Читать книгу Ветер плодородия. Владивосток - Николай Павлович Задорнов, Николай Задорнов - Страница 7

Сибирцев плавал в Амуре, в вечерней мгле заметил китайскую сторожевую лодку, перевернулся несколько раз, вышибая брызги, как играющий сивуч, и пошел быстро, прямо на лодку, рушась головой и грудью вглубь и выбрасывая руку, как касатка плавник.

Одолело молодечество, как на деревенской гулянке, нырнул под лодку и выплыл за другим бортом и пошел дальше, как ни в чем не бывало, к своему судну.

– Китайцы вас убьют, Алексей Николаевич, – сказал Маслов, подавая руку со штормтрапа, и помог ему, зная, как после купания тяжелеет тело.

После чая Сибирцев уснул. Очнулся от нестерпимой духоты, словно вырвался из петли. Чередой нахлынули воспоминания. Опять ужас одиночества. В памяти теснились события, люди, страны, порты, моря. Купания в холодной воде не помогали. Еще сильней заслышались забытые ароматы. Рояль… Зазвенели струны и напевы. Шамизэн[8]. Горькие воспоминания неудач и промахов. Конечно, с кем не случается! Все кануло. Он шел на подвиг, но лишь при сем присутствовал, а попал на каторгу. Зачем меня сюда занесло? Здесь захолустье и таким вечно останется. Река Черного Дракона? Я хотел уверить себя, что через нее мы войдем в огромный новый мир. Но это невозможно! Сибири, как он все более убеждался, не дадут развиться, ее душат и грабят и будут грабить. Не дали бы развиваться и Штатам, не будь они отделены Атлантикой. А Сибирь единое целое со старым миром. С отчаяния грызи борта. «Слышишь ли ты все это?» – хочется крикнуть отцу в Петербург.

Шлюпка подошла. Шаги над головой. Сапоги простучали, скатились по трапу. Стук в дерево.

– Алексей Николаевич! – послышался голос адъютанта генерал-губернатора хорунжего князя Дадешкалиани.

– Войдите.

– Вы не спите?

– Не сплю.

– Договор подписан, – сказал Дадешкалиани, входя в каюту. Он тонок, высок, в белокурых усиках, в черкеске, с кинжалом. – Генерал требует вас к себе.

Юный князь – любимец Муравьева, как приемный сын. На Кавказе в Тифлисе Николай дружил с его семьей, бывал в доме, сохранил переписку. В роду Дадешкалиани все служили в кавказской армии, учились в военных училищах. Подросшего юношу Николай Николаевич пригласил в Сибирь, обещая службу, боевые походы, и зачислил в казачье войско. Давал поручения, где требовались отвага и решительность. Князь на днях со своими донцами снес маньчжурское гьяссу[9], стоявшее не там, где полагается. Городьба так и вспыхнула, как пук соломы.

Вельбот пошел как на гонках, выбрасывая сильными веслами легкую прохладу из черной воды в трепетных отражениях судовых фонарей.

– Кто идет? – то и дело раздавались окрики с барж, стоявших на якорях. Дадешкалиани, или, как его называли, Дадешкалиан, четко отзывался, стоя в рост.

– Плавучий особняк губернатора в праздничном освещении открылся за ивами острова, а очень далеко вдали завиднелись редкие огни в стороне Айгуна.

– Как вы себя чувствуете, Алексей Николаевич? – спросил Муравьев, сидевший за столом в кабинете, отделанном полированным кедром, по-иркутски. – Какая духота! Вас разбудили?

– Я не спал.

– Вы волновались? Договор подписан.

– Я поздравляю вас, Николай Николаевич!

– Договор только что подписан. Вы уже знали?

– Население Айгуна утверждает, что вы отдали амбаням два мешка с серебром – и этим все было решено.

– Вот вранье!

– А князь И Шань упирался якобы для виду, чтобы не потерять лица. – Сибирцев вдруг расхохотался. – Всем известно, что власть маньчжур, где она и была, прекращает свое существование по всему левому берегу. Все решили якобы два мешка с серебром! Я знаю, что вранье! Поздравляю вас!

– Благодарю.

– Дайте мне обнять и поцеловать вас По-православному.

– Да будь благословенно наше дело. Но что за дружба у вас, кто вам обо мне докладывает?

– Китайцы жалуются мне и на вас, и на своих чиновников, как будто я приехал сюда из Пекина ревизовать айгунского амбаня.

– Зачем вы так часто и подолгу плаваете в холодной еще воде, Алексей Николаевич? Китайцы сегодня после подписания договора сказали мне, что в Амуре около моих барж ночью плавает дракон.

– Это хорошо. Хей Лу Цзян – Река Черного Дракона, Черный Дракон. Никогда не тронут, – ответил Алексей. – Пока это мое единственное удовольствие на службе прогресса. Плавая, я успокаиваюсь.

– Тяжелая задача?

– Да.

«Отчего вам так надобно успокаиваться?» – хотел бы спросить Муравьев. Но он никогда не совал нос в личные дела своих сподвижников и сплетнями, как министр и губернаторы, не занимался. Однако кое-что лезло в голову… Что с ним? Разрыв с невестой? Уже давно, кажется, а забыть не может. Могла изменить в войну, вышла за другого. Кто же будет ждать, если в Японии у всех наших офицеров были японские жены.

Муравьев помолчал и подумал.

– Приступим к делу, – сказал он.

– Вы подписывали трактат, а на меня повеяло раскаленным жаром тропической весны, и я не мог заснуть.

– Что же вы делаете в таких случаях? Читаете?

– Я не зажигал огня. Князь Дадешкалиани вошел во тьму и засветил мою свечку… Читал на память… Стихи китайского поэта о нефритовой башне весны.

Генерал подвинул Алексею лист трактата и откинулся в кресле.

– Без триумфальных арок, церемоний и декораций. Утром за дело! Теперь решетка отворяется, и я выпускаю на арену молодого тигра.

Видно, придется оправдывать похвалы.

– Завтра вы с полковником Ивановым передадите китайским представителям, которых назначил князь И Шань, две пушки. Остров выбран. Полковник и артиллеристы покажут испытания. Вы готовы?

– Да. Стрельбище подготовлено. Пушки и цели установлены. Люди там, на месте, живут в палатках. Кони пасутся. Все как на артиллерийском полигоне. Золотые руки у наших нижних чинов!

– Вам все известно? – спросил Муравьев.

– Так точно, Николай Николаевич!

– Что намерены делать после сдачи пушек?

– Жребий мой выбран. Я остаюсь начальником поста на устье Зеи, в городе Благовещенске.

– Это вам нравится?

– Я все время приглядываюсь к стране. Вы же сами, Николай Николаевич, сказали мне, что это высокая честь.

– А вы поверили! Я сказал, чтобы испытать вас!

– Вы так и государя императора испытываете и всех, с кем вам приходится встречаться?

– Неужели вы полагаете, что я приказал вам подобрать команду из образцовых матросов для плаваний через реку в гости к айгунскому амбаню и чтобы посадить вас здесь всех на зимовку? Трепещите!

Случается, что от внезапных выходок Муравьева людей поражает как громом, они теряются, их трясет. Таков стиль правительственный, введенный в обиход покойным государем.

– Холодный климат привычен вам?

– Я вырос в холодном климате.

– Но я не оставлю вас в холодном климате.

Муравьев умеет задать распеканцию, заявить как бы невзначай: «А ну, не велик барин! Одним росчерком пера я могу превратить Амур в Россию, а независимого офицера с такими же взглядами, как у меня, – в нуль».

– Мы с вами люди дела. Вы мой самый доверенный и самый неутомимый спутник. На вас вся моя надежда! Вам будет вручен пакет с бумагами. Шлюпка и команда наготове. Ваши люди. Припасы, продовольствие рассчитал Маслов.

– Да, он говорил мне.

– После сдачи пушек отправляйтесь в плавание с вашими опытными матросами.

– Куда же идти? В Петербург? – В Сибирцеве проснулся ретивый исполнитель. Сорвалось с языка, не утерпел.

Муравьеву самому хотелось бы в столицу! За почестями, за признаниями и славой! Прочитать про себя в петербургских газетах. Но он не старичок, играющий в ордена и звезды, и дела своего не покинет. Он тысячу раз должен доводить дело до конца, пока в душе есть божественный огонь. Ему уже перевалило за сорок, ждать нельзя. Он с честью перешел из одной эпохи в другую. Скоро огонь начнет гаснуть. А дела много. Дело еще только начинается. За нами будущее.

– В другую сторону, Алексей Николаевич. Надо не только известить нашего посла в Китае графа Евфимия Васильевича, что сегодня подписан договор, но и остеречь его от промахов, которые он готов наделать. Туда, откуда, как вы сказали, повеяло на вас раскаленным жаром весны, где знакомые вам горячие ветры. Сон в руку, Алексей Николаевич. Ветры плодородия дуют там с благословенной равнины Китая. Я все решил, еще когда вы играли и пели.

– Что же вы мне раньше не сказали? Ведь я же должен приготовить себя и людей и все необходимое. Зачем было держать в секрете?

– Маслов был с вами в Японии и в Гонконге. Он уже все подготовил, но не знал, куда идти. Завтра поставит всех интендантов на ноги. Я отдам приказания. Маслов – кругосветный моряк. Теперь он – офицер. С богом! В Китай! В залив Печили! На русскую эскадру. К послу Путятину. После разгрома в Кантоне соединенные эскадры англичан и французов, а также американцев пришли на север, в залив Печили, угрожая Пекину. Наш адмирал прибыл туда раньше всех. Остерегите его. А то он заключит договор, который может все испортить. Не сочтите хвастовством, я знаю, что говорю. Из всех англичан я считаю графа Элгина своим единственным достойным соперником. Повидайте его. Какие новые сотрясающие удары наносит он по запертым воротам Китая… Кому и какие удары придется наносить вам, мой дорогой? Вы помните дуэнью в романе «Варфоломеевская ночь», которая, сопровождая героя ночью к любовнице, упрекает его, зачем он берет с собой кинжал, и говорит: «Вам придется наносить там удары совсем другим оружием».

Шутка некстати и оскорбляет молодые чувства Алексея Сибирцева. Муравьев не циник, это не Кавадзи. Знает, как тяжко исполнить его поручение, хочет золотить пилюлю. Но, черт возьми, как, однако, хороша жизнь!

– Я бы дал вам пароход для спуска по Амуру, но пришлось бы останавливаться, рубить дрова. И ночью пароходу нельзя идти. Парусная шлюпка с такой командой пойдет быстрей, чем пароход. В стойбище Бельго живет мой друг – гольд Удога, его возьмете лоцманом в низовья. И с богом! В Де Кастри вас ждет паровой корвет. В Печили! Если же Путятина нет в Печилийском заливе, то в Шанхай. Нет в Шанхае – еще южней, в Макао. Это рядом с Гонконгом. Так, сдав пушки и штуцера и не теряя времени. С раннего утра завтра вас ждет И Шань. Поезжайте в Айгун, явитесь во дворец с полковником Ивановым, представьтесь князю И Шаню, как иностранному генералу офицер армии дружественной державы. Вы берете на себя военно-дипломатическую часть. Полковник и офицеры покажут действие новых пушек. И Шань отправит вместе с вами на полигон своих офицеров. А я готовлю прием и обед китайским послам.

Муравьев еще раз объяснил подробности поручения.

– На полигоне все готово?

– Так точно…

– Я верноподданный государь, и мне, как никому другому, оказано доверие. Его императорское величество проникнут интересом к будущему Сибири. Амур его детище. Я не могу вам даже вкратце всего передать. Вам надлежит оправдать высочайшее доверие…

«Вот и поди ж ты!» – подумал Сибирцев.

– Дорогой мой, я отрешился от былых заблуждений. Не предавая никого. Советую и вам. Тогда дело у вас закипит, какое бы разочарование ни было модно в обществе. Я по-прежнему не верю в несекомые сословия с их ужимками. Но я верю в секомые сословия, за ними будущее.

«Что за страсть у выходцев из знатных родов чернить дворянство, возбуждать народ против самих себя, против своего же, самого образованного и стойкого из сословий? Да как услышит это не грамотный народ, а чернь, да вас же, деклараторов ненависти, потащит на гильотины».

– Впервые русские и китайские артиллеристы вместе будут стрелять по целям как союзники.

– Николай Николаевич! Осмелюсь, однако, еще раз предупредить вас, что китайцы вряд ли примут пушки. Этому причиной не боязнь монгол, через чьи земли должны пройти караваны, а в том, что такие грузы через материк не могут пройти незамеченными. Этого не скроешь. Тогда как в портах можно тайно приобрести от иностранцев все, что вздумается. Надо видеть, что там творится, какая торговля оружием и пушками.

– А вы видели?

– Да, я видел. В Петербурге знают об этом из европейской прессы, скупой на такие признания. Государь утвердил представление Путятина. Его величеству далеко не все известно.

Муравьев слушал, отвлекаясь и о чем-то соображая.

– Уступка их без получения от нас вознаграждения выглядит благородным поступком соседа и обязывает нас к согласию с ними. Это великодушие. А Евфимий Васильевич превращает дело в торг. Китайцы, как известно, хитры, но лишь когда их благородство и великодушие бывают отвергнуты.

– Нет, китайцы так не думают. Не преувеличивайте их благородство. Им сейчас не до того. Прерываю вас. Я генерал-губернатор и приказываю. Помните. Исполняйте завтра же.