Читать книгу Глас земли - Николай Старообрядцев - Страница 8

Жили-были три философа. Чтобы поскорее постичь истину, они решили уйти от суетного мира и посвятить себя созерцательному уединению. Для этого они поселились на даче, где целыми днями занимались тем, что душили мышей и нахваливали друг друга.

Однажды старший философ сказал:

– Друзья! Много где я успел побывать, многие книги я перечёл и во многих диспутах поучаствовал, но нигде не встречал мужей учёнее вас.

Два других философа кивнули в знак согласия, и тогда старший продолжил:

– И если бы даже довелось мне обойти всю землю, прочесть все книги до единой и принять участие во всех диспутах, кои только возможны, то и тогда, твёрдо верю в сие, не смог бы я признать, что есть на свете люди прозорливее и мудрее вас.

Слушавшие старшего философа снова кивнули в знак согласия, и только тогда, убедившись в полном взаимопонимании, возобновил он свою речь:

– И если нигде, кроме этой благословенной обители, не побывал бы я, был бы неграмотен и не прочёл бы ни единой строчки из великого наследия мысли, да в придачу не ведал бы о просветляющем чудодействии философского диспута, то и тогда, нисколько не сомневаюсь в том, напитался бы лишь от вас, верных друзей моих, столь великой мудростею, что не было бы мне равных во всей земле по учёности и рассудительности.

Закончив, старший философ погрузился в многозначительное молчание.

Промедлив должное время, слово взял средний философ:

– О прекрасномудрый наш друг! Сколь справедливы речи твои! Сколь изобильны они истиной живоносной, сколь чисты и крепки правдой своей. И всё же, позволь мне в кротчайшем смирении кратчайше возражать тебе, уповая лишь на умножение истины.

Выслушав среднего философа, старший сдвинул брови и решительно кивнул в знак согласия, устремив взор свой к небу и ощущая присутствие великой истины, снисходящей на них. Помолчав немного и набравшись духу, средний философ молвил:

– Пусть был бы обездвижен ты и камнем лежал на дне студёного моря, пусть был бы ты навеки разлучён с нами, а все трактаты, написанные древними мудрецами и блаженными старцами, были бы сожжены и прахом сделались бы, лишая тебя возможности питать свой разум их мудростею сладчайшей, и тогда, верю я, был бы ты первейший философ среди всех: людей живых и мёртвых, тварей родившихся и неродившихся, существ земных и небесных.

Заканчивая своё рассуждение, средний философ икнул. Старший философ, желая расшифровать глубинный смысл этого жеста, обратил на него тот исключительный взор, коему всегда и сразу открываются сущность явлений и природа вещей. Тогда средний философ в знак таинственной неизъяснимости происходящего прикрыл ладонью рот и кивнул в сторону младшего, передавая тем самым черёд свершения истины. Младший же, почувствовав всю важность наступившего момента, пробормотал что-то столь герметичное, смысла чего ни старший, ни средний философы не сумели уразуметь, вопреки всей своей премудрости. После этого он завалился на бок, всхлипнул и захрапел, а из рук его выскочила и убежала мышь, которую он не успел задушить. По младости лет и слабости аскетического тела он переносил спиртное хуже своих товарищей и теперь спал крепким сном пьяного человека.

Посмотрев на него взглядом, исполненным редкой силы понимания, старший философ поднял палец и рёк назидательно, для пущей основательности перейдя на язык древних римлян:

– In vino veritas!

После этого философы почтительно склонили головы и погрузились в длительное размышление, сопровождая его глубоким носовым сопением.

Тем временем сбежавшая мышь, достаточно придя в себя, почувствовала благоуханное дыхание истины, наполнившее одинокий дачный домик, набралась наглости и вылезла из своей дырки. Она осмотрелась, проворно вскочила на стол и вцепилась зубами в куриную кость, которую за обедом тщательно обглодали совершенномудрые философы. Завладев добычей, она спрыгнула на пол и навсегда оставила пристанище мудрости, юркнув навстречу животным сомнениям, грызуньим заблуждениям и мышиным угрызениям в бездноподобное око злобночернеющей норы.