Читать книгу Ведьма Аглая - Николай Владимирович Андреев - Страница 4

В школе

Неторопливо прогуливаясь по коридору в перерывах между уроками, Леха с интересом глазел по сторонам. С самого утра его не оставляло ощущение того, что вся школа в этот последний перед каникулами день находилась в состоянии ожидания необыкновенных чудес, без которых, как известно, не обходится ни один Новый год. Всё вокруг: искусственный свет, воздух, лица учеников и учи-телей были настолько пронизаны радостным предвкушением неминуемого чу-да, что оно, казалось, не могло не произойти.

И оно чуть было не произошло.

В самом начале последнего урока в класс вбежала запыхавшаяся завуч Надежда Александровна. Жестом подозвала Лёху к себе и, ничего не объясняя, повела на первый этаж. В вестибюле, подошла к невысокой женщине, укутан-ной в короткую шубку из золотистого меха, и что-то вполголоса прошептала ей на ухо. После чего обернулась к группе одетых в верхнюю одежду учеников, со-стоящей, как заметил Леха, из одних отличников, и, быстро пересчитав по голо-вам, спросила: все ли на месте.

Ей ответили:

– Все!

– Тогда прошу минутку внимания!

Надежда Александровна повернулась лицом к женщине в короткой шубке, кивнула ей, как своей знакомой и, обращаясь к ученикам, произнесла торже-ственным голосом:

– Дорогие ребята! Я с большим удовольствием хочу представить вам Аглаю Револеновну – журналиста и фотографа вечерней газеты. Аглая Револеновна пришла к нам, чтобы снять, а точнее сказать, сфотографировать лучших учени-ков нашей школы, то есть, вас. Поэтому я убедительно прошу отнестись к пред-стоящему мероприятию со всей серьезностью: не шуметь, не галдеть, не бегать – словом, вести себя прилично… Всем всё ясно?

Прикрикнув на одного из расшалившихся отличников, Надежда Алексан-дровна предоставила гостье слово.

Проводив недовольным взглядом завуча, Аглая Револеновна вынула из ши-роких рукавов шубки тонкие руки.

– Значит так, – заговорила она слегка раздраженным голосом. – Сейчас мы выйдем на улицу, построимся на ступеньках в четыре ряда и быстренько, пока не пошел снег, сделаем несколько снимков для статьи.

– Что за статья? – громко спросил Леха.

Аглая Револеновна нахмурилась.

– Статья называется: “Наше счастливое детство”. Поэтому прошу привести себя в порядок: причесаться, пригладиться, поправить шапки. Чтобы всё выгля-дело как на картинке! Еще вопросы есть?

Вопросов не было.

– Тогда прошу! – Аглая Револеновна засунула ладони в широкие рукава шубки и кивнула в сторону входной двери.

Пока школьники, весело переговариваясь, выходили из школы, Надежда Александровна нахваливала их Аглае Револеновне.

– Это – золотой фонд нашей школы. Все как один – отличники, активисты, умницы. А какие таланты! Возьмите хотя бы Лешу из седьмого «Б». Он у нас настоящий художник. Да-да! Говорят, – наклонившись к уху Аглаи Револенов-ны, завуч понизила голос, – в его руке любая кисть становится волшебной… Ко-нечно, в этом есть некоторая доля преувеличения, но, поверьте, портреты он ри-сует не хуже Айвазовского.

– Айвазовский не писал портреты, – буркнул проходивший мимо Леха.

– И учится он хорошо, – продолжала Надежда Александровна. – Правда, как многие талантливые люди, немножко любит поспорить, и к тому же… как бы вам сказать…

– Считает себя самым умным. Да? Я угадала?

Не дожидаясь ответа, Аглая взяла стоящий рядом на штативе фотоаппарат и, повернувшись к ней спиной, вслед за Лехой вышла из школы.

***

Пока школьники выстраивались, как им было велено на ступеньках крыльца в четыре ряда, Аглая Револеновна крутилась возле фотоаппарата. Но вот при-никла глазом к окуляру и, подняв левую руку, приказала замереть.

Только сейчас, стоя перед объективом фотоаппарата, Леха понял, что не только ученики и учителя всё сегодняшнее утро мечтали о новогодних чудесах, этих чудес, прежде всего, ждал он сам.

«Нет, в самом деле, – думал он, – разве это не чудо то, что моя фотография в скором времени будет напечатана в газете огромным тиражом и многие совсем незнакомые люди увидят, а, может быть, даже запомнят мое лицо. Впрочем, главное не это, главное…»

Леха представил себе, как где-то в Сибири, в рабочем вагончике, его отец вскроет письмо, как, обнаружив в нем газетную страницу с фотографией сына, будет показывать ее друзьям, начальству, и начальство, увидев, какой у него за-мечательный сын, возможно, раньше времени отпустит домой.

Стараясь не моргать, Леха уставился в объектив фотоаппарата.

Прошла одна секунда, вторая, третья…

Аглая Револеновна подняла голову. Поморщилась, снова приникла глазом к окуляру и снова выпрямилась.

– Эй ты, мальчик в старом капоте! – кивнула она в сторону Лехи.

– Кто? – приложив ладонь к груди, удивленно спросил тот. – Я?

– Да, да, ты. Выйди из кадра!

Леха непонимающе захлопал ресницами.

– Зачем выйди?

– Ты помнишь, как будет называться статья в газете?

– Наше счастливое детство.

– Правильно! А как можно называть детство счастливым, если оно прохо-дит в таком вот оборванном пальто?

Леха осмотрел одежду.

– И нигде оно не оборвано.

– Ты ещё будешь спорить? – воскликнула Аглая Револеновна. – А ну, я ска-зала, выйди!

Увидев, что мальчик не собирается выполнять приказание, она демонстра-тивно отошла от фотоаппарата. Повернулась к Надежде Александровне и сказа-ла строгим голосом о том, что если этот Айвазовский через пять секунд не вый-дет из кадра, она будет вынуждена прекратить съемку.

– Но предупреждаю! За срыв работы вас и вашего директора ждут большие неприятности!

Надежда Александровна обескуражено посмотрела на Леху и Лехино паль-то. Перевела взгляд на окна кабинета директора школы, где, как ей показалось, промелькнула тёмная тень, и неуверенно произнесла:

– Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь. Пальто, конечно, не новое, со-гласна, зато, посмотрите, какая у мальчика замечательная улыбка. Это просто прелесть! – Она повернулась к Лехе. – А ну, Леша, улыбнись.

Леха еще сильнее захлопал ресницами.

– Вы что себе позволяете! – Аглая Револеновна накинулась на Надежду Александровну. – Вы представляете, что будет, если газета с фотографией этого оборванца попадет на глаза иностранцам! Что они подумают о наших детях, о нас с вами?

– Что?

– Они подумают, что у наших детей нет счастливого детства, и решат, что всё написанное в статье является ложью! Неужели непонятно?

Надежда Александровна задумалась. Еще раз внимательно посмотрела на Леху и беспомощно развела руками.

– Я не знаю.

– Да чего тут знать! В статье говорится о том, что у наших детей есть всё для того, чтобы хорошо учиться, весело отдыхать, и нигде… – она замахала ука-зательным пальцем перед лицом Надежды Александровны, – я повторяю, нигде не сказано про то, что кто-то у нас еще ходит в обносках!

Аглая Револеновна строго посмотрела на окончательно растерявшегося заву-ча. Досадливо махнула рукой и, обращаясь к школьникам, сказала:

– Значит так! Либо ваш Рафаэль Айвазовский немедленно выйдет из кадра, либо статьи в газете не будет. Решайте. Даю три минуты.

С этими словами она засунула ладони в рукава шубки. Отвернулась и, не об-ращая внимания на учеников, принялась неторопливо прохаживаться по школь-ному двору.

Ученики зашумели. Одни с нескрываемым возмущением обсуждали слова Аглаи Револеновны и призывали Леху стоять до конца, другие, и таких было большинство, принялись уговаривать его не мешать нормальным людям фото-графироваться.

Леха оцепенел. С неподдельным изумлением он глядел на прогонявших его отличников, и пытался найти за собой вину, способную оправдать предатель-ство тех, кого еще минуту назад считал своими приятелями.

– Им всем на меня наплевать! – еле слышно прошептал он стоявшей рядом шестикласснице Оле. – Всем…

После чего, стараясь никого не задеть, вышел из строя. Втянул голову в плечи и, не поднимая глаз, быстро направился к дверям школы.

***

Раз – два – три – четыре, раз – два – три – четыре…

Леха с равномерностью метронома постукивал карандашом по крышке пар-ты и неотрывно наблюдал за тем, как во дворе школы подгоняемые ветром сне-жинки в ритме траурного марша по несбывшейся мечте, скорбно кружились в сером небе.

Раз – два – три – четыре, раз – два – три – четыре…

На пороге класса показалась Оля. Увидев одиноко сидящего Леху, спросила: почему он не идет домой.

– Всё, Леша! Каникулы наступили!

Раз – два – три – четыре, раз – два – три – четыре…

Не дождавшись ответа, девочка присела рядом. Поправила упавшую на лоб челку и, коснувшись пальцами его ладони, посоветовала не расстраиваться.

– Во-первых, – она загнула мизинец левой руки. – На газетных снимках все на одно лицо, поэтому совершенно не важно, кто там снят на самом деле. А во-вторых…

Оля глубоко вздохнула и, загнув безымянный палец, добавила, что в отличие от нее самой, ему, Лехе, теперь доподлинно известно: кто является его другом, а кто нет.

– Я и так знаю, кто мне друг, – буркнул Леха.

– Кто?

– Борька из Григорьевки… Говорят, мы с ним чем-то даже похожи.

– Он тоже рисует?

Леха отрицательно покачал головой. Сказал, что Борька придумывает песни, а потом поет их. После чего тяжело вздохнул и отвернулся к окну.

За окном все также падал снег. Он падал так быстро, что в какой-то момент Лехе показалось, будто перед его глазами находился не школьный двор, а зана-вешенная сцена, на которой под звуки траурного марша только что была разыг-рана трагедия одиноких снежинок.

«Представление закончено, – подумал он, – но легче не стало».

Развернувшись всем телом, Леха пристально посмотрел Оле в глаза.

– Скажи: ты тоже считаешь, что меня правильно выгнали из кадра, да?

Оля на секунду замешкалась. Потом, испугавшись, что ее заподозрят в том, что она одобряет решение отличников, энергично замотала головой.

– Конечно, нет! Как ты мог подумать? Они не имели права так поступать с тобой!

Леха отвернулся к окну и снова забарабанил карандашом по крышке парты.

– Ничего, ничего, – сказал он. – Вот приедет папа, купит мне самое лучшее пальто, тогда и посмотрим, кто из нас ходит в обносках.

– А где твой папа?

– На севере, в Сибири… Тебе-то чего?

– Что он там делает?

Леха бросил карандаш на парту. Мучаясь оттого, что ему приходится гово-рить о вещах крайне неприятных, связанных с близкими, и от этого неприятных вдвойне, выпалил:

– Деньги зарабатывает! Маме необходима операция в Москве, платная, до-рогая. Здесь таких денег не заработать, поэтому он уехал на север.

– И когда приедет?

– Как заработает на операцию, так и приедет… Вот только, – вздохнул Лё-ха, – платят там не так много, как нам надо.

– Понятно… А что вы собираетесь делать, если папиных денег будет недо-статочно для оплаты операции?

– Не знаю. Может, мне удастся написать картину, которую кто-нибудь ку-пит, может еще что… Эх! Если бы мои картины продавались. Я бы тогда всё до последней копеечки маме отдал.

Оля схватила обеими руками Лехино запястье и, как можно убедительнее, произнесла:

– Твои картины будут цениться наравне с классиками! Поверь мне. Я знаю, что говорю!

Леха смущенно потупил глаза.

– Ну… – пробормотал он, – не всё так просто.

– Конечно, не просто. Но ты такой талантливый, такой умный, мне так нра-вится, как ты рисуешь!

Леха смущенно улыбнулся. Решив, что девочке будет приятно получить в подарок рисунок, предложил что-нибудь нарисовать для нее. Достал из портфе-ля коробку цветных карандашей, ластик, тетрадь. Вырвал из тетради чистый лист и задумчиво посмотрел в потолок.

Спросил:

– Хочешь, я тебе нарисую Аглаю Револеновну?

– Фу! – поморщилась Оля. – Не хватало еще на эту ведьму бумагу тратить.

– Почему ведьму?

– Ее журналисты так прозвали. Мне об этом бабушка сказала, она у них в редакции гардеробщицей работает.

Потрогав кончиком указательного пальца острие карандаша, Леха согласно кивнул.

– А что, похожа, – согласился он с мнением журналистов. – Знаешь что? Давай, я тебе нарисую настоящую ведьму.

– Такую, как Аглаю Револеновна?

– Такую, как Аглая Револеновна, – сказал Леха. – Точь-в-точь.

Он еще раз потрогал пальцем острие карандаша. Прищурившись, вниматель-но посмотрел на лежащий перед ним чистый лист бумаги и приступил к работе.