Читать книгу На пути Войны. Книга третья - Николай Мокроусов - Страница 4
Глава 3. Горечь в послевкусии
Оглавление– Твою мать, да как же так!? Как она? Эй, эй, Мордрем, я на вашей стороне, забыл? Опусти-ка нож, приятель, – увидев, как я взялся за Алчущий силы, сказал чужак, отступив на шаг назад.
– Подойдешь к ней ближе, я тебя …
– Папа… он помог нам… – еле внятно, ослабевшим голосом сказала Ида.
– Чи-чи-чи, помолчи родная, побереги силы, давай, надо перенести тебя отсюда, – сказал я дочери, аккуратно поднимая ее с промокшей от крови земли.
– Мммм…
– Потерпи, доченька, потерпи, сейчас я тебя отнесу домой, а потом приведу маму, она поможет, поможет, вот увидишь, все будет хорошо, – а затем я вспомнил, что Агата больше не видит и я… я…
– Только не в дом, прошу, пап, я не хочу туда, – тихо сказала Ида, положив свою ладонь мне на грудь.
– Не хочешь домой, ну ничего, положим тебя тут, – сказал я ей, поднявшись по ступенькам на веранду.
Я осмотрелся в поисках чего-то, на что можно положить мою доченьку и, увидев меховую накидку, что лежала на скамье, пошел к ней, но чужак выбежал вперед меня и, сорвав ее со скамьи, подошел к нам и, постелив ее на пол сказал:
– Я могу помочь, Мордрем, только не молчи, говори, что мне делать, – сказал чужак, смотря на меня с тревогой.
– Хочешь помочь – смотри за ней, а я в дом, принесу то, чем можно остановить кровь, – сказал я чужаку, а сам направился внутрь.
«Насколько вы цените своих родных и близких?», – задай каждому такой вопрос, и он или она ответит тебе, что очень и очень высоко, и они не солгут, но и не признают правды. А правда заключается в том, что все мы принимаем наших близких как данность, ведь они же всегда рядом и всегда готовы помочь нам в самых сложных ситуациях. Куда они денутся? И это колоссальная ошибка если не фатальная. Ошибка, которую совершают все без исключений, ошибка которую совершил и я. Мне следовало чаще говорить о том, как сильно я люблю их и ценю и как сильно я благодарю их за то, что они поддерживают меня, за то, что они есть у меня.
Калиста и Август, знали ли они о том, как дороги мне? Знал ли Томас… знал ли мой сын в свой последний момент о том, что его старик очень любил его и гордился им? Цените ли вы тех, кто дорог вам?
Вбежав в дом, я сразу же помчался на кухню, где была аптечка и, увидев белый ящик с красным крестом, висящий на стене, схватил, а затем вырвал его из стены. Сбросив все, что лежало на столе рукой на пол, я положил туда ящик и, раскрыв его, начал смотреть: он был почти пуст, в нем не было ничего, кроме пары бинтов и любимых леденцов Августа, которые, видимо сюда прятала от него Калиста. «Да чтоб тебя!», – закричал я от отчаяния, а затем вспомнил, как Томас говорил мне давным-давно:
– Отец, нам бы не мешало заполнить аптечку, а то чего она пустая висит?
– Зачем нам в доме вся эта бесполезная ерунда, забыл кто мы, сын? Ты хоть помнишь, когда последний раз кто-то из нас хоть палец уколол? – засмеявшись, ответил я ему.
«Томас, сын мой, прости, что не защитил тебя, как и не смог защитить твою сестру… За что вы так со мной, боги?» – произнес я, протерев глаза от слез, что застили мне глаза. «Она не умрет, только не она, я не дам ей… я не позволю забрать и ее у меня. Слышите меня, боги? Я не позволю!» – громко сказал я, взяв себя в руки, а затем, схватив бинты, побежал обратно к Иде.
Вернувшись на улицу, я увидел, как чужак приволок бессознательное тело Завоевателя. «Кто этот чужак и почему он помог нам?», «Кто был тот демон, и почему все случилось так, как случилось?» – все это неважно, сейчас меня волнует только моя дочь, она и только она. Затем я увидел ее, и на секунду я забыл обо всем, всего на секунду. Моя дочь… она лежала так, словно просто спала, лишь ее платье, что было все в ее крови, омрачало меня, напоминая о печальной реальности.
– Она жива, просто потеряла сознание, – сказал мне чужак, видимо увидев, как я смотрел на Эриду.
– Я знаю, слышу, как ее сердце бьется…
– Слушай, у меня есть одна знакомая, которая может ее спасти… – чужак замолк, когда увидел, с какой надеждой я посмотрел на него. – Она попытается ее спасти, просто позволь мне…
– Никто мне уже не поможет, все так – как должно быть, все так – как мама видела в своих… в своих… прости меня, папочка, кажется я… уми… – тихо перебила чужака Ида, придя в себя.
– Тихо! Тихо… Побереги силы, и не говори так, прошу тебя, посмотри на меня дочка, я не дам тебе умереть, слышишь меня, я не дам тебе… – я не смог договорить ей то, что хотел сказать, потому что мое горло словно свело, а в глазах все начало вновь расплываться от слез.
«Что же мне делать, как спасти ее?», – вопрос, который ни на мгновение не покидал меня. Вопрос, который с каждой секундой мог стоить мне жизни моей дочери. Затем послышался некий шорох, который привлек не только мое внимание, но и внимание чужака.
– Кажется, сейчас очнется, – сказал чужак, направившись к Завоевателю, чтобы это явно исправить.
– Не тронь его! Он нужен, – остановил я чужака, смотря на Завоевателя, как голодный зверь смотрит на кусок мяса, прекрасно осознавая, как мне спасти мою дочку, а затем, поднявшись, сам направился к нему. И как только Завоеватель приподнял свою голову, я тут же схватил его за волосы и потянул за собой. Швырнув его на ступени, я посмотрел на чужака и сказал ему:
– Держи его и покрепче, – попросил я, с ужасом слушая, как сердце моей девочки билось все тише и тише пока не стало едва слышным.
Он не стал задавать лишних вопросов, а просто сделал то, что я велел ему, а я направился к Эриде, твердя себе лишь одно: «я не дам тебе умереть, я не дам тебе умереть». Подняв ее с пола на руки, я подошел к Завоевателю, который совсем не осознавал, что происходит. Он попытался вырваться, но сил на это ему явно не хватило. Бережно положив Иду рядом с ним, я посмотрел ему в золотые глаза и достал из-за пояса клинок, который положил в холодную и почти безжизненную ладонь Иды, и в его золотых глазах я увидел смятение, которое переродилось в опасение, а опасение в ужас.
– Что ты задумал? Кххх… – спросил он меня, а затем зашипел как змея, когда чужак сдавил ему глотку и припер его к ступеням своей странной рукой. – Остановитесь, я могу ей помочь, я могу… – выдавил из себя еле слышно Завоеватель, а затем замолк, его лицо напряглось, а взгляд наполнился ошеломлением от того, что я вонзил ему рукой Эриды клинок прямо в его прогнившее и черное сердце.
– И ты поможешь, я в этом нисколько не сомневаюсь. Ты умрешь, чтобы моя дочь смогла жить, – сказал я ему, смотря, как его взгляд становился все более пустым, и когда его золотые глаза закатились кверху, я посмотрел на мою дочку, надеясь, очень надеясь, что она сейчас очнется. И наступила тишина, словно все замолкло, все замерло в мучительном ожидании, которое стояло вокруг нас рука об руку с неизвестностью.
– Ну же, давай, Эрида, открой свои глаза и посмотри на меня, открой свои глаза, прошу, посмотри на своего старика, ну давай, – утеряв всякое терпение и контроль над собой, ломаным голосом произнес я. Прижав ее к себе от того, что больше не слышал ее сердцебиения, я ощущал, как жгучая боль появлялась где-то глубоко в моем сердце.
Чудо. Никто не верит и не воспринимает его всерьез, пока тебя не прижмет к стене, схватив за горло, жизнь. Я никогда не полагался на чудеса, как и на удачу, но не в этот раз, ведь видят боги, они нужны мне как никогда, они нужны моей дочери. И в момент, когда я потерял всякую надежду на их участие, легкое и слабое свечение появилось на голове Иды, оно было едва заметным, но с каждой секундой становилось все более осязаемым, вытягиваясь вокруг ее головы. Свечение, которое было поначалу слабым и едва заметным, начало принимать очертание, принимать форму, похожую на диадему. И с каждым мгновением как диадема на голове Иды становилась более отчетливой, диадема Завоевателя исчезала, рассыпаясь в пыль. Эрида распахнула свои серебряные глаза, которые были ярче обычного, и посмотрела на меня.
– Ида! Дочка… – воскликнул я, обнимая ее. – Спасибо, спасибо тебе, что не бросила меня, я боялся, я так боялся… – тихо сказал я ей, все еще обнимая.
– Я жива, но как? – спросила она, прикоснувшись руками к тому месту, где были ее раны.
– Это неважно, главное – ты жива, – а затем я вспомнил про Агату, которая, наверное, с ума сходит от неизвестности, совсем одна и беспомощная. – Боги… я сейчас, я быстро. Ты…
– Амадей! – протянув мне свою необычную руку, представился чужак.
– Амадей, присмотри за ней, пока меня нет, я быстро! – сказал я ему. Мне совсем не хотелось оставлять ее с этим Амадеем, но выбор у меня не велик… Не успел я подняться на ноги, как Ида тут же исчезла в мгновение ока.
– Эээ… она исчезла? – спросил меня Амадей, слегка разведя руками по сторонам.
– Да неужели…Так, она должно быть мерцала в пещеру к своей матери, я за ними…
– Подожди, не стоит нам сейчас разделяться, лучше подождем их тут, если она переместилась туда, то и сюда сможет, – спокойно сказал Амадей, почесывая себе шею в области кадыка, и признаться честно, первое, что я хотел сделать, это послать его куда подальше, но здравый смысл восторжествовал над моим гневом и я молча кивнул ему в знак моего согласия. Делать было нечего, я был вынужден ждать возвращения Иды. И когда мы отошли к ступеням крыльца, я решил расспросить Амадея о том кто он и почему помог нам. Я хотел знать, что кроится за его деяниями, что движет им или кто, враг ли он или друг моей семье. И как только я хотел присесть, вдруг раздался голос Эриды:
– Папа! – сказала она, очень бережно придерживая Агату так, словно та была сделана из хрусталя.
Увидев моих девочек, я словно безумец помчался к ним и сразу же заключил их в свои объятья, и это было хорошо, поистине хорошо – они со мной и я их больше не отпущу, ни за что не отпущу, да будут боги мне свидетелями, я не отпущу вас. Затем прозвучал скрип дерева от того, что Амадей все же присел на ступени и, услышав этот скрип, Агата тут же спросила:
– Дарий? – произнесла она, повернув свою голову ухом к тому месту, откуда послышался скрип.
– Это не он, Агата, – горько ответил я ей, глядя на Эриду, на то, как задрожали ее губы, на то, как она закрыла свои глаза, которые наполнились слезами, стоило ей только услышать его имя.
– Где он, с ним все в порядке? Он… он жив? – снова спросила она, положив мне руку на грудь и замерев, ожидая от меня ответа.
– Боги! Агата, прошу, не сейчас, – устало произнес я, еле держа себя в руках, чтобы не взорваться на нее.
– Он жив? – вновь спросила она, чем вызвала мой неминуемый гнев.
– Да что ты вцепилась в него? Ты, я, мы все знали на что идем, когда принимали его в нашу семью, мы осознавали риски и … и… Он! Он не виноват в том, что произошло, так что прекрати обвинять его во всем. Если хочешь кого-то обвинить – обвини меня. Я – глава этой семьи, и я отвечаю за ее безопасность. Вся ответственность за произошедшее лежит на мне! – бив себя кулаком в грудь, разозлившись не на шутку, говорил я. – Я больше и слышать не хочу этого… твоего бреда, тебе это ясно, тебе понятно это… – сорвавшись, накричал я на Агату, о чем сразу же пожалел. – Прости меня, я не хотел кричать, просто я… давай я отнесу тебя в дом, тебе надо прилечь.
– Не извиняйся, я сама виновата во всем, я виновата перед всеми вами я… Мордрем я… – ответила мне Агата спокойным и сдержанным тоном, но затем внезапно разрыдалась.
– Все хорошо, ну чего ты? – пытаясь ее успокоить, я взял ее на руки, и прижал к себе.
– Прости меня, прошу, прости за то, что наговорила тебе, вам тогда в доме, я…
– Все хорошо, все хорошо, не переживай, давай я отнесу тебя…
– Только не в дом, прошу тебя, только не туда, я… я не могу… – дрожащим голосом произнесла Агата, все сильнее и сильнее прижимаясь ко мне.
– Хм…
«Никто нынче не хочет в наш дом, зная, что там внутри ждет их, и я не могу их винить в этом», – подумал я про себя и направился к скамье, на которой мы с Агатой так много встретили рассветов и закатов.
– Простите, что вмешиваюсь в вашу душещипательную семейную драму, но что думаешь делать, Мордрем? Какой твой следующий шаг?– спросил Амадей меня, когда я с Агатой на руках прошел мимо него.
– Я не знаю! Погрести умерших и найти безопасное место для моих девочек. А что? – спросил я, бережно усадив Агату.
– Могу помочь с последним, да и собственно, с первым тоже, если что. И я бы на твоем месте приступил сразу к моменту перемещения к безопасному месту, ведь здесь очень опасно, сюда могут наведаться в любую минуту кто угодно, дабы урвать кусочек славы.
Он был прав, здесь теперь и вправду очень опасно находиться, но я не могу бросить Калисту и Августа вот так. Не могу!
– Это решать не мне, я поступлю, так как решат они, – ответил я, тихо проведя ладонью по растрепанным волосам моей Агаты.
– Мы должны похоронить их, – сказала Агата, взяв мою руку и поцеловав меня в нее.
– Ну, блеск! Ну а что скажешь ты? – ехидно высказался Амадей, а после обратился к Эриде.
– Я согласна с родителями, мы не можем оставить наших родных вот так, мы должны хотя бы погрести их. Мы не станем бросать тела наших родных вот так в угоду страху – спокойно ответила Ида с холоднокровием, которого я раньше и не замечал в моей девочке.
Услышав ответ моей дочери, Амадей не произнес больше ни слова, он лишь молча покивал пару раз головой, поджав губы, а затем, сложив руки крестом на груди, и оперевшись затылком о балясину, закрыл глаза. Я же еще немного побыл с Агатой и Эридой, а затем, взяв лопату, отправился за дом в небольшой сад с цветами, думаю, там им бы понравилось. Прекрасное место для прекрасных людей.
Погружая лопату в промокшую почву, тут же вынимаю ее с огромным куском черной земли, которая источает до боли знакомый запах, и с тем же навевает мне дурное послевкусие во рту, а вместе с ним и дурные воспоминания о давно забытом прошлом. О том, как однажды я уже рыл могилы для своей семьи давным-давно. Кажется, это было в другой жизни. Яркие лучи солнца пробиваются сквозь тучи и приятно согревают мне кожу, и на мгновение я перестаю понимать, где я, и для кого я рою эту яму. Для кого она? Для моих Свальги и Логи или она для меня…
– Тебе помощь нужна? – услышал я голос Амадея, голос который заставил меня прийти в себя от забвения, в котором я очутился. Осмотревшись, я увидел, что вырыл довольно глубокую и широкую могилу. Так же я заметил, что Амадей уже принес тела, завернутые в простыни, насквозь пропитанные кровью.
Амадей, видимо не дождавшись от меня ответа, аккуратно обошел яму со стороны и внимательно посмотрел на меня.
– Нет, я уже почти закончил, – ответил ему я, нахмурив брови, чтобы скрыть свое горе, свою растерянность.
– Ты сам-то как? – спросил он меня, присев на корточки после того как образовалась мертвая тишина между нами.
– Тебе не обязательно делать вот это!
– «Вот это»? – переспросил Амадей, странно посмотрев на меня, словно не понял, о чем я говорю.
– Да! Говорить мне все это, интересоваться как я тут, можешь обойтись без гребаной любезности ко мне, не надо делать такой вид, будто тебе не по хрен как я, – крепко сжав черенок руками, сказал я, смотря себе под ноги.
– Да, мне по хрен на тебя, но это не значит, что я не могу сочувствовать тебе и твоей семье, сочувствовать тому, что вам пришлось пережить этой ночью. Сочувствие делает нас людьми, хоть мы уже и не люди-то вовсе, – сказал он тяжело, и с определенной печалью в голосе, а затем залез во внутренний карман своего плаща и достал оттуда довольно необычную фляжку. Ловким движением большого пальца он скинул крышку с нее и молча протянул ее мне.
– Кто ты, Амадей…
– Мистер Амадей, раз уж пошла такая пляска.
– Кто ты, Амадей, и почему помог нам? Не пойми меня неправильно, но я хочу знать, что тобой движет, – сказал я ему, внимательно смотря в его глаза.
– Тебя было бы сложно понять как-то иначе, учитывая все, что здесь произошло, – ответил он, улыбнувшись, а затем, отхлебнув из фляжки, продолжил, – итак, давай по порядку. Кто я? Чтобы ответить тебе на этот вопрос мне надо куда больше, чем есть в этой малышке, – сказал Амадей, демонстративно покрутив фляжку в руке. – А что касается того, почему я помог вам, скажу только одно «Враг моего врага – мой друг». Движет мной исключительно эта же фраза, надеюсь, такой ответ устроит тебя, Мордрем, потому что другого при себе у меня нет, – ответил он, а после еще раз отпил из своей фляжки.
«Нет! Твой охреневший ответ меня не устраивает от слова совсем, более того, ты меня бесишь, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вонзить тебе лопату прямо в твою нахальную рожу, но это было бы не совсем уместно ведь я перед тобой в долгу».
– Да устроит, – ответил я не то, о чем подумал.
– Слушай, не хотел говорить этого при Эриде, но нам действительно надо побыстрей убраться отсюда, чего она, конечно, не захочет делать из-за ее парня, который уже мертв…
– Мертв? Тебе-то почем знать это? – глубоко задышав от злости, спросил я Амадея.
– Он мертв и ты знаешь это не хуже меня, просто боишься признаться себе в этом. Что, по-твоему, с ним случится, если тот … паразит завладел его телом в итоге? А даже если и по какой-то великой и просто невероятной случайности он и смог перебороть того, кто почти взял над ним контроль то, что с ним сделает Смерть? Молчишь? А я скажу тебе что, скорее всего она забрала его в их великую цитадель, где она и ее пришибленная сестра совершат над ним свое правосудие за то, что он убил их кровного брата, который, к слову, был самым адекватным и вменяемым из Всадников. Поверь мне, я знаю, о чем говорю… он мертв, Мордрем! И мне искренне жаль, что это произошло, но услышь меня и пойми правильно, нам надо убираться отсюда как можно скорее, пока оставшиеся Всадники не поняли, что еще один из них пал здесь от нашей руки. А они узнают об этом рано или поздно и обязательно явятся сюда, и тогда я уже ничем не смогу помочь вам, потому что не смогу тягаться в открытом бою с двумя Всадниками причем, такими как Смерть и особенно Голод.