Читать книгу Рубикон - Николай Шмагин - Страница 2

ИВАНОВЫ СНЫ. «Ванька с трудом протолкнулся в переполненный старый автобус, и застрял в тесноте где-то в середине салона, уцепившись за поручень. Ничего, стоять можно, и то слава богу.

Натужно завывая мотором, автобус дёрнулся, и поехал дальше по маршруту, с трудом преодолевая ямины и колдобины щербатой дороги. Пассажиры с облегчением выдохнули.

Стоявший люд с завистью поглядывал на сидевших счастливчиков, вспоминая пословицу, что лучше плохо сидеть, чем хорошо стоять.

Те же старались не обращать на них внимания, внимательно разглядывая сквозь пыльные стёкла такие знакомые с детства дома и улицы, словно отродясь их не видели.

Город Алатырь был одним из тех, которые зовутся малыми российскими городами. Поэтому многие знали друг друга. Завязались беседы и разговоры о том, о сём. Новости разные, сплетни, которые все знали и с охотой рассказывали их всему автобусу. Смех, да и только.

Возникали и ссоры среди вечно недовольных бузотёров, или стычки подвыпивших мужиков. Но их быстро утихомиривали горластые и напористые бабы, опытные в подобных переделках.

Ещё бы, чай и у самих такие же охламоны имеются, с ними глаз да глаз нужен. Не доглядишь чуток, глядь, а муженёк уже в дымину пьяный в дверях качается, с работы, стало быть, прибыл.

Обычно Ванька бегал по городу пешком, на своих двоих, как и многие в их маленьком городке. Автобусы ходили редко, с перебоями, битком, как правило, но когда он остановился на остановке рядом с проходившим мимо Ванькой, тот долго не раздумывал; запрыгнул на последнюю свободную ступеньку, получив по хребту захлопнувшейся за ним дверцей, и вот он едет, худо-бедно. Да ещё в середине, где посвободнее.

«Лучше плохо ехать, чем хорошо идти», – вспомнилась ему кем-то сказанная мудрость, и он согласно улыбнулся. К тому же он ехал по делу.

Бабушка всучила ему кошёлку с пирогами, которые испекла с утреца, и велела сбегать к тёте Нюре, её племяннице, как он ни отбрыкивался, мол, у него дел по горло. «Надо проведать, передать гостинцы, а то совсем она забыла свою старую тётку. Ноги у меня болят, пока доковыляю, то да сё. Иди, не спорь. А потом беги по своим делам, пострел».

«Заодно со Славкой повидаюсь, а там, глядишь, и к Юрке вместе сбегаем», – подумал он о своих брательниках, с которыми тоже давно не встречался. Но тут его припечатали напиравшие сзади пассажиры к стоявшей впереди девушке, и он внезапно почувствовал волнение от близости к ней. Девушка была фигуристая, кровь с молоком, отодвинуться не было никакой возможности, и Ванька аж вспотел от прилившей ко всем его членам крови, ударившей в голову, и в другие места тоже.

Девушка это почувствовала, даже ощутила всеми фибрами своей души и тела, и улыбнулась, оглянувшись на паренька. Он ей тоже сразу приглянулся. Что поделать, в тесноте да не в обиде. Между ними словно пробежала искра, взволновав обоих до чрезвычайности.

Так они доехали до железнодорожной станции, и вышли вместе с другими пассажирами. Многие торопились на пригородный поезд «Алатырь-Канаш», который уже прибыл по расписанию и заполнялся народом.

Ванька вдруг решился и пошёл вслед за девушкой. Она ему так понравилась, что ноги сами несли его следом. Главное, не потерять её из виду. Ничего, успеет ещё к тётке в гости.

Девушка оглянулась на настырного паренька, не отстаёт, увязался за ней. Ей нравились такие ребята, с характером.

– Мне на автовокзал надо. Не подскажете, я верно иду? – решилась спросить она, хотя дорогу знала хорошо.

– Да вот он, автовокзал. Пришли уже. А вы далеко едете? – брякнул он первое, что пришло на ум.

– В село Комсомольское, не слыхали про такое?

– Слышал вообще-то, но не бывал. А вы там живёте?

– Да, там и живу. С родителями. А здесь была у тётки в гостях. Они на Ленинской улице проживают. В своём доме.

– Надо же. Я тоже в гости к тётке приехал. Они в алатырском подгорье живут, за путями, со Славкой. Это мой брат.

– Не опоздаете, небось, она ждёт вас? – лукаво улыбнулась девушка.

– Чай не к спеху, – отмахнулся Ванька, и они зашли в крохотное зданьице автовокзала, притулившееся неподалёку от железнодорожной станции. – У нас всё рядом, не заблудишься.

– А наше село намного меньше Алатыря, но тоже хорошее, церковь на пригорке стоит, отовсюду видать, и клуб имеется, по воскресным дням кино показывают, – сообщила словоохотливая девушка, пристраиваясь в очередь к кассе. Купив билет, они снова вышли на улицу.

– Ну вот, через полчаса и автобус будет, по расписанию, если не опоздает, – ей не хотелось, чтобы паренёк уходил, ему тем более.

– А вас как зовут, познакомимся, может? – осмелел он, наконец.

– Валентина, можно Валей называть, – обрадовалась она.

– А меня Ванькой кличут, то есть Иван, – спохватился он и пожал протянутую девичью ладошку. Они прошли к остановке.

Народу было немного, как говорится, ты да я да мы с тобой.

Постояли, не зная, о чём говорить дальше.

– Что-то никто к вам не едет.

– К вечеру народ набежит, после базара.

Они поглядывали исподтишка, то он на неё, то она на него, словно присматриваясь, и убеждаясь в том, что нравятся друг другу всё больше. Расставаться уже не хотелось.

– Далеко до вас ехать?

– Да нет, часа два всего, не больше. Приезжайте в гости как-нибудь.

– А чего ждать, я и сейчас могу. Только…

– Да вы не бойтесь, папа с мамой у меня хорошие, добрые, сами увидите, если приедете, – загорелась она надеждой.

Они засмеялись, словно договорились уже.

– Подожди меня, я мигом. До тётки добегу, гостинцы отдам, и назад.

– Возвращайся, я жду.

Ванька сорвался с места, перебежал железнодорожные пути, благо они были свободны от составов на его счастье, сбежал вниз в подгорье по тропинке, а вот и тёткин дом в переулке, совсем рядом.

Он забежал к ней, вручил кошёлку с пирогами от бабушки, и рванул назад, лишь бы не опоздать, лишь бы успеть вовремя.

– Куда побёг, Ваня? Посиди, расскажешь, как там тётя Дуся поживает.

– Некогда, тётя Нюра, по делу опаздываю. Ты сама к ней зайди. Она заждалась, скучает. Привет Славке.

Только его и видела тётка Нюра. Был, и нет, как не было.

Всего-то и пяти минут не прошло, как запыхавшийся скороход стоял уже рядом с удивлённой Валентиной.

– Быстро ты обернулся, ничего не скажешь.

– Так рядом совсем. Туда-сюда, всего и делов.

Не успели они ещё раз улыбнуться друг другу, как подошёл автобус, и Ванька решился. Эх, была – не была!

– Всё, едем вместе…

Как и предполагалось, через пару часов они уже были в селе.

Ехали с комфортом, сидя рядом и с интересом поглядывая в окна на поля, леса и перелески, пробегающие мимо тарахтящего по пыльной дороге автобуса. На соседей особого внимания не обращали, были заняты собой, хотя многие вокруг знали Валентину, и поглядывали в их сторону с любопытством, мол, кого это она везёт к себе, уж, не жениха ли?

Но вот и большое живописное село вокруг, и обещанная церковь на пригорке, прибыли. От автовокзала до дома девушки было рукой подать.

Валентина познакомила Ваньку со своими родителями, которые засуетились при виде русского гостя, и залопотали по-чувашски с дочерью, улыбаясь ему и размахивая руками. Не ожидали.

Ванька тоже только сейчас понял, что попал в чувашскую семью, но не особо расстроился. Какая разница, были бы люди хорошие.

А Валя была действительно хороша собой. Быстро успокоила родителей, усадила гостя в горнице, отдохнуть с дороги, и взяла бразды управления в свои умелые руки.

Вскоре все они уже обедали за хлебосольным столом, с самогонкой и мясом с тушёной картошкой. На столе навалом огурцы, помидоры, яблоки. Ешь, не хочу. Не стесняйся, гость дорогой.

После обеда они прогулялись по селу, побывали в церкви, зашли в клуб. Валентина словно нарочно демонстрировала Ваньку всему селу, мол, смотрите, какой у меня парень есть, не чета вам.

До него не сразу дошло это, а когда понял, отмахнулся про себя, пускай тешится, какое ему дело до её разборок с кем-то из местных парней. Однако ухо надо держать востро. Чем чёрт не шутит, село чужое.

День пролетел быстро, вечер наступил.

Как Ванька ни пытался пообщаться с родителями Валентины, они только улыбались и лопотали по-своему, мол, моя твоя не понимает.

– Всё холосо, паря, с дотькой калякайте, узинать сичас будим. Холосо, – кивали они гостю и продолжали хлопотать по хозяйству.

После не менее хлебосольного ужина с неизменной самогонкой, ему постелили в горнице на родительской кровати, как он ни отнекивался. Валентине на диване, напротив. В селе ложились рано.

– У нас гостю самое лучшее место, не возражай, Ваня.

– А родители твои где спать будут? – Ваньке было неловко и неуютно.

– На кухне отоспятся, о них не беспокойся. Ты ложись, а мне надо отлучиться ненадолго, скоро приду. Их не стесняйся.

– Может, мне с тобой пойти?

– Ни в коем случае, у нас ребята сердитые, чужих не любят, – засмеялась девушка и убежала, чмокнув его в щёку.

Спать вроде бы рановато, и он включил радио. Певица Нина Пантелеева тягуче пела его любимую песню. Вот здорово. Прибавил звук.

Песня его взволновала и порадовала. Ванька подошёл к окну. За занавесками уже темно. Посмотрел на свои часы «Победа» на левой руке. Пора спать. Прилёг на кровать, не раздеваясь, и незаметно для себя задремал.

Проснулся от гомона на кухне, появилась Валентина.

– Ты чего не спишь, ночь уже, – всхлипнула она и бросилась на диван.

Ванька был в недоумении от происходящего вокруг. Он присел рядом с девушкой и погладил её по чёрным блестящим волосам, она вдруг схватила его руку и осыпала поцелуями вперемешку со слезами.

– Что с тобой, Валюша? – Ванька был ещё паренёк неопытный и неискушённый в амурных делах, поэтому не знал, что делать дальше.

Он наклонился и поцеловал её в жаркие губы, она ответила, обняв за шею горячими голыми руками. Обезумев от юношеской страсти, он схватил её в охапку, и они слились в долгом поцелуе, взасос.

За дверью громко нарочно закашляли, Ванька оглянулся и увидел, что она приоткрыта. Тогда он кинулся затворить дверь, прямо за ней, у порожка на кухонном полу было постелено, и он разглядел лежащих у двери родителей Валентины, они тоже смотрели на него во все глаза, не спали.

На Ваньку будто опрокинули ушат холодной воды. Он вернулся на свою кровать и брякнулся на постель, слушая всхлипы напротив…»

КАРАНТИН. «Подъём!» – раздался, будто над самым его ухом, знакомый зычный бас, даже сквозь закрытые глаза он ощутил ярко вспыхнувший свет, и его словно подбросило на койке.

Он вскочил с распахнутыми от неожиданности глазами и увидел, что находится в казарме, вокруг суетились ребята, натягивая на себя непослушную новую форму, просовывая ноги в тесные сапоги, чтобы успеть во время занять своё место в шеренге.

Он понял, что видел чудесный сон из прошлой жизни, а вокруг была суровая реальность. Он в казарме, объявлен очередной учебный подъём.

– Шмаринов, ну чего застыл, как чучело на огороде? Быстрее!

Судорожно одевшись, Ванька последним встал в строй.

Тот самый чубатый мордастый сержант, который сопровождал призывников из Краснодара до части, теперь муштровал их в казарме по полной программе.

– Привыкли на гражданке кто в лес кто по дрова шататься? Я из вас сделаю настоящих солдат! Век помнить меня будете, – хмуро усмехнулся сержант, и добавил: – добрым словом, надеюсь.

В строю недоверчиво захихикали, но под его взглядом смолкли.

– Може, будя на сегодня, товарищ сержант? – робко прогудел правофланговый Приходько, – целый день маршировали, а тута ещё ночью не спать, – но сержант проигнорировал его жалобные призывы.

– Смирно! Вольно, – сержант привычным жестом одёрнул гимнастёрку и нахмурился, проходя скрипучими сияющими сапогами перед строем, встал.

– Отбой! – оглушительно гаркнул он, и все бросились к своим кроватям, сдирая с себя форму и укладывая её в стопку на табуретки, сапоги с портянками в голенищах ставили рядом. Бросившись в постель, замирали под одеялами, зря надеясь, что команда была последней в эту ночь.

– 40 секунд раздевались, как бабы на выданье, а положено 30, усекли? – обвёл он строгим взглядом ряды немых кроватей, помолчал: – Подъём!!

И снова судорожное натягивание формы, портянки, сапоги, строй.

– За целую минуту едва оделись, а положено по уставу 45 секунд, – видно было, что сержант тоже притомился в ночи, что уж говорить о новобранцах. – Ну что, начнём сначала? Отбой!!

Но вот настал тот счастливый миг, когда после последнего отбоя сержант вышел из казармы, свет погас, и все погрузились в крепкий сон.

Ванька ещё долго ворочался, всё не мог заснуть и, слушая могучий храп вокруг, думал, почему ему приснилась та поездка в село «Комсомольское», он помнил, как рано утром Валентина проводила его на автобус, и больше они никогда не виделись. А ведь она так понравилась ему с первого взгляда. Как оказалось, Валентина привезла его нарочно, чтобы заставить ревновать своего жениха, вот и верь девушкам после этого.

Затем он вспоминал о том, раз уж не спалось, как совсем недавно привезли их дождливым осенним днём в часть, и отвели в «карантин», так называли казарму, в которой располагался «Войсковой приёмник».

«Их встретил офицер сурового вида, рядом стояли высокий старшина, и сержант, который доставил новобранцев к месту прохождения службы.

– С прибытием в наш полк, новобранцы. Следующие два месяца вы проведёте в карантине, пройдёте необходимую подготовку, как курсанты Учебной части. Я капитан Плющин, ваш командир, старшина Луговой и уже знакомый вам сержант Удальцов будут теперь для вас вместо родителей, они сделают из вас настоящих солдат, защитников Родины, на которых вы пока мало похожи. Передаю вас в их заботливые руки, и требую беспрекословного подчинения.

Как только командир отбыл, на его место заступил высокий старшина-сверхсрочник Луговой. Он оглядел прибывший молодняк цепким глазом и неожиданно добрым отцовским голосом сказал:

– Пошли в каптёрку, ребятки, положим ваши чемоданы на сохранение до конца службы, затем в баню. Заходить по одному.

Пока вокруг соображали, что да как, Ванька заскочил следом за старшиной. В каптёрке по стенам высились стеллажи, на лавках лежали тюки с формой, и многое чего, непривычное для гражданского человека.

Старшина осмотрел содержимое Ванькиного чемодана, поставил наклейку с номером, и забросил на верхний ярус стеллажа.

– После дезинфекции сдадите мне гражданскую одежду, и положите в свой чемодан. Ваша фамилия?

– Шмаринов, товарищ старшина.

– По фамилии вы в конце списка, а зашли первым. Непорядок, – он проставил возле его фамилии номер наклейки, уточнил размеры для выдачи формы, и крикнул в сторону двери:

– Следующий Агафонов, заходите…

Спустя короткое время, они попали в руки бравого сержанта Удальцова в ладно сидящей на нём форме, с сияющими значками на груди.

Он хмуро оглядел новобранцев.

– Все за мной, и не отставать. Наказывать буду строго.

Новобранцы гурьбой заторопились за широко шагавшим сержантом.

– Куды идём, товарищ сержант, в баню? – поинтересовался Цапро.

– На кудыкину гору. Меньше слов, больше службы.

Баня являла из себя достаточно убогое помещение; общие скамейки, тазики, душ, но новобранцы были ребята деревенские, ко всему привычные, баня так баня. Ничем не хуже и не лучше других.

В предбаннике солдат в белом халате с машинкой для стрижки волос.

По очереди садились на табурет перед ним, и доморощенный парикмахер быстро обкорнал их головы с шевелюрами под ноль, наголо.

Когда настала Ванькина очередь, он понял, почему ёжились и вскрикивали те, кто был перед ним. Машинка была старая, рвала и жевала волосы нещадно, но худо-бедно, и он был пострижен, как все.

– Свои шобола складывайте отдельно, позже снесёте их в хим. обработку, и в прожарку. От букашек разных, и прочих насекомых, – сменил хмурое выражение лица на улыбку сержант.

– Прочих мы ещё не успели заслужить, – пробасил в ответ Приходько, аккуратно складывая свою одежду, – мабуть другие награды будут. Ну, шо копошитесь, як червяки сонные? – прикрикнул он на смущённых непривычной обстановкой ребят. – Айда за мной. Помыться опосля дороги, благое дило для будущего солдата.

Голые стриженые новобранцы робко потянулись за ним гуськом в банное отделение, словно малые гуси за гусаком, разбирая тазики и наполняя их водой. Помывка началась…

Но вот настал момент, когда осмелевшая после мытья ребятня снова появилась в предбаннике, где их уже ожидали стопы приготовленного заранее и доставленного вовремя военного обмундирования.

Сержант вызывал по списку, ефрейтор-каптенармус выдавал новобранцу повседневную солдатскую форму по его размерам; хлопчатобумажные брюки и гимнастёрку, по-армейски х/б, бельё, ремень с пряжкой, сапоги, портянки, пилотку, бушлат.

– То добре дило. Форма хоть куды, и в самый раз, кубыть, – пробасил Приходько, натягивая на свои могучие плечи гимнастёрку поверх белья. – Ни, маловата кольчужка, не налезает.

Новобранцы засмеялись, включая сержанта, который одобрительно оглядел верзилу, и велел каптенармусу подобрать форму по размеру.

Ваньке форма пришлась враз, и он прошёлся взад-вперёд, обживаясь и привыкая к ней. Впервые. Ощущения были необычные, словно всё вокруг происходило не с ним, а с кем-то другим, из прошлой жизни.

– Шо гарцуешь, як конь необъезженный, – пытался шутить Цапро, одёргивая непослушную гимнастёрку и поглядывая на приятелей. Те тоже были несколько не в себе, но виду не показывали.

– Не строй из себя баклана, фофан, – огрызнулся Ванька.

– Жаргон отставить. Ничего, привыкнете, – подбодрил молодняк сержант и продолжил, – затем я научу вас подшивать подворотнички, покажу, как и чем бляхи надраивать. Ну, а сапоги чистить после каждого построения, и выхода на улицу. Всем понятно?

– Кубыть понятно, тока вместо иголки с ниткой мы всё боле лопатами, да гаечными ключами тренировались, – хохотнул весельчак Цапро, – боюсь, не смогём мы портнихами стать.

– В армии замечательная поговорка имеется: не можешь – научим, не хочешь – заставим. Зарубите себе это на носу, дважды повторять я не привык, – хмуро усмехнулся сержант, и добавил: – я сибиряк, так что не будите во мне зверя. Не советую.

Новобранцы притихли, все они были кубанскими казаками, потому силу и мужской характер ценили превыше всего. С этих пор они полюбили и уважали сержанта Удальцова, как настоящего казака, хотя он им не был.

Затем сержант построил курсантов и привёл обратно, в карантин.

Определил всем места в казарме: у каждого своя кровать с тумбочкой.

После всех процедур сержант в быстром темпе отвёл их в столовую на ужин, вывел на вечернюю прогулку, потом вечерняя поверка, и отбой…

Утром первого армейского дня всех спящих «молодых» словно подбросило с коек командой дежурного по казарме: «Подъём!!!»

Тут как тут сержант, зычным басом стал подгонять их, кое-как одевшись, и сунув ноги в сапоги, на бегу заскочив в туалет, они уже бежали из казармы строиться на зарядку.

Едва построившись, по команде «Бегом, марш!» молодые курсанты понеслись, грохоча новыми кирзовыми сапогами по мокрому асфальту, по шоссе мимо мрачного леса в темноту осеннего утра, сопровождаемые своим сержантом, опекающим их с неизменным усердием и отцовской заботой». Всё это пронеслось в сознании уже засыпающего Ваньки, и вместо тревог и волнений, его охватило чувство уверенности и спокойствия.

«Вот он я, прибыл на службу. Здравствуй, Армия!»

И пошёл день за днём по непривычному им, «молодым», плотному армейскому распорядку дня: построения, занятия по Уставам, политзанятия, физтренажи, строевые занятия.

В помощь сержанту Удальцову определили сержанта Левченко, специалиста по спортивному воспитанию личного состава, и вдвоём они с утроенным усердием принялись муштровать «салажат», как они говорили о новобранцах промеж себя.

В шесть утра громогласно объявлялся подъём, наспех одевшись, молодые уже привычно бежали на зарядку, вернувшись, дружно маршировали у входа в казарму, главное, не сбиться с ритма. Тогда держись.

– А ну не зевать, раз-раз, раз-два-три, – зычным голосом поддерживал строй сержант Удальцов, – взвод, стой! Смирно! Вольно. Полчаса на чистку сапог, на заправку постели, туалет, помывка. Разойдись!

Толкаясь, все бросились чистить сапоги, в казарме их уже ожидал у кроватей сержант. Когда «салажата» заправили свои постели, он проверил их: полоски на одеялах от первой до последней кровати в ряду должны быть единой полосой, подушки тоже в линейку.

В туалете ряды толчков, в умывальной ряды кранов с холодной водой, горячая была только в бане по субботам. Самые быстрые уже вернулись к тумбочкам возле кроватей, положить зубные щётки, пасту, есть ещё время надраить зубным порошком бляхи с пуговицами, ещё раз начистить сапоги гуталином, чтобы блестели, как у сержанта. Он это одобрял.

Так случилось, что призывники-кубанцы, дружно ехавшие в одном купе из Краснодара в Москву, оказались в одном взводе.

В казарме их кровати тоже стояли рядом. У окна расположился здоровяк Витя Приходько, по соседству с ним спортсмен Володя Путинцев, следующей в ряду стояла кровать весёлого парня Ивана Цапро, далее облюбовал своё место любитель горилки Петро Бузина, рядом с которым стояла Ванькина кровать. Сам он уже был готов к построению.

– Шустрый у нас парубок Иван, раньше всих снарядился, – добродушно прогудел Приходько, отдыхая от процедур.

– Он первым и в каптёрку просочился, трошки не усёк, шо в списке був последним, – засмеялся Цапро, пихая под рёбра сонного ещё Бузину. Тот лишь зевнул, облизывая пересохшие губы:

– На гражданке я бы уже пивком гарно освежился.

– Скоро на завтрак потопаем, – улыбнулся Путинцев, подмигивая Ваньке, – ты не против каши с маслом, Иван?

Ванька не успел рта раскрыть, как на всю казарму загремела команда:

– На утреннюю поверку выходи строиться!!

После переклички сержант прошёлся перед строем, внимательно и придирчиво осматривая курсантов, вроде всё в порядке, и усмехнулся, его школа, ничего не скажешь. Он был удовлетворён подопечными.

– Сейчас 7.25, время завтрака, затем сержант Левченко проведёт с вами строевые занятия на плацу. Ну а дальше по распорядку дня. Всем понятно?

– Так точно, товарищ сержант! – гаркнул в ответ строй…

В столовой было просторно и уютно, почти как на гражданке.

Для молодых из карантина завтрак был уже на столах, отдельно от старослужащих, которые с любопытством поглядывали на салажат.

Быстро рассевшись по местам, будущие солдаты принялись за завтрак, искоса поглядывая на сержанта и стараясь от него не отставать. Они уже знали по опыту предыдущих трапез, что он не будет никого ждать.

«Надо же, как мечет, и не горячо ему?» – думал Ванька, обжигаясь гречневой кашей, и стараясь есть рыбу так, чтобы кости не попали в горло.

Один Приходько уминал завтрак даже быстрее сержанта, за что получил от того одобрительный взгляд, у других получалось хуже.

Хлеб с маслом Ванька оставил на потом, завернув в салфетку и спрятав в карман, быстро стал пить чай, к которому полагалось три куска сахара. Цапро и Путинцев делали то же самое, один лишь Бузина ел кашу и пил чай неохотно, мечтая о чём-то своём. Цапро захихикал, кивая на него:

– Глянь, наш Петро мабуть о горилке размечтался, али о сливянке. Ни як не може гречку кушать. Не лезет в горло с утреца. Аж тресни.

Заглядевшись на Бузину, они позабыли на миг о сержанте, а напрасно. Быстро доев свой завтрак, сержант Удальцов встал из-за стола и, поправив ремень и одёрнув гимнастёрку, зычно скомандовал:

– Взвод, завтрак окончен. Выходи строиться!

Рассовывая по карманам хлеб с сахаром, молодые бросились за ним следом, гремя стульями и стараясь не глядеть в сторону «стариков»…

Сколько служил Ванька, он всегда хотел жрать, иначе не скажешь. Через пару часов после приёма пищи чувство голода снова охватывало всё его естество, и если где ему удавалось перехватить у кого сухарик, или горбушку черняшки, он был счастлив. Только тот, кто служил в армии, понимает по-настоящему, о чём речь.

Со временем ко всему прочему добавилась ещё изжога, от неё рот наполнялся слюной, пекло в груди, и тогда ребята курили, чтобы сбить эти два вечных сопутчика солдата: чувство голода, и изжогу.

А пока Ванька шагал в строю, стараясь не сбиться с шага, иначе поломаешь строй и заработаешь наряд вне очереди, драить толчки в туалете после отбоя. Сержант любил награждать неумех этим почётным занятием.

Молодые шли на плац, глядя, как к их сержанту присоседился сержант Левченко. Всё ясно, теперь он будет гонять по строевой подготовке, пока семь потов не сойдёт, несмотря на холод и ветер.

Навстречу шёл взвод старослужащих, наверное, с боевого дежурства возвращаются, или ещё откуда, кто знает. Поскорее бы отучиться, и стать как все. Молодёжь приуныла.

Проходя мимо, сержанты обоих подразделений перекинулись словцом и перемигнулись. Надо показать салажатам, что такое строй и песня.

Взвод старослужащих вдруг на ходу перестроился по команде их сержанта и пошёл уже строевым шагом, печатая сапогами по асфальту.

Солдаты хрипловато, но дружно запели:

Словно конь, услышавший зов подруги, молодёжь приободрилась.

Их взвод пошёл ровнее, командный голос сержанта подстегнул всех:

– Взвод, строевым – марш! Раз-раз, раз-два-три. Через месяц вы у меня не хуже старослужащих маршировать будете. Я вас научу Родину любить! Мать вашу так! Раз-раз, раз-два-три…

Со стороны удаляющегося взвода старослужащих донеслось:

На плацу сержант Удальцов передал бразды правления своему товарищу-коллеге, и удалился в сторону приземистого здания штаба полка.

Сержант Левченко службу знал от и до, назубок. Недаром он прослыл в родной части специалистом по строевым занятиям и спорту. Коренастый и франтоватый, он молчаливо улыбался до поры, но командовать любил не меньше, если не больше сержанта Удальцова.

Он разбил взвод на два отделения и поставил их рядом в одну шеренгу, с небольшим интервалом друг от друга, шагов в пять, не больше.

– Исполнять мои команды будете одновременно, двумя отделениями. Вы уже не первый раз на плацу, главное – это синхронность и точность строевого шага. Поработаем индивидуально, с каждым в отдельности. Через недельку изучим приёмы с оружием.

Левченко прошёлся перед шеренгой, вглядываясь в будущих солдат.

– Взвод, смирно! Равняйсь! Носки выровнять!

– Курсант Шмаринов. Выйти из строя!

Ванька отпечатал три шага и стал по стойке смирно.

– Курсант Шмаринов. Кру – ГОМ! Стать в строй!

Ванька также безупречно выполнил и эту команду.

Левченко с удовлетворением покивал, мол, выйдет из тебя солдат.

– Вот так надо выполнять команду. А вы, Приходько, руками размахиваете невпопад, к строю повернулись через правое плечо. Сено-солома. Так дело не пойдёт, – он сердито оглядел развеселившихся, было, курсантов и те притихли, вытянулись в струнку.

– Сейчас повторим построение из одной шеренги в две.

– Первое отделение, на первый и второй – Рассчитайсь!

– Второе отделение, на первый и второй – Рассчитайсь!

– Взвод, в две шеренги – Становись!

Вторые номера сделали шаг назад, затем шаг вправо, и точно в затылок встали за первыми номерами. Команда выполнена.

– Взвод, смирно! На пра – ВО! По – отделённо, шагом – МАРШ!!

Строевые занятия длились целых два часа. Вначале они казались утомительными, затем курсанты втянулись в перестроения и исполнения разных команд, и уже с удовольствием маршировали по плацу…

В курилке было тесно и накурено. Молодые отдыхали от строевой подготовки, лениво переговариваясь по пустякам, как к ним подсел сержант Удальцов, со своей хмурой белозубой улыбкой. Тоже закурил.

Цапро, как всегда, балагурил, сейчас он рассказывал анекдот:

– Иде красная шапочка по лесу, навстречу волк.

– Ой, волк, який у тебя большой хвост!

– Це не хвост, – сказив волк, и густо покраснел.

Курсанты засмеялись, громче всех заразительно ржал Приходько, да так, что даже сержант улыбнулся, глядя на него. Затем повернулся к Ваньке.

– Слышал я, как ты про ночные фонарики пел тогда, в вагоне. Неплохо. Как там дальше-то у тебя, когда на улицу боятся выходить. Так, что ли?

Ванька кивнул, недоумевая. К чему это он вспомнил. Насторожился.

– Я сам, бывало, ещё до службы, тоже любил поколобродить, кулаками помахать. Вижу, ты спортсмен, – кивнул он на спортивный значок на Ванькиной груди, – сержант Левченко тобой доволен, он тоже спорт уважает.

– А я тяжёлой атлетикой занимаюсь, с детства, – встрял в разговор Путинцев, и смешался под давящим взглядом серых глаз сержанта.

– Приходько вон ничем не занимается, окромя тяжёлой работы, зато ежли вдарит, и покатишься к бениной маме, – хохотнул Цапро, поглядывая на ребят. – Ни якой спорт не поможет.

– Приходько от природы такой уродился, в отца или в деда, угадал?

– В яблочко угодили, товарищ сержант. – Здоровяк был польщён вниманием к своей особе, и не скрывал этого. Простоват. У него всё на лице.

– Я из тебя, Шмаринов, настоящего солдата сделаю, образцового.

– А вы сами давно служите? – Ванька всегда был дипломатом, так и сейчас, незаметно перевёл разговор в другое русло.

– Третий год уже мотаю, – крайне редко развеселился сержант, покровительственно оглядывая салажат. – Сначала тоже пришлось пахать, потом привык, втянулся. Ещё немного, ещё чуть-чуть, и на гражданку.

«Три года ты мне снилась, а встретились вчера…» – нежно пропел он басом, и снова превратился в грозного служаку.

Что-то в нём было сокрыто такое, что вызывало страх и уважение. Характер стальной, бешеные искры вспыхивали в серых волчьих глазах, и широкая улыбка, от которой у многих мурашки ползли по спине, освещала иногда его широкое симпатичное лицо. Как солнце в зимней бескрайней тайге. Светит да не греет.

– Правильный мужик наш сержант, хотя и не казак, – говорили о нём кубанцы на досуге с большим уважением.

– Не будите во мне зверя, – в нужную минуту повторял он своим воспитанникам, и те слушались его беспрекословно. Да иначе и не могло быть. Попробуй, ослушайся, и небо покажется тебе с овчинку.

Он тоже любил погонять их по плацу, муштруя строевой подготовкой, после чего у многих горели пятки, и появлялись мозоли на ногах. Больше других доставалось Ваньке. Его он муштровал с особым пристрастием.

– Шо он к тебе придирается, Шмаринов, ни як в толк не возьмём.

– Верняк, смену себе готовит. Из Ивана толк выйдет.

– А бестолочь останется, – подтрунивали над Ванькой казачки, он молча отмахивался от них. Сам был в недоумении. Чего сержанту от него надо?

– Будешь ты у меня, Шмаринов, настоящим бойцом. А дурь я из тебя выбью, не надо приблатнённым казаться, не идёт тебе это. О дружках, с которыми связался, забудь раз и навсегда, – поучал сержант приглянувшегося ему хлопца. – Поверь мне. Уж я-то повидал блатных, знаю их натурки поганые не понаслышке, – скрежетнул он зубами. – Будешь ты у меня правильный солдат. Сержантом станешь. Пригодится в жизни. Потом поймёшь, о чём я толкую.

Спустя годы, уже на гражданке, Иван часто вспоминал своего сержанта с благодарностью. Со временем понял, чего он добивался от него, глупого паренька, заигравшегося в блатного урку для авторитета, и был признателен ему за преподанную науку жизни.

Там, в армии, через труд и муштру, дисциплину, поддержку товарищей, он осознал, что означает на деле любимая армейская поговорка сержанта: «Не можешь – научим, не хочешь – заставим».

Сержант Удальцов помог ему стать настоящим солдатом, затем сержантом, и не только он один приложил к этому благородному делу руку.

На то она и армия – школа жизни.

До неё ты был сопливым самоуверенным мальчишкой, после неё – стал настоящим мужчиной, человеком чести и совести. На которого можно положиться. С которым можно пойти в разведку. И мозоли на руках появились не от безделья, а наоборот…

Но это придёт позже, а пока сержант встал и посуровел.

Курсанты засуетились, выбрасывая окурки в урну, и оправляя форму.

– Через 15 минут у вас занятия по Уставам, затем по ЗРК. Привести себя в должный порядок. Все идём в Ленинскую комнату. Начальник карантина капитан Плющин будет проводить занятия сам…

Через 15 минут взвод «молодых» уже занял свои места за столами в Ленинской комнате, сержант раздал всем тетради и ручки для конспектирования. Курсанты с интересом рассматривали стенды с портретами членов политбюро, картой мира, планшеты с фотографиями по истории части и текстами к ней, агитационные плакаты, развешанные на стенах. На стеллажах стояли спортивные кубки, образцы техники ЗРВ.

В красном углу на постаменте стоял бронзовый Бюст Ленина.

Вошёл капитан Плющин. Все встали.

– Взвод, смирно! Товарищ капитан, курсанты готовы к занятиям.

– Вольно. Садитесь. Можете быть свободны, товарищ сержант.

Сержант Удальцов отдал честь и вышел из комнаты. Дел у него всегда по горло. Ему некогда уставы слушать, он их уже изучил давным-давно.

– Вот эту книжечку вам придётся знать наизусть, – капитан показал курсантам красную книжечку с золотым теснением, и обвёл всех внимательным взглядом. – Кто скажет, как она называется?

Ванька поднял руку, и по кивку командира встал из-за стола.

– Курсант Шмаринов. Устав вооружённых сил СССР, товарищ капитан.

– Почти верно. Это Устав внутренней службы вооружённых сил СССР. Вы должны изучить текст Военной присяги, вам её предстоит принимать в недалёком будущем, – усмехнулся командир, и снова кивнул Ваньке. Тот сел на своё место, сопровождаемый одобрительным взглядом капитана Плющина, и смешками товарищей, мол, всюду он первым быть хочет.

– Ещё вам надо знать Гимн СССР, выучить назубок, что военнослужащий – защитник своей Родины, знать и выполнять требования устава, свои обязанности, соблюдать порядок и дисциплину.

– Моя башка уже кругом иде, я как начну в школе стишок учить, враз засыпаю, – пожаловался с места Приходько жалобным басом.

Курсанты засмеялись, зашевелились.

– Вы уже нарушили устав. Соблюдать порядок и дисциплину, означает говорить на занятиях только с разрешения командира, – сдержал усмешку капитан, кинув взгляд на могучего взмокшего бедолагу.

Курсанты притихли, замерли на своих местах.

– Продолжим. По вопросам службы надо обращаться друг к другу на «ВЫ». Военнослужащий, получив приказание, отвечает: «Есть» – и выполняет его. Необходимо отдавать честь старшим по званию, и друг дугу при встрече…

Капитан Плющин целых два часа штудировал с курсантами Устав, добиваясь осмысленного понимания его целей и задач. Потом предоставил им 15 минут на перерыв, и вот они уже в учебном кабинете дивизиона: на стендах фотографии и чертежи ракет, их описания и боевые характеристики.

Командир снова оглядел курсантов, сидящих за столами и готовых к теоретическим занятиям по устройству и боевому применению ЗРК, и был рад увидеть их заинтересованность, желание освоить боевую профессию.

– Прошу внимания. Наша войсковая часть 71477 входит в состав 1 корпуса ПВО ОН ЗРВ, который состоит из 9 ЗРП на дальнем кольце, и 5 ЗРП на ближнем кольце, включая наш полк. Вы должны понимать, нам всем доверено охранять столицу нашей Родины, Москву. Это большая честь, которую надо заслужить.

– А скоро мы на полигон двинем, охота трошки на ракеты глянуть, за дило пора браться, – не выдержал Цапро, забыв о соблюдении устава.

– Кто же без нашего Цапро будет Москву охранять, вдруг прозевают чего, али как? – съязвил обычно сдержанный Петро Бузина.

– Сначала теоретические занятия, потом практика, соображать надо, – вдруг прорвало спортсмена и молчуна Путинцева.

– Кончай базар, сидите да слухайте, шо командир гутарит, – пробасил Приходько, виновато глянув на капитана, мол, волнуются ребята.

Капитан Плющин понимал их состояние, молодые ещё, зелёные, хотят всего и сразу, на то и карантин, чтобы обучить и привести к присяге.

– Продолжим занятия, – усмехнувшись, постучал он указкой по столу, призывая к тишине и порядку, и курсанты поняли по стальным ноткам в его голосе, шутки кончены. Все внимание.

– Службу будете проходить в дивизионе, то есть на переднем крае полка. Дивизион, это две батареи, по пять взводов в каждой. 10 взводов. Во взводе – шесть пусковых установок. Так сколько их в дивизионе, соображаете? Наш ЗРК поражает летящие цели на скорости до 2000 км. Н – 10000 м. В радиусе до 50 км. ДКП (дивизионный командный пункт) управляет процессом. РЛС – наводит ракеты на цель. Есть вопросы?

Лес рук был ему ответом, и опять капитан кивнул Ваньке.

– Курсант Шмаринов. Хотелось бы знать, какого класса ракеты в ЗРК, и кто занимается тех. обеспечением, заправкой горючим?

– Садитесь. Вопрос своевременный, и по существу. Отвечаю. Ракеты на вооружении полка, это комплексы: С – 25 «Беркут». На следующих занятиях изучим характеристики ЗРК. Отвечаю на ваш второй вопрос. ГТО – группа тех. обеспечения и заправки горючим обслуживает наш полк.

Капитан обвёл взглядом курсантов и разрешил задать вопрос Приходько, не заприметить этого громогласного великана было невозможно.

– Курсант Приходько. Извиняйте, я к вопросу Цапро присоединяюсь.

– Садитесь, я вас понял. Завтра, после завтрака, сержант Удальцов доставит ваш взвод на полигон, как вы выразились, по-армейски на «выгон». Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…

Ровно в 14.00 взвод «молодых» прибыл в столовую. Обед – это святое.

Столы для них были уже накрыты; салат из солёных помидор, щи со свининой, перловая каша, мясной гуляш, черный хлеб, кисель. Меню как в чайной. Только там деньги надо платить, а здесь бесплатно. Ещё бы первача хряпнуть стакан перед обедом, тогда в самый раз, думали некоторые из курсантов, например, Петро Бузина и Витя Приходько. Увы.

На этот раз обед прошёл на ура! Все ели наперегонки, даже хлебные крошки кидали в рот, сгребая ладонью со стола. Занятия пошли им впрок.

Сержант Удальцов был доволен своими воспитанниками. Давно бы так.

Даже «старики» с других столов смотрели на них с одобрением. Ишь, как мечут, бедолаги. Погонял их Левченко по плацу, видели своими глазами.

После обеда строем в казарму. Кубанцы быстро привыкли ходить строем, у них это в роду. В Ванькиных жилах тоже текла частица казачьей крови, его предки были из сурских и донских казаков. Не зря у него строевая подготовка на оценку отлично. Он лёгок на ногу, быстро соображает.

Полчаса, отпущенные на послеобеденный отдых, пролетели мгновенно. Напоследок посидели чуток в курилке, дымя папиросами по привычке. Ванька тоже покуривал, ловко пуская дым изо рта красивыми колечками. Приходилось повторять на бис, после чего горечь во рту долго не проходила. Чего только ни сделаешь ради славы.

– Ловкач ты, Иван, прям циркач, – восхищённо глазел на расплывающиеся в воздухе кольца Приходько. – Я так не можу.

– Ты лучше скажи, а по уставу рази можно жити? Честь друг другу отдавать, обращаться – товарищ солдат. Шо молчишь? – не отставал от Приходько настырный Цапро, тот отмахивался от него, как от назойливой мухи. – Може, раз в уставе прописано. Отстань, баламут.

– Вообще это абсурд какой-то, – поддержал Ивана Цапро Петро Бузина.

– Чего расселись, как бабы на посиделках? – из казармы вышел сержант, озирая их орлиным оком. – Быстро привести себя в порядок. Одна нога здесь, другая там. Забыли, у нас по расписанию строевая подготовка?! Я из вас дурь выбью, чтобы служба мёдом не казалась!

Курсанты бросились в казарму, к своим тумбочкам за кремом и щётками для обуви. Время драить сапоги.

«Вас уже Левченко ждёт не дождётся», – донёсся до их слуха зычный со смешком бас сержанта, словно хлыст пастуха, подгонявший бычков…

Действительно, сержант Левченко ждал их в нетерпении на плацу, поглядывая на часы. Увидев спешивших молодых, подгоняемых Удальцовым, только развёл руками, мол, это никуда не годится.

Тот в ответ тоже развёл руками, мол, что поделать, салаги есть салаги.

И вот, началась муштра, держите строй, молодые. Не подкачаем.

– Взвод, в колонну по два, становись!

Сержант Левченко извлёк из кармана гимнастёрки секундомер:

– 120 шагов в минуту. Смирно! Прямо, шагом марш! Раз-раз, раз-два-три… – сержант шёл в ногу со строем, сверяясь с секундомером.

– 180 шагов в минуту. Движение бегом, марш!..

– Взвод, стой! Раз-два. Нале-ВО! В одну шеренгу – становись! – сержант проверил перестроение, с удовлетворением кивнул, мол, молодцом. Быстро перебежал к правофланговому, освободил поле.

– Взвод, смирно! Движение строевым шагом. Прямо, шагом – марш! Тянуть носок! Нога на высоте 20 см от земли, ставить на всю ступню! Раз-раз, раз-два-три! Раз-раз, раз-два-три!!..

Два часа пролетели, как один миг, только ноги гудят, да от шинелей идёт пар, а по лицам струится пот. С небес посыпался мокрый снег. Кстати.

Усталый взвод пришёл в казарму, под командой довольного Левченко.

– Загонял вас Левченко? – с усмешкой встретил молодых сержант Удальцов. – Это ещё цветочки, ягодки будут впереди. Отдых – 30 минут. Затем, политинформация в ленинской комнате. Замполит, капитан Логоша прочистит вам мозги, можете не сомневаться.

Но молодым уже всё нипочём, даёшь политинформацию!..

Капитан Логоша по армейским меркам был уже довольно пожилой офицер. Коренастый, как кряж, мешковатый, с добрым усталым лицом человека, встречавшегося со смертью. Он был фронтовик, военного образования не получил, как и многие другие, на войне не до того было.

Однако, участники ВОВ за выслугу выходили в отставку в звании старшего офицера. Хотя без академии не полагалось.

Поэтому курсанты и расслабились за столами, шушукаясь и поглядывая на доброго старенького дяденьку в форме. Это тебе не сержанты Удальцов и Левченко. Впечатление оказалось обманчивым.

Замполит всё понимал, оглядывая молодёжь. Надо быть построже.

– Отставить шурум-бурум! Вы должны стать настоящими бойцами советской армии, для этого надо знать и понимать главное: мы победили фашизм, но империализм не дремлет, он затаился и ждёт своего часа.

В глазах курсантов замполит сразу вырос на две головы.

– Поэтому мы будем говорить с вами о необходимости повышения уровня боевой готовности, об организации боевого дежурства, как основного вида деятельности войск в повседневной жизни. О сознательном отношении к службе, об укреплении воинской дисциплины. Вопросы имеются?

Получив разрешение, встал белобрысый молчун Путинцев.

– Товарищ капитан, мой батя пришёл с войны весь израненный. Через три года умер. Мне тогда всего один год исполнился, но я его помню и люблю, – никто из друзей-казаков ещё не видел Володю Путинцева таким разговорчивым, поэтому они смотрели на него во все глаза. Он продолжил.

– Лично я занимаюсь атлетической гимнастикой, штангой, после присяги будем служить не хуже других. Можете не сомневаться.

– Добре гутаришь, Путинцев. А як верно сказив, – громогласно умилился Приходько со своего места, забыв об уставе и дисциплине.

Капитан Логоша растроганно смотрел на курсантов, и корил себя в душе за то, что так недооценил этих молодых ребят.

– Я и не сомневаюсь. Хочу только подсказать, вы должны ответственно относиться к занятиям и лекциям. Благодаря полученным на них знаниям вы станете настоящими специалистами в наших ЗРВ. Продолжим…

Занятия с замполитом прошли, как один миг. После них курсанты окружили капитана и забросали разными вопросами, от которых он отбивался, как мог. Для них он сразу же стал, как отец родной. Наверное, он таким и был. Таким ему и полагалось быть по должности.

Не успели курсанты перекурить и привести себя в порядок, как прозвучала команда сержанта на построение, затем поход строем на ужин, в столовую. Самое благое место для солдата, это столовка и койка после отбоя.

20.10. Расположившись за столами в отведённом для молодых месте в столовой, курсанты чувствовали себя уже увереннее, и спокойнее смотрели по сторонам, с интересом поглядывая в сторону старослужащих.

Грядёт присяга, после которой их определят на жительство в общую казарму, вместе со старослужащими. Каково там будет житьё – бытьё?

Меню на ужин было представлено в виде картофельного пюре, жареной свинины, по два куска белого хлеба с кусочком масла, чай, сахар.

Молодых уже не надо заставлять быстро есть, как вначале. Поэтому сержант спокойно доедал свой ужин, не глядя по сторонам.

– Визжатинка – то, своя в нашем полку. Кажуть, свинарник е за складами, возле лесу, – сообщил Приходько, с аппетитом кушая свинину. – Я его за версту чую, приходилось подрабатывать до армии.

– Ясно, от чего ты вымахал под потолок, – усмехнулся сержант, подмигивая сидящим по соседству курсантам Шмаринову и Путинцеву. Те тоже не страдали отсутствием аппетита, и вообще, были в любимцах у сержанта, хотя он не афишировал этого и не делал исключения для них, скорее наоборот. Для их же пользы.

Сержант встал, усмешки как не было, уже другой человек. Службист.

– Взвод, ужин окончен. Выходи строиться…

В комнате отдыха уютно и тепло, почти как на гражданке. 50 минут личного времени! Но расслабляться и тут не положено. Задача, привести себя в порядок до вечерней поверки. Её проводит старшина, если что не так, наряд вне очереди обеспечен. Надо же кому-то полы драить, толчки в клозете доводить до белизны. Поэтому курсанты не теряли времени даром.

Кто-то начищал бляху при помощи зубного порошка, другие приводили в порядок форму, Путинцев гладил гимнастёрку утюгом, чтобы нигде не морщило. Он был чистюля и педант.

Ванька привычно подшивал свежий подворотничок на завтра, грязный простирнуть, высушить и выгладить. Попутно он смотрел, как два бездельника, Цапро и Бузина подошли к настольным играм, желая поиграть. Бузина взял доску с шахматами, но Цапро переубедил его играть в шашки:

– Чи шо, Петро, умнее всех хочешь быть? Давай лучше в шашки сразимся, в шахматы скучно. Ты як, не возражаешь?

Петро не возражал, и вот они уже яростно стучат шашками по доске.

Витя Приходько, кое-как подшив подворотничок, клевал носом, утомился, бедняга. Целый день на ногах, при его-то габаритах. Тяжко.

«Три года изо дня в день, от подъёма до отбоя, надо будет заниматься боевой и политической подготовкой, занятия, лекции, наряды разные, и всюду строем, а над ними сержанты, как коршуны реют, стерегут. В тюрьме, наверное, и то легче», – думалось Ваньке в редкие минуты отдыха, как сейчас, например. Скорее бы отбой. Может, приснится что, из прошлого.

– Взвод, на Вечернюю поверку выходи строиться! – зычный голос сержанта Удальцова и мёртвого подымет из могилы, что уж говорить о молодых салажатах. Всполошились. Вскочили. Помчались на построение.

Обучение в Войсковом приёмнике было на высоком уровне.

Поэтому старшина-сверхсрочник Луговой всегда был бдителен и придирчив, особо, если это касалось порядка и дисциплины. Неряшливости и небрежного отношения к службе он не терпел никак. Хотя был добр и мягок.

От его внимательного взгляда не ускользало ничего. Так и на этот раз.

Проходя вдоль шеренги, он увидел наспех подшитый подворотничок у Приходько, мятые гимнастёрки Цапро и Бузины, и неодобрительно покачал головой. Подтянутым, со спортивной выправкой Шмаринову и Путинцеву кивнул одобрительно, мол, молодцы ребята.

Следовавший за старшиной в полушаге позади сержант Удальцов показал неряхам волосатый кулачище, мол, погодите у меня, своим любимцам даже улыбнулся, что бывало с ним крайне редко.

– Ребятки, даже во сне вы должны быть начеку. Как объявят подъём-отбой, вы уже не детки, а будущие солдаты доблестной советской армии, – поучал их старшина по отечески, – верно я говорю, товарищ сержант?

– Вернее не бывает. А уж я позабочусь, чтобы им служба мёдом не казалась, – ухмылялся сержант, мрачно оглядывая строй юнцов безусых, и повергая многих в трепет своим сумрачным взглядом из-под чёрных бровей. Он мог нагнать страху на кого угодно. Даже бывалые солдаты, деды, как их положено было величать молодым салагам, побаивались сослуживца.

Увидев вошедшего в казарму капитана Плющина, командира карантина, он гаркнул оглушительно: – Взвод, смирно!

Старшина Луговой доложил, как положено:

– Товарищ командир, личный состав карантина построен на вечернюю поверку. Проверяем внешний вид. Готовимся к отбою.

– Вольно, товарищи курсанты. Как я и обещал, завтра после завтрака сержант Удальцов доставит вас на выгон. Разрешение командира дивизиона я получил. Товарищ старшина, продолжайте поверку, сержанта Удальцова я пока забираю с собой, – капитан Плющин с сержантом пошли на выход.

– Взвод, смирно! – старшина Луговой тоже был командир не промах. – Курсантам Приходько, Цапро, Бузине объявляю по наряду вне очереди. Остальным – Отбой! Вольно. Разойдись…

22.00. После отбоя жизнь в казарме замирала. Свет выключался, вместо него горела под потолком синяя тусклая лампочка-ночник. Дверь в коридор закрывалась дежурным, наконец-то можно поспать от души.

Зато начиналась жизнь в коридоре, в туалете, в умывальной комнате, в других помещениях. Схлопотавшие наряд вне очереди мыли полы, убирались в умывальной, в туалете хлоркой отчищали толчки от желтизны до белизны. Работали рьяно. Быстрее закончишь, быстрее спать ляжешь.

Старшина, проверив чистоту помещений, выносил решение; идти спать или продолжать наводить марафет. Наконец, всё стихло. В казарму вошла благодатная ночь. Надолго ли, кто знает?!..

ИВАНОВЫ СНЫ. Наконец, и Ваньке подфартило. Он крепко спит, и видит очередной эротический сон из прошлой жизни, о чём мечтал ещё совсем недавно, в комнате отдыха.

«А приснился ему тот памятный вечер в Краснодаре, когда он провожал Ладу, девушку своей мечты, после танцев до дому до хаты.

Возле её калитки они обнялись, и стали целоваться.

Чувства переполняли влюблённых, сердца вот-вот выскочат из груди.

Адреналин, полученный от драки на танцплощадке в парке культуры и отдыха, когда Ваньке удалось отметелить троих хулиганов, удвоил их страсть, и они совсем обезумели, потеряли контроль над собой…»

6.00. «Подъём!» – раздался в утренней тиши казармы зычный бас, но молодые уже привыкли к этой команде, и она не вызывала у них того чувства ужаса, как вначале. Конечно, очутиться вместо жарких объятий с девушкой в казарме во время утреннего подъёма, это не одно и то же, но деваться некуда.

И Ванька привычно облачался в форму вместе со всеми. Его ещё обуревали те сладостные чувства, полученные во сне, и он улыбался им.

– Шо, Иван, сон дюже гарный приснился? Небось, с дивчиной целовался, али бабёнку тискал, – от глазастого Цапро ничего не утаишь, всё-то он видит, всё понимает, подмигивая товарищам при этом.

Ванька лишь рукой махнул, чего уж там скрывать.

– А мне усё якая-то ерунда снится, проснусь, ничого не помню, – обиженно пробасил Приходько, рыся к выходу, на зарядку. За ним со смешками поспевали другие курсанты, не дай бог опоздать на построение. Сержант шкуру снимет, с утра он обычно зол, как чёрт.

После зарядки, означающей разминку и бег на три километра, заправка постелей, помывка, построение на утреннюю поверку, радующий бесхитростную солдатскую душу завтрак, перекур с приведением себя в порядок, всё строго по распорядку дня.

Но вот все эти «премудрости» остались позади во времени и пространстве, а курсантский взвод походным маршем в колонне по двое, и во главе с сержантом Удальцовым вышагивает по бетонке к манящему своей неизвестностью «выгону».

Осенний месяц октябрь в разгаре. С утра свежий с морозцем воздух бодрит и радует душу, укрепляет шаг в строю, заряжает оптимизмом, но вдруг какая-то посторонняя зловонная струя вторгается в курсантские лёгкие, сбивает с шага, заставляет чихать и кашлять.

– Товарищ сержант, опять Приходько насрал, дышать нет мочи! – разрушил строевую идиллию возмущённый до крайности вопль Цапро, его поддержали другие недовольные голоса, включая Ванькин.

Приходько был правофланговым и вместе с курсантом Богуном, таким же верзилой, возглавлял колонну. Повернув голову слегка вбок и кося глазом назад, дабы не сбиться с шага, Приходько искренне возмутился:

– Шо вы ко мне усё чипляетесь? Може, то Богун, или ишо кто?

Богун мрачно покосился на него, но промолчал.

– Так атмосферу спортить только ты горазд! – не отставал Цапро, другие согласно гудели рядом. Строй поколебался, вот-вот развалится.

– А ну прекратить разговорчики в строю! – рявкнул сержант, ухмыльнувшись и сделав шаг в сторону, на всякий случай. – Обоим по два наряда вне очереди! Смирно!! Строевым – МАРШ!!! Раз-раз, раз-два-три!..

Колонна уже привычно перешла с походного шага на строевой, печатая сапогами по бетонке. Сказывалась отменная школа сержанта Левченко. Отбив метров тридцать строевым шагом, по команде сержанта вновь зашагала походным маршем. Все успокоились…

Впереди замаячил так называемый «выгон».

Сержант вывел взвод на стартовые позиции. Ему не впервой.

Один из дежурных расчётов показал молодым «боевую работу».

Это было незабываемое зрелище, отложившееся в памяти надолго. Подогнали машину с зачехлённым верхом к стартовому столу. Расчёт сноровисто расчехлил ракету и отложил брезент в сторонку.

Началось! Мелькание рук в рассчитанной до мелочей работе, доклады номеров расчёта: «Первый – готов!», «Второй – готов!», «Третий – готов!»

Поднимающаяся на фоне «в багрец и золото» одетого леса и замершая в тишине на стартовом столе, в «боевом положении», серебристая ракета ошеломила Ваньку, 18-летнего мальчишку в солдатской шинели. Как впрочем, и весь взвод молодых. Сильное впечатление.

«Вот она, настоящая солдатская служба, о которой я мечтал с детства», – подумал Ванька тогда, на выгоне.

Об этом же думалось, наверняка, и всему взводу, возвращавшемуся домой, где в учебном кабинете дивизиона у них по расписанию проводились теоретические занятия по устройству ЗРК, которые вёл командир карантина, капитан Плющин. В своём предмете он разбирался в совершенстве, усиленно внедряя в бестолковые головы курсантов необходимые знания.

А на выгоне они теперь два раза в неделю отрабатывали приёмы «боевой работы», чтобы в нужное время заступить на боевое дежурство. Но до этого пока было ещё далеко…

После теоретических занятий по расписанию была физическая подготовка. Проводилась она в спортивном городке, это по соседству с жилым городком, где проживали семьи офицеров, холостяки ютились в офицерском общежитии. Шумно и бесшабашно. Надо же отдыхать от службы, хотя бы иногда.

– Пока погода позволяет, будем готовиться к сдаче нормативов спорткомплекса. Первым к турнику пойдёт Путинцев, за ним Шмаринов, – сержант Левченко ухмыльнулся своей плутоватой улыбкой, оглядывая шеренгу курсантов, – пусть зададут тон остальным спортсменам, вроде правофлангового Приходько.

В шеренге радостно загоготали. Им лишь бы поржать над кем.

– Отставить ржание. Начинай!

Путинцев чётким шагом подошёл к перекладине и ловко выполнил два необходимых упражнения; подъём силой, подъём с переворотом. Глянув на сержанта, получил разрешение, и на зависть многим прокрутил «солнышко».

Следующим был Ванька. Он детства любил спорт, не чурался подраться с пацанами из подгорья, но хулиганом не стал, даже наоборот, мог вступиться за слабого, если обижают, и вообще был паренёк с понятием, как говорили о нём взрослые мужики. Так что турника он тоже не боялся. Находил свободное время, и занимался на перекладине. Да так упорно, что натёр на ладони правой руки огромный волдырь, который разболелся, и пришлось даже сбегать в санчасть, где военврач проткнул нарыв, обработал йодом и наложил повязку. С неделю рука болела, а ребята подшучивали над ним, мол, Шмаринов занозил палец лапшой в столовке, и ходит, хнычет.

Сначала Ванька выполнил подъём силой; подтянувшись к перекладине до груди, ноги вместе, поставил в упор сначала левую согнутую руку, затем правую, и вышел в упор на перекладину двумя руками.

Так же уверенно он расправился и со вторым упражнением: подъём с переворотом. Подтянувшись к перекладине, поднял к ней ноги и, ловко перевернувшись вокруг оси, вышел в упор на прямые руки.

Соскочив, занял своё место в шеренге. Шутники молчали.

– Любо дорого поглядеть, – похвалил обоих ребят сержант и снова оглядел шеренгу, – ну что, теперь с вами займёмся. Сначала упражнение с подтягиванием, не до подбородка, а до груди. Потом прейдём к упражнениям с подъёмом. Курсант Приходько, к турнику!

Приходько с унылым видом повис на перекладине, и с натугой стал подтягиваться на руках до подбородка, до груди пока не получалось.

Так, с горем пополам, упорный Левченко подтягивал взвод к сдаче нормативов по физической подготовке. С шутками и угрозами пополам.

Во время занятий к ним подошёл маленький, щуплый солдат с фотоаппаратом в руках, сделал пару снимков общего плана.