Читать книгу Лёд и пламя. Сборник стихотворений - Николай Леркин - Страница 38

Не ценят люди время, не умеют,

И уважение давно покрыто тьмой,

Весь город в скуке зыбкой тлеет,

Хотя… быть может я один такой?

Кто жить остался прошлым,

Кому ещё близка земная твердь.

Я предпочёл бы просто умереть,

Назло всем тем, кто пишет пошло.

Но знаю: не будут обо мне скорбеть,

Как о потере, о поэте.

Я бесталанен, что тут взять?

Вот Саша был – один на свете

Талант. Но долго не дано писать

И жить. Поэта общество отвергло,

Ведь общество – гнилая рожь,

Что слово русское, наверно,

Пропило за последний грош.

Так что писать? О чём тут долго спорить?

Как жизнь идёт, так тянутся часы,

Но я – не вы. Ценить умею время

И выбирать достойные пути.

Не криком надрываясь,

Выплёскивать бессмысленную брань,

Не с богохульством чертыхаясь

Писать о сладкой ночи в саму рань,

Или описывать свою судьбу

И жизнь, и каждое мгновенье.

Как глупо выносить народу смех, слезу,

Когда уж лопнуло терпение,

Что нет в душей сей вдохновения.

Я горд? О да, высокомерен,

Не отрицаю, не стыжусь.

Я старой школе буду верен.

Стихосложению учусь

У самых старых из поэтов,

Они – основа всех основ,

И пусть живу я в веке этом,

Я с ними рядом в цикле снов.

Проснусь – и я один на свете,

В могилах спят учителя,

А всякие кричат зазря

О том, что на планете

Ещё горит стихов стезя.

Но нет, она давно остыла.

На ней – лишь пара угольков,

А остальные тухнут где-то

Среди российских кабаков.

Среди канав, туманов, баров,

Среди зажравшихся господ

Сидят поэты – в бликах славы

За десять несуразных строк.

Пусть я умру, не понятый, забытый,

Мой слог – последний русский слог

В канаве грязной, неумытой

Найдёт свой истинный итог:

Быть может там мальчишка белокурый

Прочтёт мои неважные стишки,

И он поймёт – не страшен вид могилы

Всем тем, кто смотрит изнутри,

Но страшно то, что, может быть на свете

Остались лишь гробы от тех,

Кто в слово сердцем свято верил

И нёс стихи. Остался дым от всех

Поэтов-стихотворцев.

Неспешно догорает их зола.

Я из золы – всего одно лишь слово,

А фраза в целом не длинна:

«Убиты мы, осталась – тьма».

Всё что осталось – гниль и слякоть:

Кричит, разбрызгивая дождь.

Подобия стихов – то крик и маты,

И пошлость тянет вечер в ночь…

Но и от ночи до рассвета

Не умолкает снизу эта страсть,

Брань, музыка, и козырная масть —

Всё катится в могилу века.

Весь этот ужас – пыль, труха

Всё льётся в стоки и канавы,

И падает на малыша

С густыми волосами.

Уж был один такой,

Лихой и деревенский парень,

Упавший видно с головой

На дно сухой канавы,

Откуда он кричал и плакал,

Что Русь избита, нищета —

Её второе, видно, имя,

А третье – бедная земля.

Как русский дух из сердца шпарит,

Не заливает стих коньяк!

Ему и царь не сильно страшен,

Не то что поп и старый дьяк.

Не устоял он в этом мире,

Как Пушкин, Лермонтов он спит,

Над гробом крышку завинтили,

Чтоб уж не выбрался пиит.

Теперь всё проще и милее,

Сейчас писать – себе во вред,

Сейчас в канавах жить – престижно,

И так живёт наш человек,

И этот мальчик – в сонме бед.

Так пусть среди всей этой грязной жижи

Листочек прилетит, исписанный пером,

И что-то тёплое польётся через жилы

И дух воспрянет в сердце молодом.

Да, он поймёт, что нужно что-то делать,

В души проснётся вдруг искра:

Пускай не Пушкин он, пусть даже и не Леркин,

Но всё такая же лиричная душа.

Я знаю: он возьмёт перо и эстафету,

Возьмёт тетрадный жёлтый лист

И он ответит Тютчеву и Фету,

Что жив поэт и будет вечно жить.