Читать книгу Принц и опер. Роман фантастических приключений - Николай Петрович Самуйлов - Страница 24

Погружаюсь в себя…

Муторно мне! Тревожно! Тоскливо!..

Хочется куда-нибудь уйти, спрятаться от видений, цепляющихся за сознание.

Словно в бреду, лечу над зловонным болотом…

Вот-вот рухну в пучину…

И тени вокруг… Мечутся как ночные птицы на фоне серого небосвода…

Страшно! И я уже окунаюсь в мерцающий фосфоресцирующими пиявками кисель. Они касаются меня и жалят, впиваются, высасывают мою плоть, бесшумно отваливаются и растворяются в ржавой болотной воде!

Потом – тишина и полный мрак.

Не видно ни зги!.. И в этой непроницаемой черноте вдруг проявляются золотистые шары, похожие на грейпфруты. Один из них быстро приближается. Вот-вот ударит меня… Или даже ударяет в лоб… И снова мрак…

А тут ещё – серый шар с мерцающими в нём чёрными точками – огромный, пульсирующий, медленно наплывает на меня. И окружающее пространство становится ощутимо вязким и серым, мерцающим и жалящим ядовитой чернотой.

Впрочем, нечто, едва различимое, в этой мутной пульсирующей пелене просматривается…

Ни черта не могу разобрать, что это вокруг меня!..

Просыпаюсь…

Ощущение такое, будто бы вчера с ребятами опростали по пузырьку – получили премию и по этому поводу расслабились. А утром я зенки раскрыл и лежу так, потолок сканирую.

Голова не болит. В желудке покой. Рядышком Светка Голубева…

Здрас-те, пан оперуполномоченный!

Размечтался, стало быть, дамский угодник!

Ну, не Светка… Не Светка… Вот блин – присосалась!

Варька Синичкина рядышком посапывает… Или эта – рыжая… Чёрт, имя не вспоминается!..

…И благодать! Никому ничего не должен. И мне тоже – никто и ничего… На работу не идти – выходной…

А ещё лучше – первый день отпуска. Холодильник ломится от еды и пива. И хорошо мне под одеялом – слов нет. И от Синичкиной пряный дурман исходит… И, конечно же, влечёт к себе…

Единственная причина, что может оттащить меня от Синичкиной – мочевой пузырь. Но и он, благодетель, не тревожит…

И всё равно – недоумение плещется в моей голове. То тревога с пиявками, то дурман от пива и женщин!..

Вот такое состояние, то усиливающееся, то ослабевающее, наполняет меня вторые сутки. И оно словно кем-то поддерживается…

Не скажу, что счастлив по самые помидоры, но кайф ловлю. Наверное, больные в психушке именно так и балдеют, после успокоительных уколов… или порошков…

Однако ударило меня, словно током от автомобильного генератора, когда Боб о родственниках упомянул…

Мама вспомнилась…

…Она долго болела. И умерла лет пять тому назад. Её могилку я навещал регулярно…

Сведения о других родных не проявляются…

Отца у меня не было. Это точно. Сбежал писаный красавец ещё до моего рождения. Мама старалась о нём не говорить. И вырос я без сурового мужского досмотра и воспитания. Хотя отец – человек без особых примет – мне как-то приснился. Я мечтал иметь отца…

Жили мы в подмосковном городе. Рядом со столицей. У нас была квартира. Маленькая, но уютная. Чистая, тёплая, с большим балконом…

И ещё. Кажется, у меня была жена. Или женщина…

Но и она, по-прежнему, не проявляется. Только неприятный дух от её наличия в том «моём мире» с самого начала витает в пустой голове… Надо бы разобраться со Светкиным антиподом, при случае. Я имею в виду вариант мысленного самоанализа, если память возродится…

А вот ласковые мамины руки и сейчас гладят по головке малыша, испугавшегося бездомной дворняжки…

Мягкие губы чмокают в лоб и щёки, перед уходом в школу.

А потом моя милая мама крепко обнимает меня и плачет уже сама, провожая в армию. И опять – обнимает и плачет, когда я возвращаюсь домой целым и невредимым…

И ещё: большие серые глаза тревожно смотрят вслед, когда я ухожу на милицейскую службу.

И они же, уставшие от бесконечного ожидания, вглядываются поздними вечерами в промежутки между деревьями, отыскивая в силуэтах редких прохожих мой, узнаваемый даже в осенней темноте…