Читать книгу Наши за границей. В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь - Николай Лейкин, Николай Александрович Лейкин - Страница 11

– Ну, какие у них там есть кушанья? Прочти-ка… – спрашивала Глафира Семеновна мужа, вздевшего на нос пенсне и смотрящего в карточку.

– Все разобрать трудно. Иное так написано, словно слон брюхом ползал, – отвечал тот. – Но вот сказано: супа…

– Какой суп?

– А кто ж его знает! Просто: супа. Конечно, уж у них особенных разносолов нет. Сейчас видно, что сербы народ неполированный. Хочешь, спросим супу?

– Нет, я не стану есть.

– Отчего?

– Не стану. Кто их знает, что у них там намешано! Посмотри, что еще есть?

– Риба… Но ведь рыбу ты не станешь кушать.

– Само собой.

– А я спрошу себе порцию рыбы. Только вот не знаю, какая это рыба. Такое слово, что натощак и не выговоришь. Крто… Не ведь что такое!

– Постой… Нет ли какого-нибудь жаркого? – сказала Глафира Семеновна и сама подсела к мужу разбирать кушанья.

– «Печене»… – прочел Николай Иванович. – Вот печенье есть.

– Да ведь печенье это к чаю или на сладкое, – возразила Глафира Семеновна.

– Погоди, погоди… Добился толку. Печене – по-ихнему жаркое и есть, потому вот видишь сбоку написано по-немецки: «братен».

– Да, братен – жаркое. Но какое жаркое?

– А вот сейчас давай разбирать вдвоем. Во-первых, «пиле», во-вторых, «просад».

– А что это значит – «пиле»?[30]

– Да кто ж их знает? Никогда я не воображал, что среди этих братьев-славян мы будем как в темном лесу. Разбери, что это такое – «пиле»?

– Может быть, коза или галка.

– Уж и галка!

– Да кто ж их знает! Давай искать телятины. Как телятина по-ихнему?

– Почем же мне-то знать. Погоди, погоди. Нашел знакомое блюдо: «кокош», сбоку по-немецки: «хун» – курица. Стало быть, «кокош» – курица.

– Скорей же «кокош» – яйца… – возразила супруга.

– Нет, яйца – «яе». Вот они в самом начале, а сбоку по-немецки: «ейер».

– «Чурка», «зец»…[31] – читала Глафира Семеновна. – Не знаешь, что это значит?

– Душенька, да ведь я столько же знаю по сербски, сколько и ты, – отвечал Николай Иванович.

– Ищи ты телятину или телячьи котлеты.

– Да ежели нет их. Стой! Еще знакомое блюдо нашел! «Овече мясо», – прочел Николай Иванович. – Это баранина. Хочешь баранины?

– Бог с ней. Свечным салом будет пахнуть, – поморщилась Глафира Семеновна. – Нет, уж лучше яиц спроси. Самое безопасное! Наверное не ошибешься.

– Стоило из-за этого рассматривать карточку!

Показался слуга. Он внес два подноса. На каждом подносе стояло по чайной чашке, по блюдечку с сахаром, по маленькому мельхиоровому чайнику и по полулимону на тарелочке.

– Что это? – воскликнул Николай Иванович, указывая на подносы.

– Чай, господине, – отвечал слуга.

– А где ж самовар? Давай самовар.

Слуга выпучил глаза и не знал, что от него требуют.

– Самовар! – повторил Николай Иванович.

– Темашине… – прибавила Глафира Семеновна по-немецки.

– А, темашине… Нема темашине… – покачал головой слуга.

– Как нема! В славянской земле, в сербском городе Белграде, да чтоб не было самовара к чаю! – воскликнули в один голос супруги. – Не верю.

– Нема… – стоял на своем слуга.

– Ну так, стало быть, у вас здесь не славянская гостиница, а жидовская, – сказал Николай Иванович. – И очень мы жалеем, что попали к жидам.

Глафира Семеновна сейчас открыла чайники, понюхала чай и воскликнула:

– Николай! Вообрази, и чай-то не по-русски заварен, а по-английски, скипечен. Точь-в-точь такой, что нам в Париже в гостиницах подавали. Ну что ж это такое! Даже чаю напиться настоящим манером в славянском городе невозможно!

Слуга стоял и смотрел совсем растерянно.

– Кипяток есть? Вода горячая есть? – спрашивала у него Глафира Семеновна. – Понимаешь, горячая теплая вода.

– Топла вода? Има… – поклонился слуга.

– Ну так вот тебе чайник, и принеси сейчас его полный кипятком. – Глафира Семеновна подала ему свой дорожный металлический чайник.

– Да тащи скорей сюда бифштексы! – прибавил Николай Иванович.

Слуга кисло улыбнулся и сказал:

– Нема бифштексы.

– Как нема? Ах ты, разбойник! Да что же мы будем есть? Ясти-то что мы будем?

– Нема, нема… – твердил слуга, разводя руками, и начал что-то доказывать супругам, скороговоркой бормоча по-сербски.

– Не болтай, не болтай… Все равно ничего не понимаю! – махнул ему рукой Николай Иванович и спросил: – Что же у вас есть нам поесть? Ясти… Понимаешь, ясти!

– Овече мясо има… – отвечал слуга.

– Только? А кокош? Есть у тебя кокош жареный? Это по-нашему курица. Печене кокош?

– Кокош? Нема кокош.

– И кокош нема? Ну просад тогда. Вот тут стоит какой-то просад, – ткнул Николай Иванович пальцем в карту кушаний.

– Просад? Нема просад, – отрицательно потряс головой слуга.

– Да у вас, у чертей, ничего нет! Ловко. Рыба по крайней мере есть ли?

– Нема риба.

– Ну скажите на милость, и рыбы нет! Решительно ничего нет. Что же мы есть-то будем?

– Из своей провизии разве что-нибудь поесть? – отвечала Глафира Семеновна. – Но ветчину я в таможне кинула. Впрочем, сыр есть и икра есть. Спроси, Николай, яиц и хлеба. Яйца уж наверное есть. Яиц и хлеба. Да хлеба-то побольше, – обратилась она к мужу.

– Ах, вы несчастные, несчастные! – покачал головой Николай Иванович.

– Вечер, господине, ночь, господине… – разводил руками слуга, ссылаясь на то, что теперь поздно. – Единаесты саат[32], – прибавил он.

– Ну, слушай, братушка. Яйца уж наверное у вас есть. Яе…

– Яе? Има… Есте, есте.

– Ну так принеси десяток яиц вкрутую или всмятку, как хочешь. Десять яе! И хлеба. Да побольше хлеба. Понимаешь, что такое хлеб?

– Хлеб? Есте.

– Ну слава Богу. Да кипятку вот в этот чайник… И две порции овечьего мяса.

– Овечье мясо? Есте.

– И десяток яиц.

Николай Иванович растопырил перед слугой все десять пальцев обеих рук и прибавил: «Только скорей».

– Нет, какова славянская земелька! – воскликнул он. – В столичном городе Белграде, в лучшей гостинице не имеют самовара и в одиннадцать часов вечера из буфета уж ничего получить нельзя!

Но супругов ждало еще большее разочарование. Вскоре слуга вернулся, и хотя принес, что от него требовали, но овечье мясо оказалось холодное, яйца были сырые, хлеб какой-то полубелый и черствый, а вместо кипятку в чайнике была только чуть теплая вода. Он начал пространно говорить что-то в свое оправдание, но Николай Иванович вспылил и выгнал его вон.

– Делать нечего! Придется чайничать так, как в Париже чайничали! – вздохнула Глафира Семеновна вынула из саквояжа дорожный спиртовой таган, бутылку со спиртом и принялась кипятить воду в своем металлическом чайнике.

В комнату вошла заспанная горничная с целой копной волос на голове, принялась стлать чистое белье на постели, остановилась и в удивлении стала смотреть на хозяйничанье Глафиры Семеновны.

– Чего смотришь? Чего рот разинула? – сказала ей та. – У, дикая! – прибавила она и улыбнулась.