Читать книгу Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции - Николай Свечин - Страница 8
1. Сыск до создания сыскной полиции
1.5. Сыск в первой половине XIX века
Дело № 4. Иван Липранди – русский ученик Видока
ОглавлениеВо время пребывания Отдельного гвардейского (оккупационного) корпуса во Франции возникла необходимость создания военной полиции. Командир корпуса генерал Михаил Семенович Воронцов и начальник штаба генерал Михаил Федорович Орлов поручили это подполковнику Ивану Петровичу Липранди (1790–1880).
Известный исследователь Натан Эйдельман считал, что у Липранди «испанско-мавританские предки»{23}. Однако автор детективов, теоретик детективного жанра и историк частного сыска Даниэль Клугер утверждает, что предки Ивана Петровича были вовсе не маврами, а евреями – фамилия Липранди до сих пор встречается у иудеев, проживающих в Испании и Аргентине{24}.
Рис. 7. Иван Петрович Липранди
Когда И.П. Липранди взялся за поручение Воронцова, оказалось, что разведка на оккупированной территории неотделима от контрразведки, а политический сыск – от криминального розыска. Позднее Липранди упомянет, что по заданию Воронцова он расследовал дело некоего тайного роялистского заговора («Общество черных булавок») и для сего входил «в сношения с французскими начальниками высшей тайной полиции в Арденнах и Шампании». В частности, с Эженом Видоком. Об их близком знакомстве свидетельствует и известный мемуарист Филипп Вигель, который столкнулся с прославленным сыщиком в парижской квартире Ивана Петровича.
«…у него было очень умное лицо, на котором было заметно, что сильные страсти не потухли в нем, а утихли. Он был очень вежлив, сказал, что обожает русских и в особенности мне желал бы на что-нибудь пригодиться; тотчас после того объяснил, какого рода услуги может он оказать мне. Как султан, властвовал он над всеми красавицами, которые продали и погубили свою честь. Видя, что я с улыбкою слушаю его, сказал он: “Я не скрою от вас моего имени; вас, по крайней мере, не должно оно пугать: я Видок”»{25}.
По воспоминаниям уже самого Липранди, Вигель попросил Видока разыскать золотые часы, украденные заночевавшим в его доме учеником парикмахера (Вигель был гомосексуалистом).
Видок обучил подполковника Липранди слежке, правилам допроса и вербовки, прочим полицейским хитростям, познакомил «с трущобами и тайнами Парижа»{26}. Позже Липранди напишет, что «было полезно и интересно узнать все это»{27}. Однако по возвращении в Россию таланты Ивана Петровича нашли применение вовсе не в борьбе с уголовной преступностью, а в военной разведке и политическом сыске.
Военной разведкой Липранди занимается в 20-е годы на юге империи. Он изучает местные языки, нанимает агентов среди местного населения, от которых «узнает всё, что хочет узнать, заводит важные знакомства и связи среди знатных и влиятельных особ в подчиненных [турецкому] султану областях, подкупает турецкое начальство»{28}. Ровно через месяц после приезда И.П. Липранди в Кишинёв прибыл высланный из Петербурга А.С. Пушкин. Они познакомились 22 сентября 1820 года и сразу сдружились. Иван Петрович давал поэту книги из своей богатой библиотеки, рассказывал о военных походах, о Париже, о дуэлях, в которых участвовал, – Липранди был известным бретёром. Литературоведы утверждают, что герой пушкинской повести «Выстрел» Сильвио списан с Ивана Петровича.
«Один только человек принадлежал нашему обществу, не будучи военным. Ему было около тридцати пяти лет, и мы за то почитали его стариком. Опытность давала ему перед нами многие преимущества; к тому же его обыкновенная угрюмость, крутой нрав и злой язык имели сильное влияние на молодые наши умы. Какая-то таинственность окружала его судьбу; он казался русским, а носил иностранное имя. Некогда он служил в гусарах, и даже счастливо; никто не знал причины, побудившей его выйти в отставку и поселиться в бедном местечке, где жил он вместе и бедно, и расточительно: ходил вечно пешком, в изношенном черном сертуке, а держал открытый стол для всех офицеров нашего полка. …Сильвио (так назову его)…»{29}.
Липранди не были чужды прогрессивные взгляды, он даже состоял в тайных обществах. Возможно, эти взгляды стали причиной длительных конфликтов Ивана Петровича с начальством, в результате которых осенью 1822 года он подал в отставку. Липранди собирался ехать сражаться за свои идеалы в Грецию или даже к Боливару в Латинскую Америку, но ему отказали в выдаче заграничного паспорта. В бунтах 1825 года он не участвовал, однако его имя назвал на допросе член Союза Благоденствия Николай Комаров (1794–1853). Липранди был арестован и заточен в крепость. Его выпустили через месяц вместе с А.С. Грибоедовым, с которым они сидели в одной камере, – больше никто из декабристов Липранди не выдал, а показания Комарова сочли недостаточными. Ивану Петровичу даже выплатили годовое жалованье и вернули к прежним обязанностям – вскоре после освобождения он возвратился в Одессу, где продолжил подготовку к предстоящей войне с Турцией. За несколько месяцев до её объявления в 1828 году он отправился в Бухарест, откуда, несмотря на то что его три раза пытались застрелить, не уехал, пока не подкупил всех турецких чиновников и не скопировал все их донесения. Во время войны Иван Петрович, владевший множеством иностранных языков, допрашивал пленных; организовал партизанский отряд из сербов, болгар и албанцев и стал его командиром; добывал провиант и фураж для действующей армии.
По окончании военных действий Липранди присвоили чин генерал-майора. В 1832 году он женился и вышел в отставку. Но даже в отставке продолжал служить Отечеству – из-под его пера в эти годы выходит множество трудов о Болгарии, Сербии, Албании, Молдавии, Черногории и Оттоманской империи, в которых он подробно описывал тамошние климат, обычаи, пословицы, военные традиции, размышлял о перспективах и способах российского проникновения туда. Однако, к разочарованию Липранди, никакого влияния на внешнюю политику Российской империи его труды не оказали, посылаемые им в Генштаб тетради просто пылились там на полках.
Рис. 8. Лев Алексеевич Перовский
В сентябре 1841 года министром внутренних дел Российской империи стал Лев Алексеевич Перовский (1792–1856). Это назначение было воспринято современниками «как знаменательное событие в общественно-политической жизни, как признак серьезных перемен в России»{30}, потому что Льва Перовского знали как человека твердого, целеустремленного, смелого и, что самое важное, убежденного сторонника отмены крепостного права. В юности, как и И.П. Липранди, Лев Перовский состоял в Союзе Благоденствия, однако идею о свержении монархии не разделял и в восстании на Сенатской не участвовал. Отличаясь редкой работоспособностью и энергичностью, Л.А. Перовский пытался привлечь к работе в Министерстве чиновников, обладавших теми же качествами: так, для управления личной канцелярией он пригласил успевшего проявить себя талантливым администратором Владимира Ивановича Даля, составителя знаменитого словаря. Граф Павел Дмитриевич Киселев (1778–1872), занимавший тогда пост министра государственных имуществ, порекомендовал Перовскому своего бывшего подчиненного – Ивана Петровича Липранди. Тому предложение министра внутренних дел пришлось как нельзя кстати – наследственных и благоприобретенных имений Иван Петрович не имел, а на свою пенсию, кроме содержания жены и троих сыновей, тратил на библиотеку, считавшуюся лучшим в Европе собранием книг о Востоке, – английский посланник Сеймур безуспешно пытался купить её за 85 тысяч рублей. А тут жалованье в 1000 рублей, плюс квартирные, плюс прогонные… Липранди с радостью согласился. А Перовский не мог нарадоваться столь неутомимому подчиненному – за 10 лет службы в Министерстве Липранди ни разу не побывал в театре, семье уделял только вечер в неделю, всего лишь раз устроил что-то вроде раута, да и то в интересах дела. Иван Петрович сетовал, что старается больше других и по этой причине не пользуется у этих «других» симпатией{31}. За 10 лет службы он с блеском исполнил более 700 поручений.
МВД и III отделение остро соперничали между собой – Перовский неоднократно предлагал подчинить политическую полицию ему (его идея была претворена в жизнь только в 1880 году). Николай I и сам был недоволен III отделением, однако с резкими решениями не спешил. Шанс проявить себя в политическом сыске он предоставил Перовскому в 1848 году, когда, узнав, что 27-летний переводчик Министерства иностранных дел Михаил Буташевич-Петрашевский собирает по пятницам у себя дома друзей и ведет с ними какие-то разговоры, поручил это дело не III отделению, а Министерству внутренних дел. Перовский доверил расследование действительному статскому советнику Липранди. С возрастом свободомыслие у того выветрилось, а либерализм сменился охранительством. Иван Петрович даже счел поручение лестным для себя…
Вспомнив уроки Видока, Липранди поручил двум агентам переодеться в извозчиков и каждую пятницу караулить расходящихся от Петрашевского гостей – так стали известны их имена. Затем Иван Петрович внедрил в кружок своего информатора – Петра Дмитриевича Антонелли – сына академика живописи, студента 1 курса филологического факультета Петербургского университета. Его оформили канцелярским служителем в Министерство иностранных дел, где он без труда свел знакомство с чрезвычайно общительным Петрашевским. Антонелли выяснил содержание «разговоров по пятницам» (социализм – коммунизм, свобода – равенство, Прудон – Фурье) и масштаб организации – количество участников превышало сотню, имелись «филиалы» в других городах. Собрав сведения, Липранди написал доклад, в котором сообщил императору о существовании мощного противоправительственного заговора.
Однако с его выводами не согласилось конкурирующее с МВД ведомство – по мнению III отделения, петрашевцы не готовили заговор – они просто болтуны. Позицию III отделения поддержал МИД – министр К.В. Нессельроде категорически не согласился с утверждением, что у него под носом свило гнездо злодейское общество. Недовольны были и в высшем свете – почти у всех среди петрашевцев имелись знакомые, подчиненные и родственники. Даже министр Перовский – и тот был взбешен, так как выяснилось, что петрашевцем являлся чиновник министерства Н.А. Милютин, которому он покровительствовал.
В результате петрашевцев признали не заговорщиками, а группой безнравственных испорченных молодых людей. И хотя приговор им был очень суров (а иначе никак – в Европе бушевали революции), в последний момент расстрел заменили гражданской казнью, каторгой и ссылкой.
Жандармы намеренно, ещё на самых первых допросах, сообщили петрашевцам о роли в их деле действительного статского советника Липранди. После чего в обществе Ивана Петровича стали открыто презирать. Сменивший Льва Перовского на министерском посту Дмитрий Иванович Бибиков (1792–1879) общался с Липранди в «собачье-начальственном тоне», а потом подвел его под сокращение штатов.
«Для меня дело петрашевцев было пагубно, оно положило предел всей моей службе и было причиной совершенного разорения», – признавался потом Липранди{32}.
Остаток жизни Липранди посвятил сбору и публикации материалов об Отечественной войне 1812 года. Он составил каталог всех посвящённых ей книг и статей и вёл поимённый учёт доживших до того времени ветеранов наполеоновских войн. Лев Толстой использовал материалы Липранди в «Войне и мире», а после публикации романа прислал ему экземпляр книги с надписью: «В знак искреннего уважения и благодарности»{33}. Умер Иван Петрович Липранди в возрасте 89 лет и был похоронен на Волковском кладбище в Петербурге.
Почему же таланты и знания И.П. Липранди не были использованы для борьбы с лихими людьми? Почему не получили поддержку проекты создания Санкт-Петербургской сыскной команды 1822 и 1843 годов? Ответ банален – с восьмидесятых годов XVIII века вплоть до реформ Александра II уровень преступности в империи был крайне низким – например, в Москве в первой четверти XIX века случалось за год всего около десятка тяжких преступлений (убийств и грабежей){34}. На докладах МВД, содержащих сведения о числе совершенных и раскрытых преступлений, Николай I регулярно писал: «читал с удовольствием». Тратить деньги на создание ненужной в те времена структуры, пусть и имеющей европейские аналоги, не сочли необходимым.