Читать книгу Курганник - Николай Немытов - Страница 7

Часть первая. Раскаленная степь
Глава 5. Кузнец

Оглавление

Вся в зареве горна, рука

Верна, и тверда, и метка.


Дмитрий Семеновский. Кузнец

Макар слегка простучал откованную пластину, выравнивая небольшой изгиб, проверил на глаз – ровно – и оставил остывать на зеркале наковальни. Темно-серая окалина на заготовке стала потрескивать, разбрасывая по сторонам мелкие острые чешуйки. В этот раз Зотов не мудрил со сплавами и сваркой в пламени горна. Для кухонного ножа он взял выхлопной клапан из тракторного двигателя и разбил его на молоте. Теперь можно было передохнуть.

Кузнец вышел на улицу. День перевалил за полдень. Раскаленное добела пятно солнца, ползущее по блеклому небосклону, иссушило землю, выбелило траву, загнало все живое в норы и исказило горячим маревом горизонт.

Макар сел на лавочку в тени навеса, стащил с головы ситцевый платок и вытер им мокрое от пота лицо. Тело, будто праздничный студень, дрожало от усталости, от жара горна. После часа у наковальни августовское солнце кажется не таким уж нестерпимым, а суховей не таким уж и сухим. Зотов упер ладони в колени, давая телу остыть и высохнуть, на минуту прикрыл глаза, наслаждаясь усталостью. Шум ветра скрыл все звуки, однако тут же легкий шорох привлек внимание Макара. Он сразу догадался, кто крадется к нему, встав на цыпочки.

– Володька, если хочешь ко мне подкрасться – не сопи, как паровоз.

Зотов открыл левый глаз. Из-за распахнутой на улицу двери кузни медленно вышел чумазый лохматый тип в старых рваных «варенках» и в стоптанных коричневых сандалиях, при этом на его худых плечах красовался почти новый светлый пиджак. Лохматый, застенчиво теребя полы одеяния, медленно семенил к кузнецу, желая, чтобы тот хорошенько рассмотрел обнову. Макар слегка удивился, откуда у деревенского дурачка такая дорогая вещь, но с расспросами не торопился.

– Ого, Владимир! Да ты теперь совсем джентльмен! – одобрительно кивнул кузнец, показывая большой палец. – Выглядишь на все сто.

Володька расплылся в довольной улыбке, повернулся спиной, а потом продемонстрировал внутренний карман – эта вещь его радовала больше всего.

В Гострой Могиле дурачка звали Волохой. Наверное, от слова «волохатый», «лохматый», а может, по какой другой причине – поди спроси людей, – только настоящего имени бомжа никто не знал, да и откуда он взялся, никто не помнил. Один Зотов звал Волоху Володькой: ущербному хватает и того, что он ущербный, так пусть хоть имя будет человеческим, рассудил кузнец. Потому к Макару дурачок испытывал братские чувства. И потому Зотов нисколько не сомневался, что обнову Волоха еще никому не показывал.

Володька вдруг спохватился, озабоченно принялся хлопать себя по бокам, совать руки во все карманы. Последнее ему доставляло особое удовольствие – он страстно любил карманы. Дурачок оттопыривал каждый из них, стараясь заглянуть внутрь, и наконец извлек из-за пазухи черную коробочку с множеством кнопок и толстенькой антеннкой.

– Ни хрена се! – невольно вырвалось у Зотова, когда он принял из рук Володьки мобильный телефон. – Эт мне, чё ль?

Дурачок закивал, тыкая грязным пальцем в грудь Макара.

– Ну спасибо, братан! Ну удружил!

Кузнец сжал чумазую ладонь Володьки.

– «Нокиа», – прочитал Зотов название аппарата и пожал плечами.

Туфта, наверное, какая-то. Не «Филипс» и не «Сони», но вещь явно недешевая. Одна незадача: в Гострой Могиле мобильник для понта – не более того. Людям такая роскошь не по деньгам, а если бы даже и был телефон у каждого, так нет связи или, как говорят, нет зоны покрытия. Прогресс все больше в городах, а в деревнях всякие штуки появляются, когда цена им в базарный день – выеденное яйцо. Кто ж знает, когда мобильная связь станет вроде радио Попова?

Ничего этого счастливому Володьке Макар объяснять не стал, просто благодарил да нахваливал подарок.

– По такому случаю и перекусить не грех, – предложил кузнец.

Прерваться на обед вовремя не пришлось, зато теперь все, что Лиза собрала в тормозок, Макар выложил на газетку, которую предусмотрительно расстелил на лавке.

– Держи, брат. Твой любимый бутерброд.

При виде колбасы с сыром на ржаном хлебе у дурачка потекли слюни. Он вцепился в любимое лакомство двумя руками, но так и замер, покосился на кузнеца. Зотов ел не спеша, аккуратно чистил вареное яичко, солил щепотью, осторожно откусывал, стараясь не крошить.

Макар проделывал это перед Волохой специально. Дай дурачку волю – измажется весь с головы до ног в растаявшем сыре и крошками сверху присыплет. К тому же сам кузнец отучал себя есть, быстро набивая рот, – была такая привычка, когда одолевал голод.

Горячее дуновение прилетело со степи. Перед обедающими раскинулась Шпарева балка со всеми оврагами и отрогами. Правее на сравнительно ровном участке возвышался небольшой бугор – курган Рытый, а слева хорошо просматривался край села, примыкающий к трассе с бестолковым указателем, заманивающим нежданных гостей в овраги.

Остальную панораму Гострой Могилы с дорогой, что ведет к кузнице и на мехдвор колхоза, закрывали своими буйными кронами три ивы, растущие у водяной колонки в десяти шагах от цеха Макара Зотова.

Из-за этих деревьев и появилась понурая Маркитантка, влекущая воз.

– Оба-на. Еще сюрпрыз, – усмехнулся Макар. – Не иначе Спиридоныч лемеха из Курганного привез. Не прошло и полгода.

Стоило кузнецу отвлечься, Волоха тут же отхватил большой кус бутерброда и сам испугался такой выходке. Соря крошками на лацкан нового пиджака, дурачок принялся ворочать кусок во рту, опасаясь, что Макар увидит и разочаруется в нем, в Володьке. Зотов заметил, но не подал вида.

– Утрись.

Одернув светлый рукав, Волоха осторожно стер слюни и крошки грязной ладонью. Макар поморщился: хорош воспитатель – руки-то не помыли.

Меж тем Маркитантка доковыляла до навеса и остановилась в тени, дрожа боками.

– Ах ты ж, сердешная, – вздохнул Зотов, тяжело вставая с лавки.

Спиридоныч лежал на возу, надвинув кепочку на лицо, и похрапывал, выдувая поток славного угара. С другого конца воза дрых Виктор Ковалев, одетый в новую рубаху в синюю клетку и камуфляжные брюки Макара.

– Тятя, тятя, наши сети притащили… – пробормотал кузнец и улыбнулся.

Он дернул Виктора за колено и крикнул так, как делали старослужащие – годки – на корабле:

– Эй! Рыба! Кому спим?

Ковалев дрогнул, быстро сел, прикрыл ладонью глаза от яркого солнечного света и сонно произнес:

– На кого буром прешь, душара?

Если прозвище «рыба» или «карась» – матрос, служащий первые полгода, – еще можно было стерпеть, то «душарами» или «духами» на флоте называли тех, кто только пришел на службу и не успел принять присягу. Форменное оскорбление, которое теперь звучало как шутка между старыми друзьями. Макар рассмеялся, хлопнул по подставленной Ковалевым ладони и потянул его с телеги. Виктор ахнул от неожиданности: рука кузнеца оказалась сухой, мозолистой.

– Полегче!

– Та ладно!

Макар едва не выбил дух из гостя, обнимая и хлопая по спине.

– Что-то меня раскумарило в дороге, – признался Виктор, когда Зотов схватил его за плечи и отстранил, чтобы лучше рассмотреть.

– Та-да, слабоват стал! Городская жизнь, кнехтом тебя…

Завозился Спиридоныч, сладко чмокнул губами, но захрапел с новой силой.

– Ну-к, милая! – прикрикнул на Маркитантку кузнец, отпустил друга и хлопнул лошадь по крупу, заставляя затащить воз под навес.

– Судя по запаху, ты уже квасанул, – заметил Макар, – вот и раскумарило. А этого в собутыльники взял? – кивнул он на храпящего Спиридоныча.

Виктор мотнул головой, отгоняя сонную одурь. Зотов вновь усмехнулся.

– Там, – указал на ивы.

– Чего? – не понял гость.

– Колонка – родниковая вода. Умыться-напиться.

При мысли о холодной воде Ковалев оживился и поспешил к колонке.

– Чудны дела твои, Господи, – пробормотал Макар ему вслед. – Кова приехал – это ж надо.

Пока Виктор плескался и пил, кузнец выбрал из сена лемеха и за работой не заметил, куда подевался Володька. На его месте остались лишь крошки да мобильник. Стеснительный он, чужих боялся, а Спиридоныча недолюбливал за его длинный язык. Зотов досадливо вздохнул: когда теперь дурачка расспросишь – где взял? Что видел? Волоха – птица вольная. Может в соседнее село утопать. В какое – поди сыщи. Везде его знают, и везде найдутся добрые люди: кто денежку подкинет, кто пирожок в руки сунет.

Макар сходил в кузню и набрал ведро воды для лошади. В цеху у него был свой умывальник, хотя мыться он любил под колонкой. В раковине не шибко поплескаешься. Маркитантка опустила морду в ведро, не дождавшись, пока человек поставит его на землю, а Зотов, захватив пук соломы с воза, принялся обтирать мокрые дрожащие бока лошади.

– Эх ты, путешественница, – приговаривал он. – Все хозяин тебя по местным кураям[1] гоняет, покоя не дает.

Покончив с делом, Макар понюхал руки и поморщился. Теперь придется отмываться душистым мылом, иначе Лиза на порог не пустит.

У колонки испуганно воскликнул Виктор. Зотов обернулся: гость сидел на траве, закрываясь от чего-то или кого-то правой рукой.

– Мать честная! – спохватился Макар, срываясь с места. – Совсем забыл!

Виктор, подобно крабу, как мог, пятился от колонки, пока не уперся в гусеницу старого разобранного трактора. Зотову не удалось увидеть виновника переполоха, только серо-желтая тень мелькнула в траве. От сердца отлегло: самые страшные опасения не сбылись.

– Ты чё орешь?

Он помог другу подняться.

– Т-там… Ё-моё…

– Хомяка испугался? Тю!

– Хомяка? С такими глазами?!

– А мож, он по нужде сидел, дулся, – пожал плечами Макар, улыбаясь. – На себя-то глянь – глазища словно плошки.

Отряхиваясь и чертыхаясь, Ковалев вошел следом за другом в кузню.

– Вот если бы ты встретил хозяйку колонки, тогда бы орал. – Макар предложил гостю стул.

– Это еще кто?

– Степная гадюка у нас тут живет. Рот захлопни. Змеи у нас – дело обычное. Вон в балке их пруд пруди. – Зотов зевнул с завыванием, принялся мыть руки, щедро намазывая их мылом.

От спокойных слов друга Ковалева бросило в дрожь. Он ведь всю ночь провел в степи и даже спал под кустом до рассвета, ничего не подозревая.

– Извини, конечно, – повинился Макар. – В голову не пришло, что ты чужой. Наши-то мужики все в курсе.

– И почему вы ее не прибьете? – злился Виктор.

– Так ведь другая приползет и поселится у воды. Прикармливай опять.

– Вы ее еще и кормите?!

– Ну да. – Макар опять зевнул, открывая рот во всю ширь. – Просто так не подступиться.

– А если чужой? Вот так, как я?

– Чужие здесь большая редкость. Вроде северного оленя в Африке. Ой, мама родная! Чойт я ра-аз-зевался-а-а! Ты вот что, Кова: погодь минут пятнадцать. Мне малость отдохнуть надо. Походи, погляди чего интересного. Лады?

Зотов стряхнул с рук воду, тщательно вытерся старым махровым полотенцем с изображением плюшевого медвежонка. Потом уселся на стул, вытянул усталые ноги, свесил руки и опустил голову на грудь.

Виктор знал еще со службы умение Зота высыпаться за пятнадцать минут. Матросу по первому году приходится несладко. Одна радость: найти теплое, скрытое от посторонних глаз место – шхеру – и отоспаться хотя бы полчасика, пока старослужащие – годки – не кинулись на поиски. Рано или поздно всех молодых ловили на таком грешке. Особо злостных храпунов «гасили» из пенного огнетушителя. Только Макар ни разу не попался и всегда молча пахал на корабельных работах.

Он охотно поделился своим секретом с Виктором: мол, специальная подготовка, вроде аутотренинга, которой научил его дед Федор. Ковалев первое время активно занимался, но тренировки быстро надоели. Прислушиваться к биению пульса в кончиках пальцев рук, ног и так далее – нудно и скучно.

Ковалев с завистью посмотрел на уснувшего друга, для верности провел ладонью перед его лицом. Макар спал крепким сном усталого кузнеца.

Делать нечего. Гость решил воспользоваться предложением и осмотреться. Когда еще придется попасть в настоящую кузню.

Возле двери у стены стояла железная полка, заваленная всяческим металлическим хламом, самодельными ковшами разных размеров, поршневыми гильзами двигателей. За полкой возвышался станок, видимо, гидравлический молот – блестящий от масла цилиндр заканчивался тяжелой призматической вставкой, которая опиралась на такую же призму, закрепленную снизу. Дальше – вторая полка, вдвое меньше первой. Здесь лежал мудреный инструмент: клещи, всевозможные молотки и странные железки, назначение которых для Виктора оставалось загадкой. За полкой у стены верстак и пыльный стеллаж – видимо, сюда кузнец заглядывал редко. Станок с роликами и большим штурвалом сверху, кубическая бадья с серым песком располагались у восточного большого, во всю стену, окна. В углу у горна – литые цилиндры алюминиевых болванок, гора старых поршней.

Под единым вытяжным кожухом располагалось два горна, разделенные корытом с углем. Горн справа еще дышал жаром. Виктор оглянулся на спящего, стараясь не шуметь, взял кочергу и повозился в угасающем огне, представляя себя кузнецом. Тут же решил, что надо будет напроситься к Макару в ученики, денек поработать кувалдой или даже молотом. Хотя стоять у открытого огня в такую жару, наверно, не очень приятно, но очень уж охота поработать с раскаленным железом.

Больше ничего особенно интересного в цеху не было: корыто с водой, железная мойка с краном, двойной фанерный шкаф, большой, почти под потолок, сверлильный станок да точило. Впрочем, была еще одна вещь – символ кузницы и непременный ее атрибут – наковальня. Она, подобно бюсту героя, возвышалась над полом на широком деревянном пне. В пень была вбита скоба, на которой висели два молотка. Виктор подхватил самый большой, размером в два кулака. С уважением взвесил в руке – непросто целый день такой железякой орудовать. Вернул инструмент на место, едва не прищемив палец.

На глаза попалась пара заготовок весьма интересной формы. Это были тонко откованные, изящно изогнутые железные листья и лепестки. Ковалев удивленно цокнул языком. За то время, что друзья не виделись, Макар стал настоящим мастером. Даже как-то обидно: а кто ты, Витек Ковалев по корабельному прозвищу – Кова? Менеджер крутой компьютерной фирмы. Был вчера.

Виктор достал сигарету и вышел на улицу покурить.

Взгляд невольно уперся в колонку с ивами. Что-то хитрит Зотов: та тварь совсем на хомяка была не похожа, а на змею тем более. Больно уж глаза велики да шерсть длинна. Существо скорее напоминало глазастый пучок травы с ушками, как у ежа. Может, суслик, а может… Черт его знает!

На повозке храпел и булькал Спиридоныч. Мухи вились над ним, ползали по торчащему из-под кепки подбородку, по потной красной шее, норовили залезть в уши. Вадим Спиридоныч вздрагивал, вяло отмахивался, но просыпаться не собирался. Развезло старика на солнышке.

Виктор закурил, присел на лавочку, где еще лежала расстеленная газета с остатками обеда. Где-то в мастерской работало радио. Солист группы «Руки вверх» утверждал, что нелегко быть его женою…

На мобильный телефон Ковалев сначала не обратил внимания, а когда увидел – подскочил на месте. Любой человек узнает свою вещь из десятка похожих: там потертость, тут шероховатость, здесь царапнул – так и Виктор узнал свою «трубу» сразу.

– Макар! – Он вбежал в кузницу, совершенно забыв, что Зот уснул.

Однако друг уже переодевался в чистое, собираясь ехать домой.

– Та шо ж вы такой беспокойный, Виктор Сергеевич? – пробормотал друг, целясь ногой в штанину. – Пугаетесь всего.

– Откуда мобильник?

– Волоха принес – дурачок местный. – Макар подпоясался и стал натягивать синюю хлопчатобумажную безрукавку.

– Откуда он у него?

– Грець его знает. Я расспросить не успел. Тут ваша персона подкатила, а Володька чужих стесняется.

Зотов закрыл шкаф и забросил за спину рюкзак, в котором что-то тихо звякнуло.

– Где его можно найти, вашего дурака?

– Ты, земеля, не лютуй так, не лютуй. Ищи ветра в поле. Куда Волоха подался – одному Богу известно. Вещь, я так понимаю, твоя?

– Да, Зот, моя вещь. Я к тебе сегодня ночью приехал и свернул по указателю – черт дернул! На ваших всадников нарвался! Развели, как лоха последнего, – стыдно вспомнить. Машину забрали, а на меня – прикинь! – с луками охотились.

Макар слушал внимательно, уставившись на друга исподлобья.

– Светлые туфли ты к своему летнему костюму прикупил? – поинтересовался он, выслушав сбивчивый рассказ друга.

– Да. – Выдохшись, Виктор опустился на стул. – Я как вышел в траву – все, конец костюмчику.

– Пиджак потерял?

– В машине оставил и пиджак, и барсетняк, и мобилу. – Ковалев сокрушенно покачал головой. – Зот, этот ваш Волоха точно с всадниками тусуется. Надо бы его потрясти.

Макар широко улыбнулся:

– Да уж! Волоха со всеми… Как ты сказал? Тусуется? – Он вздохнул и добавил: – Я бы и сам не прочь познакомиться с теми, кого он знает.

Виктора вдруг осенила догадка.

– А ведь ты, Зот, тоже всадников знаешь. Ты ведь единственный в округе кузнец? Лошадей-то подковывать надо. Скажешь, нет?

Улыбаясь, Зотов покачал рыжей головой, хмыкнул:

– Прям Шерлок Холмс – «Союз рыжих», – и признался: – Скажу – да. Что дальше?

Ковалев помрачнел.

– Крепко вас тут держат. Наверное, и участковый в замазке?

Макар хрюкнул от смеха. Его карие глаза вспыхнули золотыми искрами.

– Расслабься, Кова! – Он положил горячую сухую ладонь на плечо друга. – Если твою машину забрали всадники, ее никто не вернет. Разве что Господь Бог. – Он снова вздохнул. – Ты даже представить не можешь, что у нас тут творится.

– Так расскажи, – сердито произнес Виктор, чувствуя, что его во второй раз хотят развести в деревне, в Гострой, блин, Могиле. Старый друг хочет развести! Ковалев уже сто раз пожалел, что приехал сюда, однако теперь деваться было некуда.

Взгляд Зотова стал печальным.

– Ты к нам надолго?

– Не знаю. Дома полный разлад, жена типа «ушла к маме». Безвозвратно. А тут еще машину угнали, и документы в ней остались…

– Ну и ладно. – Макар похлопал его по плечу. – Поживешь у нас, отдохнешь… М-да… Отвлечешься от своих проблем. А с машиной что-нибудь придумаем.

Ковалев видел, что друг недоговаривает. Успокаивает, подбирая правильные слова, – в глаза не смотрит.

– Поехали, – сказал кузнец, выкатывая на улицу зеленый велосипед с хромированными крыльями.

– На велике?

– Можно и на велике. «Украина» не Боливар – двоих выдержит. Только зачем упираться?

Он забросил свою педальную машину на телегу.

– У нас таксомотор есть!

Зотов приподнял кепочку: физия Спиридоныча стала похожа на бурак – такая же красная и круглая.

– Извозчик! – крикнул Макар. – Кобылу угнали!

Старик разлепил мутные глаза.

– Шо? – прошамкал он, дыша перегаром.

– Кобылу угнали, говорю, – строго произнес Зотов.

– Макарка? – удивился старик. – А как ты здеся зъявился?

– Ветром надуло. Вставай, Спиридоныч, счастье проворонишь.

Кряхтя, возница сел и оглянулся.

– А я тута тебе гостя из столицы привез… – начал было он.

– Поехали взад, – махнул рукой Макар в сторону села. – По дороге разберемся, кто кого привез.

– Тю-тю-тю! Швыдкий какой! – возмутился Вадим Спиридоныч, вытер кепкой вспотевшее лицо и шею. – А кобылу напоить? А обтереть? Скотина – она ить внимания требует.

– Да ну! – делано удивился Макар. – Эй, Маркитантка! Тебя поить-тереть надо?

Лошадь оглянулась, кося на кузнеца влажным глазом, и, фыркнув, замотала головой.

– Видал, – указал на Маркитантку Зотов. – Говорит, уже не надо.

Спиридоныч сплюнул с досады, закряхтел недовольно:

– Вот вражья сила!

– Грузимся, – сказал Макар другу, садясь на платформу.

Старик тряхнул поводьями. Послушная скотинка двинулась в путь.

Раскаленный мир дышал жаром. Виктор старался отвернуться от могучего светила. Похоже, он немного обгорел, хотя этим летом не раз ездил на море купаться и загорать. Видимо, даже солнце здесь решило досадить Ковалеву. Ну и хорошо! Ну и ладно! Пропади все пропадом!

Вон рыжий сидит себе и в ус не дует. Говорят, рыжие боятся солнца, сильно обгорают, а Зот загорел – конопушки на лице почти исчезли, – ресницы и брови стали цвета соломы.

Макар заметил внимательный взгляд друга и подмигнул ему: мол, не дрейфь, наладится.

1

Заброшенные, заросшие травой – кураем – места, тропы. Местный диалект.

Курганник

Подняться наверх