Читать книгу История русского народа - Николай Полевой - Страница 5

Рюрик оставил малолетнего сына Игоря и передал княжество свое Олегу, товарищу, может быть, родственнику своему. Не можем согласиться с теми, кто видит в Олеге только опекуна Игорева и временного правителя государства. С большей основательностью можем полагать, что Олег принял вполне наследие Рюрика и был до самой смерти своей князем самовластным.

По делам своим он является истинным варягом: дикий, необузданный никакими препятствиями, смелый до безрассудства. Все изменилось, когда Олег принял княжение. Через три года он оставил Новгород, и – навсегда. Он спешил завладеть киевским княжением руссов и, вероятно, хотел испытать счастья в походе по морю, которое называлось уже Русским, по имени грозных выходцев из Скандинавии, в первый раз огласивших берега Греции неслыханным дотоле именем руссов. Более двух лет прошло, однако ж, пока ладьи Олеговы явились под Киевом. В это время Олег, вероятно, сбирал толпы варягов из-за моря, соединял новгородцев, кривичей, чудские народы и постепенно овладел Смоленском и Любечем.

Но он не их искал, двигался далее и наконец явился под Киевом. Достопамятное овладение сим местом оставило столь сильное впечатление в памяти современников, что они передали его нам подробно.

Аскольд и Дир не могли не знать о распространении новгородских собратий своих до Смоленска и Любеча; но, кажется, они не ожидали скорой гибели, приготовляемой им Олегом. Может быть, Олег льстил им дружбою, иначе нельзя изъяснить миролюбивого легковерия опытных, испытанных бурями и битвами киевских князей. Множество ладей Олеговых шло по Днепру; он остановил их, приплыл под Киев с немногими, скрыл воинов в ладьях и послал к Аскольду и Диру известить, что приплыл гость, идущий в Грецию послом от князя Олега и княжича Игоря и желает видеться с ними, своими родичами. Аскольд и Дир спешили на свидание; тогда открылась измена. Воины Олеговы выбежали из ладей, и перед Аскольдом и Диром явился сам грозный Олег: он нес на руках своих младенца Игоря. «Вы не князья и не рода княжеского! – воскликнул он. – Князь и вот сын Рюрика!» Сии слова гремели определением смертным. Аскольд и Дир были зарезаны и воины Олеговы понесли тела их в Киев. Летописи сохранили память о месте погребения первых властителей Киева. Аскольд похоронен был на горе, где впоследствии стояли вежи угров и киевлянин Ольма имел дом, воздвигнув церковь, во имя Чудотворца Николая, на самой могиле Аскольда; подле Дировой могилы построена была, по введении христианской веры, церковь Св. Ирины.

Олег вошел в Киев, торжествуя убийство как победу. Дружины сопровождали его, и киевляне признали власть Олега. Новейшие историки называют пятном Олеговой славы кровавый поступок его с Аскольдом и Диром, видя в нем измену и хищение. Современники не так смотрели на действия Олега, и нам нельзя судить по нашему образу мыслей о делах человека, жившего за девять столетий, иначе думавшего, бывшего в обстоятельствах нам неизвестных. Варяг, искавший добычи с мечом в руках и переплывавший моря для грабежа и разорения земель чуждых, не может быть обвиняем как гражданин устроенного общества. Не будем представлять себе Олега тем, чем он не был: героем по нашему образу мыслей. Отвага, смелость, храбрость, жадность к покорению народов, не для блага и счастия их, но для добычи, для власти: таковы были свойства и дела варяжских завоевателей. В сем случае всякие средства казались им позволительными. Олег, убийца храбрых киевских владетелей, виновнее ли грабителя невинных обитателей Греции? Если удача извиняла средства для современников, то характер Олега не пятнается смертью Аскольда и Дира.

Олег хорошо знал выгоды, заставившие его идти на юг и перенесть место пребывания своего из болот и лесов новгородских на Днепре под благорастворенное небо юга, отколе волны обширного Днепра вели его в Грецию. В Киеве учредил Олег главный городок русских княжений.

Здесь видим первое отделение Новгорода от непосредственной власти русских князей. Удаление Олега отнимало средства сбирать на Севере дань по своей воле. Дикие пустыни и леса отделили Киев от Новгорода, еще более от Изборска и Белоозера, главных мест Рюриковых владений. Тогда установлена была ежегодная дань, которую обязан был вносить Новгород. Летописи называют Олега владетелем полян и других трех народов, покоренных им уже из Киева, и в то же время говорят, что Олег только установил дани славянам, кривичам и мери: ясное различие. Мы знаем уже, что под именем славян разумел летописец новгородских жителей; летописи прибавляют, что Новгороду определено было платить варягам для поддержания мира 300 гривен серебра ежегодно. Не можем изъяснить сей дани иначе, как только тем, что новгородцы получили тогда первые основания своей независимости, заключили договор и обязались платить Олегу 300 гривен за себя, Чудские, Белоозерские и Изборские области, над которыми получили особенную власть, без посредства Олеговых наместников. Увидим впоследствии, что Олег не взял окладов в Греции на Новгород, Белоозерск и Изборск. Находим в числе городов окладных Ростов, бывший в земле мери, но здесь могло быть новое сообщение, уже из Киева; впрочем, Ростов мог и не войти в союз Новгородский, заключавший в себя другие Рюриковы владения. Олегу остались подвластными князья варяжские, бывшие в Полоцке; но и сей город впоследствии находим под властью варяжского князя совершенно отдельного.

Прибытие князя Олега в Киев

Следовательно, все действия Олеговы ограничились Киевом и его окрестностями. Русский Север предан был особой судьбе. По обеим сторонам Днепра обитали славянские племена, не признававшие власти руссов. Олег, еще до прихода в Киев, покорил уже кривичей и отчасти северян. На другой год после смерти Аскольда и Дира видим Олега в походе на древлян, самый дикий и, вероятно, сильнейший других народ. Пятьдесят лет спустя после похода на них Олега древляне все еще восставали против киевских владетелей и после совершенного своего покорения составили одно из значительных удельных княжеств. Покорение древлян могло убедить других в силе Олега; он вступил в дремучие древлянские леса; война была жестокая; измученные древляне согласились наконец платить Олегу дань драгоценными куньими шкурами. Но они управлялись сами собою и имели своих славянских князей.

В два следующих года Олег посылал за требованием дани к остальным северянам. Они были данники хазаров. Олег объявил им, что он враг хазарам, и удовольствовался данью легкою. Летописи называют сие дело Олега победою над северянами; кажется, побеждать было некого, и варяги не любили легкой дани с побежденных. На следующий год радимичи, жители берегов Сожи, добровольно согласились платить Олегу то, что платили хазарам: по шлягу. Безмолвно слышали о делах его хазары.

Здесь прерывается повествование летописцев, и до 906 года мы не видим никаких действий Олега. Что делал он в эти одиннадцать лет? Что удерживало его от похода в Грецию?

Летописи говорят только о войне Олега с суличами, славянским племенем, обитателями берегов Сулы, относя к тому же времени построение городов: вероятно, Чернигова (в земле северян) и Переяславля, в 60 верстах от Киева, на реке Трубеже. В 903 году, Олег избрал супругу Игорю, Ольгу, из Пскова: событие замечательное по доблестям этой знаменитой женщины. Игорь считался княжичем и оставался под властью Олега.

Но события весьма важные могли отвлекать внимание и меч Олега в те годы. Мы говорили уже о движении орд азийских от Каспийского моря и Дона. Половцы, или команы, теснили хазаров и двигали перед собою печенегов (кангаров или касахов). Постепенно печенежские вежи шли в нынешнюю Малороссию, отнимая владения у хазаров и тесня перед собою народы турецкого происхождения, выступившие сюда с берегов северной Волги. Последние принуждены были удаляться к Кавказу и к Днепру, и вскоре один из них, угры или магьяры, народ многочисленный, пошел далее на запад. Гонимые другими, угры стали на время в пределах владений южных руссов, и вежи их в 896 году явились под Киевом. Появление народа сильного, дикого могло подвергнуть опасности киевского князя, и пребывание угров под Киевом сохранилось до поздних времен в названии места, где стояли вежи их, проименованного с того времени Угорским. Не знаем, как мог удержаться Олег в своих городках и дружески ли расстался он с уграми. Но они вскоре оставили киевскую область и устремились на берега Дуная. Угры были основателями государства Венгерского. Их переход на берега Дуная объясняется последствиями и походом Олеговым в Грецию. Здесь душой всех действий были греки. Они видели в уграх новое средство поражать других неприятелей и звали их на Дунай: оставив днепровские берега, угры шли на запад и остановились между Булгарией, Богемией и Польшей.

Когда эта туча, грозившая Олегу, рассеялась, для него настало время событий важнейших. Через немного лет после прошествия угров мимо Киева Олег готов был к походу под Царьград. Необходимо здесь обозреть события Греческой Истории с 866 года.

Император Василий скончался в 886 году. Из четырех сыновей его старший, Константин, умер еще при жизни отца. Младший, Стефан, отказался от почестей Двора для монастырской кельи и был впоследствии Царьградским патриархом. Два средних сына, Лев и Александр, вместе возведены были на престол. Александр напомнил Царьграду злодейства и безумие Михаила своими делами; Лев один управлял государством. Современники наименовали Льва философом, потому что он был воспитан ученым патриархом Фотием, любил схоластику, богословские споры, астрологию и написал даже книгу предсказаний. Унизив себя незаконным браком, проводя жизнь в кругу низких льстецов, Лев не ознаменовал своего царствования ни мужеством, ни мудростью. Опасный, деятельный враг восстал в то время в Булгарии: Симеон, наследник царя Богориса, побежденного Василием. Булгары, уже издавне христиане, были в тесных сношениях с греками. Симеон воспитывался в Афинах, учился аристотелевой логике и читал Демосфена в подлиннике. Назначенный к жизни монастырской, он наперекор судьбе вступил на булгарский престол, любил просвещение и желал побед. Сорок лет царствования его были ознаменованы силой булгарского царства, которое пало с его смертью и утратило свою знаменитость. Симеон привел на память грекам ужасную смерть императора Никифора, погибшего в странах булгарских. Греки радовались, успев выставить против него орды угров, явившиеся тогда с берегов Днепра; но Симеон, разбитый в одном сражении, рассеял угров в другой битве, опустошил Сербию и, на берегах Ахелоя разбив греческие войска, заставил трепетать Царьград.

В это время и Олег мог быть побужден Симеоном к войне против греков; по крайней мере, мог надеяться на успех, поддерживаемый булгарской силой. Так два отважных врага стали грозить Царьграду с суши и с моря: Симеон и Олег.

Счастливый поход Олега под Царьград был прославлен современниками. Они передали его нам в поэтическом изображении. Поэмы скальдов, может быть, сопровождавших Олега к Царьграду, явно внесены в наши летописи: они показывают нам понятия и образ мыслей тогдашних руссов.

Летописи говорят о сборах Олега, как о сборах нового Агамемнона. Им надо было исчислить его воинов, и они повторяют имена народов, которые не были подвластны Олегу и даже тех, которые не могли быть подвластны: варягов, славян, чудь, кривичей, мерю, древлян, радимичей, полян, северян, вятичей, хорватов, дулебов, тиверцев; 2000 тысячи кораблей, говорят они, шло по Днепру, и в каждом было по 40 человек. Кроме 80 000 воинов морских шло берегом конное войско. Олег подступил под Царьград и опустошил окрестности. Гавань царьградская замкнута была цепью. Олег вытащил корабли свои на берег, сделал под них колеса, распустил паруса, и ветер покатил корабли его по сухому пути.

Ужасая греков, он наделал бумажных, позолоченных змеев, коней, людей и пустил их по воздуху. Испуганные греки просили мира, и выслали съестных припасов и вина: все это было отравлено; Олег увидел ухищрения и отверг подарки. Тогда греки говорили, что это не русский князь Олег, но св. Димитрий Селунский послан от Бога, выслали просить помилования и согласились на тяжкую дань: по 12 гривен на человека (следовательно, за один флот заплатили 960 000 гривен, не считая данного на сухопутное войско); кроме того, дали оклады на города, где княжили подвластные Олегу русские князья. Тогда отправились с обеих сторон послы, был утвержден мир клятвами, и Олег повесил свой щит на вратах Царьграда. Возвращаясь с торжеством, он велел на русские корабли поставить паруса из шелковых тканей, на славянские корабли паруса полотняные; но ветер разодрал те и другие, и славяне сказали, что им лучше приняться за прежние холстинные. В Киеве, видя возвращение Олега, богатства, им привезенные, золото, паволоки, овощи, вина, всякие узорочья, празднуя победу, дивясь мудрости Олега, народ называл его: Вещий Олег.

Оставим вымыслы поэзии, и удовольствуемся вероятной истиной. Взор наблюдателя может отыскивать темные следы ее в самих сказках.

Олегов поход остался преимущественно в памяти потомков, может быть, потому – заметим это отношение – что это был первый набег северных руссов и единственный удачный поход руссов на Царьград. Аскольд и Дир возвратились, побежденные бурей; Игорь – побежденный греческим огнем; поход Святослава начат был совсем в других обстоятельствах и был уже не морской скандинавский поход, но сухопутный и несчастный набег на Булгарию. Походы Владимира и Ярослава совершенно отделяются от первоначальных русских набегов. Тогда все же изменилось. От этого древний поход Олега, счастливый и смелый, воспламенял воображение руссов.

Но точно ли совершил Олег этот поход? Сомнение весьма основательное, ибо греческие летописи ничего не говорят об этом. Здесь нужно заметить, что История Византийская сначала и до половины IX века весьма неполна, и потому что в дошедших до нас византийских памянитниках не находим похода Олегова, мы не имеем права отвергать сказание летописца, который не мог выдумывать происшествия, совершившегося только за сто лет до него, и рассказ его тем достовернее, что летописец передает нам его со всеми сказочными прибавками. Мы не можем отвергать достоверности договора Олегова, заключенного в 914 году. Этот первый письменный памятник нашей истории мог быть заключен только вследствие ужаса, наведенного на греков; а что же другое, кроме меча варягов, могло возбудить этот ужас?

Но число флота Олегова и исчисление народов с ним бывших явно выдуманы и увеличены. Не корабли большие, но лодки мог провести Олег чрез Днепровские пороги, и Константин Порфирородный сказывает нам подробно, как составлялся флот киевских руссов. Кривичи, суличи и другие славяне рубили деревья, выдалбливали из них челны и сплавляли их весной в Киев, где руссы приделывали к ним весла и уключины из старых лодок. В апреле месяце можно было плыть Днепром. Проехав с трудом три днепровских порога, руссы тащили свои лодки по сухому берегу, мимо Неясытского порога. На острове Св. Григория руссы приносили жертву за благополучный переезд, гадали по своим стрелам и, держась северо-западного, а от Дуная западного берега Черного моря, приплывали в Мезимврию, а оттуда в Царьград. Олег не мог пробраться с огромными кораблями по Днепру; следовательно, подобно Аскольду и Диру, он шел в ладьях. Число: 2000, увеличено вдесятеро против Аскольда и Дира; увидим впоследствии, что Игорь пойдет на Грецию с 10 000 лодок: эти десятки подозрительны.

Исчисление народов, бывших с Олегом, неверно. С ним могли быть только пришельцы варяги, киевские руссы, древляне, радимичи, северяне, кривичи полоцкие и, может быть, ростовская меря: видим, что Олег требовал окладов только на Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Любеч (и Ростов; впрочем, посланников от Олега было пятеро). Мы упомянули уже об отделении Новгородской области, положившей начало своей республиканской свободе. Там был свой мир действий.

Сухопутных войск Олег не мог иметь с собой: где могли пройти его дружины? Не чрез Булгарию, по крайней мере, а другого пути нет. И где притом мог собрать войско многочисленное обладатель киевского и других четырех или пяти городков и стольких же небольших народов?

Таким образом Олег, может быть, с двумя сотнями лодок явился под Царьград. И не думая о завоевании города – повторим слова летописи: творил, что обыкновенно ратники творят. Так, обыкновенным казался летописателю ужасный образ тогдашней войны, среди кровавых событий XII века, половецких набегов и междоусобий, следовавших после каждой победы. Олеговы руссы убивали, мучили, рубили, расстреливали людей, жгли здания и дома. Император Лев, написавший книгу о военной тактике, не смел выступить против неприятелей, только перегородил столичную гавань цепью, некогда спасшую Царьград от аравитян, и выслал послов договариваться с Олегом. Олег потребовал окупа, по 12 гривен на ладью, и особую дань на пять или на шесть городов, ему подвластных. Греки согласились; Олеговы послы Карл, Фарлоф, Веремид, Рулав и Стемид объявили дальнейшие условия: Олег заключает мир и отступает от Царьграда, соглашается возобновить прежнюю дружбу и торговлю; но уславливается в том, что послы, которых будет он присылать в Грецию, могут брать посольского сколько им угодно. Напротив, «гости, или торговцы, имеют право требовать месячины, но не более как на шесть месяцев». Кроме того, руссы хотели, чтобы каждому руссу дозволялось в Царьграде свободное употребление бань, необходимой потребности их, и чтобы при возвращении в Русь греки давали, если будут надобны руссам, якоря, паруса, снасти и запас в дорогу. Условия народов полудиких, на которые греки согласились, включив со своей стороны разные предосторожности от руссов, своевольных и не привыкших к гражданскому порядку!

Олег прибивает щит на врата Константинополя

«Руссы, пришедшие не послами, и не для торговли, не имеют права требовать ни посольского, ни месячины». Это условие понятно, когда мы вспомним, что варяги приходили служить в Грецию и что многие скандинавы, искатели приключений, бродили тогда из страны в страну. Вероятно, тогда же положено было, чтобы послы русские приносили с собой золотые печати, а гости – серебряные (условие греков с булгарами), ибо без этого нельзя было отличить ни тех, ни других от бродячих варягов. «Руссы не должны приставать прямо к Царьграду, они должны останавливаться за городской стеной, в селении Св. Маманта, и князь руссов строго запретит им всякое насилие и буйство. По приходу руссов греческие чиновники переписывают их и выдают месячину, сперва киевлянам, потом черниговцам и переяславцам, если пришельцы окажутся гости. Руссам позволяется входить в город в известные ворота, под присмотром особого пристава, не более 50 человек вдруг и без оружия. При соблюдении всех этих условий руссам позволяется торговать сколько угодно и без всякой пошлины».

Как ярко отражается здесь X век, нравы, обычаи руссов и политика греков! Рассмотрите договор Олега и вы поймете тогдашнее состояние и Киева, и Царьграда.

Олег благополучно и с добычей возвратился в Киев. Он провел остальные шесть лет своей старости в тишине; по крайней мере, не находим никаких известий о войнах и набегах его. Договор, вероятно, словесный, заключенный под Царьградом, был утвержден клятвами со всех сторон: греки клялись Евангелием; Олег и воины его Перуном, Волосом и – оружием своим. Но прошло несколько лет, и время могло показать опущенные подробности. Греки хотели утвердить письменно договор свой. Послы Олеговы явились тогда в Царьград.

Сей допамятный договор, первый, драгоценный письменный памятник Русской Истории, сохранился для потомства и вполне вписан в наши летописи. Он составлен был на славянском языке, известном грекам, имевшим письмена для выражения слов, и, вероятно, входившим в общее употребление между варягами.

Мы находим прежних послов Олеговых: Карла, Фарлафа, Веремида, Рулава, Стемида и, кроме того, семь человек, называвшихся (если только некоторые из их семи имен не должно почитать прилагательными) Гуды, Руальд, Карн, Фрелав, Руар, Актутруан, Лидульфост. Договор написан был киноварью, в двух списках, от имени Олега, который назван великим князем, от имени светлых князей, под рукою его сущих, и бояр; со стороны греков от имени царей Льва, Александра и Константина (Порфирородного, который в детских летах был коронован отцом своим, Львом, и двадцать лет составлял тень властителя, будучи под опекой сначала матери, потом дяди, наконец дерзкого хищника Романа). После взаимных обещаний следуют условия:

1. Всякая вина доказывается свидетельствами; в противном случае ответчик дает присягу по своей вере; за ложную присягу следует наказание.

2. Убийство наказывается смертью убийцы, или убийца платит законную плату; но жена его не лишается своей части имения. Бежавший убийца остается под судом и по сыске отвечает жизнью или имением.

3. За ударение мечом или чем-либо другим виноватый платит пять литр серебра по закону русскому. В случае неимущества он должен отдать сколько может, все, даже платье свое, а в остальном, недостающем, приводится к присяге, клянясь, что ему нечем заплатить и что никто платить за него не хочет.

4. Вор, пойманный в воровстве и сопротивляющийся, может быть убит без ответа, и хозяин берет украденное им. Если вор добровольно даст себя поймать, он должен возвратить втрое больше украденного.

5. Захвативший чужое под видом обыска платит втрое.

6. Руссы, увидев ладью греческую, ветром изверженную на чужую землю, должны проводить ее в Грецию и в случае бури и других препятствий помочь греческим гребцам; но если это случится близ земли русской, руссы обязаны довести ее к себе, продать товар, и когда пойдут торговать или посольством в Грецию, обязаны отдать там все вырученное. За убийство бывших на ладье и за кражу с нее отвечают руссы, как выше сказано.

7. Пленник, проданный в рабство, возвращается взаимно, с отдачей купившему его того, что тот заплатил, или по известной цене невольников, 20 золотых номисмов или солидов. Захваченный на войне грек или русс возвращается в свою сторону со взносом этой же цены. Но пришедшие охотою служить царю греческому имеют волю остаться в Греции без всякой платы руссам.

8. Раб украденный, убежавший или по принуждению проданный, если подтвердит жалобу русса, своего хозяина, возвращается. Если гость русский утратит каким-либо из вышеозначенных образов раба своего и принесет жалобу, то может искать и взять своего раба. Недопустивший до обыска считается виноватым.

9. Кто из служащих в Греции руссов умрет, не распорядившись имением, и ближних его в Греции не будет, то имение его отсылается к дальним родственникам в Русь. При сделанном завещании исполнят, как распоряжено в нем, и если бы распоряжение передавало во владение чье-либо и то имение, которое находится в Руси, оное должно быть доставлено.

10. Преступники убежавшие возвращаются взаимно.

Этот договор показывает нам часть законов, существовавших в Руси, и служит пояснением грубых, немногосложных прав того времени. Кровь за кровь, или плата за убийство; плата в случае побоев; право наследства и распоряжения собственностью; законы о воровстве и обыске; присяга в случае недостатка свидетельств; возвращение втрое больше похищенного составляют всю сущность законоположений. Замечательны: цена невольников; позволение служить в Греции; условие возвращать беглых преступников и выгоды, какие имели руссы при договоре против греков.

Олег скончался в 911 году, княжив 33 года. Если он был спутник Рюрика, то он скончался в преклонной старости. Память его была драгоценна руссам, видевшим в нем истинного князя, смелого, храброго, предприимчивого. Поход его в Грецию украшен был поэзией вымысла народного, и самая смерть представлена в сказке, основанной на таинственном предсказании. Современники во всем видели оправдание имени Вещего и долго помнили Олегову могилу на горе Щековице.

Совсем не таков, кажется, был в их глазах сын Рюрика, наследовавший княжение Киевское. Он не имел никакой власти при Олеге, не участвовал в походе Царьградском, оставаясь в Киеве, и даже не был упомянут в Олеговом договоре с греками. Игорь принял правление в летах опытности, но никогда не был муж опыта, составлявшего в древние времена мудрость человека. Олег умел воодушевлять, соединять народы, ему подвластные; Игорь, слабый, сидевший в Киеве, не водил сам дружин своих на брань. Еще одно обстоятельство замечаем в темных сказаниях летописей.

Человек слабый попадает под власть других, сильнее его характером; властитель слабый всего скорее повинуется воле вельмож своих и женщин. Игоря окружали варяги, мужественные, сильные властью; мы знаем Ольгу, супругу его, и предполагаем, что могла она делать при жизни Игоря. Нам еще является варяг замечательный: Свенельд, полководец Игоревых войск, сильный властью, какую приобрел он над Игорем, ставший потом воспитателем, спутником Святослава и несчастной причиной братоубийства между детьми его.

Двадцать девять лет княжения Игорева, при управлении дел Ольгой и Свенельдом, произвели важные перемены в образе управления и в порядке дел. Крепкая рука Олега держала под властью его дружину и вождей. Рука Игоря не была столь сильна, и Свенельд является властителем дружин воинских. Но, имея сильную мощь над воинством, он не мог удержать гражданского могущества Ольги. Находим еще новые лица при Игоре: племянников его, Улеба и Якуна. Не знаем, где они княжили, ибо, вероятно, что они были князьями особых уделов. Таким образом, варяжская аристократия, отчасти задушенная Олегом, ожила при Игоре, и Свенельд не мог не уступать ей. Власть Ольги была столь важна, что имя ее вносилось в договоры киевского князя с чужеземными народами, может быть, и потому, что она владела особенным княжеством и могла требовать участия в данях, собираемых киевским князем с народов, ему подвластных. Не это ли произвело особенный удел и супруге племянника Игорева, Улеба?

Другое обстоятельство ведет к новой догадке. Ум Ольги мог постигнуть величие христианской веры, мог понять и важность ее в гражданском быту общества, как учения, смягчающего нравы. Не можем предположить, чтобы Ольга вдруг убеждена была к торжественному Святому крещению, какое совершила она через 10 лет после смерти Игоря. Вероятно, что постепенно узнавала она истины христианского учения и не могла решиться на торжественное обращение при жизни супруга. Она опасалась, может быть, утратить важное влияние свое на дела государственные, если бы оставила господствующую религию, которую держали князья и дружины их, и если бы взяла сторону такой религии, которая, проповедуя смирение и кроткие добродетели, решительно противоположна была вере и мнениям воителей скандинавского происхождения, чьи отцы за сто лет разбойничали на морях и были ужасными христианству. Увидим впоследствии, что отвечал Олег, сын ее, через двадцать лет: он стыдился быть осмеянным дружиной, униженным в глазах ее, сделавшись христианином. Но Ольга оказывала втайне покровительство киевским христианам, в числе которых были многие варяги, презиравшие мнение товарищей. Христиане так усилились в Киеве, что отправляли уже публичное богослужение и построили церковь Св. Илии, о которой упомянуто было выше; им позволялось свободно следовать своим религиозным мнениям и, в случае присяги, совершать клятву по христианскому закону. Может быть, Ольга имела также и политические причины покровительствовать христианам, ибо в них могла видеть сильную опору своей власти.

Смерть Олега. Олег, по предсказанию волхвов, умирает от ужаления змеи, гнездящейся в черепе любимого его коня

При самом начале Игорева княжения два славянских поколения, не скоро уступившие Олегу, но потом в течение тридцати лет ставшие покорными мечу его, дикие древляне и суличи, отреклись платить дань. Игорь сам пошел на древлян и принудил их платить дань снова; но Свенельд был с ним в походе; здесь оказалась сила его, ибо Игорь оставил себе и дружине только прежнюю Олегову дань и дал Свенельду право собирать с древлян дань особенную, чем оскорбились другие дружины. Свенельд отправился после этого в страну суличей; война с ними продолжалась три года; более всего останавливала Свенельда осада Пересечена, города суличей, но сила решила спор; утомленные суличи согласились на платеж дани, и эта дань отдана была Свенельду.

Великий князь киевский Игорь Рюрикович Старый. Титулярник. XVII в.

В это время узнаем отдельные походы руссов по Волге. Спросив позволение хазарского хакана, руссы пускались в лодках, выплывали в Каспийское море, грабили и разоряли берега Ирака, Табаристана, Азербайджана; возвращаясь, давали часть добычи хазарам и увозили к себе остальное. Преувеличенные рассказы восточных писателей и поэтов показывают нам успехи и неудачи руссов на Каспийском море. Кто были эти руссы? Жители Ростова или новгородцы?

Двадцать девять лет Игорева княжения свершилось, но, кроме усмирения древлян и суличей, ничем не ознаменовал он себя в глазах современников. Сношения с Грецией продолжались: руссы служили в греческом войске, и даже иногда ладьи их увеличивали собой греческий флот. Но с умножением торговых и военных сношений умножались и беспорядки. Своевольные руссы не хотели уважать договора, требовали лишнего и не исполняли условий. Может быть, и расстроенное, смешенное положение Греции давало им больше смелости. После смерти императора Льва, брат его Александр принял правление, но немного более года царствовал и умер от распутства. Малолетний Константин, сын Льва объявлен был единодержавцем, под опекою своей матери Зои и семи избранных вельмож. Вскоре двое вельмож, Лев Фока, полководец сухопутных войск, и Роман Лакапин, начальник флота и тайный любовник императрицы Зои, оспорили власть всех других опекунов. Мы видели уже подвиги Симеона, героя булгарского. Он продолжал сражаться с греками, теряя и выигрывая битвы, отражая венгров и другие народы, возбуждаемые на него греками. Случайное торжество над Симеоном дало средства Роману победить соперников; оставя неприятелей, он спешил от берегов Дуная к Царьграду и объявлен был единственным опекуном юного Константина. Но честолюбивый Роман еще не был доволен. Мать императора схватили, заперли в монастырь и постригли. Роман, обвенчав Константина с дочерью своей Еленой, не хотел его лишить ни жизни, ни престола, но короновался сам и возвел на престол трех сынов своих: Христофора, Стефана и Константина. Греки с удивлением видели пять императоров вместе и законного императора последним из них. Любя учение, Константин писал книги о правлении государством, а Роман правил делами, доказывая неумение свое. Симеон явился под Царьградом, предписал мир, взял золота, получил титул императора – предмет честолюбивых своих желаний – и удалился с победой. Роман умолял его о мире как грозного царя, и говорил с ним, обернув голову ризой Богоматери, которую взял из Влахернской церкви. Он боялся меча Симеонова, не надеясь на стальной шлем, бывший у него на голове сверх чудесной ризы.

Все это могло возбуждать дикое своевольство руссов. Являлось множество причин к раздорам. Греки не соглашались продавать им самых драгоценных тканей, не желая варваров сравнять с собою великолепием одежды. Руссы оставались зимовать в Греции и требовали месячины, другие назывались послами и требовали подарков. Грекам казалась слишком великой и сама цена невольников, приводимых в Грецию. Наказание преступивших условия, по разности законов, затрудняло с обоих сторон: руссы казнили у себя греков и не давали удовлетворения. Сношения руссов с обитателями Тавриды открыли новые несогласия. Там обитали хазары, готы и греки. Может быть, сражаясь с другими, руссы нападали и на греков; кроме того, оставались они зимовать в устье Днепра и грабили херсонцев, отправлявшихся в эти места на рыбную ловлю. Статьи обо всем этом находим включенными в договор, какой принуждены были заключить руссы после войны с греками, и можем полагать, что ссоры, по-видимому, останавливавшие торговлю и сношения, были начаты руссами.

Игорь не мог идти по следам Аскольда и Олега; но люди, окружавшие Игоря, были еще те же, с которыми Олег ходил под Царьград; новая война льстила их непобедимой склонности: ходить в дань и приобретать золото железом. За всем тем поход Игоря совершен в последнее время его княжения. Не новые ли соседи останавливали до того времени руссов?

Эти соседи были орды печенегов. Они выдвинулись наконец к берегам Черного моря, заселили приморье, закочевали все земли от Дона до Дуная; вытеснили угров в нынешнюю Венгрию, воевали с булгарами и греками, нанимались в походы и, окружив днепровское устье, раздвинувшись до самых порогов Днепра, препятствовали плаванию руссов, которые должны были сражаться с ними, идя в Грецию и возвращаясь оттуда. Кочуя в своих кибитках, зная только скотоводство и грабеж, печенеги казались варварами руссам, но вместе с тем были и опасными врагами, ибо, с отвагой обитателей азийской степи переплывая на своих легких конях и кожах через реки, они побеждали неприятелей столько же боем, сколько и бегством. Летописи говорят, что еще в 914 году были печенеги под Киевом. Кажется, что с ними дело кончилось тогда миром, но с тех пор печенеги беспрерывно являются то врагами, то союзниками руссов и всегда опасными и гибельными, в войне и в мире.

В 941 году Игорь собрал наконец свои дружины и повел ладьи руссов в Царьград. Этот поход, событие совершенно достоверное, описан греческими, западными и даже восточными писателями. Мы имеем возможность поверить сказаниям наших летописцев.

Летописцы наши сознаются в Игоревой неудаче, но рассказывают поход его, изменяя события. Вот что можно почесть истиной: Игорь собрал варягов-пришлецов и киевскую дружину. Он принял в союзники и печенегов, так что все войско его составляло 10 000 человек. Приплыв в своих ладьях к Босфорскому проливу, воины его принялись за грабеж и разорение окрестностей Царьграда. Император Роман, предуведомленный булгарами, не знал, что делать и от страха не спал несколько ночей, ибо греческий флот находился тогда в походе и войск поблизости не было. Наконец успели вооружить несколько старых кораблей, и протовестиарий Феофан, устроив на них машины для мешания греческого огня, вышел против руссов. Руссы надеялись на победу и хотели взять греков живых; но совершенное безветрие дало Феофану средства распорядить метание огня. Огненные потоки полились на руссов; ладьи их горели, тонули; ужаснувшиеся руссы думали, что небесные молнии пожигают их, бросались в воду и погибали, спешили на берег и попадались в руки греков. Часть русских ладей бежала к азиатскому берегу; руссы вышли на Пафлагонское приморье и начали опустошать окрестные страны, мстя убийством и пожарами. Но греческие полководцы уже собрали войско; Феофан явился опять с текучим своим огнем, и – погибель руссов была на этот раз неизбежна. Немногие ладьи их спаслись и бежали в Киев. Множество пленных приведено было в Царьград; повелитель Царьграда хотел над ними показать свое мужество: их всех казнили по велению Романа.

Летописцы наши говорят, что с Игорем было под Царьградом 10 000 ладей и что, прибежав в Киев, Игорь не думал унывать от неудачи, но снова собрал бесчисленное множество кораблей, покрыл ими море, нанял печенегов и устроил сильное сухопутное воинство. Испуганный Роман прислал просить у него мира и соглашался дать ему дань больше Олеговой. Игорь собрал свою дружину, думал и просил совета. «Чего же нам боле? – отвечали ему. – Без битвы золото, серебро и паволоки? Кто знает, чья еще будет победа? И кто советен с морем? Мы не по земле ходим к Царьграду, но по бездне моря». Тогда Игорь согласился на мир, взял дань и пришел в Киев.

Вся эта сказка оказывается невероятною. На следующий год Игорь отправил своих послов в Царьград и заключил с греками новый договор. Этот любопытный памятник вполне сохранился в наших летописях.

Договор был заключен со стороны греков от имени императоров Романа, Стефана и Константина (Христофор уже скончался). Со стороны руссов, от имени самого Игоря, Святослава – сына Игорева, княгини Ольги, племянников Игоревых, Улеба и Якуна, Сфандры, жены Улебова, многих русских князей, поименно; кроме того названо 23 посла от купцов и бирюч русский.

Подтверждая условия Олега о житье руссов за стенами Царьграда, в селении Св. Маманта, и впуске в Царьград по 50 человек, в известные ворота, с приставом, руссы дают волю приставу решать все споры. Кроме подтверждения прежней статьи о плате за нанесенную рану, руссы во всем ограничили себя.

Определено: посылать гостей и послов с грамотами от русского князя. Пришедших без грамоты греки имеют право задержать, а при сопротивлении умертвить. Руссы обязываются не покупать тканей дороже 50 золотых монет и не зимовать ни в Греции, ни в устье Днепра; за украденную вещь положено платить только вдвое, а не втрое; за невольников, приведенных руссами, получать не по 20 златых, но по разбору: за юношу и девицу добрую 10, среднего человека 8, старика и дитя 5 золотых; напротив, руссы платят грекам без разбора за всякого 10 золотых, или цену, объявленную хозяином под присягой. Преступников греческих руссы не должны наказывать, но обязаны отсылать в Грецию для суда и казни. Кроме того, руссы обязались не воевать в Херсонской стороне, не мешать рыболовству херсонцев в Днепровском устье и не пускать дунайских булгаров воевать в Херсонской стране; наконец, по требованию греческого императора давать вспомогательное войско.

Князь Игорь и тяжкая кончина его

Так не договариваются люди, которые могли еще устрашать неприятеля. Договор утвержден был клятвами: варяги-христиане клялись местью Бога, судом и погибелью в этот век и в будущий; варяги-язычники: не иметь помощи от бога Перуна, не ущититься щитами своими, быть посеченными мечами своими, погибнуть от стрел и оружия своего и быть рабами в этот век и в будущий.

Греческие послы явились в Киев и требовали присяги. Игорь, князья, бояре и дружина вышли на холм, где стоял истукан Перун, положили на землю свои щиты, обнаженные мечи, кольца, золото и произнесли клятву, держа хартию договора: «Кто преступит написанное в этой хартии, да будет умерщвлен своим оружием и проклят от Перуна; обещаю хранить любовь правую, да не разрушится она, пока солнце сияет и мир стоит, в этот век и в будущий». Варяги-христиане присягали в церкви Св. Илии. Игорь одарил греческих послов мехами, невольниками и воском.

Итак, поход руссов принес им только стыд и поражение. Он решительно уничтожил морские набеги руссов, увидевших, что всегда встретят они непреодолимые препятствия в покушениях на Царьград. Дружина Игорева была нага и боса, по выражению летописцев. Она жаловалась и с негодованием указывала на дружину Свенельда, богатую и хорошо вооруженную; требовала, чтобы Игорь шел в дань. Престарелый князь отправился к древлянам, покорным, но, может быть, богатым более других. Дань обыкновенная была уже взята от них с излишком. Игорь требовал новой дани; дружина Игорева грабила, кроме того. Древляне платили, терпели. Но едва оставил Игорь землю древлян, как ему показалось все им собранное недостаточным. Он отпустил войско, решась походить еще по земле древлянской. Приведенные в отчаяние древляне выслали к нему послов, говоря: «Зачем опять идешь к нам? Ты взял уже дань». Игорь думал, что древлянская область не Царьград, и поздно увидел ошибку. Древляне напали на него, убили его спутников; несчастный Игорь привязан был к двум согнутым деревьям и разорван. Высокий холм около Коростеня, древлянского города, означил могилу его.

Известие о смерти Игоря не испугало Киева. Отчаяние древлян не могло иметь важных последствий; им готовилось мщение ужасное. Но прежде всего устроилось правление. Свенельд не хотел или не мог быть князем, ни даже опекуном Святослава, бывшего еще юношей, но имевшего неоспоримое право на Киевское княжество. Власть его мудрой матери была так велика, что Свенельд уступил ей, может быть, и потому, что Ольга умела предупредить всякое начинание злодейства и что при ее правлении не могли вступаться в дела другие варяжские князья. Варяг Асмунд назначен был дядькой Святослава; Свенельд повелевал воинскими дружинами; Ольга правила княжеством.

Она не хотела бесполезных завоеваний. Тридцать лет правления Игорева ослабили связь между русскими владениями. Вероятно, что тогда усилились удельные князья, смирявшие скандинавскую свою гордость и требования при Олеге, мужественном и отважном. Обстоятельства изменились. Уже восемьдесят с лишним лет прошло с того времени, как варяги поселились в Новгороде, и более шестидесяти со времени основания их в Киеве. Было уже поколение руссов, не пришельцев из-за моря, но туземцев, варягов и славян: оба народа уже смешались; образовывалось если не Отечество, то, по крайней мере, родина. Толпы варягов, приходивших из-за моря в Новгород и Киев, остававшихся тут или проходивших далее, в Царьград, уже казались чужеземцами руссам. Нравы смягчались с изменениями различия народов, и руссы киевские отвыкали постепенно от образа мыслей, нравов, обычаев, поверий варяжских. Приходы новых варягов становились беспрестанно менее, ибо и в самой родине их, Скандинавии, постепенно учреждались тогда государства, стремившиеся к самобытности и гражданскому порядку. Русь представляла уже не дикую страну, но области, защищенные оружием, и хотя грубыми, но твердыми общественными постановлениями. Такое состояние Русской земли, останавливая предприятия варягов, представляло этих странствователей в глазах руссов бродягами; неудачи покушений на Царьград и поселения печенегов на Днепре, отнявшие средства к морским набегам, ясно показывали руссам, что жизнь варяжская уже не годится для них. На западе от них образовались также гражданские общества, грозившие им не слабым сопротивлением диких небольших племен, но замыслами нападений сильных, требовавших теснейшей связи народной, большей крепости общественных сил. Ольга видела, понимала все это, и десять лет ее опекунства ознаменованы были подвигами, едва замеченными в летописях, не ознаменованными ни кровопролитием, ни нападениями на чужие земли, но важными и великими, ибо, когда Святослав вступил в управление руссами, он нашел совсем другое расположение общественных связей и дел против существовавшего при отце его.

Великая княгиня Ольга. Фреска Архангельского собора Московского Кремля

Предание, украсившее вымыслами поэзии брани и победы первобытных руссов, превратило в басню мщение Ольги древлянам. Из всего рассказа летописей можем извлечь только одно: древляне своим отчаянным сопротивлением заставили Ольгу мстить им ужасным образом. Олег и Игорь завоевали древлянскую землю, брали дань, но оставляли ей отдельную самобытность. Древляне имели своих князей. Ольга покорила древлян и сделала землю их Киевской областью, учредила свой суд и расправу (свои уставы и уроки). Древлянский князь погиб, и таким образом область древлян сделалась важным подкреплением силы Киевского княжества.

Сношения с Грецией ознакомили руссов с верой, законами и государственными постановлениями Греции. Здесь руссы хорошо узнали новый, неизвестный им дотоле образ правления, льстивший честолюбию владетеля и гражданам дававший более уверенности в благоденствии, нежели феодальная, военная система варягов. Власть, соединенная в особе одного государя, у коего все жители послушных ему областей подданные, а не участники в правлении, не разрушители его гражданского и военного могущества, возвышала славян, уничтожала аристократию варягов и уравнивала дружины княжеские с другими гражданами. Взаимная польза вела, следовательно, к одной цели и властителя, и народ. Здесь начало нового образа правления на Руси, и Ольга успешно предприняла и продолжала его. Ей хотелось укрепить Киев и северные области Руси союзом более прочным. Мы заметили уже отделение Новгорода при Олеге, и потом, в течение шестидесяти лет, не видели никакого близкого отношения Новгорода к Киеву, кроме условной дани. В эти шестьдесят лет Новгород положил начало республиканской форме своего правления и своему посадничеству, между тем как киевские князья покоряли окрестности Киева. Наконец, между Киевом и Новгородом было столь мало гражданских отношений, что новгородцы почти не считали себя подвластными Киеву. Ольга видела опасность такого положения дел, расторгавшего владения руссов, и, подкрепляемая сильной дружиной, могла предложить Новгороду покорность более значительную. По усмирении древлян Ольга мирно отправилась в Новгород. Летописи говорят, что она установила погосты, оброки и дани по рекам Мсте и Луге. Устав Ярослава, через пятьдесят лет после Ольги составленный, поясняет это сказание. Находим, что вся новгородская область разделена была на восемь областей, занимая пространство от Онеги до Чудского озера и от Ладоги до Волги. В числе этих областей поименованы: Лужская и Яжелбицкая. Следовательно, Ольга, не мешая уставам Новгорода, определила только яснее области, и права и обязанности новгородских граждан к Киеву, бывая сама в Изборской, или Псковской, и в Новгородской областях, таким образом соединяя теснее Киев, Древлянскую область и Новгород. Но она не увеличила дани новгородской. Полоцкое владение тогда отделялось совершенно от Киева; Чернигов и область суличей были крепки Киеву; Вышгород считался собственным поместьем Ольги. Ничего не знаем о Ростове и Муроме; но, кажется, и эти отдаленные городки принадлежали Киевскому княжеству. Новая система правления проникла, следственно, повсюду, скрепляя части в единое целое.

Предание не сохранило нам других уставов и учреждений Ольги, стремившихся к укреплению сил русского княжества и единодержавию. Нам неизвестны дела ее до 955 года. Святослав стал уже юношей мужественным и крепким, и Ольга, передавая сыну дружины, предводимые опытным Свенельдом, вероятно, уступала ему постепенно и всю княжескую власть, сама приближаясь к летам преклонным и желая успокоения в старости.

Тогда решилась она исполнить намерение, издавна таившееся в душе ее: принять торжественно христианский закон. Хотела ли Ольга путешествием своим в Царьград придать более важности своему обращению и действовать чрез то на умы подданных, полагая, что тогда впечатление сильнее проникнет в сердца язычников, или греки хотели придать более значения своему влиянию на Русь, хотели видеть мать русского князя в чертогах императора и в самом обращении ее сыскать новое средство для своей политики? Не знаем, но, вероятно, то и другое было причиной путешествия Ольги; последнее, впрочем, более правдоподобно. Ольга могла знать характер Святослава: гордый, непреклонный, суровый, и тщетно было ей надеяться укротить нрав сына великолепием, величием обряда. Напротив, в летописях германских находим известие о посольстве Ольги к императору Отгону с требованием священника и можем видеть, что политические виды папы и Царьградского патриарха устремлялись тогда внимательно на Русь и деятельно сражались между собой. Оттон отправил духовную особу в Киев, но поздно: Ольга была уже тогда в Царьграде, где ласковый прием двора показывает нам, что греки искали дружеского расположения Ольги.

Цареградский патриарх благословляет кн. Ольгу на возвратный путь в Киев

Константин Порфирородный царствовал уже с сыном своим; он сам описал нам прием Ольги в Царьграде. Роскошный Феофилакт, сын Романа, гордый, сластолюбивый вельможа (который имел в конюшнях своих 2000 лошадей и кормил их миндалем и шафраном), был тогда патриархом и совершал обряд крещения. Император был крестным отцом. С благоговением принимая Святое крещение, Ольга получила имя Елены, может быть, надеясь быть тем же для руссов, чем была царица Елена для Византии: благовестницей святой веры. Надежды ее не сбылись.

Кажется, что по прибытии Ольги в Царьград вышли некоторые недоразумения и споры в обрядах, и она принуждена была несколько времени оставаться в царьградской гавани, оскорбляясь поступками греков. Варяжская кровь еще не застывала в ее жилах. Обряды царьградского двора огорчали Ольгу, но они казались важнее всех политических отношений грекам, как, обыкновенно, кажутся они важны, когда истинная сила и величие престола падают. Впрочем, император принял Ольгу дружески и чествовал ее как княгиню Руси. Сопровождаемая русскими послами, русскими купцами и вельможами греческими, она торжественно посетила императора, беседовала с ним, была проведена от него к императрице, обедала с императорским семейством, но сидела за столом с придворными; свита ее и все руссы должны были кланяться до земли, и сама Ольга поклонилась императору. Подарки, поднесенные ей и руссам, были ничтожны. На другой день состоялся обед у императрицы, и Ольга сидела с нею и невесткою императора, супругой Романа, соправителя престола, за одним столом. Можем думать, что она требовала этой почести, оскорбленная тем, что прежде заставили ее сидеть в ряду с подданными греческого императора. Летописи наши прибавляют рассказы к путешествию Ольги в Царьград, говорят, что император влюбился в нее, хотел на ней жениться и что Ольга умела перехитрить (переклюкать) его. «Владыко! – говорила Ольга, благословляемая патриархом при возвращении в Киев. – Сын мой и люди мои – поклонники идолов: моли, да соблюдет меня Бог от всякого зла!» Она возвратилась в Киев и отвечала на требование греков, напоминавших ей обещание прислать подарки и войско в помощь грекам: «Пусть царь ваш постоит у меня столько же на Почайне (речка в Киеве), сколько я стояла в Царьградской гавани; тогда пришлю обещанное».