Читать книгу Панджшерский узник - Николай Прокудин - Страница 4

После инструктажа Рахманкулов подал команду «разойтись» и оставил вновь прибывших знакомиться с другими солдатами. С ним ушли и трое увольняющихся в запас. Сегодня они с колонной должны убыть в Баграм. Сержант Савфат Бурхонов подошел к новичкам и протянул руку:

– Ну, с прибытием. Рустам правильно сказал. Одни мы тут: нас шестеро, прапор наш и подполковник Кравченко. И то, что это гарнизон афганской правительственной армии, не должно вас расслаблять. Никому тут верить нельзя, только своим.

– Они же союзники, – удивился Таджибеев, бросая свой вещмешок на кровать. – Мы же им помогаем, за них воюем. Как же так?

– А так! Жить хочешь – не верь! – Сержант подошел к кровати, взглянул на вещмешок и продолжил: – Рахманкулов – командир строгий, но справедливый. За недисциплинированность может наказать, а может вообще заменить, и попадешь в обычную часть, с обычной казарменной жизнью. Так что барахло с кровати убери и заправь ее как следует.

– А почему ты сказал, что афганцам верить нельзя? – спросил Азизов.

– Кто-то не хочет воевать вообще, кто-то не хочет воевать на этой стороне. И за деньги все продают и часто предают! В основном в армию набирают облавами, насильно, тех, кто подходит по виду и призывному возрасту. А сколько случаев предательств и дезертирства! Собирают полк, вооружают, одевают, обувают, а перед самым выходом для выполнения боевой задачи – хлоп, и половины полка нет. Кто-то дезертировал, кто-то на другую сторону перебежал…

Саид в непривычной для себя афганской форме вышел из домика, построенного из хвороста и жердей, а потом обмазанного глиной. Строение не ахти какое красивое, но вполне крепкое и летом сохраняет внутри относительную прохладу. Такой же глинобитный домик был и у подполковника Кравченко, только чуть меньше. В «казарме», в задней части дома располагались склады продуктов питания и патронов. Солдаты готовили для себя сами. Советник чаще всего питался у афганцев в их столовой, потому что целыми днями пропадал на территории афганского гарнизона, выполняя свою работу военного советника.

Прапорщик Рахманкулов тоже почти все время отсутствовал, слоняясь среди афганцев, но успевал следить за порядком и дисциплиной в своем маленьком подразделении. Саид и его сослуживцы несли службу по охране этого маленького кусочка своей родины, а по правилам место, где проживали военные советники, как и палуба советского корабля в чужих водах, считалось территорией другого государства. Днем два поста располагались внизу у ворот и у жилых домиков. Каждый пост – это небольшой полукруг из мешков с песком и пулемет, направленный на ворота. Ночью службу несли на двух вышках, которые чуть поднимались над 4-метровыми дувалами – стенами, сложенными из камня и глины.

Выходить за пределы ограждения миссии советника на территорию гарнизона разрешалось, но только с разрешения прапорщика Рахманкулова или самого Кравченко. Но разрешения эти касались конкретных заданий, которые они давали своим солдатам. Чаще всего кому-то из маленького подразделения приходилось сопровождать командира. Два раза Азизов выступал в качестве переводчика, когда Рахманкулова не было в расположении.

Прошла неделя, потом вторая. И за все это время Саид ни разу не заговорил с Рахимовым о доме, о «гражданке». Тяжело было думать о том, что Лайло ждет своего жениха и совсем не вспоминает о Саиде, что после службы Рахимов вернется в свой кишлак и женится на девушке. Но все же разговора не удалось избежать. Как-то вечером Рахимов сам подсел вечером к Азизову на лавку возле входа в «казарму» и задумчиво проговорил:

– А ведь мы с тобой почти земляки, Саид.

– Да, – кивнул Азизов. И добавил, словно в отместку за украденную у него мечту: – Я даже бывал в вашем ауле. Два лета подряд нас присылали из техникума на сельскохозяйственные работы помогать вам.

– Я не знал! – засмеялся Рахимов. – Мы, наверное, и виделись с тобой тогда, только не запомнили друг друга в лицо.

– Может быть, – стиснув зубы от нахлынувшей горечи, ответил Саид.

– Слушай, давай с тобой будем друзьями? – предложил парень. – Каждому из нас в армии трудно, а ты… мы с тобой, как напоминание друг другу о доме. У тебя есть девушка, тебя ждет кто-то там, в Душанбе?

– Только родители, – мотнул головой Саид и опустил голову.

– А у меня есть. – Рахимов мечтательно посмотрел в темнеющее небо. – Она такая красивая. Знаешь, у нас в кишлаке не так, как в столице, у нас очень много старинных обычаев, которые все еще соблюдают и очень строго. Наши отцы дружили, а когда отец Лайло погиб, то мой стал по мере сил заботиться и о семье друга. И наши семьи договорились, что мы с Лайло поженимся, когда я отслужу в армии.

Саид дернулся, как от удара, услышав из уст Рахимова это имя. Ему показалось кощунственным, что имя любимой девушки произнес человек, который пусть и невольно, но украл у Саида счастье. «Он же не виноват, – не слушая болтовню земляка, думал Азизов. – Он просто не знал обо мне. Там никто обо мне не знал, да и я никаких знаков внимания Лайло не оказывал. Кто там вообще мог знать, что я хочу жениться на ней? Никто. Такова жизнь, наверное. Не все в ней сбывается, чего хочется».

– Да, давай будем друзьями, – уныло пробормотал он, глядя на носки своих солдатских ботинок.

Сержант Ариф, потирая шрам на щеке, внимательно вглядывался в лица молодых солдат. Шестеро молодых людей сидели возле разобранной машины и мыли испачканные в смазке руки бензином в старом ржавом корыте.

– Продуктов в гарнизоне осталось на два дня, – тихо произнес он. – Вы уже сами поняли, что суточную норму вам уменьшают. Уменьшат и завтра, и еще через два дня. А потом?

– А почему не везут продукты, дизельное топливо для генераторов? – спросил один из солдат, с опаской оглянувшись по сторонам.

– Говорят, у правительства совсем нет денег, – буркнул второй солдат. – Я слышал, что они скоро все сбегут за границу. Вывезут награбленное золото в Москву! А нас буду резать боевики из оппозиции.

– Тише вы! – шикнул на них солдат постарше. – Видели, утром снова приехали офицеры из контрразведки. Их тут много…

– Да, – подтвердил сержант. – Только вы еще не знаете, что завтра утром расстреляют шестерых солдат, которых ХАД подозревает в подготовке мятежа.

Солдаты переглянулись и замолчали. Двое попятились назад, переглядываясь. Сержант, схватив одного из них за рукав, дернул парня вниз, снова заставив присесть на корточки, и зло прошептал:

– Куда вы? Начнете оглядываться по сторонам и бегать, сразу попадете под подозрение. Я не слепой, вижу, что каждый хочет удрать отсюда! Только вида не показывайте. Вы, главное, за оружие не хватайтесь, если начнется мятеж или если кто-то нападет на гарнизон.

– А он начнется? – почти не удивились солдаты. – Да, в гарнизоне все больше недовольных. Но поднимать мятеж они вряд ли готовы.

– Я вас предупредил, – кивнул сержант. – Подумайте прежде всего о ваших семьях, о ваших родителях, которым ваша смерть не нужна. Она вообще никому не нужна. Помните об этом.

Все разошлись в угрюмом молчании. Атмосфера угрюмого молчания присутствовала всюду. Рацион питания уменьшили. Почти не заводили генераторы, а еду стали готовить на старых армейских кухнях. За дровами для них посылали четыре группы солдат. Три из них не вернулись. Офицеры из контрразведки говорили, что их якобы убили боевики Ахмад Шаха, но почти все знали, что солдаты просто дезертировали. Маленький гарнизон советского военного советника тоже чувствовал напряженную ситуацию. Кравченко не особенно даже пришлось рассказывать своим ребятам о происходящем. Знакомые «сарбосы», как они называли афганских солдат, рассказывали о настроении в гарнизоне, о проблемах, которые становились все только серьезнее.

А утром расстреляли четырех человек, которых офицеры ХАДа обвинили в подготовке мятежа. Саид с Рахимовым выглядывали через стену, глядя сверху через головы бойцов в задних рядах, ничем не выделяясь среди солдат гарнизона. Сначала говорил командир гарнизона, невысокий черноволосый полковник, которого солдаты за глаза звали «могильник». Имелся в виду орел-могильник. Саид видел эту птицу, взгляд у полковника был точно таким же, как у этого хищника. Полковник долго, пространно и очень эмоционально говорил о заговорах, о мятежах и светлом будущем страны. Создавалось впечатление, что главной целью его речи было запугать подчиненных.

Приговоренных еще не привели, и только длинные утренние тени от низко стоящего над горизонтом солнца создавали зловещую атмосферу возле высокого дувала, где была оборудована трибуна для выступлений. После полковника на трибуну поднялся один из офицеров ХАДа. Контрразведчик не говорил так много, как командир гарнизона, но его взгляд сверлил присутствующих так, будто каждый второй был мятежником. Офицер бросил всего несколько фраз. Он сказал, что враг выявлен, вина его доказана и кара будет суровой. И она обязательно настигнет тех, кто прячется за спинами честных патриотов. Саид физически ощутил, что многим захотелось обернуться и посмотреть, кто стоит за их спинами.