Читать книгу По просторам жизненных случаев - Николай Соловьев - Страница 9

Конец августа, 1980 год. Рябина созрела. Детвора немного хулиганила – покупали в аптеках напальчники, одевали их на пластмассовую трубку, привязывали крепко ниткой и… оружие готово! Стреляет оно плодами рябины. Вот ходили мы небольшой компанией по району и постреливали. Скоро в школу. Последние деньки каникул. Видим: толпа стоит у одного из подъездов. Автобусы Пазики. Грустные все, скорбь, плач, гроб. Пошли глазеть. Приближаемся, атмосфера гнетет. Я сразу это почувствовал, хоть и было мне всего лет 11 тогда. Да и вся наша компания приумолкла, насторожилась. Думаю, – нет я видел – они все тоже это почувствовали.

Все мы были ровесниками, плюс-минус год. Стрелялки свои мы попрятали в карманы, как-то машинально что ли. В гробу лежал мальчик примерно наших лет. Вокруг с серыми от несчастья лицами плакали близкие. Остальные тоже находились в очень мрачном состоянии. Больше всех убивалась мама. Лицо ее было больше, чем у других измучено болью. Глаза опухли и покраснели от слез. Она что-то шептала, глядя на мертвого сына. Обессиленная, сломленная таким жестоким ударом судьбы. По щекам текли слёзы. Под головой мальчика был виден целлофан.

– Ого! – вырвалось у моего друга Лешки.

– Знаешь его? – спросил тихонько я.

– Не… – ответил Лешка.

Рядом в толпе какая-то старушка кому-то шепотом говорила, но я слышал:

– Баловались! Перебегал пути. А поезд! От одного увернулся, а тут встречный. Во как! И не смог он от второго то увернуться, головой как ударился, так и насмерть. Вона мокрое все, ну подушка. Чтоб ни текло из головы на подушку, ну чтоб значит, не видно было, целлофан подложили, вот. Все одно сыро, горе-то… Горе какое. Соседи мы. Я знаю.

Мне так жалко стало нашего сверстника… Я как-то весь съежился. Сердечко заколотилось.

– Ну почему же так? Мы же такие еще… маленькие! Не должно бы так быть! – летало в моей голове.

– Ну эта… Все… Извините, позвольте… Вы простите нас, но пора ехать… – сказал мужчина из услуг ритуала. Видно было, что даже он «привыкший» скорбил. Подошли двое с крышкой от гроба. Закрыли. Начали забивать гвозди. Мама взвыла. Метнулась к гробу. Родня еле удержала ее. Уговаривали успокоиться. После очередного вбитого гвоздя она потеряла сознание. Дали нашатырный спирт. Мы стояли как вкопанные. Наши молоденькие души разрывались. Такой тяжелый гнет от этого увиденного нами ужаса. Масштабы глубины горя не описать. Мама пришла в себя.

– Ну нельзя так!

– Успокойся. Ну давай же, приди в себя!

– Не пугай дочку.

– Ещё на кладбище попрощаться дадут.

– Ну, ну, ну давай же возьми себя в руки … – что могли говорили близкие. Ох какая же тоска обволокла мое сердце, оно сжалось, остановилось, рвалось. И не только у меня из нашей компании полились слёзы. Мы не стеснялись ах.

– А что там на кладбище-то? Попрощаться дадут! Это как? Землей гроб засыпят и все! Каково же этой маме? Если уж мне так тоскливо! А я его даже не знал! – вертелось, кричало в моем не взрослом еще мозгу…

Спустя лет 25 ехал я на съемки в Подмосковье. Отмена какой-то нужной мне электрички. Или это я попутал время… Сел в другую, она останавливалась «у каждого столба». Опаздывал. Вышел и пока сообразил, да сориентировался, что надо было из первого вагона выходить. Электричка тронулась. Я подбежал к месту, где останавливается головной вагон, и с нетерпением ждал пока она проедет. И как только это произошло, я, забыв напрочь о безопасности, «рванул» через пути! А тут встречная!… Повезло! Ох как свезло! Пулей и чудом я пролетел. Успел. Видел лицо машиниста. В упор посмотрели друг другу в глаза. Явно думали об одном и том же: что в рубашке родился я. Секунды на три позже тронулась бы электричка, на которой я приехал… И все! Не было бы меня…

На съемках был задействован настоящий катафалк. У меня было время, ждал команды «в кадр». Спрашивал у водителя, привык ли он к «атмосфере» на похоронах?

– Нее… Когда там бабушка или дед какой. Ну как-то да. А вот когда молодые. Когда в яму к ним родители готовы прыгнуть… Нет. К такому нельзя привыкнуть. Жаль. Кошки на душе скребут, когда такое видишь. Глядишь и тошно становится. В глазах мутнеет. Не передать словами. Сам иногда плакать готов.

Мне вспомнились проводы в последний путь мальчика, рассказал водителю. Рассказал и о том, как сам чуть не к попал под электричку.

– Несся на съёмку!

Водитель погрустнел, перестал пить кофе, вспомнил тоже:

– А было приехали, гробик маленький такой. Все еле дышат от горя такого. Спрашиваю: что случилось? Какой-то из присутствующих тихо рассказал:

– Дед не доглядел за внуком. Мальчик в розетку пальчики сунул… Когда опускали гроб, я не смог – заплакал. Ох… тяжело. Вот и сейчас вспомнил и… У рассказчика на глазах заблестели слезы.

Родители внушайте, вдалбливайте, требуйте, воспитывайте, вбивайте детям: железнодорожные пути, поезда – ну это очень опасно! Да и мы сами – взрослые должны это помнить! Рельсы, да и вообще любая дорога ошибок не прощают! У всех есть родственники или друзья, кому мы не безразличны! Кому мы нужны! И думать нам надо не только о себе! Ведь если кто погибает – это же невосполнимая потеря для близких. С этим горем им придется жить всю оставшуюся жизнь! Погибает близкий – погибает часть тебя! Часть семьи! Очень важно всегда это помнить!

2022