Читать книгу Дороги большие и малые (сборник) - Николай Михин - Страница 3

И кому что за дело,

Где мой след на траве?

Я донского задела,

Но возрос на Неве.

Белоночья рассветы,

Словно сны наяву.

В славном городе светлом

Я Россией живу.

Я в плацкартные сани

Впряг железных коней,

От варягов к алани

Разъезжаю по ней.

Ностальгия нахлынет —

Для души, не беда.

Еду в запах полыни —

Лисий след, лебеда…

Чтобы даль превращалась

Резвой скоростью в близь,

Чтоб во мне два начала:

Юг и Север – слились,

В каждом прожитом миге

Рядом с Питером стань,

Становая, Чаплыгин,

Тихий Дон, Лебедянь.

В том краю, где несказанно тихо,

Где плывут неспешно облака,

Пахнут мёдом клевер и гречиха,

Служит звёздам зеркалом река.

Там огромны яблоки, арбузы,

А крапива высотой с избу.

В том краю ещё до встречи с Музой

Составлять слова я стал из букв.

Там волшебна каждая росинка, —

Освежи усталое лицо.

До сих пор там бродят по тропинкам Бунина,

Никитин и Кольцов.

Ивушка над реченькой склонилась,

Слушает распевы соловья…

Потому и Муза появилась —

Ей по нраву Родина моя.

Махали руками друг другу,

Конечно же, мы неспроста.

Всё ближе к российскому югу

Ползёт длиннохвостый состав.

А я вдруг почувствовал крылья,

И вдруг повлажнели глаза…

Земля, как тогда говорили,

Сплошных коллективных хозяйств.

И как по заказу, для гостя

Погода в родимом краю.

Я всё это полною горстью

С любовью и гордостью пью.

Вечно тянет человека

В отчие края.

Здесь на свет назад полвека

Появился я.

Значит, я отсюда родом.

Где ж вы, детства дни?

Здесь всё меньше с каждым годом

У меня родни.

Буду ль я желанным гостем

На родной земле,

Где знакомых на погосте

Больше, чем в селе?

Вся ты в рытвинах, Россия,

Дик и неухожен быт.

Не дошёл к тебе Мессия?

Иль со временем забыт?

Всех манит заморский запах,

А поля не ораны.

Потекли мозги на Запад

И в другие стороны.

Верю: дух твой возродится.

Ведь, раскрой глаза, поди —

Край “берёзового ситца”!

Чёрта ль нам на Западе?!.

Косогоры, луга, лесополосы —

Тополя с ивняком пополам.

Рожь гордится увесистым колосом,

Иногда – уж стерня по полям.

Вон поля, что под озимь распаханы,

Весь в рябине горит косогор…

Здесь земля, словно сердце —

Р А С П А Х Н У Т А —

Нам объятья простор распростёр.

Путь в детство – очищение.

Пусть солнышко палит,

Святой водой общения

Наш каждый шаг полит.

Вокруг поля безбрежные.

Мне мой попутчик люб.

Улыбка белоснежная,

Кудрявый русый чуб

Да из-под чуба русого —

Глаза, что васильки…

А паренёк из Юсова,

Мы с парнем – земляки.

Время на поезде

Вряд ли догонишь.

Я – в пассажирском

“Питер – Воронеж”.

В дедово детство,

В июльские росы

Еду в купейном,

Умный и взрослый.

Гостем желанным

К прадеду еду,

К дедову папе,

К мамину деду.

Вот покупаюсь-то

В Ягодной Рясе…

А заскучаю —

Вмиг восвояси.

Нас по пыльным дорогам носило

Сквозь палягцкий, безжалостный зной.

Был поэт Анатолий Назиров

В Придонском Черноземье со мной.

Утомлённых в июльской истоме

Нас от зноя спасала река.

С дедом Шуркой коллегу знакомил,

С хлебосольной женой старика.

Все – таланты. Дед Шурка – тем паче:

Перемёты расставит свои…

Не корми его – дай порыбачить,

А похвастать – вином не пои.

Как, презрев бесполезные слёзы,

Выходил он с победой из бед…

Дед как раз был почти что тверёзый.

Мы в его ночевали избе.

Мне очень любо рифмы в рань нести

И слушать утренний уют.

И никакой в том нету странности,

Что петухи для кур поют.

Здесь дружно псы перекликаются

И блещут церкви купола…

Всё это мной воспринимается

Как единение села.

Здесь травы под ноги мне стелятся,

Пригорок каждый сердцу мил.

Здесь я купался возле мельницы

И пескарей да щук ловил.

Здесь на затонах гуси с утками,

А на лугах —

цветы в росе,

Где вечно путал с незабудками

Я глаз Анютиных рассвет.

Иван-чай.

Крапива точит жало.

От её объятий, Бог, избавь.

Вот на этом бугорке стояла

Деда пятистенная изба.

Ни пенёчка,

Ни печных останков

По нехватке дров и кирпича.

Как по склону мчались мы на санках!..

Летом склон – арбузная бахча.

И тревожит сердце грусть и замять,

Вижу, вспоминаю, узнаю.

Внук мой изумлёнными глазами

Созерцает родину мою.

Многотравьем бывшего проулка,

Где узор опёночных колец,

Видится мне,

Как сестрёнка Юлька

Гонит к дому с выпаса овец.

Печален, тих мой родовой исток.

Бывал и оживлён, но не был весел.

Полутораэтажный городок,

Затерянный в глубинке русских весей.

Здесь график перемен не слишком част,

Поэтому людьми ещё осилен.

России неотъемлемая часть,

И всё в ней, словно в зеркальце России.

Как и везде, здесь обесценен труд,

Дороги, мягко говоря, не гладки;

По должности чиновники крадут,

Согласно ранга получают взятки.

И рынок здесь пока ещё – базар:

Товару – тьма, особенно съестного,

Глядишь и разбегаются глаза.

Но свой товар дороже привозного.

Быть нищим среди нищих не с руки —

Просящих нет, но есть смиренье в лицах.

У новых русских здесь особняки

Чуть поскромнее, нежели в столицах.

Здесь для полезных дел большой простор.

Осознавай и пролагай дорогу.

И старый воронихинский собор

Почти что восстановлен. Слава Богу!

Красивы сады в Лебедяни,

И воздух в округе медов.

Плывут облака лебедями

Над кронами пышных садов.

Прекрасней садов только люди:

Работают, учатся, любят…

С них надо б картину писать.

Трудом их рождается хлеб.

Недаром, знать, пчёлы и лебедь

Старинный украсили герб.

В них древние русские корни,

Средь них и в морозы теплей.

Иных государств просторней

Простор лебедянских полей.

Готовы на бой и на труд.

Здесь Дон величав и спокоен,

Не зря его тихим зовут.

Церквей колокольные звоны,

Кузнечик, следы в лебеде…

Плывут над излучиной Дона

Притягателен батюшка Дон.

Кто на травке лежит, загорая,

Не завидует прелестям он

Пресловутого южного рая.

Весь в деревьях, куда ты ни глянь,

Отдохнуть здесь,

что снова родиться.

А с обоих боков – Лебедянь,

Город яблок и русских традиций.

Он для ока заморского нов —

Парадокс: горожане и – грядки.

Посреди современных домов

Поселковых домишек порядки.

Испокон хлеб и соль на столе,

Нет злословия, зависти, фальши.

Все удобства, и даже в селе,

Что и в центре – дороги в асфальте.

И сельчанам во всём повезло:

Их житьё поднимается в гору,

Словно город пришёл на село

Иль село переехало в город.

А над Доном и ночью красиво.

Я слежу, чтоб костёр не потух

Пахнет мёдом.

Цикорий, крапива,

Лебеда, иван-чай да лопух.

Рядом внуки усердно рыбачат,

Я любуюсь спокойной рекой.

Где-то совы полночные плачут,

А в душе – тишина и покой.

Я в гостях здесь, а будто бы дома,

Разомлел от костра да ухи…

Низко стелятся берегом Дона

Лопоухие лопухи.

Во мне твой зов, как детства эхо.

Пока быльём не поросло,

Желаю летом вновь поехать

В моё родимое село.

Меня ни сколечко не тянет

В многоголосую Москву,

Я в стремяковской глухомани

Всем существом своим живу.

Там, в милой сердцу колыбели —

Бесхитростный крестьянский люд.

Как в старину там песни пели!..

Их и сейчас ещё поют.

Поют, хотя порой сквозь слёзы.

Вовек поющих не согнут

Ни крепостная плеть колхоза,

Ни перестроечный хомут.

И я с попутным ветром свежим

К родной «неведомой глуши»

Довольно часто в гости езжу

Для очищения души.

Я весенний, но радуюсь лету.

Много рек на веку я встречал.

Не спешу переплыть только Лету, —

Говорят, там – последний причал.

Да и где она, мрачная Лета?

Кто ответит на сложный вопрос?..

Может, нету? А может быть, эта,

На которой родился и рос?

С удовольствием жизнь продолжая

Среди внуков и взрослых детей,

Каждый год я сюда приезжаю,

Тихо радуюсь лету и ей,

Что всё та же, не уже не шире;

Так же в лодках сидят рыбаки…

Только нету уже в этом мире

Деда Шурки, любимца реки.

Другие травы в новых росах,

А пыл мальчишек негасим.

Неисчерпаем круг вопросов

Про «сколько лет и сколько зим».

А сколько лет и зим осталось

Нам созерцать наземный рай?

Неслышно подступает старость,

И тут хоть на уши вставай.

Жизнь только деятельных любит.

В труде, в общенье крепок стань.

И, как князья когда-то в Любеч,

Мы съехались в свою Рязань.

Она – исток наш, наше сердце.

Мы памяти родства верны.

Ведь мы не отпрыски пришельцев

Землёй рязанской рождены..

А потому не буду врать я:

Мы – не какие-то князья,

А в самом точном смысле братья,

Все родственники и друзья.

А мне наш съезд особо дорог

Как отзвук детских лет живой.

Я снова в юсовских просторах,

Купаюсь в Рясе Становой,

Перенырнуть её пытаюсь

(Теперь разлив её здоров),

Верхом на Пегаре катаюсь,

Пасу с ребятами коров.

Родился мальчиком недаром,

Я, преодолевая жуть,

Мимо погоста и амбара

В густые сумерки хожу.

И страх мне будто бы неведом.

Совсем не зная горьких слёз,

Любимый бабкою и дедом,

Воспитывался я и рос.

Всё помню, как вчерашний день я,

Но вдалеке грущу о ком?

О вас, с кем с моего рожденья

Я как племянник был знаком.

Друзья, расправим шире плечи,

За стол гостеприимный сев.

Я от души рад нашей встрече.

Мы нашей встрече рады все.

Общенья круг душе отраден

И родственному сердцу мил.

«Я вам племянник,

Вы же все мне дяди» —

Как наш Есенин говорил.

Мой стих не алкогольный выпад,

Я славословлю не вино.

Но было б грех сейчас не выпить,

Как на Руси заведено.

В нас не заедет ум за разум.

Здесь каждый истину усёк:

Пить, но не ссориться с Указом.

Давай, по маленькой, Васёк.

Пароход неторопко отчаливал.

Добрались.

Вот и выпить предлог.

Правый берег, крутой до отчаянья,

Левый низменен и полог.

У есенинского истока я.

Широка и раздольна Ока,

К маме Волге спешит, светлоокая.

А над ней – в никуда – облака

Над лугами плывут, рассеяны,

Где в свободном размахе легки,

Косят сено соседи Есенина,

В новом веке его земляки.

Нет, в городе климат не тот,

Искусственность всюду и фальшь.

Здесь даже трава не растёт —

Сплошные бетон да асфальт.

А где уж сплясать или спеть…

Мы суть замыкаем свою.

Уеду с красавицей в степь,

Вот там и спляшу, и спою.

Но знаю: потянет меня Обратно.

О, Питер, прости!

Тебя я на рай променял,

А тут и трава не расти?..

Жить без дорог немыслимо на свете.

И каждый в сердце не одну сберёг

Дорога Жизни и Дорога Смерти,

И безымянных множество дорог.

И каждая из них вниманья стоит.

Дороги революции, войны…

А эти паутиною застоя

Опутали сегодня пол страны.

Беда ли в этом наша есть, вина ли…

Не важно, что над ними: газ иль кнут.

Извозчики их раньше проклинали,

А в наши дни водители клянут.

И в Питере водитель часто злится:

Ведь в рейс идёт, а не на пироги,

А вот дороги северной столицы

Ему – потенциальные враги.

Заплатки, ямы это всё не внове.

Дорстрой и перестройка не в ладах.

Намного хуже в Курске иль в Тамбове,

Не говорим о малых городах.

Решений принималось очень много,

В них оптимизм, энергия, размах.

Но качественней делалась дорога

Лишь только, как обычно – на словах.

Работа шла: материал, зарплата…

Но если трезво посмотреть назад

За много лет так мало результата…

Какой большой, однако, Ленинград!

Ну, трогай, Икарушка, трогай.

Маршрут продолжается твой.

Такой непутёвой дорогой

Нам ездить с тобой не впервой.

Сужения, ямы, ухабы

Былую похерили прыть.

И амортизаторы слабы,

И двери, порой, не закрыть.

Но ты молодчага, не ропщешь.

Конечно, не та уже стать.

Но выйти на пенсию проще,

Чем старый автобус списать.

Казалось бы, дело простое,

Но в том заключается суть,

Что мал из-за частых простоев

С годами твой пройденный путь.

И вот ты страдаешь безвинно,

Сменить категорию рад,

Но, видно, такая судьбина

Твоя: что ни выезд возврат.

Воистину, целое счастье,

Когда неисправностей нет.

В ремзону не хочется часто

Разукомплектуют в момент.

Тогда твоя песенка спета,

Бесхозен ты станешь и сир,

Движок твой на многие лета

Заменят толкач и буксир.

Блестит на боках твоих жёлтых

Рекламы сплошной полоса.

На линиях этих тяжёлых

От кузова до колеса

Ты весь напряжён до предела.

В чём только душа, чудодей?

Но твёрдо своё знаешь дело,

Оно – перевозка людей.

Мы тоже были молоды