я тоже знаю из ее полунамеков. В общем, как я смогла понять, она училась в лучшей московской английской спецшколе. Кстати, по-английски Лиля «спикала» – от англичанки не отличишь. В нашей институтской библиотеке – представляете! – она читала труды американских экономистов в подлиннике! И вот там, в школе, классе в девятом, случилось с ней такое несчастье – влюбилась она в парня из одиннадцатого. Он ей тоже вроде бы ответил взаимностью. А сам, скотина, реально ухаживал за какой-то школьной красоткой. Как-то раз Лилия случайно услышала их разговор. Красотка упрекала парня в том, что он «путается» с «какой-то страшилкой» из девятого. А он ей отвечал, типа того, что его от Лильки тошнит, а встречается он с ней только потому, что к этому его принуждает отец. Тот, понимаете ли, мечтал породниться с денежным человеком, чтобы потом, за счет его капиталов, решить свои шкурные проблемы. Для Лилии услышанное было настоящим шоком. Она тут же перешла в другую школу и больше на парней даже не глядела…