Читать книгу Не сущие стены - Николай Сергеевич Колесников - Страница 3

Уверенные шаги смолкают внезапно, прямо перед дверью. Обычной тонкой дешёвой дверью из двух картонок оклеенных под дерево, со звенящей пустотой между ними. Если кто-то с той стороны поднимает сейчас оружие, то эта дверь не сможет задержать ни одной пули. А так, действительно, идеальное место для убийства. Длинный, как продолжение коридора кабинет с обеих сторон уставленный стеллажами, с маленьким зарешеченным окошком напротив двери. Из-за высоченных потолков стеллажей, тянущихся от двери до окна комнаты, кажется, что в кабинете совсем нет места.

Почти так и есть. Здесь помещаются только три крохотных стола с настольными лампами, несколько стульев, на которых навалены папки с бумагами и, притаившийся в тени одного из стеллажей, хозяин кабинета. Шаги за дверью застают его с раскрытой папкой в руках. Он отвлекается от содержимого бумаг и, затаив дыхание, глядит на дверь.

Проходит три мучительно долгих секунды прежде чем раздаётся стук.

Хозяин кабинета захлопывает папку, тем самым надеясь прогнать навязчивое и липкое не то предчувствие, не то ощущение. И, вроде даже как облегчённо вздохнув, говорит:

– Войдите!

Стоящему за дверью приглашение войти слышится как будто изнутри его прокаркали. Хозяин кабинета действительно смахивает на очень осторожную и чрезвычайно умную птицу. Голос у него ломкий, и совершенно сухой. Как будто осень и последние высохшие листья на деревьях ждут дуновения ветра, чтобы они смогли наконец опасть.

Дверь распахивается и в кабинет входит гигант. По-другому этого человека описать трудно. Он очень высокого роста, широк в плечах и дверная ручка в его огромной пятерне кажется просто игрушечной. Дверной проем для него тоже мал и, чтобы войти, ему приходится основательно пригнуться и почти протиснуться боком. Становится ещё сумрачнее, как будто вошедший заслонил собой весь свет, или забрал всё пространство кабинета. Но свет идёт от окна, а в кабинете и без него было тесно. В полумраке ярко и неуместно жизнерадостно светятся новые погоны и шевроны вошедшего, и тускло холодно равнодушным светом светятся усталые глаза хозяина кабинета, по-прежнему притаившегося в тени стеллажей. Оба мужчины несколько секунд смотрят сначала друг на друга, потом одновременно переводят взгляды на пистолеты, лежащие поверх документов, на одном из столов.

Один пистолет в кобуре, другой без. Оба лежат стволами к двери. Оба они выглядят здесь совершенно несуразно. Маленький и серебристый револьвер органичнее бы смотрелся бы в сумочке престарелой, но воинственной бабули, чем в кабинете начальника отдела по особенным делам. Второй пистолет квадратный с длинным тонким дулом уместнее смотрелся бы в деревянной кобуре на боку революционера прошлого века, или в руке матроса, опоясанного пулемётными лентами.

Вошедший откашливается и первым, подняв усталые глаза от оружия, спрашивает, кажется даже, что немного виновато:

– Всё-таки уходишь, Абдулла?

Высокий, (не такой конечно, как вошедший, но всё же достаточно высокий), худой, лысый как колено, морщинистый как высохший баклажан, Абдулла вместо ответа устало моргает равнодушными глазами.

– А ведь я, – говорит вошедший и отводит глаза. – честно признаться, никогда особо не верил во все эти твои бредни. А оно, видишь, как вышло. Торжествуешь наверное?

И если до этого он говорил мягко, то вопрос звучит резко как выстрел охотника в тишине болот. Абдулла равнодушно пожимает плечами и в кабинете снова скрипит его вороний голос:

– Неуместно это сейчас. Да и о чём торжествовать? О том, что слишком многие умерли, а я оказался прав? Пффф….

Абдулла поднимает со стула папку и ставит её в стеллаж. Всё. Места в нём больше нет.

Абдулла отряхивает руки стуча ладонью о ладонь, но на столе и на стульях и даже кое-где на полу лежат ещё папки с бумагами.

– Не будешь разве сдавать дело в архив? – спрашивает великан, вместе с Абдуллой оглядывая комнату.

– Оно ещё не закрыто. – снова пожимает плечами Абдулла. Говорит он совершенно равнодушно, как будто о постройке сарая или о пекущемся пироге.

– Но разве… – начинает было вошедший и его сверкающие шевроны начинают прыгать, пока он активно жестикулирует, пытаясь описать руками масштаб дела и при этом не задеть ничего в кабинете… – Это вот всё! Вот эти вот все материалы, разве не дают нам понимания и возможности…

– Не дают! – обрывает его Абдулла.

Сейчас он ещё больше похож на нахохлившегося ворона. Ссутулился, руки засунул в карманы, локти оттопырил как крылья. Того и гляди вспорхнёт. Но он не вспархивает, а только наклонив по птичьи голову, снизу исподлобья глядит на великана и хрипло каркает:

– Столько людей погибло, ещё больше погибнет, а мы так ничего и не узнали. И уже тем более… – говорит он предваряя немой вопрос великана, – ничего не сможем сделать.

– Ты что сдался, Абдулла? – прищурившись тихо спрашивает великан.

В ответ Абдулла хохочет. Больше всего это похоже на кашель человека полощущего горло. Он продолжает держать руки в карманах и размахивать локтями как крыльями.

– Сдался? – Переспрашивает он отсмеявшись, и обойдя один из столов, подходит к великану вплотную. – Знаешь как мы сейчас выглядим? Ну как выглядит вот это вот всё что происходит?

Великан молча глядит на него, понимая, что вопрос риторический.

– Мы как дерево во время наводнения. – говорит Абдулла и как будто становится немножко выше.

– Что это значит?

– Это потоп, генерал! Такой про, которые пишут в священных книгах и без устали твердят служители. Или в эти бредни ты тоже не веришь? Этот потоп значит то, что тебе невероятно повезло. Смотри: воры, мошенники, убийцы, насильники, грабители, сумасшедшие, доносчики, взяточники, казнокрады, соблазнители, экстремисты, оборотни в погонах, пьяницы, наркоманы, дебоширы, сутенёры и сводники, гадалки, бездомные. Их больше нет! Всё! И ещё долгое время не будет. Кто-то за нас. – Абдулла обводит руками комнату, заваленную бумагами. – постарался и всё почистил. Убрал помехи в работе следствия и оперативных служб. Дал передышку. Списал в архив почти все дела. Закрыл глухари, и представляет вам возможность начать всё с чистого листа. Смотрите теперь не профукайте свой шанс, генерал!

Они оба невероятно легко переходят с ты на вы и обратно. Как люди очень давно знакомые и крепко дружившие, потом потерявшиеся, а теперь вдруг снова встретившиеся, но уже в совсем другом статусе.

– Мне звонят из центра. Им нужны виновные. – сурово насупившись говорит генерал

– Делайте что нужно делать, а не то что приказывают из центра, генерал. Сейчас надо строить новую систему. Виновных искать бесполезно.

Абдулла не хочет спорить. Он говорит устало, как родитель в сотый раз объясняющий непонятливому ребенку почему он не будет покупать ему игрушку.

– Как это бесполезно? Ты же сказал, что дело не закрыто.

– Оно не закрыто потому, что мы ничего о нём не знаем. Все эти бумажки, только констатация свершившихся фактов, да и то скорее всего не всех. Мы не знаем ни что будет дальше, ни настоящих мотивов всего этого дела, ни его участников. Хотя с участниками проще – их больше нет.

– Такое ощущение, что ты покрываешь их, Абдулла!

– Ты ведь никогда не верил моим бредням, да?

Генерал отрицательно мотает головой.

– Они запустили этот процесс ценой собственной жизни.

– Как это?

Абдулла и великан-генерал долго смотрят молча друг на друга. Наконец Абдулла достаёт руку из кармана и чешет ей нос. Потом он набирает в грудь воздуха и продолжая глядеть своему оппоненту в глаза начинает читать по памяти:

– Первым глубокий вдох на рассвете делает тот, кто желает миру добра…

Видя, что его слова никак не отражаются на лице генерала, он усмехается и меняет тон на обычный презрительно-насмешливый:

– На вот почитай на досуге. – и сунув руку в карман плаща достаёт оттуда основательно потёртый блокнот, размером в четверть большого листа, в черной обложке из искусственной кожи.

– Что это?

– Откровения Сан-Себастьяна. Бредни почище моих. Но может ты разберёшь свежим взглядом, то чего не увидел я.

– Тот самый Сан-Себастьян, который…? – спрашивает генерал и не закончив предложение берёт из рук Абдуллы книжку, открывает её на середине и начинает перелистывать страницы исписанные каракулями.

Абдулла усмехается и отходит к столу. Пока великан возится с книгой он собирает фотографии. Молодой Абдулла с женщиной, детьми и собакой, Абдулла чуть постарше с собакой, Совсем сморщенный Абдулла с другой женщиной и другой собакой. Совсем молодой Абдулла в кругу мужчин с оружием. Среди мужчин присутствует и великан. Он молодой, улыбающийся с залихватским чубом и с автоматом в каждой руке.

Сам же великан, постаревший, сильно поседевший и невероятно серьезный, вертит блокнот, переворачивая его вверх ногами и обратно. Перелистывая страницы он мрачнеет с каждой секундой.

– Тут всё как будто зашифровано. – говорит Великан обижено.

И на секунду Абдулла видит его ребёнком, обнаружившим под ёлкой совершенно не тот подарок, о котором мечтал. Моргнув, Абдулла прогоняет видение прочь и продолжает запихивать фотографии в рамках в безразмерный карман своего плаща.

– Там последние четыре страницы – ключ к шифру. Три дня почитаешь с рамкой – потом будешь читать как на родном языке.

Фотографии никак не лезут в карман, упорно цепляясь рамками за края кармана, но в конце концов сдаются, и Абдулла, протянув руку, хватает с вешалки, притаившейся в углу, и набрасывает себе на шею вязаный полосатый шарф с топорными узорами по краям. Берёт со стола пистолеты, один из которых в кобуре, другой без; поворачивается и натыкается на суровый взгляд великана.

– Оружие пойду сдам. – говорит Абдулла и генерал вынужденно отступает, чтобы пропустить его к двери.

Я вижу всё это, потому что он хочет этого. Он сам хочет чтобы мы все это видели.

– Твои клиенты шалят, Абдулла? – спрашивает усталый седой полицейский, когда Абдулла кладёт на стойку пистолет в кобуре и проталкивает его в зарешеченное окошко.

– Отшалились уже. – совершенно бесстрастно говорит Абдулла и смотрит в телевизор, за спиной седого. В телевизоре показывают какое-то непонятное помещение усыпанное пылью.

– Ты что кекнул их и теперь на покой с чистой совестью?

– Вроде того. – говорит Абдулла и нагибается над просунутым ему в окошко журналом.

– Так и не вытащил небось из кобуры ни разу. – говорит седой вертя в руках блестящий чёрный пистолет. – Выглядит как новый.

Этот пистолет ни капли не похож ни на один из тех, что несколько минут назад Абдулла вынес в руках из своего кабинета.

– Ты же знаешь. Не люблю я этого. – морщится Абдулла.

– Наградные-то забрал?

Вместо ответа Абдулла кивает.

– Говорят, из наркотического вообще никого не осталось. – сообщает внезапно седой полушепотом, максимально приблизившись к окошку. При этом он с подозрением оглядывается по сторонам. Но подслушивать их некому – в полицейском управлении царит непривычная тишина. Абдулла вместо ответа равнодушно пожимает плечами.

– Я думаю вот что. – седой оглядывается по сторонам и ещё тише говорит: – нам всем надо «спасибо» им сказать…

После паузы он снова оглядывается, на этот раз далеко вытягивая шею, и не увидев никого кроме Абдуллы продолжает:

– Столько людей умерло, это конечно печально.

При этом седой кивает на телек в котором какие-то люди в медицинских масках подметают пыль очень похожую на пепел и собирают всё это в мешки.

– Но если подумать, по большинству своему, людишки то были совсем никудышные. В основном опасные, вредные и…

– Мы по большинству все такие. – нетерпеливо перебивает его Абдулла. И захлопнув журнал возвращает его в окно. – Но какое-то время да, будет полегче. А там уже всё зависит от вас.

– Ты так говоришь, как будто ты тут совсем ни причём.

Абдулла молча возвращает ручку, протягивает руку седому, которую тот пожимает.

– Это одновременно и услуга и возможность и проклятье. – говорит Абдулла совершенно будничным тоном. Как будто диктует составляющие какого-то рецепта.

– Всё, как обычно, да? – огорчается седой полицейский и нахлынувшая было на него бодрость вдруг испаряется, отчего он делается ещё более уставшим чем был вначале.

– Именно! – подтверждает Абдулла и желая завершить разговор проталкивает в окошко журнал

– Странный ты, Абдулла.

– Как обычно.

– Давай. Успехов тебе! – говорит седой и наконец забирает журнал.

Абдулла усмехается, но головой в знак благодарности всё же кивает, поднимает руку в прощальном жесте и пижонским движением закинув за спину шарф он направляется к выходу.

В телевизоре, за спиной седого полицейского уже склонившегося над журналом, что-то беззвучно рассказывает плачущая женщина. Слёзы оставляют яркие борозды на пыльных щеках. За её спиной по квартире облаком летает пепел.

– … Однако пока никто ни из учёных ни из военных не взял на себя смелость прокомментировать ситуацию. Также пока неизвестно и точное количество погибших. Пострадавших от этого необычного массового самовоспламенения нет, ущерба на удивления тоже. Огонь необъяснимой природы не затронул ни мебель, ни одежду, ни другие предметы обихода. Уже появилось несколько десятков версий от различных оккультных и эзотерических деятелей, которые однако не выдерживают никакой критики. Коллектив нашего телеканала также понёс невосполнимые потери творческих и технических работников. Мы вместе со всеми всецело скорбим по безвременно ушедшим и соболезнуем их близким. Вам же, дорогие наши телезрители, искренне рекомендуем не верить непроверенным фактам, слухам, не паниковать и не поддаваться на провокации. Оставайтесь с нами, чтобы следить за последними актуальными новостями, проверенными фактами и комментариями специалистов….