Читать книгу Очень большие деньги - Алексей Макеев, Николай Леонов - Страница 4

Ночь выдалась не самая удачная, чтобы путешествовать. На ветровое стекло то и дело брызгал дождь. Как-то особенно тоскливо завывал ветер, и в свете фар катились по шоссе опавшие мокрые листья. Даже никогда не унывающий Крячко был молчалив и только курил сигарету за сигаретой, наполняя салон ядовитым голубым дымом. Гуров, однако, как будто не замечал этого, погруженный в свои думы.

С того дня как они со Стасом навестили Живаева, бывшего бандита, а ныне честного предпринимателя и несчастного инвалида, прошла неделя. В своих поисках человека, напавшего на сержанта милиции, Гуров с Крячко не продвинулись ни на шаг. Те надежды, которые Гуров возлагал на допрос Живаева, не оправдались. Человек, звонивший в квартиру Живаева, сразу же испарился, словно был не человеком, а бесплотной тенью. Оба милиционера, дожидавшиеся возле дома, не успели его даже запомнить. Рукавишников, правда, подтвердил, что отдельные граждане в подъезд заходили, а некоторые и выходили оттуда, но поскольку приказа наблюдать за ними не было, то он этим и не занимался. А Живаев наотрез отказался признать, что гость приходил именно к нему. Он твердил одно и то же: «Ошиблись дверью», и сдвинуть его с этой позиции было невозможно. Гуров был зол и на себя, и на Живаева, и на нерасторопных коллег, но поделать ничего не мог. Единственным положительным моментом во всей этой истории было лишь сообщение из больницы, что состояние Личутина немного улучшилось, но никакой заслуги ни Гурова, ни Крячко в этом, конечно, не было.

Подозрительное поведение Живаева и странные обстоятельства, свидетелями которых они стали, подвигли Гурова установить наблюдение за любителем животных, но пока эта акция также не принесла никаких результатов.

В руках у сыщиков не осталось буквально ничего, кроме фамилии в паспорте, которую запомнил Рукавишников, и номера все того же паспорта, да и то у Гурова не было полной уверенности, что молодой милиционер правильно все запомнил. Во всяком случае, толку от этих данных было немного – практически ноль. По городу были распространены словесные портреты преступников, но выйти на их след не удалось. И лишь сегодня наконец что-то забрезжило. Причем информация пришла, как часто это бывает, совсем не оттуда, откуда ее ждали.

Телефон в квартире Гурова зазвонил в три часа ночи. Мария едва приподняла голову над подушкой и, еще не раскрывая глаз, сонным голосом сказала:

– Наверняка это тебя, Гуров! Бери!

Гуров, спавший до этого глубоким сном праведника, очнулся мгновенно. Эта привычка выработалась в нем уже давно и действовала безотказно, как инстинкт. Но для виду он пробормотал несчастным и вялым тоном:

– Почему меня? Вроде бы не должны сегодня. Но если ты настаиваешь…

Он сел на кровати и зажег ночник. Свет был золотисто-розоватый, совершенно интимный и домашний. В доме, где горит такой огонек, ничего плохого случиться не может.

Гуров посмотрел на жену – тяжелые темные пряди ее разметались по белой подушке, но лицо было спокойным – Мария до конца так и не проснулась после звонка. Гуров очень надеялся, что все окажется невинной ошибкой и ему больше не придется тревожить сон жены. В конце концов, ничего срочного он сегодня не ждал. Но по ночам действительно обычно звонили только ему.

Он взял трубку. Звонили из дежурной части. Голос был слегка виноватый – дежурный офицер не был до конца уверен, что поступает правильно, тревожа Гурова среди ночи. Но доклад его был конкретен и обстоятелен.

– Товарищ полковник, меня предупреждали, чтобы вам докладывали в любое время, если поступят сведения по тем двоим. Ну, которые в розыске по делу Личутина… Только что сообщение пришло со станции Линьково. Это километрах в восьмидесяти к северу от Москвы. Там странный случай произошел. Патруль еще вечером задержал одного местного буяна – дебош в магазине учинил, с применением холодного оружия, а именно кастета. Нанес травмы владельцу магазина, но, к счастью, не тяжелые. А когда проспался и понял, что ему светит, решил реабилитироваться. Сообщил местному дежурному, что якобы неоднократно видел в районе дачных участков разыскиваемых граждан. Утверждает, что может показать, где они скрываются. Ребята из тамошнего отделения заявляют, что в каком-то смысле верить ему можно – этот тип давно чужие дачи бомбит. Не попадался, правда, ни разу, но об этом все знают.

– Так, и что же дальше? – спросил Гуров. – Милиция уже проверила эти показания?

– Нет, они сомневаются, – ответил дежурный. – Там ведь, на дачных участках, сейчас темнотища, как у негра, гм… Да и хулиган этот доверия у них большого не вызывает. Грубо говоря, предполагают они, что врет он. А дело все-таки серьезное, поэтому они с нами и связались – как лучше поступить, спрашивают.

– Ну и что вы им посоветовали? – поинтересовался Гуров.

Дежурный офицер замялся.

– Откровенно говоря, я тоже считаю, что ночью там искать бесполезно, – сказал он. – А с другой стороны, меня инструктировали, чтобы по этому поводу немедленно ставить вас в известность. Вот я и ставлю, товарищ полковник.

– Понятно, – усмехнулся Гуров. – Озадачил товарища полковника посреди ночи и доволен? Пусть теперь ломает голову и принимает решение!

– Виноват! – сказал дежурный. – Но было распоряжение…

– Да нет, все правильно, капитан! – серьезно сказал Гуров. – Благодарю за службу, как говорится. Ты вот что сделай – свяжись с этим, как его, Линьковом, и предупреди, что мы обязательно к ним подъедем. Думаю, часам к пяти-шести утра. Если этот буян не соврал и те, кого мы ищем, действительно там прячутся, то брать их лучше всего ранним утром. В этом смысле все складывается как нельзя лучше.

– Если только это не липа, – мрачновато заключил дежурный. – Зря съездите, товарищ полковник, намучаетесь!

– Пожалел волк кобылу, – проворчал Гуров. – Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов. От тебя теперь мне единственное утешение нужно – обязательно линьковских предупреди, чтобы без меня ничего не предпринимали.

– Да что они предпринимать будут? – снисходительно заметил дежурный. – Их там по пальцам пересчитать. А дежурит и вовсе один милиционер. Он, конечно, в принципе мог бы поднять начальника, но счел более благоразумным нас потревожить…

– Но это и в самом деле самый разумный вариант, – сказал Гуров. – Тут все правильно.

Пока он одевался, стараясь производить как можно меньше шума, выяснилось, что Мария спит вовсе не так крепко, как ему казалось. Она открыла глаза как раз в тот момент, когда он прилаживал наплечную кобуру. Глаза были ясные.

– Интересно, – произнесла Мария глубоким задумчивым голосом. – Кто-то тут говорил, что этот звонок никого не касается и никаких событий не предвещает? И что же в итоге? Бряцанье оружием и суровые мужские лица. Это так серьезно?

– Скорее всего, это просто пустышка, – примирительно сказал Гуров. – Пара часов езды по шоссе и небольшой променад в облетающих садах. Но не поехать я не могу – сам навязался. Помнишь, я рассказывал тебе про нападение на сержанта? Преступники как в воду канули. А теперь вроде бы их видели на станции Линьково в районе дачных участков. Информация ненадежная, но в нашем положении нужно пользоваться любой возможностью.

Он набросил пиджак на плечи и наклонился к жене.

– Ну что ж, теперь до вечера, – сказал он, целуя ее в щеку. – Когда вернусь из Линькова, позвоню тебе в театр, чтобы ты не беспокоилась. Хотя, собственно, повода для беспокойства и нет.

– Позвонить жене – это сам по себе повод, – категорически заявила Мария. – Это так же верно, как то, что пистолет под мышкой и ночные прогулки по садам не самый лучший способ успокоить жену.

– Пистолет – это всего лишь антураж, без которого нет профессии, – посмеиваясь, заявил Гуров. – Как, например, у вас в театре не бывает артиста без грима, так не бывает и мента без пистолета. Это ничего не значит.

В сущности, так оно и было. Оружие Гуров прихватил для порядка: все-таки намечалось что-то похожее на операцию захвата, но шансов на то, что операция состоится, было до обидного мало. Нужно было отдать должное милиционерам со станции Линьково – они проявили удивительную для столь позднего часа бдительность, но рассчитывать на компетентность и искренность пьяного дебошира не приходилось. С пьяных глаз он мог наговорить чего угодно.

Гуров связался по дороге с дежурной частью и выяснил, что милиция в Линькове уже предупреждена о предстоящем визите и никаких новых сообщений оттуда больше не поступало. Значит, ситуация законсервировалась в прежней неопределенности. К утру выяснится, что местный алкаш все выдумал, и они с Крячко с чистой совестью поедут домой.

Через час они въезжали на окраины поселка, смыкавшегося с железнодорожной станцией. На фоне двух ярких фонарей у переезда было хорошо видно, как моросит дождь. Воздух был наполнен клубящейся водяной пылью и холодными ослепительными искрами. Поселок спал, но на освещенной площадке возле станции их поджидал милиционер в помятом плаще. Это был худощавый, лет сорока мужчина с залысинами на лбу и с печалью в глазах. Когда Гуров притормозил, милиционер уверенно направился к машине и взял под козырек. Они поздоровались.

– Старший лейтенант Ганичкин, – представился милиционер. – Меня уже предупредили, товарищ полковник. Я сегодня на дежурстве, вот и заварил всю эту кашу… – голос его звучал виновато. – Потревожили вас, а скорее всего, зря. Ванька Плющ – человек ненадежный. Руками махать да языком трепать – вот и все его таланты. Теперь вот опять накуролесил – человеку чуть челюсть кастетом не сломал.

– Прошу прощения, Плющ – это кличка? – поинтересовался Гуров.

– Фамилия такая, – грустно сказал старлей. – Мы к нам, наверное, поедем? Чего время тянуть? Тут недалеко.

Он сел в машину и стал показывать, куда ехать.

– Так бы и до утра можно было потерпеть, – попутно объяснил он. – Но до нашего сведения довели, чтобы об этих двоих мы безотлагательно сообщали. Не знаю, как кто, а я привык исполнять указания. Сейчас вообще все уже на ногах и начальник приехал. Поселок у нас сравнительно большой, личного состава десять человек. Один только в отпуске сейчас… Все вас ждут.

Действительно, здание, в котором располагался линьковский ОВД, было ярко освещено, и на крыльце курили двое хмурых милиционеров. Гурову показалось, что на подъехавший автомобиль они посмотрели с откровенной неприязнью, но встретили гостей с выраженным пиететом и большей частью помалкивали. Появился и начальник, капитан милиции, несколько помятый и невыспавшийся, но старавшийся держаться приветливо и деловито. Он тоже посетовал на неприятные обстоятельства – ночь, погода и так далее, – но тоже не забыл подчеркнуть, как четко у них в Линькове исполняются инструкции.

– Ладно, капитан, не разбегайся – прыгай! – сказал ему Гуров, которому уже надоели бесконечные оправдания. – Во-первых, где тут ваш Плющ и где тут ваши дачные участки?

Капитан обреченно махнул рукой в темную ночную даль и вздохнул:

– Так-то дачные участки сразу за поселком начинаются, но ведь этот бандит говорит, что видел этих двоих на старых дачах, а это километров пять, и по плохой дороге. Наверное, лучше на нашем «УАЗе» ехать, зачем вашу иномарку бить? Другой вопрос, сколько в «УАЗ» народу поместится? Плюща брать надо? Вы двое, водитель… Вот и получается, что дать я вам могу всего одного человека.

– Меньше народу – больше кислороду, – вставил Крячко. – Главное, чтобы водитель обратно дорогу нашел и чтобы бензин раньше времени не кончился. А то, когда на плохой дороге кончается бензин, настроение совсем не то делается…

– Думаю, втроем мы управимся, – добавил Гуров. – Было бы с чем. А возьмем мы с собой, если позволите, вашего старшего лейтенанта. Все-таки он у нас герой дня. И давайте сюда вашего хулигана. Скоро уже светать начнет, тянуть некуда.

Капитан, несмотря на помятость, действовал оперативно. Не успели они и глазом моргнуть, как подъехал милицейский «УАЗ», довольно крепкий с виду, и привели всклокоченного детину с блуждающим взглядом. На детине были спортивные штаны с вытянутыми коленями, обвисший пиджак и сразу под пиджаком грязная вылинявшая тельняшка.

– Моряк, что ли? – с любопытством спросил Крячко, разглядывая детину.

– Он, было дело, в морской пехоте служил, – объяснил старший лейтенант Ганичкин. – Когда демобилизовался, орлом смотрел, все девки его были. А теперь что – один позор. И мундир позорит, и свой человеческий облик… – Ганичкин махнул рукой.

– Я мундира не позорил, начальник! – хрипло и тоскливо прогудел детина. – У меня грамота от командования имеется, и ты ее своими мослами не трогай! А мой облик только меня касается. Может, у меня трагедия в личной жизни…

– Ну, личные трагедии – это не наша грядка, гражданин Плющ, – перебил его Гуров. – Мы тут по делу, да и время для сантиментов не самое подходящее. Так что давай самую суть. Еще раз взгляни на эти два портрета и скажи: видел ли ты этих людей?

Плющ, которому как раз приспичило говорить о своей личной жизни, с большой неохотой посмотрел на снимки, которые Гуров привез с собой.

– Ну видел я этих фраеров, – буркнул он. – Сто раз уже начальнику доложил этот факт. Еще раз надо? Я хоть и пью, но мозги еще не пропил. И глаз у меня четкий – один раз увидел, значит, на всю жизнь, понятно?

– Чего ж тут не понять, – мирно согласился Крячко. – «Уникум» это называется. Один в уме шестизначные числа перемножает, другой взглядом утюги двигает, а ты вот раз увидел, и теперь до самой смерти эти физиономии с тобой будут. И где ты их видел, бедняга?

Плющ подозрительно посмотрел на него, а потом на начальника местной милиции.

– Уговор такой был, – угрюмо сказал он. – Я вам этих кренделей сдаю, а вы меня подчистую отпускаете. Баш на баш, как говорится.