Читать книгу 100 великих тайн Второй мировой - Николай Непомнящий - Страница 14

Громадный грузовой немецкий самолет летел в направлении Белостока. Пассажиры, все гражданские, дремали. За иллюминаторами – ночь. Ночь с 30 апреля на 1 мая 1943 года. Странный это был груз. Врачи, тринадцать врачей. И еще одна его особенность: все они были разных национальностей. Профессор офтальмологии университета в Ганде, бельгиец доктор Шпелер; болгарин доктор Марков, преподаватель кафедры криминологии и судебной медицины Софийского университета; датчанин доктор Трамсен, ассистент Института судебной медицины в Копенгагене; финн доктор Саксен, профессор-патологоанатом Хельсинкского университета; голландец доктор Бурле, профессор анатомии Кронингенского университета; венгр доктор Орсос, профессор кафедры судебной медицины и криминологии Будапештского университета; итальянец доктор Пальмиери, профессор кафедры судебной медицины и криминологии Неапольского университета; румын доктор Биркле, судебно-медицинский эксперт румынского министерства юстиции; швейцарец доктор Навиль, профессор кафедры судебной медицины Женевского университета; француз доктор Костедо, военный врач; два чеха – доктор Гаек, профессор кафедры судебной медицины Пражского университета, и доктор Зюбик, профессор-патологоанатом Братиславского университета; югослав Милошевич, профессор кафедры судебной медицины и криминологии Загребского университета. Если кто-то и заснул, не выдержав изнурительного физического напряжения последних трех дней, то и во сне его преследовали картины недавно увиденного: тысячи трупов в огромных ямах. Трупы поляков, офицеров. Почти все, – с небольшим круглым отверстием в затылочной части. Трупы расстрелянных. Эти врачи возвращались из Катыни.

Официально все началось семнадцать дней назад. 13 апреля 1943 года обычная трансляция передач немецкого радио была прервана сообщением, которое потрясло весь мир: «Нами получено срочное сообщение из Смоленска (в апреле 1943 немцы еще занимали Смоленск. – Прим. сост.). Жители области указали немецким властям место, где большевики проводили акции массового уничтожения, и где ГПУ ликвидировало 10 000 польских офицеров».

Катынь – русская деревня недалеко от Смоленска. Это также и название леса, в котором произошла страшная трагедия.

Иностранные наблюдатели в Катыни

Гитлер быстро «разобрался» с Польшей. Москва приняла участие в четвертом разделе польских территорий: запад отошел к нацистской Германии, восток – к СССР. Сложно представить более страшный для Польши вариант. Несчастные поляки были вынуждены биться на два фронта и гибли тысячами. Пленных отправляли в немецкие лагеря, в советские лагеря.

Но началась Великая Отечественная война. 30 июля 1941 года в Лондоне было подписано польско-советское соглашение, по которому, в случае победы союзников, Россия обязалась вернуть Польше занятые в 1939 году территории. Генерал Сикорский, глава польского правительства в изгнании, и М. Майский, посол СССР в Великобритании, договорились о создании в России польской армии. Она должна была быть сформирована из пленных, военных и гражданских, депортированных в Россию из Польши после сентября 1939 года. Сформировать эту армию и принять над ней командование должен был генерал Андерс. Своего рода дьявольская ирония заключается в том, что в этот момент он натуральным образом находился на Лубянке.

После того как Андерсу с большим трудом удалось покинуть эти страшные стены, возник резонный вопрос – где? Где именно на необъятных российских просторах следует искать польских заключенных, чтобы воссоздать армию? Началось расследование, и оно продолжалось очень долго. Майор Кжепский посвятил себя этому целиком. О своем расследовании в СССР Юзеф Кжепский написал книгу, к сожалению, сейчас совершенно недоступную.

Когда советские войска оккупировали Польшу в 1939 году, около 180 000 поляков, в том числе 12 000 офицеров, были отправлены в Россию. Весь командный состав польской армии без суда и следствия оказался на Лубянке. Остальных расформировали по трем лагерям – лагерь Козельска № 1, 4500 офицеров, лагерь в Старобельске № 1, 3920 офицеров и лагерь в Осташкове, 6500 офицеров, солдат и охраны. Остальные солдаты разделили судьбу русских политических заключенных. Их рассылали в лагеря по всей стране, использовали на самых тяжелых работах, и они тысячами гибли в невыносимых для них климатических условиях, без медицинской помощи, часто просто от голода. И вот они должны были вернуться в строй по призыву генерала Андерса. Заключенные прибывали отовсюду – из республики Коми, Архангельска, Воркуты, Сибири, Караганды. Армия Андерса собиралась в городке Тотске, это между Самарой и Оренбургом, в бывшем летнем лагере. Туда ежедневно прибывали новые и новые заключенные, по 50, 200, 500 человек. Однажды привезли 1500. Все в одинаковом состоянии: «В лохмотьях, на ногах – подобие обуви из тряпок, изнуренные трудовыми лагерями, голодом, многодневным переездом».

Судьба офицеров стала навязчивой идеей Юзефа Кжепского. Тем более что он сам вначале был в Старобельске, и многие его друзья там и остались. А его и еще шестьдесят офицеров в начале 1940 года внезапно перевели в Грязовец. Там он пробыл вплоть до создания армии Андерса. В этом лагере Кжепский встретил около четырехсот польских офицеров, которые, как и он, были переведены в Грязовец из Старобельска, Козельска и Осташкова.

Но из всех переведенных никто и никогда больше не видел тех, кого оставили в Старобельске, Козельске и Осташкове.

«Шла запланированная ликвидация польских офицеров», – итак, слова были произнесены, злодеяние названо. Комиссия получила свидетельства от двух женщин (независимо одно от другого): они уверяли, что в 1940 году в Белом море были затоплены две огромные баржи с 7000 польскими офицерами и лейтенантами на борту. Это было невообразимо по своей чудовищности. Очень долго в Тотске в это отказывались верить. Тем более что появилась обнадеживающая новость: в районе Земли Франца-Иосифа, а также на Колыме обнаружилось присутствие польских заключенных, работающих на золотодобыче и строительстве аэродромов. Лейтенант С. и капитан З. приводили точные подробности.

Слова З. приобретают больший вес в сочетании со свидетельством другого военного. Он говорит, что «суровую зиму 1940–1941 годов пережили только 70 из каждой сотни заключенных в трудовом лагере». И уверял, что «начиная с апреля 1940 года из бухты Находка было отправлено от 6000 до 10 000 поляков». Это именно тот момент, начиная с которого от польских офицеров из трех лагерей перестали поступать какие бы то ни было известия. «Эта дата, – отмечает Юзеф Кжепский, является датой ликвидации лагерей Старобельска, Козельска и Осташкова».

* * *

Реакция советского правительства на сообщение о Катыни последовала через несколько дней. 15 апреля в 7 ч. 15 мин. утра по московскому радио прозвучало: «Уже два или три дня ведомство Геббельса распространяет подлую клевету о том, что массовое уничтожение польских офицеров в районе Смоленска весной 1940 года, – дело рук Советской власти. Выдвигая это чудовищное обвинение, немецко-фашистские подонки грязно лгут и не остановятся ни перед чем в своем стремлении замаскировать истинного виновника преступления, так как стало известно, что это их рук дело».

Из дальнейшего можно было узнать, что найденные трупы на самом деле принадлежат к «историческим кладбищам села Гнездово», где до войны уже были подобные «археологические находки».

Расчет Геббельса оправдался. Температура в польских кругах Лондона была близка к точке закипания. После формирования польской армии в СССР Андерс провел ее через Персию в Египет; там они присоединились к англичанам, сражающимся против Роммеля. В апреле 1943 года Андерс воевал в Италии. Помня об «ужасном просчете», о котором ему говорили советские функционеры, он связался с Лондоном: «Мы располагали информацией, что некоторых из наших офицеров утопили в океане. Вполне возможно, что тех, кого увезли в Козельск, убили под Смоленском… Фактом является то, что в нашей армии нет ни одного из 8300 офицеров Козельска и Старобельска, как нет ни одного лейтенанта из Осташкова и ни одного гражданского или военного полицейского. Несмотря на предпринятые усилия, мы ничего не знаем о них. Мы давно подозреваем, что их уже нет в живых, а их гибель была запланирована. Тем не менее немецкое сообщение произвело на нас неизгладимое впечатление, и мы испытываем глубокое возмущение. Я считаю необходимым для правительства вмешаться в это дело и потребовать от Советов официальных объяснений. Тем более что наши солдаты убеждены, что тех из наших, кто остался в России, постигнет та же участь».

Печальное совпадение: накануне польское правительство в Лондоне тоже отправило в международный Комитет Красного Креста просьбу принять участие в расследовании по Катыни. Они не хотели, чтобы об этом кто-либо знал. Но после телеграммы от 16 апреля обходить молчанием эту тему стало невозможным. 17 апреля польские информационные агентства опубликовали официальное заявление: «Мы глубоко скорбим в связи с недавним открытием, сделанным немецкими властями. Польские офицеры, исчезнувшие на территории СССР, стали жертвой чудовищного преступления, и их трупы обнаружены в общей могиле возле Смоленска. 15 апреля представителю польского правительства в Женеве были даны последние инструкции. Он должен обратиться в международный Комитет с просьбой отправить комиссию на место преступления с целью полного расследования фактов. Мы заинтересованы в том, чтобы результаты расследования, проведенного этой гуманитарной организацией, с целью прояснить все обстоятельства и установить виновных, немедленно стали достоянием мировой общественности».

* * *

В сентябре 1943 года советские войска заняли Смоленск. Западных журналистов, работавших в то время в Москве, больше всего удивляло то, что советские власти на протяжении трех месяцев обходили молчанием все вопросы, связанные с Катынью. В первой половине января 1944 года все изменилось. Западным журналистам объявили, что желающие могут принять участие в расследовании и 15 января отправиться в Смоленск вместе с советской комиссией.

Путешествие оказалось показательным. Западных журналистов было человек 20. В их числе – молодая женщина, Кэти Гарриман, дочь американского посла в Москве Аверела Гарримана. Им показали несколько сотен недавно эксгумированных трупов.

Потом журналистов собрал третий секретарь американского посольства в Москве мистер Милби, и им представили членов советской комиссии по расследованию. Среди них были ключевые фигуры советской медицины: профессор Прозоровский, начальник комиссариата здравоохранения СССР и директор Института судебной медицины; доктор Смолянинов, декан факультета судебной медицины в Московском медицинском институте; профессор патологоанатомии Воропаев; зав. отделением санатологии Государственного научно-исследовательского института по судебной медицине от наркомата здравоохранения СССР; зав. отделением судебной химической медицины профессор Ставайкова; ассистент профессора Швайкова.

По своему уровню и авторитету этот состав комиссии не уступал предыдущему, собранному немцами год с четвертью назад. В комиссию вошли еще восемь человек: академик Бурденко, писатель Алексей Толстой, митрополит Московский Николай, министр образования Потемкин. Их присутствие должно было придать происходящему «респектабельность».

Советская позиция по этому вопросу выяснилась сразу. Возможность участия СССР в этом преступлении абсолютно исключена. Комиссия опубликовала свои выводы, и для Москвы и стран народной демократии вопрос был закрыт. Многочисленные представители недавно освобожденных стран были счастливы повесить на бывших оккупантов еще одно преступление. Поэтому степень достоверности советского расследования даже не обсуждалась. Тем более что даже американские дипломаты, побывавшие в Катыни, официально признали вину немцев. Но все попытки советской стороны вставить пункт о Катыни в обвинение на Нюрнбергском процессе потерпели крах.

И лишь после распада СССР и падения коммунистического режима российское правительство открыло материалы секретных архивов и официально признало то, от чего открещивалось почти 60 лет, – польские офицеры в Катыни были расстреляны органами НКВД по прямому указанию Москвы.