Читать книгу Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея - Николай Лейкин, Николай Александрович Лейкин - Страница 5

В назначенный час и день конторщик правления «Общества дешевого торгового кредита» Игнатий Кириллович Стукин входил уже в подъезд директора того же общества Лавра Петровича Хрустальникова. Бульдогообразный и рослый швейцар, увидя тщедушную и плюгавенькую фигурку Стукина, облеченную в коротенькую выеденную молью шубенку и замасленную драповую шапку, дерзко спросил:

– Вы куда?

– К господину Лавру Петровичу Хрустальникову, – отвечал Стукин.

– С черной лестницы… Да к тому же теперь генерал и не принимает. Он только что пообедавши.

– Ну, меня-то он примет, – подмигнул Стукин и продолжал идти далее.

– Позвольте… Да вы что за особенный?

– Я? Я секретарь его, и мне приказано прийти сегодня, в этот час.

– Секретарь? – протянул швейцар, косясь на шубенку и шапку Стукина. – Что у него прежде никаких секретарей не было! Да куда же вы лезете? Вам сказано: с черной лестницы.

– Как с черной лестницы! Видишь, у меня портфель с делами.

– Портфель… Да ведь с портфелями и всякие шляющие дровокаты ходят. Ну ступайте, коли вы секретарь и с делами. А только смотрите, как бы чего не вышло. Он не любит, кто к нему с парадной лестницы… Да снимите здесь калоши, а то у нас по коврам не приказано…

– Чудак-человек… Как я тебе сниму калоши, если я без калош? Я никогда не ношу калош.

– Секретарь и без калош! Странно… Ну идите.

Стукин направился вверх по лестнице. Швейцар дал звонок. В бельэтаже перед Стукиным отворилась дверь. На пороге стоял лакей во фраке.

– Як Лавру Петровичу… Они приказали… Моя фамилия Стукин, – произнес Стукин.

– Пожалуйте… Ждут.

Стукин повесил на вешалку шубенку и спросил:

– Куда идти?

– А вот сейчас доложу, – отвечал лакей, отправился, доложил, вернулся и провел Стукина в кабинет.

Лавр Петрович Хрустальников сидел у себя в кабинете и помещался в кресле-качалке. Он только что сейчас пообедал и курил сигару. Перед ним на маленьком столике стояла недопитая чашка кофе и опорожненная ликерная рюмка. Лицо Хрустальникова было красно, глаза полу-прищурены. Видно было, что он хорошо пообедал. Завидя Стукина, он воскликнул:

– А! Стукин!.. Ну, вот и отлично. Батюшки! Без бороды! Покажись-ка, покажись, как ты преобразился. Подойди к лампе-то… Вот так… Знаешь что, братец ты мой? Ты с бородой был интереснее.

– Да ведь вы сами же, Лавр Петрович, изволили приказать…

– Да, я полагал, что ты будешь покрасивее несколько, но уж теперь ты совсем на обезьяну похож… Или нет, не на обезьяну, а как это животное-то?.. У тебя нос как-то неприлично вытянулся вперед, на манер утюга… Да, утюг… совсем утюг…

Язык Хрустальникова несколько заплетался. Стукин опешил. Он не ждал такого приема. Хрустальников заметил это и поправился.

– Ты, братец мой Стукин, прости, что я с тобой так фамильярно и называю тебя «ты», – начал он. – Откровенно говоря, наши отношения так тесны, что иначе и нельзя. Ты не сердишься?

Стукин несколько оправился и отвечал:

– Помилуйте, Лавр Петрович, да разве я смею!..

– Ну, то-то… Я сейчас вижу, что ты добрый и простой малый. Повернись-ка, повернись-ка еще раз передо мной… Да… физиономия твоя подгуляла. Знал бы я, так не велел бы тебе брить бороды. Ну да наплевать! Нам с лица не воду пить. Ты знаешь, Стукин, эту пословицу: «Нам с лица не воду пить»?

– Как же не знать-то-с? Отлично знаю.

– Верная пословица… Удивительно верная. Да, русский человек остер и удивительно меток в своих определениях. Я всегда это говорю. Ты это зачем же завился-то? Понравиться Матильде хочешь? Ах, шельма!

– Да ведь вы сами же…

– Да-да-да… Против этого я ничего… Но должен тебе сказать, что понравиться ей очень трудно. Она женщина с развитым вкусом. Да и вообще… Ах, ежели бы ты знал, Стукин, что это за женщина! Она вся соткана из нервов. А тело! Ты видал ли Венеру Медицейскую? Нет, она не Венера Медицейская, она полнее, круглее, но формы, я тебе скажу!..

Стукин захихикал.

– А вот познакомлюсь-с, – начал он, – да понравлюсь-с, так…

– Что?! – крикнул на него Хрустальников и погрозил пальцем. – Смотри у меня!

– Да ведь сами же вы желаете, чтобы я сочетался с ними законным браком.

– Верно. Но об этом законном браке с тобой будет еще обширный разговор по пунктам. Ну да что об этом говорить! Это у тебя какое платье?

– Новое-с. У Корпуса купил на ваши деньги. Вы изволили дать семьдесят рублей, а заплатил я семьдесят два рубля. Два рубля передержки.

– Стоит ли об этом разговаривать! Два рубля передержал – я тебе их и отдам. Получай два рубля… Вот тебе трехрублевая бумажка… двух рублей у меня нет. Ну да лишний рубль ты возьми себе на папироски. Повернись-ка еще! Платье ничего… По платью и сзади ты совсем приличный человек… А вот спереди… Главное, нос… Нос у тебя совсем неприличный. Послушай, Стукин… Обрей свой нос.

– Помилуйте, Лавр Петрович, да разве это можно?

– Отчего же нельзя? Нынче отлично режут носы и приставляют новые. Я тебя отдам хирургу. Хирург тебе старый нос отрежет и новый приставит.

– Это уж невозможно-с, – отшучивался Стукин и при этом глупо-преглупо улыбался.

– Отчего невозможно? Ну а если тебя попросят? Если тебя сама Матильда Николаевна попросит? Тогда ты должен согласиться. Ведь женщина – все. И какая женщина-то! Кожа – атлас, глаза – бархат! Придвинься-ка ко мне… Что это у тебя из-за жилетки выпятилось парусом? Сорочка…

– Это не сорочка, а манишка-с.

– Послушай, разве можно такие манишки носить? Ведь у тебя все парусом выпятилось вперед. Надо переодеться. Сейчас мой лакей даст тебе свою сорочку надеть, а эту манишку сними. Я дал бы тебе мою сорочку надеть, но я вдвое толще тебя. И как отрепана у тебя твоя манишка!.. Какие-то усы у ней. Нет, в таком виде нельзя являться перед Матильдой. Алексей! – крикнул Хрустальников лакею. – Дай ты вот этому человеку надеть свою сорочку. Он тебе возвратит потом. Смотри же, Стукин, не зажиль сорочки.

– Что вы, Лавр Петрович…

Лакей принес сорочку.

– Ну, надевай… Надевай здесь… Вот тебе диван, сядь и надевай… – указал Хрустальников. – Ты надевай, а я буду смотреть. Да… Нос у тебя черт знает какой! Какой-то святочный, маскарадный… Впрочем, может быть, это и хорошо. Не правда ли, Стукин? Ведь иногда нос…

– Что это вы, Лавр Петрович, так уж очень мой нос расхаиваете? – обидчиво произнес Стукин. – Ведь вы и раньше изволили его видеть.

– Врешь, он был не такой, совсем не такой. Он у тебя вдруг ни с того ни с сего вырос. Послушай! Ты его поливал, что ли?

– Помилуйте, да разве носы поливают?

– Все нынче поливают, все нынче удобряют. И носы тоже…

– Не слыхал, Лавр Петрович.

– Мало ли, ты чего не слыхал! Ты глуп, Стукин, очень глуп. Впрочем, прости, прости. Это я так… – спохватился Хрустальников и прибавил: – Ну, вот теперь отлично, теперь сорочка вполне приличная. Ну, однако, пора… Поедем к Матильде Николаевне. Она ждет. Алексей! Или Григорий! Кто там? Дай мне зельтерской воды! – крикнул он лакею и снова обратился к Стукину: – Ты умеешь ли, Стукин, прилично раскланяться перед дамой? Покажи-ка мне, как ты войдешь и поклонишься. Сделай репетицию. Не стыдись, не стыдись. Чего ты?.. Ну?!

Стукин прошелся по ковру кабинета и поклонился.

– На манер медведя ученого, – сказал Хрустальников. – Ну да ничего, сойдет. Бывает, что люди и хуже кланяются.

Он начал пить зельтерскую воду, выпил и прибавил:

– Однако, я сегодня отлично пообедал. Алексей! Сюртук!.. – крикнул он, сбрасывая с себя халат. – Едем, Стукин! Стукин… Вот и фамилия твоя какая-то тоже неприличная. Не знаю, как уж тебя я буду и представлять?.. Вдруг ошибешься? Скажешь фамилию-то да и ошибешься, пропустишь букву «т», ну и выйдет неловко.

– Что вы, Лавр Петрович!.. – застенчиво сказал Стукин.

– А что? Конечно же, неприличная. А эта статья важная… Не знаю, согласится ли еще Матильда Николаевна быть мадам Сукиной. Она женщина ох какая щекотливая!

– Зачем же так произносить?

– Да ведь ошибиться можно. Алексей! Перчатки и шляпу!.. Едем, Сукин! – крикнул Хрустальников. – Впрочем, может быть, ты хочешь выпить на дорогу стакан вина для храбрости? – спросил он Стукина. – Выпей, выпей… Ты будешь развязнее. Дать ему стакан вина!

Лакей принес графинчик коньяку. Хрустальников заставил Стукина выпить.

– Пей, пей… Не стыдись, – прибавил он. – Я теперь живу на холостом положении. Жена за границей. Ну, едем!

Они вышли в прихожую и начали надевать шубы.

– Эх, шубенка-то у тебя как подгуляла! – сказал Хрустальников.

– Плоховата-с, – отвечал Стукин. – Вот если бы ваша милость была…

– Сделаю, сделаю, сумей только устроить так, чтобы Матильда Николаевна не смотрела на тебя как на черта.

– Постараюсь, Лавр Петрович.

Они сходили с лестницы.

– Ах ты, Сукин, Сукин! – сказал Хрустальников. – Знаешь, впрочем, ведь такая фамилия была среди аристократии. Генерал один был с такой фамилией. Ты это чего сморщился-то? Обижаешься? Ты, брат, не обижайся. Это я так, любя… Ты благороднейший человек, господин Стукин, ты делаешь подвиг. Женитьба твоя на Матильде будет высоким подвигом человеческим! Давай руку. Вот так. Видишь, я… я жму твою руку. Ну, отойди теперь немножко от меня… Швейцар смотрит.

Через минуту они ехали в карете.