Читать книгу Жизнь и приключения Руслана Шкурдяева – путь от матроса к новому русскому - Николай Семёнов-Мерьский - Страница 5

Тут подоспела демократизация общества и перестройка. Поскольку, наше управление располагалось на «Серпуховке», а она составляла часть пути от «Кремля» до «Донского» монастыря, по этому пути стали часто проезжать всякие зарубежные гости советского правительства и лично генерального секретаря, на поклон в Донской монастырь, где располагалась резиденция патриарха. Мы, весь наш персонал, привозили людей и со Щёлковской базы, для участия в «ликующей толпе», махали флажками, советскими и принимаемой стороны. Наш Архипыч, секретарь парткома, заранее привозил флажки принимаемой стороны и выдавал каждому, перед встречей при выходе на приветствие. Был один проезд, который я никогда не забуду. Это приветствие проезда президента США Рональда Рейгана. Его везли в чёрном длинном лимузине, закрытом, с крышей, а на подножках его автомобиля, спереди и сзади, по обеим сторонам автомобиля, стояли четыре охранника, в шляпах, с автоматами на плече, в положении «наперевес». Напоминало всё это, кадры из американских боевиков, где показывали гангстеров Чикаго или Детройта. Толпа радостно приветствовала этот кортеж, под охраной автоматчиков, махая флажками США.

Когда был принят «Закон о развитии кооперации», по коммунизму был нанесён разрушительный удар. «Народные избранники», во вновь «избранном» единогласно «Верховном Совете СССР», приняли этот «Закон», и он вступил в силу. Было ещё перед этим постановление, «о переходе предприятий на хозяйственный расчёт». Это была первая лазейка для перекачки «безналичных» государственных денег в наличный коммерческий оборот теми, кто эту возможность имел и понимал, как её использовать для своей коммерции, понимали немногие, большинство стремилось положить эти деньги в собственный карман. Получился «большой привет» всей социалистической экономике, произошёл дефолт всей государственной финансовой системы.

Папа Кочерман, был один из тех, кто понимал, что надо делать, «держал руку на пульсе» у текущих событий. Папой он разрешил мне себя называть на нашей свадьбе с Таней, но только в неофициальной обстановке, в семье. Он сразу стал использовать возможность защитить дополнительные денежные средства от обесценивая, применив их на закупку материалов, труб, металла, кирпича и оборудования для монтажных работ, включая автомобильные подъёмные краны на шасси автомобиля «Урал», высокой проходимости. Мы часто выполняли монтажные работы на строящихся объектах в таких тяжелых условиях состояния местности по проходимости автотехники, что с ними справлялись только автомобили на шасси «Урала».

Другие управления нашего «Треста», использовали хозрасчётные возможности в первую очередь на увеличение зарплаты и социальных выплат своим сотрудникам. Когда был принят «Закон о развитии кооперации», Борис Семёнович зашёл ко мне в кабинет, и мы с ним стали обсуждать сложившуюся ситуацию и что делать, вернее обсуждал он, а я поддакивал. Шеф-папа сообщил мне своё мнение по новому постановлению, «будем мы с тобой Руслан совмещать коллективный труд с кооперативным, с индивидуальной трудовой деятельностью». Затем он рассказал какие надо срочно принять меры, мне только оставалось поддержать и начинать действовать. Мыслил Борис Семёнович стратегически.

Решение было принято такое, срочно организуем кооператив, я председатель, Таня, главный бухгалтер, все мы трое учредители. Всем надёжным работникам, специалистам и здесь в Москве, и в филиалах предлагаем вступить в члены кооператива. Все наши действующие договора по Управлению и филиалам, максимально переводим на кооператив. Позвали в кабинет Татьяну, она пришла, мы ей объяснили ситуацию и принятое решение, она сразу согласилась. И работа закипела. Стали придумывать название кооператива, когда надоело перебирать и обсуждать всякие звучные названия, приняли разумное решение, назвать кооператив также, как называлось Управление, только с добавлением слова «кооператив». Это оказалось самое правильное решение. Оформили на следующий день все нужные протоколы и решения, какие полагалось по новому закону, расписались, в этих документах, и я отнёс их в местную управу района, в финансовое управление. Знакомых в управе района у меня уже, к этому времени, было предостаточно, поскольку я часто в ней бывал по вопросам аренды и содержания нашего здания на «Серпуховке». Через два дня, приняли положительное постановление по нашей заявке и выдали регистрационные удостоверения вновь созданного кооператива и поставили на налоговый учёт, мы с Таней открыли счета в банке, после того как изготовили соответствующую печать для документов. Всеми этими делами занимались Борис Семёнович, я и Таня. Когда изготовили печать кооператива, Борис Семёнович повесил её у себя на шее, на шёлковом шнурке. Если надо было поставить печать на каком-нибудь документе, я и Таня шли к нему, он изучал бумагу, и, если было всё как надо, ставил печать. Вначале мы с Таней возмущались на него, за такой его поступок и недоверие к нам, но скоро время подтвердило всю мудрость его поступка. Мы развили бурную деятельность со всеми нашими производственными участками и филиалами. Надо было выезжать на места, для личных контактов. Борис Семёнович, снабдил меня всеми необходимыми для запуска работы кооператива на участках и в филиалах документами, дал мне установку, что срочно нужны были договора с надёжными, платёжеспособными заказчиками. Выдали мне уже подготовленные бланки договоров с реквизитами кооператива, бланки «процентовок», на выполненные работы, для выставления счетов на оплату, бланки заявлений на вступление в кооператив, загрузили все эти пачки бумаг в багажник управленческой волжанки. Перед тем как, усадить меня в авто, «папа» дал мне жёсткие инструкции, привлечь в кооператив самых надёжных работников, которые не запьют от свалившихся денег, предварительный список фамилий, мы уже с ним обсудили. Надо было оперативно переоформить наши договора с организациями-заказчиками, которые уже были оформлены на Управление, на кооператив, но только с теми, которые были способны оплатить выполняемые работы. Он и Таня, усадили меня в «волжанку», и мы с Сергеем, нашим водителем, двинули на восток, в Горький (Нижний Новгород), в Казань, которая всегда была Казанью и в Куйбышев (Самару). Нужных людей, с ближних филиалов и участков, Борис Семёнович вызвал к себе в управление, в Москву.

С кем я разговаривал, по вопросам вступления и оформления выполненных работ через кооператив, с переоформлением договоров, соглашались принять в этом участие, ни одного отказа не было, работники наши, уже сами этого хотели. Писали заявление на вступление в кооператив, я им выдавал формы бланков договоров, с реквизитами банковских счетов кооператива, все обязались переоформить нужные договоры в кратчайшие сроки. Всех, кто согласился переоформить договора на выполнение работ на кооператив, сразу предупреждал, чтобы работали в этом направлении с теми заказчиками, которые не будут задерживать оплату выполненных работ. Не платёжеспособные заказчики, а количество таких, за последнее время стало увеличиваться, пускай остаются на договорах с управлением. Кроме того, всех, кто вступил в кооператив, я предупредил о необходимости выполнять производственные задания и по договорам управления. Были такие, кто на такую двойную работу соглашались, а примерно половина, с кем я беседовал, написали заявления на увольнение с работы из управления, желали работать только в кооперативе. Это были работники из тех, кто считал, что, если приработок больше зарплаты, надо бросать работу по месту получения зарплаты. Для персонала филиалов, когда я к ним приезжал, я объявлял, что приехал с проверкой производственной деятельности их участков, так как за последнее время шло снижение показателей выполнения плановых заданий. Кооператив сразу заработал с хорошей отдачей, в течении месяца, двух.

Работники со всех филиалов повезли «акты-процентовки» на выполненные «кооперативом» работы в Москву, ежемесячно. За первые два месяца такой работы, на счёте кооператива собралось около 100 миллионов рублей. Кооператорам была выдана зарплата в 10 раз больше той, что они получали в управлении. Были и такие, ударники, которые за месяц заработали на автомобиль «жигули». Я, на первые свои «жигули», копил три года, пока стоял в очереди на покупку автомобиля и копились деньги, а тут люди успевали за месяц. Некоторым, хотелось ещё больше. Всем хотелось в то время одно и то же, заиметь в основном следующее, квартиру, без тёщи, автомобиль жигули, мебель чехословацкую, телевизор японский с видеомагнитофоном, к нему фильмы импортные с порнухой, музыкальный центр и грампластинки битлов и скорпионов, ихнего производства, магнитофон кассетный японский, переносной, чтобы орал «на природе», это краткий, стандартный набор «хотелок» того времени. Были у нас и «барахольщики», любители импортных тряпок, те бегали за иностранными туристами, у гостиниц и предлагали им «чейндж» на ходу, на всё, от нижнего белья до шляпы.

Появились и «мешочники», которые потащили весь этот импортный «ширпотреб» из-за границы, из «стран социалистического лагеря», в другие страны нас пока не допускали, возникли первые торговые точки на квартирах, в многоэтажках, куда жаждущие попадали «по знакомству» и отоваривались всеми этими «хотелками», включая и продукты питания, шоколад швейцарский, пиво немецкое ФРГ, конфеты, вино, коньяк, печенье, сигареты и прочее. Я купил первый свой видак и телевизор японский, по цене двух жигулей, о чём предпочитал молчать, говорил, Тане, что друзья, моряки привезли из «загранплавания». Народу хотелось «жрать в три горла», а три горла были только у «Змея Горыныча». Появились и «Горынычи», из общей массы «строителей коммунизма», авангардом которых были члены КПСС, коммунистической партии. Я в члены КПСС попасть не успел, пока числился в кандидатах в партию, КПСС отстранили от управления государством, и вопрос перехода из кандидатов в члены, отпал сам собой.

Финансовые дела Управления всё ухудшались, объёмы работ, плановые, не выполнялись, поступление денег за выполненные работы постоянно снижалось, выплаты зарплаты задерживались месяцами, да и та стала скудновата, по тем временам. Специалисты, с работы в Управлении рассчитывались, уходили на работу в кооперативы, которые стали плодиться везде, как грибы-поганки. Но мы, с Кочерманом, года на два успели опередить основную массу кооператоров, и хорошо подзаработать. За это время, через счет кооператива, денег прошло побольше миллиарда рублей, чистой прибыли, но все эти суммы Борис Семёнович перекладывал на валютные счета, появились договора с иностранными агентами, или направлял на закупку материалов и оборудования.

Нашим кооперативом стали очень сильно интересоваться всякие органы, «внутренние» и «внешние», так же стали навещать и представители местной «братвы». Зачастили представители всяческих инспекций, которые неделями донимали нас, меня и Таню, проверкой наших отчётных финансовых документов. Пришлось Тане взять на работу помощницу, для работы с проверяющими, потому что у неё стало не хватать времени для оперативной работы с документами кооператива. Проверяющие постоянно заходили ко мне в кабинет, с разными «вопросами» и предложениями помощи, для решения возникающих «вопросов». В глазах у них, у проверяющих, сквозило только одно предложение, «ну дай хоть сколько-нибудь, ты же такой богатый». Но мы им всем, проверяющим, доказывали и показывали по документам, что мы строго выполняем все требования, установленные законом, и задолженностей не имеем. Это их очень расстраивало.

Были проверяющие и от местной «братвы», «крышевателей», которые предлагали «услуги» защиты от местного рэкета. С ними общался сам, Борис Семёнович. На одной такой встрече довелось присутствовать и мне. «Ритуал» общения мне понравился. Прибывшего «быка» Борис Семёнович просил сесть рядом, вызывал секретаршу и просил принести чай и кофе, предлагал посетителю закурить, для этого держал всякие «Кэмэл» и прочие. «Бык» начинал успокаиваться и расслабляться. Затем он вызывал главбуха с документами. Начиналась беседа по решению «вопроса». Борис Семёнович рассказывал «посланцу», что контора у нас не торговая, строительная, налички нет, всем должны, даже по налогам. Главбух показывала графики погашения задолженностей. Очередной «решальщик» уходил «не солоно хлебавши», всё проходило тихо, мирно, без взаимных угроз и нервотрёпки.

Время на кооперативную работу стало не хватать. Пришлось применять не стандартные решения. Помог нам в этом вопросе, снизить количество проверок инспекциями до плановых и убрать внеплановые, наш бывший парторг Архипыч. Он сразу перестроился, в духе времени, почуял откуда ветер дует, стал клеймить в местной газете «кровавый сталинский» режим, незаслуженные привилегии «партийной номенклатуры», отрыв их от народа, необходимость устройства «социализма с человеческим лицом». В общем, Архипыч, перебрался в передовой отряд либеральных демократов, требовавших радикальных изменений в СССР. Мы, с Кочерманом, всячески Архипыча в этом вопросе поддерживали, отпускали его с работы на всякие ихние сходки и мероприятия, приняли Архипыча и в кооператив, нашли ему дело, вести оформление внутренней документации кооператива. Архипыч, имел связи и в органах, сам был из «бывших», пенсию от них получал, выслужил. Архипыч пообщался в некоторых кругах, пришлось немного его профинансировать на проведение встреч и застолий, количество проверок резко съехало, стало полегче дышать. Архипыч у нас постепенно вырос до «народного избранника», стал депутатом сначала «Московского Совета», а потом перебрался и в «МосгорДуму». Так же мы поняли, вредно класть все средства на один счёт, как говорится, «не клади все яйца в одну корзину», открыли счета по банкам в филиалах кооператива и стали деньги распределять по этим счетам.

Тут подошло время выборов «народных» директоров на предприятиях, взамен «партийных», назначенных. Вновь принятый «Трудовой Кодекс», предусматривал право работников на участие в управлении организацией. Кандидаты на пост директора, перед выборными собраниями, всегда проводили интенсивную «обещательную компанию» в коллективе, как они всего дадут, исправят, добьются, зарплату увеличат. Работники им охотно верили и выбирали «обещальщиков» в директора, после чего «народный директор», попав в кабинет, в нём запирался, про «обещалки» забывал. Мне обещать особо ничего не надо было, все было подтверждено предыдущими моими делами, авторитет у меня был непререкаемый, во всех коллективах Управления, большая часть коллектива «подрабатывала» в кооперативе. Моя кандидатура прошла в директора без проблем, с большим перевесом перед другими претендентами. Мою кандидатуру поддержал и «Трест», и сам управляющий, Борис Семёнович Кочерман. После назначения меня директором, кабинетами с Кочерманом мы меняться не стали, перевесили только таблички на дверях, я назначил его заместителем директора по производству. «Добро порождает добро». «Папа» Борис Семёнович Кочерман очень многому чему меня научил и помог.

Когда началась вся эта «перестройка» он мне говорил, заканчивай свою борьбу с пьянством, пусть пьют, лишь бы работали. Пропьются, опять работать надо, а требования у пьющего по размерам зарплаты и условиям работы не на первом плане, ему хоть бы чего дали, он и этому будет рад. У нас в стране почётен любой труд, даже низкооплачиваемый. Стал я постепенно устраивать всякие праздники по случаю, со своими сослуживцами, для «сплачивания коллектива». Количество претензий и требований ко мне, со стороны окружающих, заметно снизилось, больше оставалось времени на личные дела и «ИТД», индивидуальную трудовую деятельность.

Вспомнил я молодость, мореходку, свою службу на севере в морфлоте, захотелось мне в море, только в тёплое, ещё лучше в океан, морозами и льдами «наелся» я досыта во время работы на «Севморпути». Занялся я тренировками по управлению яхтой с мотором и с парусами, на местном водохранилище, познакомился с нужными людьми, стали меня брать в походы по внутренним водоёмам, а мне хотелось в океан. Такой случай представился. Друг мой Самарский, Миша Бубер, помог. Он хождение на яхте давно начал и связи у него соответствующие были с друзьями. Он предложил мне маршрут, переход вокруг Африки, от Тель-Авива, в Средиземном море, до Шарм-аль-Шейха в Красном море, с этими друзьями. Потом по Суэцкому каналу, в порт отправления, Тель-Авив. Самолётом в римский аэропорт «Леонардо да Винчи», а уж оттуда в Москву, в Шереметьево. Меня они пригласили, как своего парня, способного профинансировать плавание, я уже был в состоянии это сделать. Яхта оказалась парусно-моторная, класса С, для прибрежного плавания, и при волнении на акватории до 6 баллов. Совершили мы этот поход без хороших лоций, шли правда вдоль побережья, в пределах видимости. Заходили для отдыха и пополнения запасов в прибрежные порты, шторма и сильное волнение тоже отсиживались в бухтах, яхта была небольшая, не океанская, в общем это была авантюра чистой воды, в стиле советских туристов, взяли рюкзак сухарей и полезли на Памир. Помогала контролировать погоду во время перехода, радиостанция на борту, сообщения синоптических служб, но всё равно зацепляло нас иногда непогодой или налетевшим штормом, тогда бывало жутковато. Адреналину получил я в достатке, на такое, денег было не жалко. Дополнительные расходы, на проход яхты, были в районе Сомали и пока по Каналу провели нас лоцманы, «бакшиш» брали за всякий «чих», который лоцманы сами же и придумывали, при этом ещё тащили из штурманской рубки всё, что «плохо» лежало, но хорошо выглядело. Вернулся домой я прокалённый, просмолённый, просоленный. Татьяне я очень такой понравился, вспомнили молодость, два раза.

Тяга в тёплые края, привела к тому, что я обзавёлся домом-усадьбой в пригороде города Сочи, Краснодарского края. Оформил, правда, я это приобретение на маму, перевёз её из нашего посёлка лесосплава, в Лазаревское, в 40 километрах от центрального Сочи. Маме давно хотелось вернуться в родные края, она была родом из казачьей семьи, с Кубани. Случилось это так, персонал нашего Ростовского филиала был приглашён для ликвидации аварии в тепловом хозяйстве Сочи. Меня назначили от управления руководителем участка, выполнявшего ремонт разрушенных тепловых сетей. Я быстро прибыл на место работ, прилетел самолётом через Адлер, а в аэропорту меня встретил наш мастер, Андрей. Через 30 минут, мы были уже на заседании штаба по ликвидации аварии. Времена были тяжёлые, нужны были трубы и другие материалы. Срочно пришлось всё везти из Ростова и Брянска. Наши сделанные запасы начали «работать», окупаться многократно. Поселили нас всех в пригороде, в доме-усадьбе, принадлежащем администрации города. Работали мы на совесть, организовали практически круглосуточную работу. Сделали все работы по графику, сети запустили, дали тепло в жилые дома. Наши мастера, техники и рабочие осуществляли и пусковые работы в домах, заваривали свищи и разрывы, стравливали воздух из систем отопления, ставили отопительные системы домов на циркуляцию. Стремились как можно быстрей нормализовать ситуацию с отоплением в домах. В качестве оплаты, за выполненные работы, мне предложили этот дом в Лазаревском, в котором мы жили, так как денежных средств администрации города не хватало, для расплаты со всеми подрядчиками «ликвидаторами». Я решил провести все работы и материалы, затраченные при ликвидации аварии, через кооператив, а дом оставить за собой. Спросил разрешение Бориса Семёновича, он эту мою просьбу одобрил. Осталось только оформить маме прописку в этом доме, в чём была оказана оперативная помощи городским управлением, тем более моя мама, как фронтовик, имела для этого право, на льготных условиях. Привёз я маму в Лазаревское, свершилась её мечта, она была уже рядом с родными местами. Дом был большой, двухэтажный, с приусадебным участком на 20 соток, до пляжа было около километра. Для проживания одной, дом был великоват. Поэтому мы с ней решили комнаты сдавать в наём отдыхающим. Для работы по дому и с отдыхающими была нанята сестра-хозяйка из местных жителей. Мама смотрела за порядком и дисциплиной, это она могла делать и любила. В межсезонье мы старались привлечь на отдых в дом друзей, родственников, знакомых. Дом работал и приносил небольшую прибыль, так как приходилось вкладывать средства в его ремонт и благоустройство, включая приусадебный участок, хорошие деньги, но это того стоило. Мама прожила в Лазаревском до своей кончины, пришлось мне наследовать её имущество и нанимать для этого дома, в Лазаревском, управляющего из местных.

Без «папы» Кочермана, много чего прошло бы мимо меня, умнейший был человек, царство ему небесное и вечный покой. Он жестко контролировал использование наших реквизитов, уберёг меня и Таню от многих «проколов». Он был инициатором превращения денег в валюту, материалы и оборудование, которые мы накапливали на Щёлковской базе и в филиалах. По инициативе Бориса Семёновича, была организована и развёрнута на базе в Щёлково, лаборатория сварки, наличие которой, в дальнейшем, помогло нам выигрывать тендеры на монтаж оборудования на различных пивных, кондитерских, и прочих предприятий пищевой промышленности, с участием иностранных партнёров. Наш мастер, Андропыч, основатель и руководитель лаборатории сварки, расширил её до центра сертификации оборудования зарубежных производителей, на предмет соответствия их требованиям норм безопасности СССР, а впоследствии и Российской Федерации. Это стало решающим преимуществом нашего кооператива в борьбе с конкурентами за валютные заказы. Используя наши связи с зарубежными фирмами, производителями энергетического оборудования, мы в Щёлково, на базе, организовали выставочный, работающий, «энергоцентр», из рекламируемого импортного оборудования, который вырабатывал электроэнергию при сжигании природного газа в газовой турбине небольших размеров, а на горячих выхлопных газах после турбины, вырабатывал также теплоту через котёл и холод, через «чиллер», специальную установку. Называлось это оборудование энергосберегающим и, приобретение и установка его в СССР и России, дотировались из государственного бюджета, через национальные проекты. Для ознакомления с его работой, к нам, в «энергоцентр», приезжали заказчики-экскурсанты со всего Союза. На покупке этого оборудования за валюту, поставке его и продаже мы имели приличную прибыль уже в валюте, что позволяло закупать оборудование на склад, до изменения курса рубля, который постоянно начал падать. Постепенно заработки мастеров, специалистов и рабочих кооператива, Борисом Семёнычем, были снижены до разумных пределов, чтобы необходимость «работать» всеми ощущалась.

Борис Семёнович чем-то напоминал мне Василия Ивановича Чапаева, с памятника на площади, перед железнодорожным вокзалом в Самаре. Только нос у Кочермана был явно не «чапаевский», и лиловатых оттенков. Когда «папа» проводил мне мастер-класс по решению очередного хозяйственного, финансового ребуса, он двигал передо мной по столу не картофелины, как в фильме, а рюмки с французским коньяком, это была его маленькая слабость. Я пытался, ненавязчиво отговорить его от этой слабости. Я ему в качестве примера приводил данные французской статистики, во Франции каждый год квотируется количество изготовления коньяка, в зависимости от величины годового урожая винограда. Я ему говорил, Борис Семёнович, видишь, во Франции объём коньяка ограничен, а у нас в России, зайди в любой деревенский магазин, про городские магазины я уж не говорю, и увидишь на прилавке «Хеннеси», бросай ты эту бурду употреблять. На это он всегда отмахивался и говорил мне, «коньяк мне поставляет надёжный, эксклюзивный источник, в магазине я его не покупаю». Так и пил он свой «Хеннеси», из эксклюзивного источника, до самого последнего дня. Сам он был ярый аскет, ничего лишнего, ненужного для жизни не имел и не приобретал. Деньги его вообще не «зажигали», они для него были способом доказать силу своих умственных возможностей и способности предвидеть развитие событий. Второй его слабостью были сигареты, курил он почти беспрерывно, какие-то тонкие, чёрные, импортные сигареты, издававшие приятный аромат. Носил он их в серебряном портсигаре, поставлял ему эти сигареты так же «эксклюзивный источник». Третьей его слабостью, была его племянница Таня, дочка его сестры, которая тяжело болела и скончалась в психоневрологическом интернате, в Щёлковском районе. После её смерти и моего развода с Зиной, Таня разрешила мне стать её мужем. Была ещё у Бориса Семёновича глубоко законспирированная тайна, сам я, конечно, «со свечой не стоял», но была у него симпатия к нашей уборщице помещений в офисе, Алле. Она женщина была средних лет, роста выше среднего, черты лица тонкие, нос аккуратный, губы узковаты, белокурая, очень молодящаяся, явно из интеллигентной среды. Формы тела она имела развитые, но без весового излишества. Приходила она в офис, выполнять свою служебную функцию, вечером, когда в офисе никого уже не было, кроме Начальника Управления. Он каждый день засиживался на работе допоздна. Про остальное знают лишь стены, но бывали моменты, когда Борис Семёнович выглядел с утра, на работе, посвежевшим и помолодевшим. По зарплатной ведомости я видел, что у Аллы зарплата, не меньше чем у наших инженеров. Когда начал функционировать кооператив, мы доплачивали Алевтине за уборку помещений, к её зарплате, и от кооператива.

Сам Борис Семёнович, жил одиноко, супруга его погибла в молодости, детей у них не было. Занимал он комнату, в коммунальной квартире, с кучей соседей, на Пятницкой, в дореволюционном доме, недалеко от Управления. Только потом, когда началось расселение коммуналок, и была разрешена приватизация старого жилого фонда, подлежащего капитальному ремонту, мы с Таней выкупили две комнаты, примыкавшие к его комнате, сделали ремонт и реконструкцию, устроили ему отдельный выход на площадку в подъезд. Даже в усадьбе, в Лазаревском, он появился всего один раз, с ознакомительной целью. Прожил в Лазаревском несколько дней, и вернулся в Москву. Он любил одиночество и размышления.