Читать книгу Амур-батюшка. Золотая лихорадка - Николай Павлович Задорнов, Николай Задорнов - Страница 38

– Ванча, беда! – воскликнул Улугу. – Смотри…

– Ой, отец! – завизжала Дельдика и опрометью кинулась в дверь.

– Гохча, Гохча! – звал Улугу. – Поедем скорее отсюда, бельговские едут. А ты, Ваня, говорил – они мириться не едут потому, что дорога плохая. Нет, дорога-то хорошая, была бы охота мириться!

– Ты что боишься? У меня никто не тронет. Я тебя с ними помирю. Еще как славно помиримся.

Нарты огибали торосник. Видно было, что собаки мчались теперь прямо к поселью. Дельдика, взмахнувши руками, скрылась под берегом, словно провалилась в сугробы.

– Вас если силком не помирить, век будете ссориться, пока не передеретесь, не убьете кого-нибудь.

У крыльца послышался собачий визг. Иван вышел встретить гостей, и вскоре в избу один за другим стали заходить бельговцы.

Улугу сидел ни жив ни мертв.

Удога, Чумбока, Хогота, Кальдука, Ногдима, Гапчи и другие бельговцы обнимали и целовали Ангу, поздравляли ее и Ивана.

Чумбока несколько смутился, завидев Улугу, но тотчас же оправился, подбежал и хлопнул его по руке:

– Здорово! Как сюда попал?

Хогота тоже было шагнул к Улугу, но остановился в нерешительности, как бы не в силах вспомнить, где он видел этого человека. Он вдруг растерялся, лицо его выразило волнение, губы задрожали, старик затрясся и с перекошенным лицом спросил Ивана по-русски:

– Это, однако, мылкинский?

Иван замотал головой и, беззвучно смеясь, заставил Хоготу поздороваться с Улугу.

Савоська вытащил из кармана беличьи бабки, кабаний зуб и все это привесил к зыбке, где спала девочка.

– Чтобы черт не тронул.

Дельдика обносила гостей угощениями. Кальдука заискивающе просил ее налить еще чашечку чаю. Обходя круг гостей, девочка становилась у печки и подолгу с любовью смотрела на отца. Ей было жалко старика за то, что он бедней и хуже всех.

– Ты, Ваня, расскажи нам, как там, в Николаевске-то, – дымил трубкой Хогота. – Какая новость? Ты теперь наш купец: как приедешь, должен сказать, что видал.

Иван знал, что туземцы любознательны, и если уж хочешь с ними торговать, то надо им что-то рассказывать… Китайские купцы, возвращаясь с родины, коротали с ними по нескольку вечеров подряд, рассказывали всякие небылицы про богдыхана, про его войско, про Китай, про весь свет, а заодно ввертывали про падение цен на меха и наговаривали что-нибудь на русских, своих соперников. Теперь Ивану надо было что-то выдумывать, чтобы и в этом не уступать китайцам…

Наутро Бердышов роздал гольдам серебро.

– Целковенькие! – позванивал рублями Чумбока.

– Это, Ваня, никогда не забудем! Давно у нас целковых не было.

– Китаец никогда серебром не платит!

– Эти деньги никому не дадим, бабам кольца делать будем.

– Шибко большое спасибо, Ваня, что серебра привез.

На дорогу Бердышов дал гольдам по бутылке водки.

– В долг пойдет под соболей.

– В долг! У-у-у! В долг! – радовались бельговцы.

Бердышов обещал ускорить их примирение с мылкинскими.

– Ой-ой, вспомнил! – вдруг воскликнул Чумбока. – Вспомнил! Вспомнил, чего Денгура-то просил.

– Э-э, нет, теперь поздно, – засмеялся Иван.

– Ваня, зачем нам не сказал, что в Николаевск меха везешь? – сердился Улугу. – Я бы тебе тоже соболей дал.

Улугу и Гохча поспешили в Мылки рассказать новости.

Гольды разъехались. Иван выбросил Савоськины талисманы, а гольдскую посуду велел убрать в амбар.

– Хватит этого гольдовства.

На другой день он выволок соху и стал прилаживать сошники.

– Землю надо и мне пахать. Не русский я, что ли? Надо поработать, чтобы не зря на свете жить, хоть бы кусок клина запахать…

В тот же день нагрянули новые гости – Писотька и Данда. Они спешили, ехали не по Амуру, а прямо через тайгу, по полуострову, через чащу березняка.

– Ваня! Ваня! Зацем нам не скажешь, что торговай? Зацем не скажешь, что серебром за соболь платишь, а? – с чувством восклицал Данда.

Писотька жаловался на Денгуру:

– Злой, не любит русских, с ним лучше не торговать.

Гольды предложили Ивану на серебро большую партию соболей, приготовленную для продажи в Сан-Син. Писотька ставил условием, чтоб заодно Иван купил его старую лисью шубу.