Читать книгу Марафонец - Николай Углов - Страница 4

Детство моё прошло в глухой сибирской деревеньке Вдовино на севере Новосибирской области. Сразу за селом начиналась тайга, которая уходила на многие сотни километров на Запад, Север: до Ханты-Мансийска. И не было дальше ни одного населённого пункта! Уйдёшь в лес, заблудишься, считай – пропал!

Мы любили тайгу! Чего там только не было! Летом, в окрестностях села, лакомились первой весенней ягодой – кислицей. Затем шла черёмуха, чёрная смородина, земляника, костеника, малина, клюква. А зимой, распугивая белых куропаток с кустов, заготавливали мороженую калину для киселя.

А уж зверья, птиц в тайге – не перечислить! Я очень полюбил охоту в лесу и рыбалку в таёжной речке Шегарке. Зимой уже немного научился ловить петлями зайцев и куропаток. Но хотелось большего! В деревне был только один охотник – Яшка Дроздов. Мы с завистью смотрели, как он уходил в тайгу с рюкзаком за плечами, ружьём и собакой. А вот как он возвращался из леса – никто и никогда не видел! Хитрый Яшка делал это ночью, когда деревня спала: он приносил зайцев, тетеревов, куропаток и мясо лосей.

Дом наш находился рядом с Яшкиной избой и, как они не скрывали, оттуда постоянно тянул запах варёного, жареного, копчёного мяса, вызывая обильную слюну, и будоража наши постоянно голодные желудки.

Как-то пришёл на другой край села к своему другу Кольке Верёвкину. Мне четырнадцать лет – он старше меня на два года. Рассказываю ему о скупом соседе Яшке Дроздове, так и ни разу не поделившимся с нами своими мясными трофеями. Он улыбается глазами:

– Хочешь, я помогу изготовить тебе боевое оружие? Будешь без Яшки сам с мясом!

– Поджиг, что ли? Так он у меня есть! Им только ворон пугать!

– Да нет! Изготовлю тебе настоящий деревянный лук со стрелами. У меня такой есть! Весной и летом бью щук – они любят греться после долгой зимы у берега (лёску привязываю к стреле); зимой птицу.

– Покажи!

Колька вытащил из сарая самодельный лук со стрелами. У меня загорелись глаза. Он и в самом деле был хорош! Верёвкин, в ответ на мои просьбы сейчас же сделать лук, сказал:

– Сейчас зима только начинается. В следующее воскресение приходи ко мне на лыжах, если будет мороз 10—20 градусов. Только при такой температуре нужно заготовить для лука подходящую берёзу без сучков и наростов. Есть такие прямые берёзки в Глухой пади: они там густые, почти без веток – изо всех сил тянутся к солнцу, и поэтому ровненькие, как свечи.

В следующем воскресении я, чуть свет, уже у Верёвкина. Быстро собрались с ним, и пошли в лес. Заготовили в пади с десяток палок, длиной более метра, без трещин и сучков. Для стрел несём охапку прямых, практически сухих берёзовых веток. Пришли домой. Я от нетерпения дрожу, думая, что Колька сразу начнёт изготавливать для меня лук. Он провожает меня:

– В следующее воскресение приходи! Палки должны быть вымочены в растворе, затем отпарены. А стрелы я высушу над костром, сделаю вырезы для крепления на тетиве, расщеплю кончики и вставлю туда металлические наконечники (есть у меня). Вот с тетивой будет немного труднее. Есть у меня, кажется, одна жила коровья, или из сыромятной кожи где-то должна была остаться полоска. Не найду – навью льняных нитей или поищу что-нибудь из шёлка.

Я не мог дождаться выходных! Как назло, поднялась пурга. Бегу к Кольке. Он торжественно вручает мне новёхонький лук и пять стрел. Благодарю его и мчусь сразу в лес. Лыжи проваливаются в рыхлом снегу, глаза залепляет злой и колючий снег. Практически ничего не видно. Бегал, бегал по лесу: никаких зверей и птиц – все попрятались. Раздосадованный, возвращаюсь домой. Всю неделю метёт, но в пятницу, наконец, затихает.

В воскресение встал рано, позавтракал картошкой с простоквашей, оделся, закинул за плечи лук со стрелами, стал на лыжи без крепления (без ремешков). Знал бы я в ту минуту, что это спасёт меня от неминуемой смерти!

Позвал с сеновала чёрненького пёсика Жучка, и мы с ним весело двинулись в тайгу. На сердце у меня было радостно:

– «Наконец-то у меня вполне приличное оружие! Всё равно кого-нибудь подстрелю! Вот бы зайца застать врасплох или косача! Да ладно: хотя бы рябчика или куропаточку убить!»

Стоял прекрасный солнечный денёк. Конец ноября. Тепло. Тишина. Лишь чуть заметный ветерок тянет с севера. Снег искрится, слепит глаза. Завидев нас, вдалеке убегали быстроногие зайцы, несколько раз взлетали куропатки, не подпуская близко. Два раза мелькнула ярко-красная лиса. Жучок бестолково бегал, высунув язык, и распугивал живность.

Я понял, что сделал ошибку, взяв дворнягу на охоту. Даже орал, стараясь прогнать его домой, но Жучок, отбежав и обидевшись на меня, всё-таки далеко не отходил.

Шёл уже, наверное, третий-четвёртый час нашей, с Жучком, «охоты». Мы вымотались. Надо было возвращаться. Спускаясь в мелкий осинник, я решил отдохнуть на вывороченной ветром сухой осине. Она, падая, зацепилась прочно верхушкой за толстый сук приземистой суковатой сосны, да так и зависла. Жучок покорно прикорнул у меня в ногах. Мы чуть задремали.

Вдруг раздался непонятный шум. Я выглянул из-под выворотня осины и обомлел. Прямо на нас по мелкому осиннику двигалось небольшое стадо лосей. Ветер тянул в нашу сторону, и они не замечали нас. Впереди шёл гигантский горбоносый рогатый зверь. Мне стало страшно! Скинул лыжи, спрятав их под корень и, прячась за выворотнем, пополз по стволу вверх. Наконец-то лосей учуял и Жучок. Думая, наверное, что это стадо деревенских коров, Жучок с яростным лаем смело кинулся на лосей. Это была его роковая ошибка! Тёмно-бурый лесной бык, фыркнув, кинулся в наступление. Маленькая собачка, взвизгивая, и проваливаясь в глубоком снегу, теперь пыталась убежать, но сохатый, нагнув рогатую голову, старался ударить копытами пса.

С ужасом, поднявшись во весь рост, наблюдал кончину своего любимца. Последний визг – и Жучка не стало! Взбешенный дикий зверь, увидев меня и развернувшись кругом, кинулся к выворотню. У меня всё задрожало и, не помня себя, я взлетел по наклонному стволу осины. Через мгновение сидел уже в развилке.

Лось подбежал, громко фыркая, поднял рогатую голову, высматривая меня. Кинулись его злые, налитые кровью глаза. Я затаился между двумя большими сучками. Сохатый не уходил. Я стал успокаиваться и только тут вспомнил о своём луке. Стараясь сдерживать дыхание, достал лук, зарядил его стрелой и начал медленно целиться под лопатку быка.

Натянув изо всех сил тетиву, выпустил стрелу. Лось вскинулся и резво побежал прочь. С треском ломая валёжник, всё стадо побежало вниз по осиннику.

Я долго не мог успокоиться, выглядывая из-под развилки осины. Прошёл, наверное, час, когда решился слезть. Подобрал в снегу свою стрелу – она так и не пробила шкуру лесного быка. Плача, нашёл в снегу растоптанного Жучка, и похоронил его под выворотнем. Для этого пришлось полностью залезть под его корень.

Уже начало темнеть, когда я по приметам подходил к деревне. Постоянно оглядывался, боясь лосей. Держался вблизи больших суковатых деревьев, чтобы в случае чего, залезть на них.

И всё-таки удача улыбнулась мне в этот злополучный день! Недалеко от деревни на большой берёзе увидел большую стаю глухарей. Они, видно, готовились к ночёвке. Не раз в жизни видел эту картину! Перед морозами сидят на дереве чёрные бородачи, бормочут. Вечереет. И вдруг один, затем второй-третий падают в глубокий снег, делают себе там норку и спят до утра.

Так вот, увидев стаю, тихо подкрался, перебегая от ствола к стволу. На расстоянии двадцать-тридцать метров тщательно прицелился в крайнего петуха, сидевшего на нижней ветке, и выстрелил. Стая взлетела, а мой глухарь, трепеща крыльями, упал в снег. Мне пришлось его довольно долго ловить, но всё-таки его придавил в снегу. Он был раненый, и мне пришлось, внутренне сожалея и содрогаясь, его всё же умертвить. Я решил – это плата за Жучка!