Читать книгу Дорога в Алатырь - Николай Шмагин - Страница 12

Ванька вышел в сени и, распахнув дверь, взял с верстака ножовку. Приладив на табуретке доску, стал пилить, не замечая вышедшего деда.

– Чего вскочил спозаранку? – хрипло спросил дед, прокашливаясь.

Ванька озабоченно продолжал пилить.

– Ловушку сделаю, синичку поймаю, – пояснил он, когда отпиленная часть доски упала на пол.

– Птицы вон вовсю распелись, а они дрыхнут себе, и в ус не дуют, – ворчливым бабушкиным голосом выразил свое недовольство внук. Стараясь казаться взрослым и независимым.

– Чегой-то я, в самом деле, словно барин, – виновато хмыкнул дед и осмотрел шершавую доску, – ловушку, говоришь? Давай лучше эту приспособим, – и выбрал строганую доску, пошире.

– Разметить сначала надо, покумекать, что к чему, а уж потом пилить, – дед нашарил на верстаке карандаш, и они углубились в работу.

Вышла бабушка с полным ведром помоев и поспешила в сарай, откуда доносилось голодное похрюкивание…

Задевая руками бабушкины веники, густо разросшиеся под окнами их квартиры, Ванька стремглав выбегает в сад и удивленно оглядывается: как изменился он за последнее время, зарос буйной зеленью, расцвел багряно-желтыми листьями, а среди яблонь хозяйничает Васька.

Его голова мелькает среди ветвей, между стволов, глаза зорко высматривают заветные плоды, руки неутомимо шарят в траве и листьях.

Ванька подбегает к ветвистой яблоне-апорт и, обхватив руками ее ствол, что было силы, трясет; разрывая листву, с шумом падают на землю спелые яблоки.

Друзья с аппетитом хрумкают сочные плоды и выбирают про запас.

Обернувшись, Ванька увидел дикарку и обрадованно подбежал к ней: гордая красавица была вся усыпана маленькими желтыми яблочками. Ванька попробовал самое желтенькое, друг тоже, и мальчишки бросились набивать карманы дичками, повыбрасывав крупный сладкий апорт.

– Мировые яблочки, – восторгался Ванька, – а ты не верил, растяпа.

– Симак без тебя хотел плыть, – сообщал Васька новости между делом, – да Сашка длинный не согласился. Говорит, без Ваньки не пойдем.

– Длинный – настоящий друг, а мы с дедом ловушку сделали.

– Скоро в школу, не до птиц, – озабоченно вздохнул Васька. Послышалось громкое хрюканье, и они увидели борова, свободно разгуливающего возле дома, на воле.

– Борька, ко мне! – закричал Ванька, и к Васькиному удивлению боров помчался к ним, словно собака; друзья почесывали у него за ушами, и он блаженно хрюкал, помахивая хвостиком-колечком.

Мальчишки побежали к дому, и боров стал гоняться за ними по двору.

– Наел наш хряк загривок, – удовлетворенно похлопал Борьку по спине подошедший дед, под мышкой у него был зажат ящик, – пудов на шесть потянет, а может и больше, факт.

– Вырос себе на беду, болезный, – вздохнула бабушка.

– Окорок славный получится, – согласился дед, и показал встревоженному их разговором Ваньке ящик, – видал? Пойдем-ка…

– Посылку получил? – обрадовался внук и побежал за дедом домой.

На столе лежали школьная форма, тетради, букварь, счетные палочки, касса, карандаши и ручки с перьями, новые ботинки.

– Портфель купите сами, так как в посылку он не помещается, слишком большой, – читает дед письмо, – ишь ты, сами…

– Я без портфеля в школу не пойду, – нахмурился Ванька, с интересом разглядывая целое богатство, присланное родителями специально для него, их сына Ваньки. И это мирило его с их отсутствием.

– Придумаем што-нибудь. Скоро приедем в гости, – продолжает дед чтение, и тут его недовольство сменилось иронией, – ишь ты, в гости…

– Фланель, – одобрительно пощупала материю бабушка и приложила брюки к ногам внука: – штаны-то длинноваты, укорачивать придется.

Ванька нахлобучил новую фуражку с кокардой и гордо приосанился.

– Хорош фрукт, – хмыкнул дед, засовывая письмо в карман, и нахмурился, – хочу тебя порадовать, мать. На днях инспектор заявится, за каждое дерево теперь платить будем, тудыт-твою растуды их в печенку.

– Значит, правду болтали, а я не верила, – охнула бабушка и тут же обнадежила сама себя, – небось, недорого посчитают, чай деревья не люди. Рази можно такое с людьми вытворять?

– Как знать, – покачал головой дед и встал. – Да, чуть не забыл. Нестерыч завтра придет, так што готовь магарыч.

– Хосподи, может обождать еще.

– Жди, не жди, а колоть надо.

– Кого колоть, Борьку? – испугался Ванька, забыв о фуражке.

– Это мы про другое толкуем, – успокоил его дед.

– Дед, попробуй, – Ванька вытащил из кармана заветные яблочки, – с нашей дикарки. Их там полно.

– Для Борьки сгодятся, – попробовал дед и, сморщившись, выплюнул, – бабушку вон угости. – Он усмехнулся и, потрепав внука за вихры, вышел…

Сбивая кочки новыми неудобными ботинками, Ванька нехотя поднимается вслед за бабушкой по переулку; фуражка великовата, и ему приходится то и дело поправлять ее свободной рукой, в другой – деревянный самодельный сундучок.

Наконец они выходят на улицу, и в это время их обгоняют соседи, едва не сбивая с ног; вся расфуфыренная Васькина мать торжественно несет огромный букет цветов, за ней едва поспевает сын в новой шерстяной форме и с блестящим ранцем за плечами.

Окинув презрительным взглядом Ванькину фланелевую форму и доморощенный сундучок, она схватила сына за руку и, раздуваясь от важности, прибавила ходу.

– Вот чешут, – Ванька был обижен невниманием друга. Сундучок оттягивал руку, и он с досадой поставил его на землю. – Не пойду я с сундуком в школу. Вон у Васьки ранец, а я хуже его?

Бабушка в ответ лишь молча вздохнула и, подняв увесистый сундучок, пошла дальше.

Ванька постоял, сердито глядя ей вслед, и бросился догонять.

Сопровождаемые взрослыми, со всех сторон к школе спешат будущие ученики. Подгоняя отстающих, звенит школьный звонок…

Наконец, все собрались во дворе у дверей школы. Родители сбились в сторонке, наблюдая, как их детей учительница выстраивает в линейку.

Напротив первоклашек стояли десятиклассники, выпускники школы. В руках у них были подарки, приготовленные для этого торжества.

– Поздравляем вас с окончанием школы, желаем вам всего хорошего в вашей новой взрослой жизни, которая ждет вас! – обратилась к ним директор школы, сдерживая волнение.

– А вас, дорогие первоклассники, с началом первого учебного года в вашей жизни! Атеперь обменяйтесь подарками на память.

Выпускники вручали подарки первоклассникам, которые в ответ смущённо совали им свои скромные дары и смотрели на взрослых десятиклассников с немым восхищением.

Ванька вручил красавице-выпускнице дорогую авторучку, присланную специально для этого случая матерью в посылке, и получил в ответ книгу Николая Дубова «Огни на реке».

Он в волнении прижал книгу к груди, подхватил свой сундучок, подошедшая откуда-то сбоку бабушка всучила ему еще букет цветов, и Ванька вконец растерялся, окруженный такими же взволнованными первоклассниками.

Звенит первый школьный звонок на урок и, подгоняемые им будущие ученики спешат к дверям школы, сопровождаемые учительницей и взглядами своих родителей и близких.

Бабушка тоже подождала, пока ее внук войдет в двери, и успокоенная пошла домой к деду, жаждая рассказать ему о таком важном событии.

Сухопарая учительница в темном костюме и позолоченных очках строго стучит указкой по заставленному цветами столу, призывая к тишине взъерошенных первоклашек:

– Тихо, дети! Давайте знакомиться. Меня зовут Мария Михайловна, и я буду учить вас целых четыре года, так что времени у нас будет предостаточно. Сейчас я буду вызывать по списку, каждый должен встать и показаться всему классу. Архангельская Людмила!

Откинув крышку парты, встала нарядная красивая девочка с умным серьезным лицом и огромными белыми бантами в косичках.

– Садись, Люда… Марков Виктор!

Сидящий рядом с Людой сухощавый симпатичный паренек тут же вскочил, оправляя руками ремень с гимнастеркой.

– Журавлева Таня! Марков может сесть, – улыбнулась учительница. Паренек сел, стукнув крышкой, зато встала симпатичная девочка из соседнего ряда, и смело оглядела класс, тряхнув косичками.

– Симаков Александр! Побыстрее прошу вставать.

Симак нехотя поднялся, закатив глаза в потолок. Все оживились.

– Косырев Владимир! А Симаков пусть постоит, поучится у других, как надо вставать, – построжала лицом учительница. Класс затих.

Вовка Косырев чинно встал, держась за крышку парты…

Слушая, как вызывают других, Ванька ждал, когда же и его вызовет эта строгая учительница? Ему было не по себе в столь непривычной школьной обстановке. Он посмотрел на красивую Люду Архангельскую, она заметила его взгляд и строго сдвинула брови вразлет.

Ванька отвернулся, стушевавшись.

– Маресьев Иван! – вдруг донеслось до него, и он вскочил, грохнув крышкой парты так, что вздрогнули сидящие рядом. Уши у него загорелись от непонятного волнения.

– Садись, Маресьев. Не надо так громко стучать крышкой. Прошу всех быть повнимательнее. Устименко Василий! – учительница перевела взгляд на его друга Ваську, и Ванька с облегчением опустился на свое место.

В это время сидящий сзади него Симак схватил Ванькин сундучок и стал насмешливо рассматривать, демонстративно хихикая.

– А сейчас все вынимаем из портфелей тетради и буквари! – снисходительно улыбается учительница, глядя на бестолково суетящихся учеников, и привлеченная возней у одной из парт, подходит:

– Что случилось?

Ванька уже успел отнять свой сундучок у сидящего сзади него Симака. И, весь красный от возмущения и борьбы, раскрывал его. Все засмеялись.

– А чего он с сундуком в школу приперся?! – на весь класс выразил свое недовольство Симак. – У меня тоже родителей нет, а братан вот, портфель купил, – и он хвастливо поставил на парту свой новый портфель.

Вокруг снова все засмеялись, радуясь неожиданной разрядке.

– Прекрасный сундучок, удобный, – неожиданно для всех похвалила Ванькин сундук учительница. – И пенал, какой необычный, – теперь уже искренне удивилась она, разглядывая самоделку. – Кто тебе это сделал?

– Дед, – тихо ответил смущенный Ванька и с гордостью объяснил, – он у меня столяр, дома всю мебель сам сделал: комод, стол со стульями, диван, кровати. Он все может. А родители мои в Чебоксарах начальниками работают, скоро к нам приедут. Насовсем.

– Какой у тебя хороший дедушка, – ласково улыбнулась ему учительница, возвращая пенал. Посрамленный Симак затих сзади.

– Можно я с Ваней сидеть буду? – поднялся со своего места Васька.

– Конечно, – разрешила учительница, и он пересел к другу.

– Продолжим урок. Тихо дети, внимание! – захлопала она в ладоши, снова призывая к тишине взбудораженный класс…

Лошадь неторопливо везла по улице телегу с дремлющим возле железной бочки возницей. На перекрестке она привычно остановилась и зафыркала, возница очнулся и, соскочив с телеги, взялся за черпак:

– Кому каросин? – зычно огласил он окрестности скорее по привычке, так как со всех сторон к нему уже спешили женщины с бидонами, ведрами, бутылями и банками…

Наглядевшись на это интересное зрелище, друзья пошли дальше.

«Эй, Ванек!» – Оглянувшись, Ванька увидел насмешливую физиономию Симака и едва увернулся от плевка в свою сторону.

– Попроси деда, он тебе коня деревянного сделает, в школу поскачешь, с сундуком! Ох, умора! – Симак явно нарывался на ссору.

Ванька поставил сундучок и, сжав кулаки, шагнул навстречу недругу.

– Ты чо, драться будешь? – удивился Симак, распаляясь. – Ну, давай, черт рыжий, стыкнемся до первой кровянки!

Но Ваньку этим было не испугать. Постоять за себя он умел, и Симак знал об этом. А идти на попятную было позорно.

– Да ладно, – начал, было, он тянуть канитель, но уже поздно:

– Я тебе за деда! – Ванька обхватил Симака за шею и рванул на землю, но тот угрем вывернулся и, стушевавшись, отступил.

– Пошутить нельзя, – растерялся Симак, чувствуя свою неправоту.

– И Ваньком меня больше не зови, а то еще получишь! – Ванька поднял свой сундучок, и друзья пошли домой, игнорируя смутьяна.

Симак плелся сзади, обидчиво сопя и жаждая отмщения.

– Напугал тоже, Ванька-встанька! – взъерепенился запоздало он, но, как говорится, после драки кулаками не машут. – Я тебя на лодку не возьму, – наконец нашелся он и взбодрился, – пешком к пещерам потопаешь!

Друзья обернулись, и Симак насторожился.

– Ну и пойдем, – вступился за друга Васька, – без тебя обойдемся.

– Да ладно, я пошутил, – примиряюще засмеялся Симак и зашагал рядом с ними, – братан разрешил, можем хоть сейчас рвануть.

Ваньке было приятно слышать об этом, и он невольно смягчился, уже по-дружески глянул на приятеля:

– Приходи вечером на огороды, костер запалим.

– Картоху печь будем, вот здорово! – обрадовался Симак и добавил:

– Птиц пора ловить, огород-то уже весь убрали?

– Картошку осталось просушить, – по-хозяйски ответил Ванька…

И вот он в передней за столом учит уроки: отложив букварь, торопливо пишет в тетради строчки букв, часто обмакивая перо в фарфоровую чернильницу и стараясь побыстрее закончить. От этого на листе появляются кляксы, но Ванька накрывает их промокашкой, и урок готов.

Входит чем-то расстроенная бабушка и, всхлипывая, бестолково мечется по кухне. Не успел Ванька как следует удивиться, появляется дед. Кряхтя, он влез на лежанку и, пошарив на запечке, достал оттуда длинный нож-финку:

– Ну, я пошел, мать, – озабоченно посмотрел на бабушку и ушел.

Ванька встревоженно вскочил и бросился к бабушке:

– Куда дед пошел, Борьку колоть?

– Пойдем-ка, милок, – бабушка увела его в спальню и, усадив на сундук, присела рядом, – што поделаешь, судьба его такая…

Ванька подозрительно часто зашмыгал носом и отвернулся.

– Ты уши-то заткни, так легше будет.

Он закрыл уши руками и настороженно прислушался: вроде тихо.

– Привыкли, чай, к нему, – сквозь слезы бормотала бабушка, – взрастили, обихаживали…

И вдруг даже сквозь заткнутые уши прорезался истошный пронзительный Борькин визг и оборвался, а Ванька заплакал, уже не прячась.

– Помогать пойду, – вздохнула бабушка и нехотя побрела на улицу.

– Борька мой любимый, зачем они тебя так, Борька, – шептал Ванька, сидя в одиночестве и дав волю слезам, затем встал и робко вышел следом, все еще не веря в случившееся.

То, что он увидел, заставило его содрогнуться от ужаса и отвращения: страшная картина распяленной туши потрясла его, и он замер, не в силах отвести глаз от того, что еще недавно было живым и веселым боровом.

Туша висела в сарае вниз головой и покачивалась, когда дед поворачивал ее, а сосед палил шерсть, водя пламенем горелки по шкуре.

В сторонке от сарая, ближе к сеням, заплаканная бабушка проворно разделывала на дощатом столе внутренности, от вида и запаха которых Ваньку замутило, и он бросился в сад…

Красные языки пламени жадно лижут высохшую ботву, трещат стебли и сучья, разгорается костер, и вот уже вовсю гудит пламя, освещая лица очарованных необыкновенным чудом мальчишек, и еще более сгущая сумерки вокруг них.

У Паньки в руках котелок с картошкой, и он преисполнен важности.

– Пора в поход отправляться, а то холодно будет, грязь, – Ванька смотрит на развалившихся вокруг костра друзей, ожидая поддержки.

– В следующее воскресенье отправимся, – решает Сашка, – да, Симак?

Симак молча соглашается, оглядывая огороды:

– Здесь сети с утра как раскинем, и все щеглы наши будут, – мечтает он вслух. – Только клетки подставляй.

– Мне синицы нравятся, – возражает Ванька и тяжело вздыхает.

– Щеглы умнее синиц, – авторитетно заявляет Васька; он разворошил прутиком прогоревшую ботву и, взяв услужливо поданный Панькой котелок, вывалил картошку в тлеющие угли, закидав ее горячим пеплом.

– Борьку жалко? – глянул он на расстроенного друга, тот кивнул.

– Што, борова закололи? Поедим теперь сальца! – оживился Симак.

Ванька оглядел друзей и содрогнулся, вспоминая:

– Я его зимой из соски молоком поил. Летом он по саду за нами с Васькой бегал. Если бы вы слышали, как он кричал перед смертью.

Мальчишки замолчали, наблюдая, как Васька разгребает золу.

– Налетай! – он первым подхватил картофелину, и вот уже все мечут огненные картошки в руках, упрямо отдирая черную, обуглившуюся кожицу вместе с картофельным мясом, и с аппетитом жуют их.

– Соль забыли, – сокрушается Панька, хватая очередную картошку.

– Ты и без соли всю слопаешь, – отталкивает его Симак, тщетно шаря в золе палкой. – Так и есть, слопал, ну и дошкольник! – восхищается он с досадой, и друзья неистово хохочут, позабыв обо всем на свете.

Ванька смеется вместе со всеми, загораясь еще одной идеей:

– Вот найдем в пещерах саблю или ружье с пистолем, в музей сдадим. Дед рассказывал…

– Слыхали мы. Братан говорит, если клад и был, давно растащили.

– Говорят же тебе, не нашли, – накинулся на Симака Васька.

– Фома неверующий! – засмеялся Сашка, и мальчишки в наступающей темноте горячо заспорили о будущем походе…

Панька с молчаливым восхищением смотрел на возвращающихся из школы друзей. Кивнув ему, они остановились у калитки.

– Вечером погуляем? – Ванька покосился в сторону своего сарая.

– А то как же, – с готовностью ответил Симак.

– Уроки учить надо, – неопределенно возразил Васька.

– Пацаны! Тсс… – Симак интригующе округлил глаза и показал пальцем в сторону забора, напротив: из едва приоткрытой калитки подглядывала за ними, прячась, соседская девчонка.

Симак на цыпочках подкрадывается к калитке и, выудив откуда-то из карманов прищепку для белья, ловко защемляет любопытной нос.

Сквозь хохот пацанов слышен тихий плач обиженной девочки, так мечтающей дружить с мальчишками.

– Ладно вам, пусть выходит, раз охота, – милостиво разрешил Васька. – Натаха, иди сюда, да ты не бойся. Только не приставай к нам. И не шпионь больше. Понятно?

Он сделал строгое лицо, и вышедшая из калитки соседка согласно закивала, обрадовавшись сбывшейся, наконец, мечте.

Панька на всякий случай показал ей язык и скорчил страшную рожу, но соседка не обратила на него никакого внимания. Глупый малыш.

– Ну, пока, – решился, наконец, Васька, и пошел домой. В один миг пацаны разбежались, оставив в одиночестве девчонку-соседку и Паньку, который тут же помчался прочь, не желая оставаться в ее обществе.

Взбежав на свое крыльцо, он столкнулся со старшим братом, Санькой, собравшимся в город. В отличие от Паньки это был высокий худой парень с довольно приятной внешностью. Пропустив младшего брата в дом, старший брат скорым шагом вышел в переулок и резво попер в гору.

Ванька опасливо прошел мимо безмолвного сарая и в нерешительности остановился: в саду гулял ветер, срывая с деревьев желтые листья, сиротливо лежали убранные огороды, и он вздохнул: пора домой…

Отодвинув букварь, он уныло заглянул в тетрадь, где под его кляксами красовалась жирная двойка, похожая на лебедя, и нахмурился, искоса глянув на деда: а вдруг тот узнает?

– Што, внук, много двоек нахватал? – как в воду глядя, спросил дед.

Ванька отрицательно покачал головой и задумался. Хлопнув дверью, вышел дед, и он оживился: схватил новую тетрадь и, ухмыляясь, стал писать. Затем красным карандашом старательно вывел под написанными строчками пятерку, снова торопливо накарябал чернилами, и снова поставил себе очередную отметку…

Вошла бабушка, и Ванька сделал вид, что учит уроки.

– Учи-учи, – она ласково улыбнулась ему и захлопотала на кухне.

– Бабань, я сегодня пятнадцать пятерок получил! – наконец хвалится Ванька и протягивает ей тетрадь: – Иди, смотри, вот.

– Умница ты моя разумница, – восхищенная бабушка рассматривает пятерки и бросается к пришедшему деду. – Глянь, отец, пятнадцать пятерок наш отличник-то получил!

Дед удивленно и недоверчиво смотрит в тетрадь, затем на смутившегося под его взглядом внука и усмехается:

– Многовато што-то, – но его гложет другое и, сунув тетрадь бабушке, он сердито заходил по кухне. – Такие налоги, а за што, спрашивается? Даже дикарку посчитали, язви их в душу! Война давно кончилась, пора бы и передышку народу дать. Так нет, на тебе, тудыттвою растуды!

– Откуда столь денег-то взять, рази напасешься, – поддакнула она.

– Зато пенсию прибавили, ети их мать! – снова загремел дед, оглядываясь. – Где топор? Порублю все к чертовой матери.

Ванька выскочил из-за стола и незамеченным прошмыгнул в дверь…

Разгневанный дед с топором в руках решительно подходит к яблоням и первой жертвой избирает дикарку. Примерив, где рубить, поднимает голову, прикидывая, куда упадет дерево, и на самой верхушке видит внука, вцепившегося в ствол среди ветвей:

– Слезай, рубить буду!

– Не слезу, – упрямо доносится сверху.

Дед сердито выпрямляется:

– Ишь, защитник выискался, слезай, говорю!

– Если срубишь, я упаду и разобьюсь!..

Дед озадаченно смотрит на ослушника и, рассердившись вконец, начал было рубить, плюнул в сердцах и, бросив топор, полез за кисетом.

Ванька соскользнул вниз и, прижимая ладонями глубокие раны на дереве, горько заплакал, не в силах сдержаться:

– Зачем рубил? Ведь она живая, ей больно!

Дед трясущимися руками сворачивал козью ножку, просыпая табак мимо: – Ладно, не реви. Вылечим мы ее, лучше прежнего будет.

Он улыбнулся внуку, и Ванькины слезы вмиг просохли: он понял, что яблони спасены…

Помирившиеся дед с внуком пришли во двор. И в это время со стороны переулка раздалась песня, сопровождаемая игрой на гармошке. Это Санька-сосед снова пожаловал в гости. На сей раз, он был хотя и опять хмельной, но приодетый и вел себя вполне пристойно.

Он ловко перебирал пальцами клавиатуру, растягивая гармошку и напевая очень по-русски – задушевно и разухабисто одновременно.

– Бываешь же ты иногда человеком, Санька, – довольный им дед даже улыбнулся. Улыбка деда была редкостью, и она подвигла соседа на дальнейшее: он рванул гармошку и запел во весь голос что-то блатное, непристойное. Дед нахмурился, не желая слушать похабщину.

– Эх, жисть наша пропащая! – машет тот в ответ рукой и тоскливо вздыхает, рвет мехи гармошки, дико поет, вернее, орет про комаринского мужика к полному Ванькиному восторгу.

– Конченый человек, забулдыга! – плюет дед под ноги и уходит, волоча внука за собой…

– Васька, выходи гулять! – соскучившись по другу, Ванька нетерпеливо смотрел в окна на втором этаже: вот выглянул Васька и, покачав отрицательно головой, исчез учить уроки.

Ванька постоял и побрел к спасенной яблоне.

Потрогав забинтованный ствол, сочувственно вздохнул:

– Больно тебе? Не сердись на деда, он больше не будет. Скоро родители приедут, может, останутся насовсем.

Откуда-то примчался Дружок, и Ванька угостил его куском хлеба.

– Мы с дедом будку тебе сделаем, – пообещал он псу, – тогда зимой не замерзнешь. Ну, пока, – он помахал ему рукой и нехотя пошел домой, обуреваемый неприятными предчувствиями…

Дед топил печь, и Ванька присел рядом, заглядывая в топку:

– Печку рано еще топить, – он удивленно посмотрел на его осунувшееся лицо, потрогал отросшую седую щетину на подбородке, – ты почему не бреешься? Не то зарастешь, как леший.

– Хвораю я, тезка. Вот погреюсь на печке, может, отойду еще…

Ванька оглянулся на вошедшую бабушку и, увидев в ее руках свою злополучную тетрадь, насторожился.

– У Галины была? – хмыкнул дед, поглядывая на внука.

– Похвалилась я ей, какие у внучка успехи в учебе, а она посмотрела и смеется: тетя Дуся, говорит, это он сам себе пятерок наставил.

– Ну и плут, – удивился дед, – обманул деда с бабкой и рад-радешенек.

– Вздуть бы его, как Сидорову козу. Родителям надо писать, пущай забирают обратно, – она собрала на стол и приказала, – пора ужинать.

– Не буду я, Борьку есть, – запротестовал внук, увидев свинину, и сердито глянул на деда с бабушкой, – пишите, уеду от вас.

– Совсем от рук отбился, – возмутилась бабушка, – ешь, кому говорю!

– Не серчай, – дед подошел к столу и сел рядом с Ванькой, но тот отвернулся, обиженно сопя.

– Хочешь, анекдот расскажу? О том, как дедушка Ленин с дедушкой Сталиным горячую кашу ели наперегонки?

– Это кто быстрее? – оживился догадливый внук, вновь поворачиваясь к деду. – А какую кашу, манную или гречневую?

– Пшенку, – пояснил дед, усмехаясь. – Так вот. Дали им по тарелке каши. Дескать, кто быстрее съест, тот смекалистее и умнее. А стало быть, и главнее. Ленин стал осторожно, по краям да поверху кашу снимать ложкой, а Сталин был горяч, нетерпелив и зачерпывал ложкой глубоко, ел, обжигаясь, торопился, стало быть. А Ленин, знай, кушает себе, не спеша, так и съел кашу быстрее. Так-то вот.

Анекдот был интересен Ваньке, но он кончился, и Ванька снова вспомнил про свои обиды, снова заклокотал от возмущения:

– Зачем Борьку закололи? И яблони чуть не порубил, дикарку поранил. Рази можно так поступать?

– Мясо да сало откуда, думаешь, берутся? – усмехнулся дед. – Сам должен понимать, а с яблонями погорячился, признаю.

– У всех портфели, а мой сундук не откроешь никак, – негодовал внук, – пацаны насмехаются.

– Ну, это дело поправимое, – дед взял сундучок и вышел в сени к верстаку, чинить. Бабушка была в расстроенных чувствах.

Ванька отодвинул подальше миску с мясом и стал есть картошку, тщательно приминая ее и осторожно по краям да поверху снимая ложкой, совсем как дедушка Ленин. Попробовал, было, копнуть глубже, как дедушка Сталин, но обжегся и бросил ложку.

Входит дед и, поставив сундучок на стол, щелкает крышкой:

– Видал? – пытается он помириться с внуком, Ванька – ни в какую.

Дед сникает и, шаркая валенками, направляется к лежанке:

– Ништо, мясца вам заготовил на зиму, проживете.

– Хосподи, и чево буровишь, прям, как маненький, – забеспокоилась бабушка, укоризненно поглядывая на внука. – Чайку счас попьешь, на печке полежишь, оно глядишь и полегшает…

По опустевшей пашне прыгала пестрая птичка, выискивая корм. Вот она с любопытством приблизилась к раскинутым сетям, в это время дернулась веревка и сеть опрокинулась, накрыв зазевавшуюся пичужку.

– Есть! – на весь огород заорали мальчишки, выскакивая из-за кустов.

Ванька завистливо вздохнул и поглядел на свою ловушку-домик, стоящую под дикаркой. Птиц вокруг не было, и он побежал к друзьям.

Симак уже впустил птичку в клетку, и мальчишки наблюдали, как она мечется и кидается грудкой на прутья, стремясь вырваться на волю.

– Щегол! – радовался Васька, устанавливая сети для следующей невольницы. Пашня вмиг опустела, и вновь над ней запорхали птицы…

Ванька уныло поглядывал на торчащую крышку ловушки и прислушивался к торжествующим крикам на пашне. Вот мимо него гурьбой прошагали друзья, впереди Симак нес клетку, в которой сидели пленницы.

– Не опаздывай, смотри, встречаемся у лодки, – напомнил он приятелю-неудачнику насмешливо и с чувством превосходства.

– Лови-лови, не зевай, – посочувствовал Сашка, и мальчишки убежали делить свою добычу, тут уж не до Ваньки…

Неудачливый птицелов окинул ловушку безнадежным взглядом и замер: крышка захлопнулась. Не веря своему счастью, подбежал и приложил домик к уху, вслушиваясь: тишина была ему ответом.

– Наверно от ветра захлопнулась, – разочарованно пробурчал он и открыл крышку: из домика на него смотрела перепуганная синица.

Не успел Ванька захлопнуть крышку, как синица выпорхнула и улетела. Только её и видели.

Галина вышла из дома и, случайно глянув в соседний двор, увидела Ваньку с пустой ловушкой в руках. Забежав в их вечно раскрытую калитку, она подошла к соседу, который при виде ее тут же отвернулся.

– Сердишься на меня? – Ванькина спина выражала непримиримость. – Ты же не маленький, сам понимаешь. Учиться тебе надо, а не деду с бабушкой. Не журись, получишь и ты свою пятерку, настоящую.

Ванька исподлобья глянул на нее, и Галина улыбнулась: – Мир?

Ванька кивнул:

– Галь, ты только замуж не выходи, ладно?

От неожиданности она растерялась:

– Почему?

– Когда я вырасту, сам женюсь на тебе! – он серьезно посмотрел на смутившуюся девушку и побежал в сад: усевшись под яблоней, замечтался…

«Вот они с Галей идут по переулку: она – в белом платье, он – в черном костюме с галстуком. Маленький, ниже плеча невесты…».

Ванька нахмурился: нет, так не пойдет.

«Вот они снова идут по переулку, но теперь он выше ее почти на голову. Из калиток выглядывают соседи, восхищенно глазея на счастливую пару и недоумевая: когда же успел вырасти женишок?..».

Ванька улыбался и, сам того не замечая, расхаживал вокруг дикарки.

Тут к нему подбежал запыхавшийся друг и вернул к действительности:

– Ты чего, забыл? Мы его ждем, а он под яблоней гарцует! Ванька оторопело поглядел на него и сломя голову бросился к дому:

– Обожди, я сейчас…

Дед лежал в кровати и, увидев внука, приподнялся, опираясь на руку.

– Дед, меня там ребята ждут, к пещерам собрались, – сообщил Ванька ему нетерпеливо, – когда бабушка придет из аптеки, ты скажи ей, а то она разволнуется. Переживать будет.

– Скажу, – дед глядел на внука больными, ввалившимися глазами. – Ты того, Ванюшка, возвертайся скорее, боюсь, помру, не увидимся больше.

– Мы быстро, – успокоил его Ванька, – на лодке пойдем, с парусом.

Ветер надувал старый парус до отказа, и лодка резво рассекала волны, поскрипывая бортами. Мимо проплывало родное подгорье, поросшие кустарником берега, песчаные отмели, и мальчишки были в полном восторге.

– Глянь, Симак, – встревоженный Ванька показал на течь, от которой вода на дне лодки медленно, но верно прибывала; поверх плавала пустая банка из-под консервов.

– Ерунда! – отмахнулся хозяин лодки. – Сашок, мель впереди!

– Вижу, – Сашка длинный уверенно направлял лодку по нужному фарватеру. Панька смирно сидел на скамейке и восхищенно глядел на него.

– А вдруг на мель сядем? – засомневался Васька и вскочил с места.

Лодка накренилась и, затрепыхав парусиной, вильнула к отмели.

– Сиди смирно! – заорал Симак и помог Сашке выровнять курс.

– Едва проскочили, – Сашка поглядел за борт, мель удалялась…

– Откуда ты знаешь, где плыть? – не отставал любопытный Васька.

– От верблюда, – Сашка недовольно покосился в его сторону, однако пояснил, – между бакенами держать надо, вот и вся премудрость.

Вода в лодке как-то сразу поднялась и заполнила ее почти до половины, она тяжело осела и резко снизила ход. Только тогда все спохватились, и Симак всполошенно заорал:

– Сашок, давай к берегу! Тонем, хана!

– Зачем к берегу? – Ванька нашарил на дне утонувшую банку и стал яростно вычерпывать воду, – держи прямо, Сашок!..

Все, кроме рулевого, принялись за дело. Вода пошла на убыль, и лодка продолжала свой путь, приближаясь к повороту. За высоким обрывистым берегом виднелись трубы завода, рядом раскинулась величавая густая роща, скрывая в своих недрах заветные пещеры.

– Приехали, – Сашка уверенно направил лодку к быстро надвигающемуся берегу.

Взволнованные мальчишки приготовились к высадке…

И вот они уже торопливо взбирались на высокий холм, поросший могучими дубами. Им не терпелось увидеть загадочные пещеры.

– Раньше наш город крепостью был, Русь от Ногайской Орды защищал, – Ванька с гордостью оглядел остановившихся передохнуть друзей.

– Высока горка, – кивнул Симак на тропинку, петлявшую меж дубами.

– Не мешай. Пусть Ванька дальше брешет, интересно послухать, – перебил его Сашка.

– Я не брешу, дед рассказывал. А в пещерах сам Стенька Разин от буржуев прятался, и Пугачев город брал, – Ванька перевел дух. – Знаете, где его построили? На этом месте раньше был волшебный камень – Алатырь! А вокруг текли целебные реки…

– Кончай заливать, – Симаку надоело слушать, и он полез дальше.

– Сходите в музей, темнота! – возмущался Ванька вслед друзьям. – Кто скажет, сколько у нас в городе героев Советского Союза? Ага, не знаете! – торжествовал он, стараясь не отставать.

С высоты холма далеко видны поля и леса, уходящие к горизонту.

Возле обвалившихся пещер земля была затоптана до основания.

– Разинские пещеры, – язвительно поддел Ваньку Симак, разочарованно оглядываясь. – Я говорил, нет здесь ничего и быть не может. Все выгребли.

Тем не менее, мальчишки сосредоточенно полезли внутрь, исследуя все закоулки и втайне надеясь отыскать клад; обшарив пещеры и их окрестности, неудавшиеся кладоискатели развалились на траве и приуныли.

Симак оглядел друзей и, узрев, что одного не хватает, спросил:

– А где наш дошкольник, ребята?

– Да там, роется, как крот, – махнул в сторону одной из пещер Сашка длинный, пренебрежительно ухмыляясь, – надеется.

Пацаны, было, засмеялись над чудаком, но тут из пещеры донесся торжествующий крик, и на свет божий явился весь перепачканный глиной, но сияющий следопыт Панька: в дрожащих от волнения руках он держал насквозь проржавевшую кривую саблю.

Пацаны вскочили и обступили счастливца:

– Вот это дошкольник, обскакал нас! – изумился Симак.

Васька потрогал саблю и с видом знатока объявил:

– Турецкий ятаган. Такие у янычар были.

– А может, сам Степан Разин сражался здесь с этими янычарами? – вдохновился Ванька, возбужденно блестя глазами. – Порубал их, они и драпанули, и ятаганы свои побросали.

– Ну и мастер брехать! – восхитился Сашка, тоже рассматривая находку. – Дай подержать. Да не бойся, не съем.

– Везет же дуракам! Может, и мы найдем? – встрепенулся, было, раздосадованный Симак, но, вспомнив, что они все уже облазили, снова прилег на травку. За ним остальные, а в центре гордо восседал Панька, намертво вцепившийся в свою находку.

Ванька мечтательно смотрел на заросшие бурой травой пещеры, на манящие лесные дали, и разочарование его постепенно улетучивалось.

Симаку же было не до красот:

– Побежали к окопам, может, там повезет?..

– Вон они, рукой подать, – показал Сашка далеко в поле, когда неутомимые путешественники выбрались из рощи и отмахали уже порядочно, – а вон и завод. Считай, мы уже на месте.

– Кто первый? – обрадовался Симак. – За мной, ура! Заросшие кустами и травой окопы выглядели безобидно.

Словно и не было здесь жестокой схватки с вражеским десантом. Неподалеку тянулись затянутые колючей проволокой глухие заборы военного завода, на вышке маячил часовой с ружьем.

Ребятам было страсть, как интересно узнать, что за забором?

– Не вышло у фрицев завод взорвать, – Ванька с гордостью огляделся. – Дед говорил, наши бойцы шпиона поймали, от него и про десант узнали. Подготовились к встрече, как следует.

– А почем наши знали, где окопы рыть? – полюбопытствовал Панька.

– Дурило! – Симак похлопал его по голове и кивнул в поле перед окопами, – линия фронта оттуда приближалась, где же им быть?

Необидчивый Панька крепко прижал к груди свою саблю и, спрыгнув в окоп, первым исчез за поворотом…

Завалившийся набок блиндаж низко осел крышей, грозя придавить смельчака, но Панька бесстрашно юркнул в щель.

«Нашел!» – донесся изнутри его восторженный вопль, и мальчишки один за другим полезли к нему. Панька топтался в углу у ящика в ожидании подмоги. Сашка длинный с надеждой откинул крышку – пусто.

– Опять ничего. И тут до нас побывали, – то ли огорчился, то ли обрадовался Симак. – Я уж подумал, снова этому недотепе повезло, – ткнул он Паньку под ребра, но тот был на седьмом небе от счастья и не заметил тычка, блаженно улыбаясь всем сразу.

– Надо было родиться пораньше, – объяснил Сашка причину их неудач.

Ванька тяжко вздохнул и напоследок пошарил в углу за ящиком: пальцы его наткнулись на какое-то железо, и к радости друзей он вытащил оттуда две ржавые мины.

– Противопехотные, – уверенно объяснил всезнающий Васька, показывая на оперение.

Симак взял одну мину и небрежно осмотрел:

– Счас как брошу, как жахнет! – решил он постращать друзей и заржал, довольный собой. – Не боись, я шутю.

Ванька отобрал у него свою находку и полез наружу:

– Кончай базарить, домой пора.

– Вместо клада мины нашли, да еще саблю в придачу, ну и дела! Повезло нам. Пацаны, когда вернемся домой, в костер их заложим, вот уж рванут, так рванут! – наконец-то Симак нашел применение трофеям и довольный бодро зашагал рядом с оживленными друзьями. Обратный путь был не близок…

Лодка осела набок почти вровень с бортами, наполненная водой.

– Приехали, – безнадежно махнул рукой Васька, опускаясь на землю.

– А што, костерчик запалим, переночуем! – восхитился Симак.

– На берег надо было вытащить, – Сашка сокрушенно покачал головой.

– Есть охота, – выразил общее желание Панька, позабыв на мгновение о своей сабле. Все как один проглотили голодную слюну.

– Хотите, я вам анекдот расскажу? Как дедушка Ленин с дедушкой Сталиным кашу ели? – Ваньке хотелось отвлечь друзей от неприятных мыслей, и ему это удалось. Тема была как нельзя более желанной.

– Значит, кто быстрее съест, тот и главнее. Ясно? Ленин стал по краям ложкой кашу сгребать, а Сталин зачерпывал глубоко, в середине чашки, и обжегся. А Ленин скушал свою кашу первым, значит, он и главный.

Друзья вокруг него завздыхали мечтательно:

– Да, неплохо бы сейчас кашки-то, – Симак облизнулся. – Я согласен обжигаться, как Сталин. Лишь бы побольше. С маслом.

– Сначала пшенной с постным маслом, потом гречневой с молоком, – неожиданно для всех размечтался Сашка длинный, громко урча пустым животом и глотая слюни.

– А я бы гурьевской покушал, – воодушевился Васька, вставая.

– Какой-какой? – удивились друзья незнакомому названию.

– Так называется молочная манная каша с изюмом, – снисходительно пояснил Васька невеждам.

– Домой хочу! – громко заныл Панька, наслушавшийся вкусных историй. – А то мать заругается, драться будет.

Ванька заботливо уложил мины на травку и бросился к лодке, нашарив на дне позабытую всеми банку, стал лихорадочно вычерпывать воду.

Мальчишки выгребали, кто чем мог: руками, кепками, и вода наконец-то пошла на убыль…

– У меня дед болеет, мне ночевать здесь нельзя, – бодрился Ванька.

– Щели заткнем, и полный вперед! – Симак тоже не унывал…

Ванька с удивлением увидел раскрытые настежь сени и, сунув завернутые в фуфайку мины подальше под верстак, захлопнул сенную дверь и вошел в дом.

В квартире толпились соседи. Он заметил стоящие у печки чемоданы, тут на него оглянулась Панькина мать и поманила в переднюю.

– Посмотри иди, кто приехал? – чересчур ласково, что было ей совсем несвойственно, улыбалась Панькина мать.

Ванька заглянул в переднюю и увидел бабушку с мамой, соседей. При соседях он сдержанно подошел к матери, и они обнялись. Бабушка всхлипнула, и Ванька тревожно огляделся в поисках деда.

– А дед где, бабушка?

– В больницу его отвезли, полечат немного, и он вернется, – как маленькому растолковала Ваньке мама, и он встревожился еще больше.

– Ну ладно, мы пошли, все будет хорошо. Иван Яковлевич мужик старой закалки, выдержит, – успокоили хозяев соседи и удалились.

Мама с бабушкой занялись распаковкой вещей, и Ванька получил от матери новый настоящий портфель. Он с удовлетворением обследовал его и отложил в сторону. Без деда в квартире было неуютно и пустынно, тихо.

– Мама, ты насовсем приехала, а где папа?

– Пока в гости, сынок, но скоро приедем навсегда. Я насчет работы разузнаю, и заживем мы все вместе! – обрадовала она сына.

– Слава те хосподи, скорей бы, – посетовала бабушка. – А то старые мы стали, никак за этим пострелом не углядишь. И дед вот захворал.

Она поставила перед внуком миску, и проголодавшийся вконец Ванька с жадностью набросился на еду…

Новый портфель был легкий, красивый, с удобной ручкой, и Ванька горделиво поглядывал на прохожих, выставляя его напоказ.

Они с матерью прошли, было, мимо столярки, но Ванька остановился.

– Мама, пойдем, я тебе покажу, где дед наш работает. Мы с бабушкой часто сюда за стружками приходим. Наберем по мешку, и домой тащим, зимой все для печки сгодится.

Под грохот станков они вошли в столярку, и Ванька подбежал к знакомому верстаку, за которым всегда работал его дед. На него оглянулся тот самый веселый парень-балагур.

– Привет, Ванюха. Как там дедушка поживает? Хотим навестить его, да все никак, работы полно, – сообщил он, продолжая строгать доски.

– Мы с мамой после школы в больнице были, а нас к деду не пустили, – отвечал Ванька, оглядываясь на мать. Та подошла поближе.

– Здрасьте вам, что с Иваном Яковличем? – встревожился парень, бросая фуганок. Подошли другие рабочие. Дед пользовался уважением.

– Пока без сознания. Врачи говорят, организм здоровый, надо подождать, – сдержала слезы мама. Взяв сына за руку, она пошла к выходу, оставив позади столпившихся рабочих…

Ванька молча шагал по улице рядом с матерью, вот они вышли на площадь и, глядя на показавшуюся вдали церковь-музей, он сказал ей:

– Мы с дедом в музей хотели сходить, а он был заперт, – Ваньке нестерпимо жаль своего любимого деда, и он отвернулся, скрывая от матери слезы, посыпавшиеся из глаз.

– Пойдем сейчас сходим? – она глянула на часы.

– Потом как-нибудь, – Ваньке кажется кощунством идти в музей без деда, во всяком случае, сейчас, – да и бабушка ждет, на вокзал пора.

Мать с удивлением посмотрела на рассудительного сына и только теперь разглядела, как он вырос и повзрослел за минувший год…

Паровоз шумно выпустил пары, и взволнованные пассажиры, толкаясь и галдя, полезли в вагоны.

– Не привелось с папой поговорить, – всплакнула напоследок мама, обнимая плачущую бабушку, – не расстраивайся, мы скоро приедем. Совсем.

– Управлюсь с божьей помощью, – вздохнула бабушка, утирая слезы.

– Ну, Ванечка, будь умницей, слушайся бабушку, – мама поцеловала Ваньку на прощанье и заторопилась в вагон…

Огромные красные колеса дернулись, закрутились, и поезд медленно поехал, постепенно набирая ход. Мимо поплыли вагоны с пассажирами, вызывая легкое кружение головы у Ваньки.

Ванька с бабушкой смотрели на мать, высунувшуюся из окна, и махали ей руками, пока поезд не исчез вдали за мостом через Суру.

Тогда они пошли домой, только не через город, как сюда с мамой, а вдоль полотна железной дороги, так было ближе.

По левую руку раскинулось в низине алатырское подгорье, река Алатырь вилась среди полей и перелесков, с правой стороны расположились улицы города, петляя вверх по горе деревянными домами среди садов и огородов, красуясь маковками церквей и радуя глаз своей неброской, милой сердцу русской красотой.

– Я тебя не брошу, бабаня, помогать буду, – успокаивал внук, – и дед наш поправится, ты не плачь зря.

– Помощник ты мой, – скорбно улыбалась бабушка, поспешая за ним…

Ванька втащил в кухню ведро с картошкой и, спустившись в тесный даже для него подпол, высыпал ее в короб из досок. Опасливо оглядев темные закоулки, с облегчением выскочил наверх.

В чулане бабушка снова набрала ведро, откидывая в сторону гнилье:

– Еще малость, – подбодрила она внука, – в подполе не сгниет.

Ванька с завистью оглядел заготовленные на зиму ряды банок с вареньем и снова потащил ведро в подпол, громко кашляя для храбрости.

Остановившись передохнуть, заглянул в переднюю: с портрета на него внимательно смотрел бравый усатый дед. Его любимая скамеечка сиротливо стояла возле печки, и Ванька присел на нее, открыл отдушину, заглянул в дымоход, закрыл и, тоскливо вздохнув, вышел в сени.

На верстаке среди разных инструментов он увидел свою ловушку-домик и погладил ее. Рядом с фуганком расставил рубанки, разложил стамески, долота…

– Утомился, поди? – выглянула из чулана бабушка, и в это время у входа в сени столпились друзья-приятели:

– Ванька, выходи! Пошли гулять…

Пошарив в кустах, Ванька вытащил заранее спрятанные мины, и компания побежала на дальние огороды, замыкающим был Панька.

– Завтра в музей пойдем, не забыли? – напомнил Ванька друзьям на бегу, но им было не до музеев: предстоящая игра в войну растревожила и захватила их полностью.

Ребята быстро разожгли костер и, сбившись в кучу, загалдели:

– В войну сыграем али как? – Симаку не терпелось приступить.

– Я диспозицию составил, – Васька вынул из отцовского офицерского планшета исписанный им листок, – выроем окоп, Панька закладывает мины, и затем атака на фрицев.

– А кто фрицы будут? – испуганно полюбопытствовал Панька, прижимая к боку висевшую на веревке через шею саблю.

– Ты, кто же еще! – Симак нахлобучил ему на нос шапку и заржал.

– За бугром заляжем и хорэ, – возразил Сашка, сплюнув на сторону, – окоп еще рыть, на фиг надо.

– Иди ты со своей диспозицией! – тут же поддержал лучшего друга Симак, отвернувшись от умника с планшетом.

Васька обиженно спрятал листок и выжидающе посмотрел на Ваньку.

– Так побросаем, – отмахнулся тот, и ребята залегли за кустами.

– Чего разлегся? – пихнул Паньку Симак. – Беги, закладывай, тетеря.

Окрыленный доверием Панька схватил мины и побежал к костру, бросив их в огонь, он завопил от ужаса и помчался обратно. Сабля била его по ногам, но он несся, не чуя ног. Все замерли в ожидании.

– Проржавели, небось, – не выдержал Ванька и выглянул из-за бугра.

– Ложись! – заорал Васька, и тут один за другим ударили взрывы, над головами распластавшихся мальчишек с визгом пронеслись осколки…

– Никак гром гремит? – удивилась бабушка, выглядывая из сеней.

– Караул! – завопила на весь двор Панькина мать, выбегая на огороды, – ребяты на минах взорвались! Пашка-то говорил мне вчерась, да я запамятовала, караул!..

– Хосподи, помилуй нас грешных, пронеси от беды, – ахнула бабушка и побежала за ней следом. Задыхаясь от ужасных предчувствий, она выбежала на пашню, где тлели угольки разметанного взрывом костра:

– Ваня, голубчик, где ты?..

В палате было тихо и покойно. Бабушка сидела у кровати и заботливо поправляла одеяло, сползшее с больного, с грустью поглядывая на осунувшееся и заросшее седой бородкой лицо своего мужа.

– Ваня, – тихо позвала она, и на ее отрешенном от мирской суеты лице промелькнула тень. Сзади томился внук, оглядываясь по сторонам, на него тоже с любопытством поглядывали больные старички на кроватях.

Дед открыл глаза. Увидев свою старуху и внука, усмехнулся.

– Тося приезжала, насчет работы ходила, интересовалась, говорит, скоро насовсем приедут, у нас жить будут, – заторопилась рассказать хорошие новости бабушка. – Тебя приходила навестить, не пустили врачи-то, без сознания ты был, сердешный.

– Вояка-то наш чего натворил? – дед кивнул на забинтованную голову внука, и тот подошел ближе, желая высказаться, но бабушка не дала:

– Да так он, бесился да брякнулся головой об косяк, до свадьбы заживет, – не хотела беспокоить деда бабушка, и Ванька кивнул согласно, поняв ее опасения. Но высказаться все же, решил:

– А я пятерку сегодня по чистописанию получил, настоящую, – похвалился, наконец он, глядя на деда и хватая его за руку, соскучившись.

Дед довольно крепко пожал руку внука в ответ и удовлетворенно прикрыл глаза, утомившись. Бабушка с Ванькой тихо вышли из палаты…

Оглянувшись еще раз на здание больницы, бабушка с внуком заторопились домой, обсуждая посещение деда:

– Молодец, што про мины не сказал, деду нельзя волноваться.

– Я што, маленький, разве не понимаю?

– Видел, как дед твой порадовался насчет пятерки? С родителями-то хорошо будет, проследят и уроки проверют. Одно плохо, не хотят хозяйствовать. Подгорье наше им не нравится, квартеру им подавай с удобствами, – ворчала вечно недовольная всем бабушка.

– Я из подгорья никуда не поеду, я с тобой жить буду и с дедом, когда он поправится. Я вас не брошу, – Ванька заботливо нахмурился:

– Дрова пора колоть, а то отсыреют на дворе, не растопишь потом.

Они шли пешком, бабушка экономила на автобусе, который проехал вскоре мимо них, и едва поспешала за внуком, радуясь его словам:

– Умница ты моя разумница, совсем большой стал, рассудительный. Прям вылитый дед…

Ванька стоял у калитки и, небрежно помахивая новым портфелем – предметом вожделенных Панькиных взглядов, о чем-то сосредоточенно размышлял.

– А Сашка разве не с вами учится? – осмелился, наконец, спросить Панька, поправляя поудобнее веревку с саблей.

– Он во вторую смену, – машинально ответил Ванька и вздохнул.

С крыльца торопливо сбежал Васька, и друзья вышли в переулок.

– Можно, я до школы вас провожу? – увязался за ними и Панька, в это время из соседнего проулка показался Симак:

– Пацаны, обождите меня!

Ванька внезапно срывается с места и мчится обратно домой. Переложив содержимое портфеля в сундучок, щелкает крышкой и довольный выбегает с ним из дома, оставив в сенях удивленную бабушку…

Друзья в недоумении переглядываются. Симак незаметно крутит пальцем у виска. Из калитки, что напротив их дома, выглядывает любопытная соседская девочка.

Увидев мальчишек, она несмело выходит к ним. Приветливо улыбаясь.

– Натаха, а ну, брысь отсюда! Кому говорят? – Симак нетерпим к девчонкам, особенно к таким приставучим. Показывает рукой, мол, готов и щелбана по башке дать.

– Пусть стоит, не жалко, – вновь разрешил Васька.

– Девчонок не держим. Верно, Панька? – Симак привычно цыкнул в сторону Паньки, и тот, также привычно уклонившись от плевка, расплывается в подобострастной улыбке:

– Есть! – радостно прикладывает руку к кепке Панька, будто он солдат.

– Не есть, а так точно! – хлопает его по затылку Симак.

Кепка слетает с головы дошкольника, и однокашники вихрем бегут в гору, оставив далеко позади заревевшего сиреной Паньку. Выскакивают на Сурско-Набережную улицу…

– После школы куда, в музей пойдем? А может, в кино рванем! – Симак нетерпеливо смотрит на отставшего Паньку. Ему не стоится на месте.

– Мы и в музей, и в кино успеем, – мудро рассудил Васька. – Так ведь, Вань? – Он недоуменно смотрел на застывшего столбняком друга.

Ванька молчал, с радостным волнением оглядывая раскинувшееся внизу родное подгорье: листва с деревьев вся облетела, и дома среди садов и огородов стояли, словно раздетые. И вдруг среди них он увидел свой дом:

– Вон наш дом, и сад видно, а вон бабушка вышла. Ба-ба-ня!!! – закричал он изо всех сил, напугав приятелей и птиц, гнездившихся на ближайших деревьях. Птицы шумно поднялись в воздух и закружились, загалдели встревоженно над головами беспокойных мальчишек…

Расстояние было велико, и бабушка не услышала, зашла в сени. Теперь уже все с любопытством рассматривали свои дома и огороды.

– Пошли, а то опоздаем, – напомнил Ванька, и друзья побежали в школу, провожаемые завистливыми взглядами дошкольника.

А над ними, над городом, раскинувшимся среди привольной русской природы, в невысоком осеннем небе кружились птицы, собираясь лететь в дальние края…