Читать книгу Война за океан. Том второй - Николай Павлович Задорнов, Николай Задорнов - Страница 3

Подали коней. Свербеев, Сычевский и казаки поскакали обратно за ворота в сопровождении конных маньчжуров. На улице была суматоха. В разные стороны бежали люди. Некоторые торговцы закрывали лавки.

На реке виднелись плывущие суда. Среди барж и лодок появился пароход и, оставляя за собой арку черного дыма, направился к городу, гулко шлепая плицами. Вскоре он шел уже подле берега, давая оглушительный гудок. Вслед за хлынувшей прочь толпой стало разбегаться и маньчжурское войско.

«Вот когда вас проняло! – думал Маркешка. – А то понаставили пушек!»

Проезжая обратно, он заметил в толпе несколько знакомых, с которыми ему хотелось бы встретиться, поговорить и узнать, как они живут. Но было не до того.

Вслед за Свербеевым и Сычевским на пристань прискакали чиновники и, видимо, хотели что-то сказать, но не успели. Лодка отвалила от берега, и вскоре оба русских посланца были на борту губернаторского судна.

Муравьев видел переполох, который произвело в городе появление его флотилии, поэтому приказал судам держаться дальнего левого берега и стать там на якоря, в отдалении, но напротив города…

Маньчжурские чиновники сели в лодку и намеревались направиться к каравану судов, но в это время Свербеев и Сычевский вновь вернулись на берег. Илунга просил их передать просьбу амбаня губернатору Муравьеву. Начальник города и крепости Айгуна просил объявить, что разрешает русским плыть вниз, но просит их пройти мимо как можно скорее, чтобы не волновать народ.

Начались переговоры. Лодки ходили с судна на берег, и сразу же конные скакали в крепость к амбаню. Муравьев требовал свидания с начальником Айгуна. Амбань настаивал на своем: пусть суда скорее уходят. Муравьев ответил, что флотилия стала на якоря у противоположного берега и это сделано из уважения к достоинству начальника Айгуна и чтобы не беспокоить население, но что русские суда никуда не уйдут до тех пор, пока не состоится встреча.

А пароход ходил и гудел. Лодки маньчжуров подошли к берегу, где стояли русские суда, у казаков нашлись знакомые, в городе ползли слухи, что русские раздают серебро из мешка и подарки, что у них очень хорошие пушки, нет ничего поддельного, все настоящее, что хорошая одежда, у солдат отличные лошади, что людей там кормят несколько раз в день и что вообще у русских все вызывает удивление, но что начальники у них громко кричат. Эти чудовищные слухи поползли по городу и через шпионов стали быстро известны старому амбаню.

«Все увидели русских, расписывают про них бог знает что! Один я в своей крепости, как в тюрьме! Да пропади эта гордость и достоинство, – думал начальник. – К тому же в самом деле что же будет, если они не уйдут?»

Амбань послал на берег чиновников и велел передать ждавшим там русским офицерам, что согласен на встречу, но требует, чтобы генерал Муравьев съехал на берег первым и ждал его. Свербеев ответил, что об этом и речи быть не может, чтобы генерал Муравьев ждал. Пусть явится на берег амбань и ждет генерала… Заодно объяснили, что парохода не следует бояться. Много еще было разговоров о том, как должна произойти встреча, кто первый подъедет, а кто будет ждать. Наконец решили, что никто ждать не будет.

На берег высадился целый десант: взвод вооруженной пехоты, военный оркестр и офицеры. Началось сооружение большой палатки. Огромная толпа зевак снова собралась на берегу. Тут же строился небольшой отряд маньчжуров.

Решили, что с обеих сторон солдат будет поровну, и амбань просил, чтобы с судов много не высаживалось. Маньчжурские войска выстроились вдоль улицы и у крепости.

Амбаня вынесли из глиняных ворот в паланкине. Его многочисленная свита шла и ехала за ним. Пароход подвел на буксире вооруженный гребной катер генерал-губернатора. Хор трубачей грянул марш. Солдаты взяли на караул.

Муравьев сошел по сходням, укрытым красным сукном, а за ним появилась многочисленная свита, составленная чуть ли не из всех офицеров, собранных с барж. В это же время амбань появился из опущенного на землю паланкина. Генералы увидели друг друга.

Старик амбань был ошеломлен обилием золота на русских, громом труб, видом парохода, строем почетного караула и множеством судов, которые действительно заполнили все пространство Амура и вправо и влево. Он почувствовал, что русские в самом деле сильны и богаты. Но он, как человек старый и опытный, знал, что восхищаться чужим да еще дать заметить народу превосходство чужого над своим значило потерять должность да, чего доброго, и голову. Хотя все свое не шло в сравнение с русским и слухи о русских верны, но выказать этого было никак нельзя, и поэтому старик живо взял себя в руки и приосанился. Он с большим достоинством и надменностью шагнул вперед.

Муравьев тоже приблизился. Лицо его засияло. Он распростер объятия. Казалось, он так рад амбаню, так восхищен этой встречей, что более приятного для него ничего не существует. После обмена приветствиями и любезностями оба генерала, как и было условлено, отправились в палатку в сопровождении своих ближайших помощников и переводчиков.

Муравьев сказал о глубоком чувстве, которое император России и его подданные всегда питали к императору Срединной империи… Потом он сказал о войне, что возникла у России с Англией и Францией, и помянул, что эти враги России являются и старыми врагами Китая.

Подали закуску, вино, потом обед. Муравьев объяснил, куда и зачем идет сплав. Амбань выслушал его со вниманием.

– И это все против англичан?

– Да, это против них.

– И пушки и порох?

– Да.

– У них тоже есть пароходы.

Муравьев твердо заявил, что Россия не потерпит английских попыток завладеть побережьем или устьем Амура и что на судах идет лишь часть войска, а что в Забайкалье осталась огромная армия с мощной артиллерией и что для поддержания связи со своими постами на море русские и впредь будут плавать по Амуру так, как это необходимо.

Тут амбань затряс коленками и стал обмахиваться веером. Муравьев решил, что откровенность будет кстати и лучше всякой дипломатии.

После обеда он остался с амбанем. Все чиновники и офицеры вышли. Присутствовали лишь переводчики.

– Судите сами! – воскликнул Муравьев. – Китай и Россия – великие страны и соседи. А вы чуждаетесь нас! Не пора ли вам открыть границы для взаимной торговли? Мы не грабим Китая, как англичане. Нас нечего бояться. Откровенно скажу вам не как генерал-губернатор, а как ваш гость и друг, что ваша политика недальновидна. Вы не сознаете, какая ужасная опасность вам грозит. Ваша приверженность старине и обычаям хороша, но надо знать, что делается в мире. Вы даже сплав наш не хотели пропускать, тогда как мы идем, чтобы отбить нападение общих наших врагов. А что, если они войдут на Амур? У вашей великой страны много врагов, а вы на это закрываете глаза и чуждаетесь друзей. Что было бы, если бы мы вовремя не вошли в устье Амура?

Амбань опять слушал с интересом.

– Если вы откроете торговлю с Россией, мы вам продадим все, что надо для защиты вашего отечества.

Сейчас при виде русской флотилии амбань больше чем когда-либо чувствовал, что Китай отстал. Он в душе согласен с Муравьевым.

– Да, это верно, что вы говорите, – сказал старик и добавил тихо: – Но в Пекине этого знать не хотят.

Муравьев был удивлен. Сказано очень смело и откровенно. Как видно, амбань многое понимает. Никакой вражды к русским! Он говорил о том, что англичане и французы подвергали его родину дозору.

– Но все же я прошу только об одном, – сказал старик, – пусть поскорее пройдут ваши суда. Не надо, чтобы наш простой народ видел силу иностранцев. А то народ может выйти из повиновения.

– Отлично понимаю! – воскликнул Муравьев. – Как генерал и сам царский слуга, я прекрасно понимаю ваше положение…

Сейчас он готов был войти во все огорчения амбаня, как в свои собственные.

– Нельзя позволять народу думать и говорить лишнее. Тут нужна строгость. И если бы у меня люди осмелились противиться, я бы немедленно повесил несколько человек.

Муравьев чувствовал, что во многом недалеко ушел от амбаня, что оба они, каждый по-своему, занимая важные должности, действуют одинаково и делают вид, что верят в одни и те же истины, в душе, кажется, иногда тяготясь этим.

«Да мы, право, оба легитимисты», – подумал он и решил, что в Иркутске в обществе «красных» не преминет это рассказать.

Амбань был тронут вниманием и любезностью. Вообще он уж давно не видал такого приятного и обходительного человека, как Муравьев. А как много плохого о нем говорят!

Муравьев сказал, что и англичан можно разбить!

– И мы можем помочь Китаю и подавить мятеж, который поднят, и отразить нападение англичан. Мы соседи, и в такой помощи нет ничего плохого.

– Нет, мы в этом не нуждаемся, – ответил гордо амбань, но в душе предложение ему понравилось. Он подумал, что как бы было хорошо, если бы русские действительно разбили англичан, если бы всю эту их силу, плывущую мимо Айгуна, обрушить на англичан.

– Я понимаю, что вы сами тоже сильны, – сказал Муравьев, – но от помощи русского великого государя я бы, не советовал отказываться.

– Граничить с областями, которыми управляет такой знатный, образованный и приятный человек, – истинное счастье! – не остался в долгу амбань.

– И я хотел бы вот так запросто и откровенно встречаться и говорить с вами всегда. Был бы счастлив дружить с вами, – ответил Муравьев. Он сказал, что русские всегда считали реку Амур своей, что тут были русские города и никогда русские не откажутся от своего права тут плавать.

– Да… – Амбань несколько смутился. Он и сам это знал. Все ждали, что русские рано или поздно придут сюда.

– Но все же вам следует поспешить и скорее идти. Это лучше и для меня и для вас. Вам тоже не надо задерживаться. Англичане могут напасть на устье реки. Если вы говорите, что у вас на море четыре больших корабля, то вы врага легко отобьете.

Муравьев предложил амбаню покататься на пароходе. Старик несколько смутился, но тотчас же живо овладел собой. Он поблагодарил и отказался.

– Напрасно! – сказал Муравьев. – Ведь недалеко то время, когда всюду вместо парусных судов будут паровые. Пора и Китаю заводить такие суда. Тут нет ничего сверхъестественного. Работает машина.

Пригласили инженеров, и амбаню вкратце объяснили устройство парохода.

– Так едем вместе? – сказал Муравьев, видя, что тот все, кажется, понимает.

– Нет, нельзя!

– Но почему? Ведь это надо знать.

Амбань долго отнекивался и наконец признался, что он должен был бы попросить об этом в Пекине позволения, а там никогда этого не разрешат, так как на это есть причины очень глубокие.

– Да, у нас много недостатков, – сказал старик.

– Но ведь причины эти вы знаете? Их две. Одна – внутренняя, вызвавшая смуты. Другая – иностранцы.

– Да…

Амбаню были преподнесены подарки.

Генералы еще некоторое время угощали друг друга и разговаривали.

Наконец Муравьев стал прощаться.

– А пока мы поможем вам тем, что отразим нападение наших общих врагов, – сказал он.

– Это хорошо, что против англичан идет такая сила, – ответил амбань. – Проведите ее скорей!

На прощание Муравьев снова твердо и торжественно объявил амбаню при свитах, что плавание по этой реке русские считают своим правом, и снова упомянул о вечной дружбе.

Муравьев обнял амбаня, добавил, что ему жаль расставаться, пожелал счастья и посоветовал передать в Пекине все, о чем шел разговор.

– Вы знаменитый генерал, и в вашу честь я прикажу произвести салюты из пушек.

– Вы великий человек, – кланяясь, ответил амбань, – и я желаю вам поразить наших общих врагов. Только прошу вас не салютовать.

Амбаню подали паланкин. Поезд его отправился в крепость. Заиграли горны. Губернатор взошел на палубный катер и торжественно махнул рукой. Грянул хор трубачей. Загудел пароход. Гребная флотилия с артиллерией наготове прошла мимо пристани. Но вскоре все суда снова стали.

…Амбань возвратился в крепость. Тут все было по-старому. Ветхие глиняные стены, крыши, крытые черепицей, с головами драконов и животных на коньках. Те же столбы с цветными флагами. Амбань глубоко задумался.

– Русская флотилия осталась на ночлег и утром уйдет, – доложили ему.

Пора было подумать и о своих делах. Амбань приказал схватить тех, кто помогал русским, наказать строго. Хотя бы одного-двух. Головы выставить на базаре. Дать знать всюду, что тех, кто торгует с русскими или помогает им, ждет казнь. И долго еще отдавал амбань грозные приказания.

На другой день вдруг загрохотали артиллерийские выстрелы. Громадная толпа безмолвных зрителей стояла на берегу. Из крепости прискакали чиновники и на лодке быстро поехали с просьбой больше не салютовать. Русская флотилия уходила.

Амбань думал о том, какие меры надо принять, чтобы население не сдружилось с русскими и чтобы в Пекине знали, как он старается, чтобы не подумали, что он сам симпатизирует русским, и не лишили бы его чина и дворянства и не срубили бы ему самому голову.

Но сам он все же чувствовал, что будет много неприятностей. Сколько ни казни, но русские пошли по Амуру, и с ними ничего не сделаешь. Они правы кругом. А в Пекине неизвестно, как взглянут на это дело. Быть может, там так же быстро найдут виновников, как их нашел сам амбань? Ведь там, как всегда, интригуют. Там «евнухи» и женщины влияют на дела. Там предрассудки и суеверия, приметы и колдовство – в основе действий. А у иностранцев – расчеты, вооружение и машины. Народ понимает это. Поэтому восстания у нас повсюду.

Но амбань был человек со связями и знатным родством в Пекине, опытный и хитрый, и надеялся, что сумеет оправдаться. Придется выворачиваться, расплачиваться за то, что имел удовольствие поговорить с иностранцем и повидал русский пароход!

…Какого-то китайца вели на казнь. Объявлено было, что он предатель и продался русским. Арсыган в это время, стоя в толпе, побрякивал русским серебром. Все обошлось благополучно, и его похвалили свои люди – маньчжуры.

«Хорошо бы, – думал он, – если бы еще пришли русские, искали бы проводников и опять наняли бы меня».

Он искоса поглядывал на хорошеньких китаянок с цветами в черных головах. Они выглядывали из окошек.