Читать книгу Летчицы. Люди в погонах - Николай Потапов - Страница 3

1

Стояла теплая кубанская весна. Полевой аэродром был весь усыпан цветами, словно покрыт огромным пестрым ковром.

Один за другим садились самолеты.

Зарулив на стоянку, Ольга выключила двигатели и вслед за Аней спустилась по стремянке на землю. Мягкий, настоенный на разных травах весенний воздух был свеж и чист, кружил голову. Девушки с наслаждением вдыхали пьянящий воздух, радовались весне, полевым цветам, щедро рассыпанным по всей стоянке.

После небольшого отдыха они приступили к маскировке самолетов. Авиаразведка противника действовала активно, и надо было срочно укрыть машины. Маскировали кто чем мог: обрывками сетей, свежесрубленными кустами, травой.

Ольга долго ходила вокруг самолета, присматривалась, переставляла ветки с места на место, но все получалось не так, как хотелось.

– Не маскировка – посмешище, – недовольно ворчала она, обращаясь к Ане. – Я тебя просила получить на складе маскировочную сеть.

– Рада бы, да нет их там. Одни обрывки, – и словно в оправдание повела рукой: – Смотри, все самолеты так укрыты.

Действительно, маскировочных средств не хватало. К ним подошла Надя.

– Хватит возиться! Не маскировка – обман!.. Как тот гусак: голову спрячет, а думает, что его всего не видно.

– Хорошо бы посмотреть на аэродром с высоты, – высказалась Аня. – Может, и не так уж плохо. Ведь главное – исказить конфигурацию самолетов, ввести в заблуждение разведку.

– Исказить конфигурацию! – захохотала Надя, отмахиваясь пилоткой от наседавшей мошкары. – Ну и придумаешь ты! Этими кустами исказить конфигурацию такого самолета!

К ним подошла Якубович, адъютант эскадрильи, сообщила, что начальство приняло решение: кто закончил дела, может идти в станицу.

– Жить будем в школе.

Забрав личные вещи, девушки двинулись в станицу, крыши домов которой виднелись из-за зеленого пригорка.

Когда они поднялись на этот пригорок, их взору предстала печальная картина.

Большинство домов было сожжено, сиротливо торчали черными столбами полуразрушенные печные трубы.

Они шли по узкой дороге через сожженную фашистами станицу и сердце охватывала грусть. Кое-где стояли развороченные снарядами танки и машины, блестели на солнце наполненные водой воронки.

У подбитого на обочине танка копошились ребятишки. Рыжий мальчуган, забравшись в кабину водителя, старательно урчал, изображая работу мотора. Другой паренек, вихрастый и чумазый, с победным видом сидел верхом на пушке и, свесив босые ноги, громко командовал:

– По фашистским танкам прямой наводкой – огонь! У разрушенного дома понуро сидел белый как лунь старик в кожаной потертой фуражке.

– Все сгорело, все, – говорил он, обращаясь к девушкам, и рука его, когда он указывал на развалины, дрожала.

На другой стороне улицы трое мужчин возились у сруба нового дома. Молодой парень, сдвинув на затылок пилотку, лихо расправил под широким матросским ремнем голубенькую рубаху и, размахивая топором, весело воскликнул:

– Глядите, хлопцы! К нам на подмогу солдаты идут!

– Какие же это солдаты?! Видно, после контузии ты штаны с юбкой стал путать, – съязвил его товарищ.

– Ох, пяток бы нам таких красавиц, мигом бы дом под крышу подвели, – вздохнул их третий напарник.

А девушки шли и шли, поднимая кирзовыми сапогами раскаленную на солнце серую пыль. Пыль слепила глаза, затрудняла дыхание. Подошли к школе. На площади стояли два столба с перекладиной, на которой болталось шесть веревочных концов.

– Виселица… – шепнула Аня Ольге и почувствовала, как грудь обдал неприятный холодок.

Школа была кирпичной, двухэтажной (выделялась среди разрушенных домов станицы). Разместились в классах. Аня недоверчиво посмотрела на двухъярусные нары, осторожно ощупала тонкий ватный матрац, подушку, разочарованно вздохнула.

Это заметила Надя и тут же отреагировала:

– Что, Высотина, думала, на лебяжьем пуху постель нам приготовили? Ничего, родная, на такой «перине» завтрак не проспишь, да и позвоночник искривляться не будет. Стройной будешь, что кубанская лозинка. Ложись, девчата!

Но тут раздался чей-то восторженный голос:

– Девочки! Рядом речка. Пошли купаться! Предложение это пришлось всем по душе. Сбросить с себя тяжелые кирзовые сапоги, пропотевшее платье и окунуться в прохладную воду – что может быть приятнее в такую жару?!

Девушки выскочили на улицу, побежали к реке. Река была неширокой, с пологими песчаными берегами, камышовыми зарослями.

Ольга и Надя разделись, вошли в воду, поплыли к противоположному берегу, где густо зеленел молодой камыш да распустил свои цепкие побеги прибрежный кустарник.

Выбравшись на берег, они блаженно растянулись на горячем песке. Высоко в небе беспечно заливались жаворонки.

И вдруг с того берега до них долетел женский голос:

– Девчата! Боевая тревога!

Приподнявшись, Ольга увидела девушку с повязкой на рукаве.

– Что там случилось? – спросила сонным голосом Надя, переворачиваясь на другой бок.

– Кажется, боевая тревога… – неуверенно проговорила Ольга.

А на том берегу поднялся настоящий переполох. Девушки натягивали на себя комбинезоны, надевали сапоги, бежали к школе.

Ольга и Надя, переплыв речку, быстро оделись, бросились к школе, чтобы забрать оставленные там планшеты, противогазы…

Макаров стоял у КП, опустив голову, выслушивал упреки командира дивизии. Он готов был провалиться сквозь землю.

«Как можно было допустить такую оплошность?! – про себя возмущался он нераспорядительностью своих замов. Улетая в штаб дивизии, он дал им четкие указания и по маскировке самолетов, и по оборудованию стоянок. – Да и я тоже хорош! Надо было не в штаб дивизии лететь с боевым расчетом (туда можно было бы послать и начальника штаба), а руководить полком здесь», – осуждал он теперь себя.

Макаров почувствовал неладное еще в воздухе, когда летел на ПО-2 с генералом и увидел в реке купающихся девушек.

– Твои, Макаров, наверное, речку осваивают, – заметил комдив с иронией.

Макаров ничего ему не ответил. Молчал он и сейчас, выслушивая замечания генерала.

– Что за беспечность, товарищ майор? Полк только что сел на полевой аэродром, укрытий для самолетов нет, стоянки не оборудованы, машины не замаскированы, а командование отпустило людей на отдых. Вот уже прошло сорок минут, как объявлена боевая тревога, а летного состава все нет. Как вы собираетесь воевать при такой организации? Я вас серьезно предупреждаю, товарищ Макаров.

В душе Макаров соглашался с комдивом. «Что тут скажешь в оправдание? Все верно».

Вдалеке показались девушки. Группами и в одиночку бежали они через летное поле к самолетам.

По лицу Веры Задорновой тонкими струйками стекал пот, всю дорогу она ворчала:

– Чего нас гоняют, как новичков, с аэродрома домой и обратно? Или мы не офицеры, не понимаем что такое боеготовность?

Гимнастерка на ней взмокла и почернела на лопатках. Дышала она тяжело, словно рыба, выброшенная на берег.

Ольга тоже еле держалась на ногах.

Прислонившись к фюзеляжу «пешки», устало проговорила:

– Вот это кросс! Вот это покупались! Как, Аня, сердце на месте?

– Мне-то что, я ведь легкая. Меня ветер сам несет, только ноги успеваю переставлять, – улыбнулась Аня и схватилась за голову.

– Ты чего? – с недоумением посмотрела на нее Ольга.

– Как я полечу? У меня нет шлемофона…

– А где же он? – опешила Ольга.

– В школе забыла.

– Ну, знаешь! – Ольга хотела выругать ее, но, увидев, что Аня и сама переживает, стоит бледная, растерянная, смягчилась. – Молчи. Об этом никому. Иначе нам отменят вылет. Достанем тебе шлемофон у радистов.

У самолетов суетились оружейники, подвешивали бомбы. Им помогал Петр – рослый, плечистый стрелок-радист Голубкиной. О его физической силе знали многие, и оружейники добивались с ним дружбы. Он брал руками «сотку»[5] и без лебедки вешал ее на бомбодержатель.

Вот и сейчас к нему подбежала Надя.

– Петя, милый, помоги подвесить бомбочки. Совсем мои бабоньки запарились. Помоги, расцелуем тебя после вылета.

Петр улыбнулся, расставил руки:

– Целуйте сейчас, иначе…

Надя не дала ему договорить, потащила за рукав к самолету.

Поступила команда запускать двигатели. Аня совсем пригорюнилась. Она надеялась, что боевая тревога закончится лишь сбором и проверкой людей, а тут – запускать двигатели. Ругая себя, полезла в кабину. Шлемофон ей так и не достали.

В других экипажах тоже не все было в порядке: кто забыл в школе планшет, кто полетную карту, кто шлемофон. Но все скрывали это. И, конечно, многие облегченно вздохнули, когда передали через дежурных, чтобы летный состав собрался у КП полка.

Прежней веселости у девушек не было. Стояли грустные, стыдливо прятали глаза.

Генерал почувствовал перемену в настроении летчиц, хотел сказать им теплые слова, но в последнюю секунду подумал: «Расслабленность, попустительство на фронте только вредят делу» и с огорчением сказал:

– Мне стыдно за вас, товарищи офицеры. Обстановка на фронте сложная. Фашисты хотят любой ценой удержать Тамань. Их авиация действует активно. В любую минуту могут нанести удар по вашему аэродрому. А как поступили вы? – Генерал внимательно оглядел притихший строй, словно желал еще раз убедиться, что девушки поняли, насколько серьезна обстановка, и строго закончил: – Самолеты рассредоточить и замаскировать, организовать на аэродроме круглосуточное дежурство стрелков на пулеметных точках, всем находиться у самолетов, быть готовыми к вылету.

И снова закипела работа.

Появились маскировочные сети, прибыли машины со свежим лозняком и ельником. Тракторы рассредоточивали самолеты по аэродрому. Девушки лопатами очищали полуразрушенные капониры, засыпали землей воронки на стоянках и рулежных дорожках.

К вечеру аэродром неузнаваемо преобразился: самолеты были рассредоточены и замаскированы, боеприпасы сложены в укрытия, выставлены наблюдательные посты, организована дежурная служба, оборудованы траншеи.

Аня отбросила лопату, устало тряхнула льняными кудряшками.

– Не могу больше! Если сейчас же не накормят – умру. Страсть как хочется есть. Пора бы и на ужин позвать. Или в столовой думают, что мы воздухом сыты?

Ольга слабо улыбнулась. У нее тоже неприятно сосало под ложечкой.

– Пойди к Задорновой. У нее всегда есть что-нибудь в запасе. Только она может спасти тебя от голодной смерти, – посоветовала она шутливо.

Аня посмотрела на стоянку соседей и ахнула: Вера угощала Надю белым хлебом и копченой колбасой.

– Вот толстушка запасливая! – завистливо проговорила Аня и крикнула: – К вашей кампании присоединиться можно?

– Спеши, а то опоздаешь, – в тон ей ответила Надя. – Все съедим.

Но тут по стоянке проехала легковушка, дежурная по штабу приглашала всех на ужин. Походную кухню окружили плотным кольцом. Получив порцию гречневой каши и кусок отварной свинины, девушки расселись на траве, поджав под себя ноги. От гречневой каши исходил такой аромат, что у Ани закружилась голова. Никогда каша не была такой вкусной, как сегодня. Аня съела кашу, мясо, пошла за добавкой.

– Ну и аппетит у тебя! Ешь, ешь, а все тонкая, как жердь, – проговорила с усмешкой Вера.

– Решила все-таки тебя догнать, – бросила на ходу Аня.

И быть бы тут веселой перебранке, но в этот момент на аэродроме раздались сухие отрывистые хлопки зениток. Завыла сирена.

– Летят! Смотрите, летят! – закричала Аня, указывая на сверкающие в вечернем небе темные точки самолетов.

Раздалась команда: «Всем укрыться в траншеях!» Но люди медлили: кто доедал кашу, кто допивал чай, кто собирал свои вещи.

– Надо идти, – отставляя чашку, сказала Ольга. – Сейчас будут бомбить.

– Подожди, успеем, – остановила ее Надя, доедая кусок мяса. – Видишь, они поворачивают на станицу.

– Зачем им станица? Там бомбить нечего, – с деланым равнодушием возразила Аня, направляясь вслед за другими в укрытие.

Тем временем «юнкерсы», оглушая землю пронзительным воем, устремились вниз. Через минуту по аэродрому разнесся гул разорвавшихся бомб. Горячая волна воздуха прижала девушек к земле.

Передвигаясь по-пластунски, Надя сердито ворчала:

– Ну погодите, «лаптежники»![6] Доберемся мы до вас, отплатим…

Одна бомба разорвалась неподалеку от них. Воздушной волной девушек сбросило в траншею, засыпало землей. Что-то тяжелое навалилось на Ольгу. Она уперлась руками в дно окопа, рванулась, встала на колени, осмотрелась. Рядом стряхивала с себя землю Надя.

– Жива? – спросила ее Ольга.

– Жива, жива… К счастью, фриц не так меток, – тихо ответила она.

На стоянке первой эскадрильи клубился столб черного дыма.

– Самолет горит! – крикнула Ольга и побежала к самолету.

Падая в траншею, Надя ушибла колено и теперь, припадая на правую ногу, поковыляла за Ольгой. И снова – заход «юнкерсов» на аэродром.

– Так и добьют, наверное, «лаптежники», – проговорила Надя, спускаясь в траншею.

На этот раз «юнкерсы» разбросали по всей стоянке сотни маленьких зажигалок. Несколько штук упало возле девушек. Они растерянно смотрели на них, не зная что делать. А бомбочки горели, шипели, разбрасывая вокруг себя огненные искры.

Наконец Ольга вскочила, подбежала к стоявшему неподалеку пожарному щиту, схватила лопату и стала забрасывать зажигалки землей. К ней присоединились Надя, Аня, другие девушки… Измученные, грязные, подошли они к полусгоревшему самолету. Левая плоскость валялась на земле, фюзеляж был искорежен взрывной волной.

– На земле потеряли машину, – досадливо проговорила Ольга, вытирая рукавом потное лицо.

На востоке сгущались сумерки, оттуда надвигалась южная ночь. Так закончился первый день пребывания авиационного полка на Кубани.

2

Солнце выплыло из-за леса неожиданно. Небо там было только что багрово-красным, и вдруг верхушки сосен прошили золотисто-светлые лучи, вокруг стало светло.

– Люблю встречать восход… – тихо проговорила Ольга, срывая ромашки.

– И я… – вздохнула Аня. – Сидеть и смотреть, сидеть и смотреть… И ни о чем не думать…

Они сидели на берегу той самой речушки, в которой купались в первый день, и задумчиво поглядывали вдаль.

Спали они почему-то беспокойно. Рано проснулись и, чтобы не лежать в душной комнате, вышли на берег.

Новый день… Каким он будет? Чем запомнится? Люди всегда связывают с ним свои надежды. Может, этот новый день окажется более удачливым, чем прошедший, более счастливым? И то, о чем человек думал, чего хотел, чего добивался, – вдруг все это сбудется сегодня? И так всегда: новый день – новые надежды.

Утренний туман над рекой быстро таял, легкий ветерок относил белые хлопья в степь. Где-то в роще запел соловей, ему ответил второй, и вот уже, словно после побудки, лес ожил, оглушил окрестность многоголосым хором разных птиц. И было в этом необычном утреннем «концерте» что-то волнующее, трогательное.

– Красиво как! – прошептала Аня, завороженно оглядывая лес.

В ее светло-серых глазах плескалось восторженное удивление, будто видела она все это впервые: и купающийся в золотистом солнечном дожде утренний лес, и сверкающую бисером от утренней росы густую траву, и тихую речку с отраженным в ее водах голубым безоблачным небом.

Повернувшись к Ольге, она неожиданно спросила:

– Скажи, для чего рождаются люди?

Ольга посмотрела на нее с удивлением:

– Как для чего? Чтобы жить, работать, приносить пользу людям, обществу… А ты как думаешь?

– Я думаю… для любви, счастья… И война… Дико… Правда? – Лицо Ани сразу как-то потускнело, осунулось. – Все беды на Земле от жестокости людей. Как не хватает нам доброты, сострадания к людям!..

Солнце уже поднялось над лесом, и его косые лучи падали теперь на деревья сверху вниз.

– Сходи, разбуди Надю, – попросила Ольга. – Проспит такое утро.

Аня встала, поправила волосы, легкой походкой направилась к видневшемуся из-за кустов деревянному домику.

Летчицы жили в школе недолго. Двухэтажное здание было приметным ориентиром для немецких самолетов, и после нескольких попыток разбомбить ее экипажи разместились по сохранившимся избам станицы.

Ольга и Аня жили в домике рядом с Надей. Будить ее рано они не стали, а теперь, когда солнце уже изрядно припекало, Ольге захотелось, чтобы и Надя полюбовалась этим чудным южным утром.

Но Аня вернулась расстроенной.

– Ты знаешь, Оля, а Нади нет.

– Как нет?! – вскинула тонкие брови Ольга.

– Нет…

– Вот это да! А где же она?

– Наверное, с этим… капитаном Костенко, – холодно произнесла Аня. – Узнает начальство – устроит ей такую головомойку, долго будет помнить.

Дело в том, что на этом же аэродроме базировался еще один авиационный полк, в котором служили мужчины. Жили они в другой станице, но столовая и клуб были общими, и летчики часто виделись с девушками.

На одном из вечеров Надя познакомилась с Костенко, встречалась с ним.

Бои на Кубани шли ожесточенные, на боевое задание девушки летали ежедневно, часто – по два вылета в сутки. Конечно, уставали, но молодость брала свое: была у них и художественная самодеятельность, проводили они и вечера танцев. Где молодежь, там всегда песни, музыка, танцы. Между тем из рощи, протянувшейся вдоль речки, показались Надя и тот капитан, о котором говорила Аня. Шли они неторопливо, о чем-то оживленно рассуждали.

Когда подошли ближе, девушки услышали их разговор.

– Все, Павел! Мужчинам в станицу нельзя. Строго воспрещается, – сказала Надя.

– Ну и порядочки! – досадливо воскликнул Костенко. – Наши хлопцы по всем падежам ваше начальство склоняют за это.

Надя рассмеялась:

– С вашим братом иначе нельзя. Разреши – вы всю ночь под нашими окнами будете петь серенады. А так, запретная зона – и все.

– Да ведь война…

– А что война? Значит, все можно?..

– Я не об этом… Общение с вами нам сейчас вдвойне дороже. Около вас мы добрее, нежнее душой становимся… А так – совсем огрубеть, зачерстветь можно. Как сухарь на ветру…

Костенко нагнулся, сорвал одуванчик, подул на него, и венчики маленькими парашютиками разлетелись в разные стороны.

– Время такое, Павел. Наш командир эскадрильи говорит: любовь и свадьба после войны, а сейчас воевать должны.

– Глупости говорит ваш комэск. Любовь во все времена вдохновляла людей. Влюбленный человек и воюет смелее. По себе знаю…

– Ох, Павел, совсем утомил меня разговорами, – устало вздохнула Надя. – Дай хоть часик поспать.

Костенко ушел, а Надя стала медленно подниматься в гору.

– Эй, гулена! – окликнула ее Ольга. – А ну иди-ка сюда!

Надя вздрогнула, быстро обернулась на голос и, узнав девушек, направилась к ним.

– Вы что тут делаете? За мной шпионите? – улыбнулась она. – Шпионить – самое последнее дело.

– Когда же спать будешь? – уставилась на нее Аня. – Скоро ведь на аэродром.

– Спать надо, Аннушка, поменьше, иначе счастье свое проспишь, – томно потянулась Надя.

– Подумаешь, счастье… – фыркнула Аня. – Сегодня он здесь, а завтра – ищи в поле ветра. Счастье… Вот выдумала!..

– Ой, не зарекайся, Аннушка, – обняла ее Надя. – Никто не знает, когда придет любовь… Как в песне: любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь…

– Война… Не до любви тут, – поджала губы Аня.

– Глупая ты… – Надя засмеялась, накрыла Аню курткой, свалила на траву, а сама побежала в дом.

– Вот сумасшедшая… – ворчала Аня, вставая. – От любви, видно, свихнулась…

После завтрака летный состав отправили на аэродром.

Первая эскадрилия собралась у штаба. Кто расположился на скамейке, кто – на ящиках, многие сидели на земле. На стене деревянного домика, в котором размещался штаб, висела большая карта.

Комэск, невысокая плотная женщина, водила указкой по карте, объясняла боевое задание.

Эскадрилье предстояло в составе полка нанести бомбовый удар по скоплению танков и пехоты противника в районе одной станицы.

Она рассказала о боевом порядке звеньев в воздухе, об очередности взлета экипажей. Предупредила о том, что в районе цели расположены зенитки, над станицей патрулируют истребители противника.

В заключение опросила:

– Задание ясно?

– Ясно!.. – раздались голоса.

– Как отдохнули?

– Хорошо отдохнули! – дружно ответили девушки.

– Выспались?

– Выспались… – незаметно, одними глазами, улыбнулась Надя.

Летчицы расходились по самолетам, обсуждая детали вылета.

А через некоторое время ПЕ-2 поднялись в воздух и, собравшись в колонну эскадрилий, пошли под облаками на юго-запад.

К этому полету летный состав готовился тщательно. Изучали цели по фотоснимкам, крупномасштабным картам и четко представляли расположение их на местности.

Самолеты шли в район, где должны были встретиться с истребителями прикрытия. Но встреча не состоялась. «Яков» там не оказалось. Напрасно в эфир неслись позывные ведущей группы: «“Тросики”! “Тросики”! Я – “Резеда”, нахожусь в районе встречи».

Истребители в точку встречи так и не вышли. Бомбардировщики остались без прикрытия. Полет осложнялся. Но задание надо было выполнять. Приближалась линия фронта. Неожиданно из-за облаков вывалились «мессершмитты», с ходу обстреляли строй. Самолет Басовой шел внешним ведомым, удар пришелся на него. Атака истребителей была внезапной, и Надя не успела уклониться от их огня. Петр Беляев, стрелок-радист Голубкиной, припал было к пулемету, чтобы дать очередь по «мессерам», но они скрылись в облаках.

– Вот дьявол! – выругался Петр и с досады послал им вдогонку короткую очередь.

Но тут он услышал в наушниках тревожный голос Ани:

– Нас атакуют!

Петр поймал в прицел пристроившийся сзади вражеский истребитель, нажал на гашетку пулемета. «Мессер» неуклюже клюнул носом, словно споткнулся обо что-то, и круто пошел вниз. За ним потянулся шлейф черного дыма.

– А, гад, попался! – воскликну Петр.

Но второй «мессершмитт», скрытый от стрелка стабилизатором своей «пешки», успел дать несколько очередей по самолету. В кабине остро запахло бензином. Встречный воздух гнал по плоскости тонкие струйки бензина, забрасывал их в кабину радиста.

– Товарищ командир, бак пробит! – доложил Петр.

– Знаю, – коротко ответила Ольга, а сама с тревогой следила за самолетом Нади: языки пламени, которые показались на правом моторе после атаки «мессеров», становились все ярче.

«Почему они не возвращаются домой?» – беспокоилась она.

– Басова! – вызвала она ее по рации.

Надя молчала. Бледно-розовые языки пламени от моторов тянулись к плоскости, подбиралась к фюзеляжу. Самолет сильно кренился, но упорно шел вперед…

За линией фронта фашисты встретили группу шквалом зенитного огня. Шапки разрывов прошили весь строй. Петр едва успевал докладывать: разрывы справа, слева… Ольга маневрировала, бросала самолет то влево, то вправо.

– Держи курс! Курс держи! – требовала Аня. – Мы на боевом…

Яркая вспышка ударила в глаза. Повернув голову, Ольга увидела слева охваченный огнем ПЕ-2 из соседнего звена. Самолет, потеряв управление, падал вниз. Ольгу бросило в жар, руки мелко дрожали, штурвал показался ей тяжелым…

– Приготовиться к бомбометанию. Скоро цель, – услышала она голос Ани.

И эта обыденная, столько раз слышанная команда придала ей силы, помогла подавить минутную растерянность.

У ведущего самолета открылись бомболюки; они подходили к цели. Там, внизу, в районе станицы, противник сосредоточил танки и пехоту для наступления.

– Бросай! – закричала Ольга так громко, что Аня даже вздрогнула. Нажала на кнопку сброса, бомбы полетели вниз.

Наблюдая в прицел, Аня увидела поднятые кверху взрывами бомб черные столбы земли.

– Бомбы накрыли цель! – довольная, сообщила она.

– Хорошо, – ответила Ольга, а сама думала о том, как помочь экипажу Басовой, чтобы не сбили их самолет на обратном пути. Надя тоже сбросила бомбы и с небольшим креном разворачивала самолет на обратный курс.

«Только бы они перетянули линию фронта, только бы перетянули», – мысленно повторяла Ольга и хотела сказать радисту, чтобы он наблюдал за Надиным самолетом. Вызвала его по СПУ[7]. Но Петр не ответил. Она позвала его еще раз. И снова молчание. А Петр задыхался в парах бензина. Голова отяжелела и кружилась. Ухватившись за лафет пулемета, Петр приподнялся, хотел сесть повыше на походное сиденье, но в глазах поплыли зеленые круги, и приступ рвоты свалил его на пол кабины.

Самолет Нади летел с небольшим углом планирования, оставляя за собой тонкую полоску дыма. Показалась линия фронта. Их обстреляли зенитки, но огонь был беглым, неточным, видимо, противник не ожидал наших самолетов в этом районе.

Перелетев линию фронта, они увидели впереди слева полевой аэродром. Вслед за Надей посадила на этот аэродром ПЕ-2 и Ольга. Некоторое время Ольга и Аня сидели в кабине молча, не двигаясь, – так удивительна была наступившая тишина. Тревога за исход полета осталась позади. Аня открыла нижний люк, кто-то подал стремянку.

Выглянув из кабины, она заметила офицеров, солдат. Мужчины сначала увидели, как из люка показались маленькие ножки женщины, а потом и сама миловидная блондинка. Вслед за ней спустилась по стремянке Ольга.

– Что за наваждение?! – не скрывая радости, воскликнул худощавый майор. – Одни небесные богини к нам сегодня в гости!

Ольга обвела их холодным взглядом: «Они еще улыбаются! По их вине, можно сказать, подбиты две “пешки”, а им весело», и сухо спросила:

– Почему не было истребителей прикрытия?

– Как не было?! – с длинного лица майора улыбка сразу исчезла. – Две эскадрильи дали на ваш полк.

– В район встречи они не вышли.

– Выясним, почему так получилось. Выясним… – растерянно повторял он.

– Вот и выясняйте.

Солдаты вытащили из самолета радиста, положили на траву. Ольга расстегнула у него ворот гимнастерки, ослабила ремень, приподняла голову. Он был без сознания.

Подъехала санитарная машина.

На носилках Петра внесли в машину, отправили в госпиталь.

Сквозь толпу военных к девушкам пробралась Вера Задорнова.

– У вас все живы? – спросила ее Ольга.

– Живы, живы… Идемте к Наде, ранило ее.

Надя сидела у небольшой копны сена, правая нога была перевязана.

– Ну и молодец ты, Надюша! Ну и молодец! – проговорила Ольга, обнимая Надю.

– Какая же я молодец? Видишь, как наша «пешечка» обгорела?

– Вижу… А с ногой что?

– Пустяки… – Надя пошевелила ногой, нахмурила брови. – Вера так перетянула ремнями, думала, ногу перережет.

Аня ходила вокруг обгоревшего самолета, думала о Наде. «Смелая. Назад не повернула… Отбомбилась, привела и посадила машину на аэродром. А я смогла бы так, как Надя? Выдержала бы?» И тут она увидела, как трактор потащил их ПЕ-2.

– Командир! – крикнула она Ольге. – Смотри, наш самолет куда-то убирают.

Ольга обернулась.

– Летное поле освобождают, чтобы не мешал посадке, – ответила она. – Пойдемте посмотрим, что стало с нашей «пешечкой».

На опушке леса, где была небольшая прогалина и сочно зеленела трава, трактор остановился.

Туда направились и девушки.

К ним подошел дежурный.

– Самолет надо замаскировать. Сидеть у нас, видно, долго придется, – сказал он.

– Задерживаться у вас не собираемся, – перебила его Ольга.

– А мы уж хотели поставить вас на все виды довольствия и зачислить в полк, – улыбнулся он.

– Спасибо за приглашение, нам и у себя неплохо. Девушки оставили обескураженного неприветливостью дежурного, стали осматривать самолет.

Оба мотора, лопасти винтов, шасси оказались исправными. Пробиты были только консольные баки.

– Но моторы могут работать и от одного центрального бака, – подала голос Аня.

– Конечно, – отозвалась Ольга. – Так что будем возвращаться домой. Заберем и Надю с Верой.

– Поместимся все-то? – засомневалась Аня.

– Поместимся. Вера сядет в кабину радиста, а Надю возьмем к себе.

– Поднимет всех? – спросил дежурный.

– Поднимет. Самолет наш не то что ваш.

– Возможно. У нас о нем так говорят: «На “пешке” летать, что тигра целовать. Страху много, а удовольствия мало».

– Ладно, ладно… На ваш менять не станем, – ответила Аня.

Девушки сели в самолет.

Подъехала на машине Надя.

Посадив ее к себе в кабину, Ольга запустила моторы, вырулила на старт, взлетела.

Офицеры, собравшись у КПП, тоскливо смотрели на удаляющийся самолет. Набрав высоту, он скрылся в темно-серых облаках.

3

Погода установилась на Кубани жаркая, и Надя перебралась из дома в сад. Под ветвистой яблоней соорудила себе из досок настил, набросала травы, сверху положила матрас. Рана на ее ноге затягивалась. Она уже свободно обходилась без костылей и не раз говорила своему командиру, чтобы допустили к полетам. Но комэск отвечала: «Обращайся к врачам. Пройдешь медкомиссию, допущу к полетам». Но врачи ей пока летать не разрешали. Надя притихла: знала, спорить с врачами бесполезно. Оставалось одно – терпеливо ждать. Прихрамывая, она ходила с ведром по саду, обрывала с кустов вишню. Осторожно подтянув ветку, Надя подставляла ведро и ножницами перерезала черенки вишен. Ведро быстро наполнялось сочными ягодами.

В сад пришли девушки.

– Наконец-то! – обрадовалась Надя, увидев подруг. – Столько уродилось вишни, не успеваем с хозяйкой обрывать. Хоть бы догадались помочь.

– Сейчас поможем, – озорно подмигнула Вера Ане, приглашая ее к ведру. Усевшись поудобней, она взяла пригоршню вишни, стала бросать в рот одну ягоду за другой. К ней подсела Аня.

– Как хорошо, когда есть на свете добрые люди. Всегда о тебе подумают, позаботятся… – лукаво прищурив глаза, говорила Аня, а сама посматривала на Басову.

– Правильно, – недобро подхватила Надя. – Вам приготовят, а вы придете и начнете пожирать, как саранча…

– Ох, уже упреки, уже сравнения… – вздохнула Аня.

– Ешь, Аня, не обращай внимания, – отмахнулась Вера. – Мы сегодня вполне заслужили, чтобы за нами поухаживали. Два вылета за один день! А ей жалко чашку этой вот кислятины.

– Ах, им еще и не нравится! – Надя схватила ветку, пошла на девушек. Вера и Аня вскочили, спрятались за яблоней. – Испугались… – рассмеялась Надя. – Если бы не больная нога, я бы вам показала такую кислятину!

За кустами Надя увидела притихшую Ольгу. Она сидела на табуретке, читала письмо. Надя подошла к ней, обняла сзади.

– Посмотри, – Ольга протянула ей фотокарточку сына.

На Надю глядел вихрастый мальчик в матроске и в коротких штанишках.

– Весь в батю. Нос, глаза, рот… – глухо проговорила Ольга. – Третий год пошел… Когда погиб Виктор, ему был всего годик… И вот уже третий…

В сад прибежала адъютант эскадрильи Якубович, бросилась к Наде.

– Поздравляю тебя с орденом!

– С каким орденом? – недоуменно пожала плечами Надя.

– С орденом Боевого Красного Знамени. Я только что из штаба. Многих наградили, в том числе и тебя. Вечером в столовой по этому случаю будут торжества, – сообщила Якубович, довольная тем, что говорит им об этом первой.

Девушки окружили Надю, поздравляли с наградой. Она смущенно краснела, повторяла:

– Спасибо, спасибо…

Вечером в летной столовой собрались офицеры полка. Девушки сидели взволнованные, торжественные. Среди них было несколько летчиков из соседнего полка.

Когда все расселись и в зале установилась тишина, майор Макаров подняли тост за первых орденоносцев в полку. Говорил он о летчицах с большой теплотой, уважением, отмечал их возросшее боевое мастерство, мужество и настойчивость при выполнении полетных заданий. А когда чистосердечно признался о своих тревогах и сомнениях в первые дни командования полком, и как потом менялось его мнение, и что теперь он не покинет этот полк до конца войны, девушки встретили его слова дружными аплодисментами. Они тоже привыкли к нему, полюбили. Он был душевным и строгим, требовательным и справедливым командиром.

Потом поднимали бокалы за новые боевые успехи, за скорую победу, за счастливую жизнь после войны. В зале было шумно, весело, радостно. Откуда-то у Нади появилась гитара, она запела:

Песню подхватили десятки голосов, и она забилась трепетной птицей в тесной столовой. Аня сидела рядом с Ольгой, завистливо смотрела на Надю: «И как такую не любить мужчинам?! Смелая, красивая, талантливая… А я ничем не взяла: ни ростом, ни красотой, ни голосом…»

Аня украдкой потрогала свой вздернутый кверху маленький носик, горько усмехнулась и тут же испуганно опустила руку, боясь, как бы кто не заметил ее переживаний и не догадался о ее печали.

Потом начались танцы. В зале закружились пары. Аня сидела в сторонке, ее никто не пригласил на танец. Она собралась уходить, чтобы не слышать и не видеть этого шумного веселья, направилась было к двери, но Ольга остановила ее.

– Потанцуем, Аня. Домой еще успеем…

Но тут к ним подошли летчики. Как Ане в этот миг хотелось быть чуточку выше ростом, ну хотя бы на ладонь! Она поднималась на носках и все равно едва дотягивалась до плеча танцующего с ней молоденького, с черными усиками, лейтенанта. Кто-то закричал:

– Шире круг! Шире круг!

На середину зала вышел капитан Костенко.

– А ну, кто смелый, выходи! – приглашал он.

Ольга подталкивала Аню:

– Иди, Аннушка, иди. Ты же умеешь…

Аня вначале упиралась, а потом с отчаянной решимостью махнула рукой, вышла в зал. Словно крылья подхватили Аню – так легко и свободно пошла она по кругу.

Все восторженно смотрели на нее, а она кружилась вокруг Костенко, радостная и счастливая…

Долго еще слышались в столовой песни и музыка.

Расходились под утро. Ольга ждала Аню на улице, чтобы вместе идти в станицу, но, увидев ее с тем лейтенантом, с которым она танцевала на вечере, не стала отвлекать, сделала вид, что их не заметила.

С востока дул свежий предрассветный ветерок, верхушки деревьев слегка раскачивались, приглушенно шумели густой листвой.

Ольга еще немного постояла у столовой, всматриваясь в темное южное небо, отыскала по привычке Полярную звезду, как они когда-то делали с Виктором на Севере, прежде чем войти в дом, и, зябко передернув плечами, торопливо зашагала в станицу.