Читать книгу Русь в поэмах: Сыновья Святослава. Князь Владимир ищет веру для Руси… - Николай Тимофеев - Страница 2

Свенельд воевода дары Византии

Привёз Ярополку от князя отца.

Вослед ожидались и вести благие:

Сам явится князь, иль направит гонца.

Мечём Святослав усмирит печенега,

С ним рядом отважные бьются сердца.

Весною достигнут столичного брега.

Но всё же Свенельд собирает дружины,

Противна бойцу ожидания нега.

Сулит добровольцам добра половину,

Что с князем сраженьем в чужбине добыли.

Вот вскроется Днепр и погонит он льдины,

Единым броском доберутся без пыли,

Водою на стругах до княжьего стана,

Свенельд поведёт, он пока ещё в силе.

Близ устья отряды возникнут нежданно,

Побьют печенегов, болгар в Доростоле

И вновь зашатается трон Иоанна…

А князь голодал и томился в неволе,

Болезни и голод войска покосили,

Зимою ютились под стругами в поле.

Кочевники князя кругом обложили,

Хан Куря нудит принять гибельный бой,

А смерды полгривны за лошадь просили.

Придётся за честь заплатить головой.

Пал воин великий в неравном бою,

В полоне не мысля смириться с судьбой.

Навеки покинул отчизну свою

И вместе с ним витязи верные пали,

Наверное знали – стоят на краю.

С десяток бойцов воротились в печали,

Изранены, в язвах – лишь кожа да кости,

Что даже и ближние их не узнали,

Бывает, что краше кладут на погосте.

Поведали: россы сражались геройски,

Но можно ли выиграть только на злости?

И вот что осталось от храброго войска.

И прах Святослава отбить не смогли,

А хан насмехается: «С князем по свойски

Теперь мы пируем, я спас от земли,

От тления князя. Из черепа чашу

Изящную сделал, такой короли,

Конунги за морем не видели краше.

Я только пригублю – так львом становлюсь,

В едино приходят достоинства наши.

Во мне оживает могучая Русь,

Весь опыт моих, Святослава побед.

За всякое дело без страха берусь,

Величиям нашим препятствия нет.

В согласье живут Мохаммед и Сварог

И будет сие до скончания лет»

Отомстить за отца юный княжич не мог,

Хотя и сидел он на главном престоле,

Был власти положен известный порог.

Не всё Ярополк мог по собственной воле,

Бояре, сановники в ухо шептали:

«За чуждые земли сражаться доколе?

Мы столько людей задарма потеряли,

Отрёкся отец твой от русской земли,

Два года о нём ничего не слыхали.

Всё счастья пытал от России вдали,

Оставил детей малолетних и мать,

С ним знатные воины в вечность ушли.

За смерть его надо бы с честью воздать,

Да где же искать ныне ханские рати?

Нам лучше набегов его подождать,

Кочевник не станет лежать на полати.

Свенельд настоял на немедленной мести,

Но горе к нему подокралось некстати:

На старости лет роковое известье.

Охотился сын его именем Лют,

Бушует весна, усидишь ли на месте?

Леса зеленеют и птицы поют,

Веселия требует кровь молодая,

Вот русичи дикого зверя и бьют,

Иных развлечений достойных не зная.

Увлёкся боярин и вторгся к древлянам,

Бежавшего вепря настигнуть желая.

Слегка во хмелю, но не то, чтобы пьяным

Скакал на коне по угодьям Олега

В азарте охотничьем, буйном и рьяном,

Не вечер ещё, далеко до ночлега.

И вдруг он увидел Олега со свитой,

Сидел на коне младший брат Ярополка,

Наполнены доверху дичью убитой

А конь остывал, был попоной покрытый.

Впервые ходил князь на вепря и волка,

Недавно сравнялось четырнадцать лет,

Был горд, что стрелял он удачно и с толком,

Не то, чтобы взвинчен – слегка подогрет.

Из свиты узнали Свенельдова сына,

Был конь под вельможей роскошно одет,

На нём паволоки четыре аршина.

Вот шепчет советник Олегу на ухо:

«Да это же главный древлянам вражина

И как появиться достало в нём духа?

Отец его тыщи древлян уложил,

А сколько ограбил – несметна проруха.

Ты, князь, охлади в нём заносчивый пыл,

Он вор и нарушил святые законы,

Но лучше б ты сразу холопа убил.

Смотри-ка, как держится он непреклонно,

Сойти не желает с поклоном с коня,

Как будто за ним полковые знамёна.

Он думает: имя отцово – броня,

Хозяином мнит себя ворог и плут,

А сам-то, князь светлый, рабу он ровня»

Олег вопросил: «Что ты делаешь тут,

Зовут как и знаешь ли, кто пред тобою?»

Ответил охотник: «Боярин я, Лют,

Свенельда я сын, знаменитого воя,

За зверем хожу по Руси я везде.

Ты сам, князь, под властной рукою»

Древляне с полянами в вечной вражде

И если уж плотно сошлись интересы,

То быть непременно кровавой беде.

Потомок Свенельда не вышел из леса,

Снесли ему голову острым мечём,

Погиб за кичливость пред князем повеса.

Вдобавок напомнил, что Киевский дом

Над всеми князьями в России царит.

Наутро сказали Свенельду о том,

Как сын его Лют был Олегом убит.

Обычаем древним положена месть,

Но кто ж за раба государю-то мстит?

Одна лишь возможность, пусть тайная, есть:

Древлянских советников князя карать,

Тут всё пригодится – настойчивость, лесть.

Не сразу войною князь выставит рать,

Тем более противу брата,

А всё ж Ярополка к тому подбивать,

Чтоб требовал края возврата.

Два года твердили Свенельд и вельможи:

Древлянская волость мехами богата,

Казна обнищала – ни мёда, ни кожи,

Твой брат отложился, не платит нам дани

И Новгород вслед ему тоже.

Пример своеволия княжества манит,

Теперь не покажешь ты твёрдость и силу,

Вся Русь за Олегом на Киев восстанет,

Поверь князь – подобное было.

Вот бабка твоя уж на нашем веку

С дружиной к древлянам за данью ходила.

Велит князь великий собраться полку,

С войсками вошёл во владения брата,

Решил: «Постращаю, да милость реку.

Не брат мой, в строптивости знать виновата,

Вот их-то примерно кнутом накажу,

Пускай пострадает за жадность палата.

Вельмож на конюшне в рядок положу,

Да всыпать велю им по сорок плетей,

Затем проведу своеволью межу.

Чтоб не было в будущем глупых затей,

Свенельда советником дам им на время

И пару бояр из своих помудрей,

Пока не привыкнет к покорности племя.

Быть может не будет в сраженье нужды,

Привычно древлянам оброчное бремя.

Не надо мне с братом кровавой вражды,

Нас бабка учила любви меж собою,

А мы не поделим правленья бразды.

Неужто мы встретимся скоро для боя?

Древляне узнали, что движется рать

В тот день, но вечерней порою.

Дружины с земель не успели собрать,

Как наспех смогли – ополчились.

Был вынужден князь конный полк возглавлять.

Близ города Овруча рати сцепились

И бились четыре часа, до темна,

Да сил не хватило, бежать обратились,

До Овруча путь освещала луна.

Древлян гнали в панике где-то с версту.

Вот так бы закончилась эта война,

Когда бы в порядке прошли по мосту.

Безумные рвались к спасенью в ворота

И некому было унять суету.

Понять не могли, что задавят кого-то,

Срывались с конями с настила в траншею,

Им гибель была завершеньем полёта,

Им кони ломали и рёбра и шеи.

Наполнился трупами доверху ров.

Древляне теснились, толкались, зверея,

Толпа была схожа со стадом скотов,

Давили друг друга почти до утра.

Остатки прорвались поверху голов,

А утром решили – сдаваться пора.

Вошёл Ярополк в малый город без боя,

Вот видит: пред ним подношений гора,

К нему воеводу ведут под конвоем.

Спросил князь: «Где брат мой, древлянский владыка?»

А тот отвечает: «Клянусь головою,

Не видел Олега» – да всё на своих озирается дико.

Один из древлян осмелел: «У ворот

Я будто бы видел похожее лико,

Когда возвращался из боя народ.

Мог князь от друзей своих гибель принять,

Олег ведь с тобой отправлялся в поход»

Велит Ярополк трупы наверх поднять.

Тела осмотрели по князя приказу,

Старалась до полудня с мёртвыми рать.

В крови и в грязи – распознаешь не сразу,

Лежал юный князь под конём в глубине,

Лицо его тёмно, как съела проказа.

Узнали одежду, седло на коне.

Внесли во дворец, на ковёр положили.

Древляне все в ужасе: горе стране,

Древлянские бабы согласно завыли,

Упал Ярополк перед телом, рыдая.

Недавние вороги в трауре были.

Сказал князь, к Свенельду глаза поднимая:

«Порадуйся, этого ты захотел»

Настала в округе тут тишь гробовая,

Никто во дворце шелохнуться не смел.

Свенельд, воевода Олегова деда,

Уменьшился ростом, лицом почернел:

Тяжёлый укор и не в радость победа.

От горя двойного он вскоре угас,

Былого могущества нету и следа.

Вот Люта уж нет и Олега не спас.

Вернулся он в Киев, ушёл с воеводства

И умер столетним в предутренний час.

А князь Ярополк от язычества скотства

На тризне по брату терпеть не желал,

Оплакал в столице и смерть и сиротство,

Во храме молебен служить заказал.

Олег похоронен в земельном кургане,

Доныне заметен под Овручем вал.

Шестнадцати не было, кто-то помянет

Невинного юношу в дикой стране,

Да Ольга молиться пред Господом станет.

Бояре же были довольны вполне:

Возвысился Киев, богатства рекою

Текло от древлян, а сами они в стороне.

Вот князь новгородский лишился покоя,

Когда принесли весть о битве купцы.

Они рассказали Добрыне такое,

Что в пору в баркасы, да резать концы:

«Свирепствует князь Ярополк по округе.

Попы Византии – его мудрецы,

Кто верит в Перуна, теперь уж не други.

Убил он Олега, настал ваш черёд,

Его окружают убийцы, хапуги,

Безмолствует в страхе весь русский народ.

Пока копит силы сей изверг в столице,

Но в Новгород скоро дружины пришлёт.

Желает один на Руси воцариться

И будет, поверьте, безрадостен день.

Вам надо спасаться шустрей торопиться,

За нами уж движется мрачная тень.

Владимира князя укрой-ка, Добрыня,

Не то повторит Ярополк Коростень.

Пускай хоть на время он город покинет»

Купцов подкупили в столице бояре,

Решив: Новогород посадников примет,

А те позаботятся уж о товаре,

Как прежде, пудами пойдёт серебро.

Купцам обещали дать фунтов по паре,

Без податей впредь через Киев добро

Возить будут всюду по Русскому свету,

Коль смогут разжечь у Добрыни нутро.

Добрыня собрал новгородцев к совету,

Владимир-то отрок тринадцати лет,

Как выстоять смогут? – решимости нету,

Склоняет Добрыню к побегу совет.

За морем нанять ратоборцев за плату,

Лишь сила спасёт новгородцев от бед.

В дорогу снабдили дружину богато:

На стругах оружие, шкуры и мёд,

Полотна на парус, монетами злато.

Задаром-то кто же сражаться пойдёт?

На северо-запад к варягам норманнам

С Добрыней и князем направился флот.

Под парусом шли, небольшим караваном,

Покинули гавань ещё до рассвета.

Три года покрыты свинцовым туманом:

Блуждали по миру с варягами где-то.

Владимир учился сраженьям морским.

Но сведений верных о времени нету.

Добрыня при князе, все годы был с ним

Наставником мудрым и крепким щитом.

Внушал опасение видом своим,

К тому ж отличался природным умом,

Звериным чутьём на поживу, удачу.

Сквозь толщи случайностей зорким кротом

Во тьме пробирался, при свете – тем паче.

В глухом тупике мог он выход найти,

По звёздам пути кораблям обозначить.

Язычник Добрыня, но как ни крути,

Для князя Владимира с жизни начала

Был ангел-хранитель сей муж во плоти.

Опасных сражений случалось немало.

В пиратских боях и богатство росло,

И мощь кораблями в пути прирастала.

Вот русского флота не счесть уж число,

Но прут всё норманны и прочие шведы,

И денно и нощно в работе весло.

Прослышав, что русичи ищут победы,

Свои в унисон распускают знамёна:

При общих удачах и общие беды.

Уж рыскают струги вокруг Альбиона,

Владимир с Добрыней варягам свои,

У гридичей русских норманнские жёны,

Мужей провожают с рассветом в бои.

К великим походам готовая рать

И думал Добрыня: «Тут как ни крои,

Пора уж княженье в Руси начинать.

Владимир на северных ветрах окреп,

Варяги помогут над Киевом встать.

Теперь поглядим-ка, уж так ли свиреп

Наш князь Ярополк и силён на державе,

Иль зря поедает он княжеский хлеб,

Противиться сможет такой вот ораве?»

На Русь призывает Добрыня войска,

А князю твердит о наследственном праве:

«Ведь Киев лишь терпит на троне волка,

Он поднял кровавую руку на брата.

У нас-то не легче к расправе рука.

Потребуем нашего края возврата,

Ты сын Святослава, Владимир, не трусь,

Проломим любые запертые врата.

Я рядом с тобою, за дело берусь,

За нами Перуна великая сила,

Восстанет из пепла могучая Русь»

А Русь в ожиданье дремотном застыла:

С рассудком и кротко княжил Ярополк,

Дружина войною при нём не ходила.

Скорее ягнёнок смиренный, чем волк,

С врагами искал христианского мира,

В смертельных-то бойнях бывает ли толк?

Без дела ржавела у князя секира,

Лишь только однажды набег отражали.

Дружину собрал для победного пира.

А хана Илдея на службу призвали

И хан печенег охраняет границы.

Теперь на Россию пойдёт он едва ли

И верно, не вступит с войсками в столицу.

Повсюду послов от России князь шлёт,

К всеобщему миру как будто стремится.

Живут в Кведлинбурге послы целый год,

Дары передали кагану Оттону,

К союзу зовёт князь немецкий народ.

Речёт: « Наш хребет не сломают поклоны,

Империя Римская много веков

Высоко стоит, не склоняет знамёна,

Но их император к беседам готов.

Зачем злить соседей и попусту драться,

Когда есть возможность посредством даров?

В своём бы дому не спеша разобраться,

Наладить ремёсла, да земли пахать,

Иль скот перестал уж в Руси размножаться?

Нам Ольга внушала, что выгодней дать,

Чем рот разевать на богатство чужое,

Торговля даст больше, чем выручит рать.

Посеявший зло – пожинающий злое.

Держава всеобщим трудом богатеет,

Опасности нет, так живите в покое»

Вот князь Ярополк семя доброе сеет:

С Империей Римской живёт договором,

От папских легатов подарки имеет

И земли свои не терзает побором.

Да стали князья отдаляться – вот худо,

Так дальше пойдёт и отложится скоро

Князь Полоцкий Рогволод. Платит покуда

На Киев он изредка малые дани,

Да будто бы нехотя всё, из-под спуда.

Соседних князей к непокорности манит.

Пришелец князь Рогволод в Русской земле,

Матёрый варяг, не удержишь в аркане.

Он с Игорем был на одном корабле,

Исправно служил на войне Святославу,

К достатку и власти продрался во мгле.

Князь Рогволод в Полоцке княжит по праву,

Пожалован волостью был за заслуги,

Но всё же не дело ослабить державу.

Так думали князь и сановные слуги.

И главный советник влиятельный Блуд

Сказал Ярополку: «Вернутся на круги

Все вещи, да новую мощь обретут,

Когда ты поступишь, как я говорю.

Князь Рогволод будет с подарками тут,

Вновь станет служить безоглядно царю.

Все нужды, заботы отвергнет он прочь

И ринется в ночь, не дождавшись зарю,

По первому зову, тебе чтоб помочь.

Войди, князь великий, с Рогволдом в родство,

Сосватай-ка в жёны Рогволдову дочь.

Я видел лишь мельком её естество,

Но сразу скажу: нет прекрасней Рогнеды.

Да будет удачным твоё сватовство.

Её домогаются немцы и шведы.

Отправлюсь я сам и не будет промашки,

Вот снег как сойдёт, по весне и поеду.

Рогнеда дородней твоей-то монашки,

Хотя и о ней нету слова дурного,

Но всё же не наши привычки, замашки,

Не верует даже в Перуна-Сварога,

А молится чуждому русским Христу,

Нет жертв от неё и для скотьего бога.

В ней можно гречанку узнать за версту,

К тому ж она носит младенца во чреве,

Родит – и утратит свою красоту.

Ты, князь, погоди хмурить брови во гневе,

Живёшь на Руси-то ты чай не один.

Уверен и я в благородном посеве

И будет прекрасно, коль явится сын.

Он сможет ли сесть за тобой на престоле?

Родится по матери простолюдин.

Не можно ему государевой доли,

Такая ж судьба, как Владимира ждёт.

Ещё хорошо, коли жив и на воле,

К себе его взял захудалый народ.

Скитается где-то теперь на чужбине,

Пошёл, почитай, уж не третий ли год,

Как Новгород бросили вместе с Добрыней?

Рогнеда, князь светлый, достойная пара»

Отправился Блуд по весне за княгиней,

Ей в вено обозец собрали товара:

Звериные шкуры, рухлядь и мёд.

Обычаем свататься велено с даром,

Рогволду добро то в уплату пойдёт

За то, что он вырастил дивную дочь.

Условились летом на этот же год,

Рогнеду князь в Киев отправить не прочь,

Сам тестем он князя великого станет

И дочери надо в устройстве помочь.

Появится внук – он надежд не обманет,

Кому же его наставлять, как ни деду?

А дед уж всех родичей в Киев потянет.

Решается Рогволод: с дочкой поеду,

Свой Полоцк оставлю на старшего сына.

Вот так сговорили за князя Рогнеду.

До выезда дней истекло половина.

Дружина идёт от Варяжского моря,

Владимир с Добрыней громадной лавиной

На Новгород движутся, Киеву горе,

Беда от варягов всей русской стране.

Посадников киевских выгнали вскоре,

Отправили с грамотой, ясной вполне:

«Владимир идёт, Ярополк, на тебя,

Встречай брата, князь и готовься к войне!»

Добрыня же хитрый, коварство любя,

Направил до Полоцка князя сватов,

Рогволду сказать: «Зря людей не губя,

Владимир взять в жёны Рогнеду готов.

В союзе с варягами выгодней быть,

С кем сила сегодня – ты видишь без слов.

Князь меньше ли будет Рогнеду любить?

И сам ты пребудешь у трона в чести.

Намерены мы Ярополка убить.

Вели, князь Рогволд, с нами войско вести,

Припомни ещё, что и сам ты варяг,

Пора бы в походе жирок растрясти»

Задумался воин: где выставить стяг?

Там честь – тут великая сила,

Князь мудрость свою до предела напряг,

Колдунья всю ночь на крови ворожила:

Всё смерть выпадает, нужда, да сума.

Пустых-то советов достаточно было.

Вот князь говорит: «Пусть решает сама,

По собственной воле да выберет мужа,

Весь век с нелюбимым – так это ж тюрьма.

По мне-то ваш князь Ярополка не хуже»

Вот кличут Рогнеду к сватам для ответа,

В палату, где праздничный ужин.

Не ведали видно, как гордость задета,

Ответ у Рогнеды быть должен один,

Сказала девица: «Согласия нету,

Владимир для вас, но не мне господин.

Добрыня-то дядя ведь вор и бандит,

А сам-то он робич и ключницы сын.

Придёт Ярополк и его победит.

Иль этого труса не знаешь, отец?

Он сразу же за море снова сбежит.

Смеются ведь смерды – каков молодец,

Боится Владимир и собственной тени,

Быть может он выстоит против овец.

Зачем же склоняешь меня ты к измене?

Нам в Киев на свадьбу пора собираться,

Решили мы всё, так не быть перемене»

С таким вот ответом пришлось возвращаться,

Позор претерпевши, сановным сватам.

Добрыня во гневе: «За честь надо драться,

Заплатят с лихвою по дерзким словам.

Был выбор, а выбрал князь Рогволод беды.

Теперь я, Владимир, посватаюсь сам,

Огнём и мечом я добуду Рогнеду.

Невеста и впрямь, говорят, хороша,

Сгодится тебе на ночные беседы.

Вдобавок и стоить не будет гроша,

Судьба им богами такая дана:

Могли взять два вено, теперь ни шиша»

Владимир с варягами вёл племена

От кривичей северных, веси и чуди,

С охотою к князю примкнула страна.

По лёгкой добыче соскучились люди,

В обозах хватает кормёжки и мёда,

За Полоцк жестоких сражений не будет.

На то здравый смысл у простого народа,

Что ратники зря-то друг друга не бьют,

Но часто пируют во время похода,

Особо в осаде, как выпьют – поют.

Не сдастся князь Рогволод – будет осада,

В шатрах, да с кострами – тепло и уют.

И вот разместились под стенами града

Варяги и чудская рать-нагота,

Народ застращала такая армада

И ночью охрана открыла врата.

Ворвалась с Добрыней варягов пехота,

На башнях, на стенах – везде пустота.

За пришлого князя страдать неохота,

Зарублены Рогволод, два его сына,

Тела снесены диким зверям в болото.

Под руку Владимира встала дружина.

Рогнеда противилась, взял её силой,

Напрасно спешил – как холодная льдина.

Со временем станет покладистой, милой,

Забудет про горе, оттает душой.

У князя не раз уж подобное было,

По женским трофеям есть опыт большой.

Три года ходил по морям-океанам,

Уж как-нибудь справится с русской княжной.

Из Полоцка двинулись вновь караваном

Славяне, варяги, поморская чудь,

На Киев цветущий, грозой христианам,

Почти до Смоленска был мирным их путь.

В трёх днях от Смоленска, на Друче реке

Увидели вдруг: не пройти как-нибудь,

Полки киевлян от реки вдалеке,

Мосты сожжены, под копьём переправа,

Разъезды по круче снуют налегке,

Сражение долгое будет кровавым.

Дружины прислал Ярополк для защиты,

А с ними послов полномочных державы

И грамоту князю: «Да будут забыты

Все прежние распри и ссоры меж нами,

Обиды же братской любовью покрыты.

Довольно глядеть друг на друга волками,

Ведь звери-то лучше живут по соседству.

Мы братья по крови, а стали врагами.

Прошу тебя, брат, воротись на наследство,

Княжи на завещанном Северном крае.

Потребуешь помощи – дам тебе средства,

Препятствий, Владимир, я дружбе не знаю.

Опомнись, пока не пылает война,

Скажи, что ты хочешь – и я высылаю.

Нам жизнь на земле не навеки дана,

Гони, брат, все думы враждебные вон

И знай, что тебе их внушил сатана»

Подумал Владимир: «Идёт на поклон

И войско большое на том берегу,

Рябит от мельканья славянских знамён.

Что ж к гибели я безоглядно бегу?

Послушаться надо бы старшего брата,

Ко мне он с любовью, а я, как к врагу.

Дружина-то в чём же моя виновата?

Её без надежды под стрелы толкаю»

Потребовал князь у Добрыни возврата.

Сказал он: «Вот грамота, весть в ней благая,

Мой брат извещает о дружбе и мире

И я крови брата пролить не желаю»

Ответил Добрыня: «Сомнения гири

Людей малодушных утянут назад.

Войною идём, не на свадебном пире,

Три года изгнания помнит ли брат?

На Новгород хочешь варягов возврата,

Наш Северный край не настолько богат,

Чтоб выдать дружинам законную плату.

Ты знаешь ли князь, что нас далее ждёт?

Закроют пред нами дубовые врата,

Да против тебя ополчится народ,

На долгие годы кровавая смута.

Запущенных стрел непрерывен полёт.

Теперь твоя мощь не по нраву кому-то,

Вот слёзную грамотку и сочинили.

С Олегом твой брат обошёлся не круто?

Не спрячься мы за морем – нас бы убили.

Не бойся, Владимир, полков за рекою,

Ты видишь – они в ожиданье застыли,

Возможно, минуем кровавого боя.

Давай мы отправим обоз к переправе,

Да даром богатым врага успокоим,

Придём малой кровью к победе и славе.

В их стане сторонников много твоих,

Служили они при отце Святославе,

А он к христианам суров был и лих,

Попов князь терпел только матери ради.

Хотят воеводы тебя из двоих,

Отправь к ним послов и скажи о награде

Для вставших сегодня под руку твою

И скоро под Киевом встанем в осаде,

Противиться станут, так сломим в бою»

До точности малой Добрыня пророчил,

Как будто он ход углядел в полынью.

Сражаться друг с другом хотели не очень,

Для пира сошлись на крутом берегу,

С котлами боролись три дня и три ночи.

Князь всех одарил, не остался в долгу.

Умом обошлись, без большого урона.

Износа сапог избежишь на бегу?

Не все заспешили к варягам с поклоном,

Нашлись Ярополку и верные люди,

Хотели на Друче держать оборону,

Сказали: «Потомства проклятие будет,

Положим мы жизни за други своя»

Под копья отважно подставили груди,

Погибли, обилен был корм воронья.

Тут несколько сотен легло христиан,

Земного их в верности смысл бытия.

Не скрыл стойких праха земельный курган,

До лучшего времени кости белели,

Останки их в реку унёс ураган.

Обозов колёса опять заскрипели,

На Киев идти наступила пора.

Леса и луга уж вовсю зеленели,

Шумели под стругами воды Днепра.

Варягам привычней стихия морская,

Водою отправились в путь до утра,

Взять лёгкой добычи скорее мечтая.

Другие на конях и в пешем строю

Шли берегом правым, в пути прирастая.

Селяне, наживу почуяв свою,

Примкнули к Владимиру многим числом.

Язычников более в русском краю,

Надёжней им быть под поганым крылом,

Болваны из дерева как-то роднее,

Не требуют плоть ограничить постом

И кровью врага их задобришь скорее.

Владимир в пути ограничил разбой,

Не дал и варягам он делать трофеи,

Край русский был князю совсем не чужой.

Старался вести, обходя города,

Пустыней безлюдной, звериной тропой.

Селянами в стан привозилась еда,

Охотились воины, рыбу ловили,

Раскинув на ночь по Днепру невода.

Под Капичем во поле лагерь разбили,

До Киева малость совсем не дошли.

Вкруг лагеря ров неприступный отрыли,

Насыпали вал из дерев и земли.

В средине поставили князю шатёр,

А сами устроились, кто как могли:

Шалаш да землянка и рядом костёр.

В Дрогожич и Киев на конях отряды

Из местных людей князь отправил в дозор,

Прознать: сколько силы для приступа надо,

Настроены как огнищане столицы

И долго ли выдюжить смогут осаду.

Лазутчики в Киев смогли просочиться,

Вошли незаметно за крепкие стены

И видят: дружины хватает сразиться,

До лютой зимы устоят непременно.

Но князь Ярополк устранился от дел,

В дворце затворился, боится измены.

Им Блуд воевода вертел, как хотел.

Во всём князь великий потворствует Блуду

И власти его неизвестен предел.

А Блуд ладит дело недурно покуда,

Но больно захапист, мошенник и плут:

Земель необъятно, работного люда,

Полотна ткут, пашут, доспехи куют.

Амбары трещат от меха и кожи,

Но всё не уймётся имением Блуд.

Насытить он душу богатством не может,

От золота блеска ему не хватает.

Мошну прячет на ночь с монетами в ложе.

Немало чужого к рукам прилипает.

Добрыня сказал воеводам на вече,

Что этого Блуда уж он обратает,

Без боя победу над ним обеспечит.

Нёс грамоту князя до Блуда гонец,

Отправился тайно он в этот же вечер.

Скрывал под полой драгоценный венец,

Добытый Добрыней в Испании где-то,

Во время походов, под самый конец.

На свитке печать золотая надета,

Кириллицей писано в грамоте той:

«Такого-то дня и такого-то лета

Владимир желает союза с тобой.

Не я первый брата избил за долги

И участи сам не пытаю такой.

Убить Ярополка мне Блуд помоги,

Получишь ты честь от меня при удаче.

С тобой и с боярами мы не враги,

Я с ворогом, Блуд, поступаю иначе.

Мне будешь ты вместо отца, воевода.

Отказом ответишь, то сам и заплачешь.

С тобою погибнет немало народа,

В осаде я голодом вас одолею,

До Киева все перекрою подходы.

Твои же деревни я прахом развею.

Даю на раздумья тебе я три дня,

Помочь не захочешь – повешу на рею»

Блуд, якобы князя усердно храня,

Охраны иной не дождаться от волка,

Всех верных людей неустанно браня,

К побегу за город склонял Ярополка:

«Бояре Владимира в Киев зовут,

Предателей сыщешь ли? – в стоге иголка,

Варягов поутру под стенами ждут.

Бежим, князь, мы ночью из Киева прочь,

Мне верно сказали: тебя предадут,

Промедлим – никто уж не в силах помочь»

Послушался князь и, оставив престол,

С дружиной и Блудом он ринулся в ночь.

Гречанку жену на врага в произвол

С ребёнком во чреве князь в панике бросил,

Не взял и казну, как робич был гол.

А Блуд всё стращал, окруженье поносил.

На малых челнах подались наутёк,

Подальше от Киева, в устие Роси.

Днепром по течению путь недалёк,

До Родни доплыли и в нём затворились,

В слиянии рек небольшой городок.

За Киев защитники вовсе не бились,

Признали Владимира Князем Великим,

Хотели язычника и покорились.

Столица наполнилась ворогом диким,

Варяги разбои, бесчинства чинят,

Насилуют женщин, с угрозою пики

На всех наставляют, кто малость богат.

Добрыня попробовал их усмирить,

Ему говорят: «Иль победе не рад?

Мы вольны сей город до тла разорить,

Не с нашей ли помощью приступом взят?

Ты сам нас привёл киевлян перебить

И плату сулил, да не видим наград»

«Оплата вам вовремя будет дана, —

Ответил Добрыня и вывел из врат, —

Ещё не закончилась наша война.

Из Родни мы выкурим князя осадой,

Тогда и уплатит Владимир сполна»

Пошли за Добрыней варяги с досадой,

Сокровища Киева бросить им жаль.

Вкруг маленькой Родни громадной армадой

Полки разместились. У князя печаль,

Он смотрит на берег с высокой стены

На Днепр недоступный, на синюю даль

И думает: «Будем ли мы спасены,

Иль смерть приготовила саван для нас?

Мой брат иноземцев привёл для войны,

Не хочет услышать он совести глас.

Как видно, в чужбине совсем очерствел,

Гостинцем лишь ненависть русским припас.

Кто сможет поставить для гнева предел?»

Дни долго тянулись, недели летели,

В затворе народ все припасы поел,

Сам князь голодал уж четыре недели.

Желанна и скотская стала еда,

Как хищники люди на ближних смотрели.

Вошло в поговорку – настигнет нужда,

Какой и терпеть не хватает уж мочи,

Тогда говорят: аки в Родне беда.

А Блуд словно ржа душу князеву точит:

«Проси, Ярополк, у Владимира мира,

Не смерти твоей, а смирения хочет»

Не видя измены, послушал кумира,

Решился князь милости брата искать

И думать не мог, что готовят секиру.

За Блуда стояла боярская знать,

Блудливая многих пленила замашка,

Им выгодней знатью Владимира стать.

Из верных у князя был сотник Варяжко,

Прозвался за храбрость в боях славянин.

Он стойкость свою не растряс по овражкам,

Однажды поклявшись, натурой един.

Заметил в повадках советника сдвиги:

Блуд лишь похвалялся, что князь ему сын,

А сам втихомолку паучил интриги.

При голоде общем советник толстел,

Жевал на полати средь ночи ковриги,

Когда уличали – краснел и потел.

Сказал Ярополку о странностях сотник,

Но полностью Блуда раскрыть не успел.

«Варяжко-то твой ненадёжный работник, —

Шептал князю Блуд, – и ума-то в нём нет,

Какой он начальник? – он с Ладоги плотник,

На нём конский потник кафтаном надет.

Не слушай, князь светлый, ты ладожской голи,

Как смеет давать государю совет!»

Варяжко открыто просился на волю:

«Давай, государь, я войска приведу,

Дороже свободы вам золото, что ли?

Орда печенегов покроет вражду,

Беду отведёт хан за золото силой,

Сегодня же ночью я тайно уйду»

А князь отвечал без надежды, уныло:

«Не знаю, какая судьба меня ждёт,

Мне кровь проливать неповинных постыло,

Враждуем мы с братом – страдает народ.

Что брат мне уступит, то я и возьму,

Одной ведь мы крови, авось не убьёт»

Владимир в отцовом сидел терему,

Но вышел во двор и встал на крыльцо,

Когда донесли о подходе ему.

Пылало решимостью князя лицо,

Надумал убить без причины он брата.

К убийству Добрыня склонил подлецов,

Боярская так же решила палата.

К воротам поставили двух палачей,

За жизнь Ярополка обещано злато.

Промолвил Добрыня: «Ты, князь, не жалей,

Без меры о жертве, племяш, не тужи,

Свербит на душе – медовухи налей.

Все земли вселенной окрепли на лжи,

Твой предок великий Вещий Олег

За пазухой также вот прятал ножи,

Но славою вечной покрыт человек.

На берег завлёк он Аскольда и Дира,

Князья без мучений свой кончили век.

Олег стал грозой христианского мира,

К воротам Царьграда прибит его щит,

С дружиною верной дошёл до Каира.

Оставишь живого – нам смута грозит,

На зыбком болоте взрастает измена.

Да будет один во спасенье убит,

Иначе завязнем в крови по колено»

Тщеславие князя Добрыня возжёг,

И раз уж немыслима дел перемена,

Задобрен впоследствии будет Сварог.

Тревожно скрипели входные ворота,

Блуд первым, пред князем вступил на порог,

Стараясь казаться надёжным оплотом.

За ним Ярополк шёл, не чувствуя ног,

Голодному шаг – не по силам работа.

Вот Блуд воротами дружину отсёк,

Закрыв перед носом тяжёлые створы.

Никто защитить Ярополка не мог,

Сторонники князя попрятались в норы.

Варяги с обоих сторон закололи,

Князь вскрикнуть успел и затих очень скоро.

Он умер мгновенно, почти что без боли,

С улыбкой доверчивой пал на устах,

Душа улетела на небо, на волю.

Молебен служили во многих местах.

Пока христиане свободно молились,

Ещё не сковал их гонения страх.

С дружиною князь во дворец удалились,

В языческой тризне ручьями тёк мёд,

Три дня пировали, в кулачную бились,

Недолго скорбел о потере народ.

Затем появились другие печали:

Варяжко затеял на Киев поход.

Явилась опасность, откуда не ждали,

Привёл печенегов убийцам воздать.

В пути недовольные люди пристали,

Под стенами города мечется рать.

Кочевник открытых боёв избегает,

Привычней разбоем добро наживать.

Поля и деревни в набегах сжигает

И гонит по степям ворованный скот.

Беда от кочевников русскому краю.

Владимир Варяжко обратно зовёт:

«Разумно ль встревать в государево дело,

Зачем же невинных ты взял в оборот?

Нужда мне великая в сотниках смелых,

Клянусь я не делать пришедшему зла,

Добром одарю полководцев умелых,

Тебя ожидают большие дела»

Варяжко подумал, да в Киев вернулся,

К Владимиру в войско судьба привела.

Управился с этим, другой встрепенулся,

Под боком буянит Владимира враг.

Окончились пиры, вот он и проснулся,

Потребовал денег у князя варяг:

«Забыл что ли князь, как тебе помогали,

Как вместе ходили в далёких морях?

Себе из сокровищ мы лишнего взяли,

Когда потрошили купцов в абордаж?

Ты сел на престоле без нас бы едва ли,

Две гривны за голову окупа дашь.

Всех жителей города мы посчитаем,

Твои ведь холопы, а Киев-то наш.

Прикинули – плата твоя небольшая,

Откажешься если – дворец разнесём,

Из церквей сокровища все потаскаем,

А утварь имеет не всякий ли дом?

Навалом добра у дворцовых вельмож,

Вот мы сундуки-то у них потрясём.

Ты, князь, на собаку на сене похож,

Мы б зиму ещё каждый день пировали,

Да ты не даёшь и себе не возьмёшь»

«Ребята, вы б месяц ещё подождали,

Пока по две гривны с людей соберу» —

Просил их Владимир, согласие дали,

На добрых харчах подождать по нутру.

Не в меру прожорливы гридни полка,

Охочи до баб, да пугать детвору.

И стал князь Владимир манить вожака,

Всех лучших людей к себе из варягов,

В ком светится разум и твёрда рука.

Без них с озорством-то не ступят и шагу.

Кому-то дал волость, кому-то дружину,

Кому-то деньжонок сулил за отвагу.

Неделя прошла и сманил половину,

Чей норов имеет поступкам значенье,

А в это же время и русских продвинул,

Из княжеств соседних собрал на ученья.

Доставила быстро на стругах река,

Тем более, с севера плыть по теченью,

Да в летнюю пору – скорей рысака.

И нет уже в силе варяг перевеса,

Довольно набралось у князя полка.

Взмолились варяги: «Хитрее ты беса,

Развёл дипломатию с нами на лжи,

Ишь как разыграл хитроумную пьесу,

Хотя бы уж в Грецию путь укажи.

Владимир, дай грамоту нам пропускную,

Не хочешь платить – при себе не держи»

Ответил Владимир: «Да вас не держу я,

В дорогу и грамоту, снеди вам дам.

Отправитесь утром, пока попируем,

Не будь важных дел, то поехал бы сам.

Вы други мои, а друзей одесную

Сажаю всегда и ценю по делам»

В Царьград же князь пишет депешу такую:

«К тебе, император, варяги идут.

Я благ Византии всем сердцем ревную,

Хочу, чтобы зла не творили, как тут.

По разным местам этот сброд расточи,

Беда, если скопом в столицу попрут.

Один ничего, а втроём палачи,

Затмят по корысти жида самого,

К порядку ты строгостью их приручи,

Назад же прошу не пускать никого»

Так князь приструнил недовольный народ,

Так другом он сделал врага своего.

Идёт девятьсот восьмидесятый год.

Давно ль из изгнания? – дни то летят,

Теперь Князь Великий, России оплот.

Конец сентября, на дворе листопад.