Читать книгу С гитарой по жизни - Николай Таратухин - Страница 10

Итак, работать я начал с шестнадцати лет. Устроился на работу в сельскохозяйственную артель, занимающуюся переработкой фруктов и овощей, учеником бондаря. Учитель, а это был могучий, веселый дядька, бережно прививавший мне первые трудовые навыки. Он научил меня обращаться с инструментом, а в бондарном деле его предостаточно. К нему часто приходила дочь примерно моего возраста. Она приносила ему обед, который он делил со мной. Дочь мне очень нравилась. По моим понятиям она была просто красавицей. Я каждый день ожидал ее появления, но попыток сблизиться не делал. С ней у меня завязались очень дружеские отношения. Она сама захотела первой со мной заговорить:

– Здравствуй, ты такой смешной в этом фартуке. Как тебя зовут?

– Николай. А тебя?

– Меня зовут Оксана. Ты учишься у моего папы. Он тебя не обижает?

– Нет. А это ты печешь такие вкусные пирожки?..

Каждый день мы с нею находили общую тему для разговора, тем более, что она училась тоже в седьмом классе дневной школы. А я в вечерней.

После шестимесячного обучения я приступил к самостоятельной работе. Она мне была не в тягость, хотя, когда начинался сезон уборки урожая, а в Крыму это пять месяцев в году, была изнурительно тяжелой. Бочка в артели была основной тарой для упаковки продукции и бондарный цех, (да и другие цеха) работал по 12 часов в сутки. В подготовленные нами бочки заливалась сваренная фруктовая паста, в которую затем добавляли определенную дозу серного ангидрида – защиту от брожения. Закрывать такие бочки надо было максимально быстро чтобы не наглотаться вредных испарений. Работа эта требовала определенной сноровки. Ни в коем случае нельзя было провалить верхнее днище бочки в пасту, промахнувшись мимо паза в клепках. В этом случае, вынимать обратно вымазанное пастой днище и начинать все сначала было просто мучительно. Я очень долго не мог приспособиться, но однажды Оксана, наблюдая за моими мучениями, предложила простой способ.

«А ты попробуй забить парочку гвоздей в днище не глубоко, держись за них, как за ручку и вставляй дно», – сказала она, – а после гвозди вытаскивай».

Я попробовал и все пошло, как по маслу. Хотел поцеловать Оксану, но постеснялся отца, который появился внезапно рядом.

Готовую продукцию отправляли на конфетные фабрики. Работа производилась под открытым небом и здесь я приобщился к радио. Во дворе артели на столбе висел громкоговоритель, как его называли «колокольчик», и вещал он на полную громкость московскую программу. Думаю, что музыкальные передачи были бальзамом в мою отравленную серным ангидридом душу. Зато зимой наступал более спокойный период изготовления новых бочек. Здесь мой учитель приложил немало труда чтобы я познал все тонкости по обработке буковых и дубовых заготовок, называемых клепками, из которых, в конечном счете, получается бочка. Самый значительный инструмент в изготовлении бочек – «шмыга». Это установленный на небольшие ножки перевернутый лезвием вверх длинный фуганок. В столярном деле фуганком доводят поверхности плотно соприкасающихся деревянных деталей. В бондарном – «фугуют» клепки. Чтобы бочка получилась круглой, необходимо строго выдерживать угол наклона между клепками. Перепортил я немало клепок пока научился неплохо делать 200-х литровые бочки.

Проработав в артели около двух лет, я ушел работать в пожарную команду города. И, к сожалению, расстался с Оксаной. Эта работа меня устраивала больше. Сутки отработаешь, а трое дома. Да и в школу меня отпускали по вечерам, когда выпадало дежурить. Но были и пожары, и спасение людей из огня. В моем карауле были очень доброжелательные отважные люди. Фамилия начальника караула была Моторный, но душой караула был водитель нашего пожарного автомобиля – пожилой еврей, со звучной фамилией – Боккал. Он знал множество анекдотов и смешных историй, и мы часто просили его рассказать что-либо из его жизни. Работать в пожарной команде было интересно. Начальник команды частенько по ночам проверял нашу «боеготовность», вызывая по телефону на условно горящие городские объекты. Но были и по-настоящему горящие. Наш автомобиль был снабжен баком для воды емкостью в два куба, и он всегда был полон. Но нашей гордостью был медный, начищенный до блеска колокол, висевший у кабины водителя. В него при езде по улицам города, обязан был колотить первый номер пожарного расчета. В любое время суток, бывало, наш окрашенный в красную краску автомобиль со звоном проносился по центральной улице Бахчисарая, но в боковые улицы мы въезжали весьма осторожно – очень уж они были узки, с крутыми подъемами и спусками.

А дальнейшая моя жизнь уже была не детской. Жить без семьи было тяжело, особенно в выходные и праздничные дни. В то время телевидения не было, радио к нашему дому проведено не было. Я смастерил детекторный приемник, который ловил одну единственную радиостанцию и сквозь писк и треск слушал музыкальные передачи. Думаю, что недостаток развлечений приносил определенную пользу – ничто не отвлекало от занятий в вечерней школе. Футбол в моей жизни тоже занимал заметное место. Первые бутсы мне выдали в городской команде. Они очень хорошо сидели на ногах и было так удобно в них бегать. Я самозабвенно отдавал себя тренировкам не только на стадионе, но даже на дежурстве, когда остальные члены караула «резались в козла» – я отрабатывал удары по мячу. Двор пожарной команды окружал с двух сторон высокий каменный забор и я, используя отскоки мяча от него, бил по нарисованным мной мелом на заборе воротам. Это привело к тому, что я редко промахивался уже в игре с соперниками.

Мой приход в гитару был весьма курьезным. Как-то я попал на концерт художественной самодеятельности студентов городского строительного техникума, где впервые, как говорится, вживую, услышал игру ребят на музыкальных инструментах. Это сильно затронуло дремавшую во мне любовь к музыке. Надо сказать, что родители мои были далеко не музыканты. Но мать была, как я уже говорил, певунья – знала множество украинских песен и часто пела нам, своим трем сыновьям, из которых я был старшим.

Так вот, после упомянутого мной концерта я серьезно решил научиться играть на… мандолине. В музыкальном магазине, куда я пришел, произошел примерно такой диалог с продавцом.

– Хочу купить у вас мандолину.

– Пожалуйста, только они у нас без медиаторов.

– А, что без медиатора играть на ней нельзя?

– Конечно…

Скажите, а на чем можно играть без медиатора?

– Да, вот на гитаре или балалайке…

Поскольку я понятия не имел, что такое медиатор, то купил гитару. Принес домой, прочитал инструкцию по настройке и задумался: с какой стороны грифа отсчитывать лады? И зачем эти беленькие кружочки на грифе? Друзья-знатоки все растолковали, а сосед, запойный алкоголик, научил играть первую пьесу: «Взяв бы я бандуру, та й заграв, що знав…».

Оказавшись в опустевшем своем доме с гитарой, я стал задумываться: что такое Судьба? Почему я выбрал гитару, а не балалайку? А потом мои размышления несколько расширились, и я задумался о судьбе матери. Почему она умерла молодой, прожив всего тридцать семь лет. И самое главное – почему я жив до сих пор, хотя моя жизнь могла оборваться несколько раз в одно мгновение? И тут я начал вспоминать случаи, когда Судьба меня уводила от неминуемой гибели.