Читать книгу Смутные времена. Книга 6 - Николай Захаров - Страница 2

Десятого же октября 1941-го года в окрестностях деревушки Акиньшино в двадцати верстах западнее Можайска из леса выползли два танка, раскрашенные в зелено-серые пятна и заняли рубеж на пересечении железнодорожного полотна и Можайского шоссе. Мост железнодорожный уже был взорван и искореженные его конструкции в одном месте спешно растащили в стороны, чтобы позволить проходить технике в обоих направлениях. Но в основном движение осуществлялось в пешем порядке и на гужевом транспорте. Хотя мелькали и полуторки. Зенитное орудие с расчетом, забытое начальством, сидело на пустых ящиках из-под снарядов и давилось сухим пайком, мрачно наблюдая за проходящими мимо людьми. Моросил дождь и красноармейцы, подняв воротники, зябко ежились, натянув на уши пилотки и буденовки. Позиция зенитчиков, обложенная мешками с песком и взвод пехоты – это все что увидели здесь танкисты, заглушив движки. Небо в рваных клочках облаков, сеяло мелкий дождь и шоссе, заполненное людьми и лошадьми, плыло в сторону Можайска, едва волоча ноги. Серые, изможденные лица, раненых на госпитальных подводах, серые лица солдат, шагающих в неизвестность и серые, угрюмые лица беженцев, волокущих чемоданы и узлы на плечах. Гнали скот и голодные животные, мычали, пытаясь сойти с шоссе и схватить голодным ртом клок высохшей травы, но им не позволяли это делать и щелчки кнутов, раздавались как выстрелы по всему периметру. Стадо дергалось, получая обжигающие бока удары и устремлялось дальше, раздвигая мордами, плетущихся беженцев и те неохотно отступали на обочину, пропуская животных. Рев стоял над этим потоком такой, что не было слышно ничего в двух шагах. На западе гремело и звук близкого фронта, подгонял людей, заставляя их поминутно оглядываться назад, и вся эта бредущая на северо-восток масса людей, уставшая, промокшая, голодная и не выспавшаяся, воспаленными глазами, испуганно посматривала на небо. На просветы в облаках, которые становились шире на востоке и пугали не меньше, чем далекие разрывы снарядов.

– Возду-у-у-у-ух,– закричали несколько человек одновременно и над шоссе пронеслись три немецких мессершмидта, вывалившихся в пике с воем из-за низко плывущих облаков. Бросившиеся врассыпную люди и животные мгновенно очистили дорогу и немецкие асы, сделав разворот, прошли еще раз, не стреляя и не бомбя, наводя панику на всем видимом отрезке Можайского шоссе. Зенитчики, попадавшие за мешки с песком, что-то орали друг другу, размахивая руками. Боекомплект у них закончился еще вчера. В траншее, рядом с зенитной батареей, какой-то пехотинец палил по мессерам из винтовки, торопливо перезаряжая ее. Немецкие летчики явно наслаждались той паникой, которую учиняли одним только своим появлением и, развернувшись на третий заход, начали выбирать цели. Два танка, замершие у взорванного моста, рявкнули оба сразу короткими пулеметными очередями и все три самолета, разлетелись ошметками металлическими, просыпавшись на головы бегущих в панике людей. Рванувшие почти одновременно топливные баки, громыхнули так, что даже коровы присели на четвереньки, а люди попадали и вжались в землю. Обломки загремели по раздолбанному шоссейному полотну и кто-то заорал заполошным голосом.

– Санитара-а-а-а!!!– по-видимому, кому-то не повезло, рухнуло что-то сверху неудачно.

– Вот ведь гниды,– Силиверстович развернул башню танка и вывел на дисплей окрестности.– Без боезапаса ведь возвращались. Что за козлиные манеры у этих фрицев?

– Нормальные фашисты,– Сергей открыл люк механика-водителя и закурил сигарету. Появившийся перед ним лейтенантик-зенитчик в новенькой шинели, козырнул и расплылся в восхищенной улыбке:

– Здравия желаю, товарищ танкист. Ну, вы врезали. Двумя очередями три самолета. Что за пулемет у вас, братцы?

– ЗП-41,– брякнул Сергей не задумываясь.– Опытный образец.

– Эх, у нас, что не возьми, все "опытное". А мы вчера еще все сожгли и сидим теперь как эти…– лейтенант посмурнел, и на его мальчишеском лице, чумазом с воспаленными глазами, появилась обреченность.

– А чего же смекалку не проявишь, литер?– Сергей улыбнулся лейтенанту.– Тебя как звать-то?

– Лейтенант Зверев Федор, товарищ капитан,– лейтенантик разглядел наконец-то кубари на гимнастерке Сергея.

– Давай проще, Федь? Меня можешь Серегой звать, когда мы одни. Значит так, слушай идею. Видишь поток? Видишь. Кто прет? Кто попало. Ставь рогатку. И всех в форме, двигающихся в сторону Можайска, тормози. Пропускай только в сторону фронта беспрепятственно, а в тыл гражданских и раненных. Остальных на обочину и строй в коробки ротные. Сколько у тебя человек? Десять? Всех задействуй. Из тех, кого остановишь, выявляй офицеров, и пусть набирают роты. Со стороны Можайска тормози автотранспорт с грузом. Нехрен гнать груз к немцам. Они там их встречают и ржут над нами уже вторые сутки. Котел под Вязьмой. Немцы пока им скованы, поэтому и не прут сюда. А вот те, кто шлепает с той стороны – это вышедшие из окружения. Их если не остановить, то они до самой Москвы добегут, мародерствуя по дороге.

– Товарищ капитан… Серега, я же лейтенант, а там вон, смотри, майоры, полковники идут. Пошлют на хрен и все.

– Ну, ты, Федя, даешь. Все эти майоры и полковники сейчас такие же рядовые – вне службы. А ты при исполнении. Разницу чувствуешь? Ну, это как в патруле. Приходилось бывать? Ну и как? Если скажем ты видел что майор или полковник нарушал форму одежды или вел себя неподобающим образом, то, что мимо проходил? Он ведь старше по званию и мог тебя на хрен послать, или нет?

– Так то в патруле,– лейтенантик сдвинул фуражку "сталинку" на затылок и поскреб лоб.

– А здесь и того круче. Они бегут, ты стоишь. Значит, имеешь право. А кто будет вякать, того к стенке. Документы у всех проверяй. Погоди, я тебе сейчас помогу. Организую, а потом все покатит по наезженной. Майорам этим говори, что выполняешь личный приказ командующего фронтом. Кто сейчас у нас тут главный? Жуков? Загони его именем под лавку. И побольше наглости во взгляде. Народ наш это обожает,– Сергей выпрыгнул из люка и принялся распоряжаться. Привлек не только зенитчиков, но и взвод пехоты. Пехотинцами командовал старшина и возражать не стал, особенно узнав, что разрешено слегка помародерничать. Работа закипела, и через полчаса у моста уже стоял блокпост, работающий четко и организованно. Для прохода и проезда беженцев оставили не перегороженную часть обочины, а шоссе перекрыли лесинами в обоих направлениях. Нашлось пару умельцев и шлагбаумы задергались с привязанными к одному концу скатами автомобильными, с деловитой интенсивностью. Первая же группа окруженцев, попытавшаяся "качать права" под предводительством именно майора артиллериста, Сергеем была буквально смята и задавлена морально в течение десяти секунд. С майора, попытавшегося взять горлом, он попросту оборвал петлицы и, выпотрошив его документы, поставил на обочину, лицом к лесу. Приставив часового, распорядился жестко.

– Дернется, стреляй,– организованный мобилизационный пункт, тут же у моста, с привлеченными и получившими четкие указания проходящими офицерами, заработал, формируя сводные взвода, роты и батальоны, по родам войск. Многие отступающие оказались без оружия и из таких Сергей распорядился формировать штрафную бригаду. Невзирая на звания. Нет при себе оружия – штрафник. Со стороны Можайска автотранспорт шел в основном с боеприпасами и продовольствием. Нашлись и зенитные снаряды. Зенитчики подогнали полуторку к своей пушченке и быстренько ее разгрузив, развернули обратно, загрузив тяжело ранеными. В соседнем лесу, по обеим сторонам от шоссе и железнодорожного полотна, развернулись полевые кухни и вскоре к танку начали прибегать те самые полковники с докладами. Лейтенант Зверев, по совету Сергея, валил все на мифического командующего, который распоряжался исключительно через танкистов, выходя с ними на связь по рации.

Расстелив карту, Сергей отмечал на ней место дислокации вновь сформированных подразделений и ставил задачу на оборону майорам и полковникам, заставив их зарываться по уши в октябрьскую землю. Авиация пока не беспокоила, и прибывающий автотранспорт со стороны Москвы уже не доставался в виде трофеев немцам, а разгрузившись, отправлялся обратно, посадив в кузова женщин, стариков и детей. Поток со стороны Вязьмы начинал истощаться и к вечеру с запада прекратился почти полностью. Уже в сумерках, правда, попытался проломиться со свитой целый генерал и долго затейливо матерился, требуя пропустить его вместе со штабом. Лейтенант Зверев, спорить с генералом не стал, отвел к "вышестоящему командованию". Так и брякнул в горящие гневом генеральские очи.

– Пройдемте, товарищ генерал-майор, к вышестоящему начальству.

Увидев два танка и стоящих рядом с ними капитана с майором, генерал остановился от них в двух шагах и уставился на танкистов, бледнея от ярости. А те нагло курили и обсуждали что-то свое насущное, не обращая на него внимания.

– Товарищи командиры,– не выдержал и гаркнул генерал.– Вы что ослепли? Перед вами Комкор. Смирно!

– Чего перед нами? Комкорм? Силос что ли? Это хорошо. С фуражом перебои,– нагло нахамил в ответ капитан танкист, повернувшись к нему лицом. Генерал позеленел от злости и разинул рот, чтобы поставить зарвавшихся наглецов на место, но капитан-танкист опередил его, шагнув вплотную и сунув ствол пистолета в открытый рот.

– Заткнись, слякоть. Ты – Командующий корпусом, где корпус? Петлицы с треском оборванные, полетели на землю.

– Теперь ты не Комкор, а рядовой. Как там тебя по красноармейской книжке?– Сергей выдернул удостоверение из кармана генеральского френча.– Федоров Иван Кондратьевич. Рядовой Федоров, кругом. В штрафную роту бегом марш.

– Вы ответите за самоуправство!– не желал становиться рядовым генерал.

– А ты, сучара, ответишь за брошенный корпус. Почему валишь со штабом? Где личный состав? В котле? Ты, сука, знаешь сколько немцев окружили ваши сорок дивизий? Четыре. Че-ты-ре. Читай по губам. Скотина. Твой корпус, который ты бросил, мог их зарыть. Семьсот тысяч против семидесяти. Это что? И ты еще вякаешь? Кругом! Радуйся, что к стенке не поставили. Гнида,– Сергей развернул стоящего столбом генерала и влепил ему пинок в толстый, туго обтянутый шинельным сукном зад.

– Зверев, этого Федорова в штрафную роту рядовым. Весь его штаб туда же. Приказ Командующего Резервным фронтом. Выполняйте,– и бывший генерал, а теперь рядовой штрафной роты, получив прикладом между лопаток, побежал, подгоняемый двумя зенитчиками.

– Круто ты с ним, Лексеич,– покачал головой Силиверстович, наблюдая как взвод пехоты во главе со старшиной, разоружает штабников и обрывает с них петлицы со звездами и кубарями.

– Ты посмотри на них внимательно. Они же лоснятся все от жира. Скоты. Комкор, мать его. Пусть радуется, что не приказал расстрелять,– Сергей подсветил фонарем в сгущающихся сумерках на расстеленную на броне карту и улыбнулся, взглянув в лист бумаги, на котором он вел учет сформированных подразделений.

– Десять тысяч человек уже остановили. Из них, правда, половина без оружия, а у тех, кто с оружием почти нет боеприпасов, но зато артсклад на пару тысяч тонн есть. С утра будем вооружать. Перекроем основные направления танкоопасные. Хрен тут немцы вообще пройдут. Теперь даже, если мы уйдем. Завтра назначу Комдива, Комполков и пусть воюют. Эй, Зверев, передай, что скот эвакуационный можно пускать в котлы. Не хрен гнать за тыщу верст, чтобы там забить и в банки закатать. Старшины рот пусть отбирают стада и приставляют пастухов, чабанов и часовых по совместительству. Солдат должен быть сыт. Продскладом, кто заведует? Ко мне его,– прибежавшему капитану тыловику Сергей вдалбливал в течение часа порядок выдачи продуктов.

– Учет и контроль, капитан. Сейчас под шумок многие попытаются подойти сто раз. Гони в шею. Заведи журнал. Транспорт отслеживай и разгружай продукты в лесу. Ну и маскировка от авиации чтобы на высоте была. Ветками и т.д. Голову откручу, если хоть один килограмм крупы пропадет. И запомни, ты сейчас не капитан – ты ИНТЕНДАНТ. Сооруди повязку с надписью, чтобы люди понимание получили. Роту интендантскую набери из старичков. Сопляков не бери, только солидных мужиков. Эти живенько порядок, если что, наведут. Действуй,– капитан убежал к шлагбауму, набирать роту тыловую, а с запада все шли и шли всю ночь мелкие группы, вырвавшиеся из Вяземского котла. Подходили, выясняли, что здесь сборно-мобилизационный пункт и, предъявив документы, отправлялись в указанные места, во вновь формируемые взвода и роты.

Утро одиннадцатого началось с прибывшей автоколонны. Организованно драпала моторизованная дивизия. Командовал ей майор и на вопрос Сергея, где комдив со штабом, пожал плечами. Штаб потерялся при отступлении.

– Ладно, товарищ майор, я сейчас командующему доложу о вас и он примет решение,– Сергей захлопнул крышку люка и, определив на мониторе наиболее подходящее место для мотострелков, сообщил майору "приказ командующего". Дивизия спешилась, укомплектовалась боеприпасами, позавтракала, и безропотно сдав автотранспорт для нужд полевых госпиталей и беженцев, принялась зарываться в землю. Подключившийся к организационным мероприятиям Петр Павлович, носился на трофейном мотоцикле с коляской и, в конце концов, во втором эшелоне у деревушки Сычи сформировал координационный центр со штабом, связистами и вновь назначенными командиром бригады и начальником штаба. Один из танков "допотопных" решили загнать на железнодорожную насыпь и в нем постоянно дежурили Силиверстович с Леонидовичем, "отслеживая воздух". Погода стояла вполне летная, но немцы в этом квадрате пока не появлялись, очевидно, отвлеклись на войска, запертые в "котле". Немцы появились только во второй половине дня, и была это небольшая механизированная группа. Обстрелянная, она развернулась и скрылась. Командование Вермахта понимало, что нужно пользоваться моментом и развивать успех, поэтому формировала спешно танковые группы и направляла их по Можайскому и Минскому шоссе. Закончив окружение четырех русских армий, и дождавшись, пока через прорыв подтянется пехота, танковые группы Райнхарда и Гепнера, сдав им позиции, дозаправились и ринулись развивать успех, выполняя директиву фюрера. Танки лязгали изношенными, провисшими траками по русским колдобинам, которые на карте были обозначены как шоссейные дороги и командиры сидели у перископов, проклиная эту скотскую, варварскую страну, конца и края которой не было. Командующий 4-ой танковой группой генерал-полковник Эрих Гёпнер начавший свою военную карьеру фанен-юнкером Шлезвинг-Голштинского драгунского полка в 1905-м году, кавалер нескольких железных крестов, трясся в командирском танке Pz Kpfw III и вспоминал состоявшийся две недели назад разговор с Фюрером. Гитлер, не любивший рукопожатий, тогда на прощанье протянул ему свою руку и крепко сжал его пальцы.

– Я надеюсь на вас, Эрих,– проникновенным голосом произнес он.– От ваших действий зависит исход всей летней кампании. Боевые действия затянулись и воевать с большевиками в условиях осенней распутицы будет трудно. Невыносимо трудно, Эрих. Но я верю в немецкого солдата. Запомните, Эрих, вот этот район…– Гитлер отпустил руку Гепнера и склонился над расстеленной на столе картой…– от Вязьмы до Можайска, чрезвычайно важен. Постарайтесь выбить большевиков из него до наступления зимних холодов. Он нужен лично мне,– Гитлер обвел красным карандашом указанные квадраты на востоке Смоленской и на западе Московской области.

Почему для Фюрера эти районы так важны, Гепнер мог только догадываться, но в Рейхсканцелярии ему намекнули, что районы важны для создания новейших образцов вооружения, как сырьевая база и Эрих решил не лезть больше ни к кому с вопросами. Нужно, значит нужно. И вот он двигался со своей танковой группой именно по этим районам, довольно успешно, но… Будучи прагматиком, понимал, что возможно немецкий солдат самый стойкий солдат в мире, а вот техника, на которой он воюет – этот солдат… Гепнер связался по рации с командирами дивизий и, выслушав их доклады о техническом состоянии танков, отметил для себя, что его группа, в которой изначально предусматривались шесть танковых дивизий с численностью от 900 до 1200 машин, фактически имеет на балансе треть от этого количества и моторесурсы у техники практически выработаны. Потери группа несла не от героически бросающихся под танки кавалеристов Буденного, а от технических поломок. Все кюветы были усеяны вставшими Pz-II и III. Морально устаревшими, с легкой броней. Считающиеся скоростными и созданными для проведения "Блицкрига" – молниеносной войны, они двигались по русским дорогам со скоростью черепах. В группе Гепнера осталось две сотни танков, пригодных для ведения боевых действий. Все остальные – это металлолом.

Танковая группа №4-е – по сути армия, превратилась фактически в дивизию. И с этими силами Гитлер собрался взять Москву. Гепнер отметил в своей записной книжке убыль вставших на марше машин и передал приказ комдивам двигаться двумя колоннами по Минскому и Можайскому шоссе. Распределив свою группу, так как он считал наиболее целесообразным, генерал-полковник задремал, привалившись головой в шлемофоне к башенной броне. Он уже забыл, когда нормально высыпался и глаза у него слипались последние несколько часов, стоило только расслабиться и присесть. Разведка донесла, что перед Можайском русские спешно строят оборонительный рубеж силами прорвавшихся из окружения полков, но танков на этом рубеже у них обнаружено не было. Зарылась пехота и Гепнер, связавшись с командованием "Люфтваффе", попросил поддержать его с воздуха. По его прикидкам асы Геринга уже должны были начать обработку русской пехоты, и у него в распоряжении было пару часов, чтобы доползти до этой линии обороны, проутюжить ее и выйти к Можайску. Колонны 4-ой группы медленно ползли по шоссе, теряя на каждой колдобине по машине. Две наиболее прилично выглядящие дивизии – 10-ую и дивизию СС "Дас Райх" Гепнер направил конкретно на Можайск. Комдивы – Оберстгруппенфюрер Пауль Хадссер и генерал-майор Вольфганг Фишер должны были подойти к развилке Можайского шоссе у деревушки Колоцкое и смяв русских, спешно там окопавшихся, развернуться для захвата Можайска с развитием дальнейшего наступления на Рузу, Кубинку, Одинцово в сторону Москвы, по Можайскому и Минскому шоссе. Какой либо сплошной линии фронта здесь не существовало и о том, что русские окапываются на подступах к Можайску, разведка донесла только вчера. Русские умудрились сбить над своими позициями три мессершмитта и командование "Люфтваффе", получив заявку от Гетнера с указанием квадратов, немедленно подняло в воздух несколько эскадрилий бомбардировщиков.

Второй Воздушный Флот господствовал в воздухе и Альберт Кессельринг, прозванный подчиненными "дядей Альбертом", мог себе позволить в 1941-ом ставить задачу бомбардировщикам, особенно не заботясь об их прикрытии истребителями. Пикирующие бомбардировщики Ю-87 Б -Юнкерсы, вполне обходились без прикрытия, а штурмовики Ю-87Д и Мессершмитты Вф 109 выполняли свои задачи, частенько отрываясь от бомбовозов и занимаясь чистой "охотой". Русские исчезли не только с неба, но и их противовоздушные средства были ничтожны. Войска в полевых условиях, практически ничем прикрыты не были, а зенитные батареи, имеющиеся у русских, выполняли задачи по прикрытию отдельных объектов. У разбитого железнодорожного моста, такая батарея имелась и судя по всему зенитный расчет там был опытным. Выполняя "заявку" Гепнера, две эскадрильи Юнкерсов – Ю-87-Б появились над сельцом Колоцкое и деревушками Акиншино, и Сычи в три часа пополудню. Тридцать две машины вываливались из облаков, разбившись на звенья по три машины. Ю-87 начинали работать по целям с высоты одного километра и могли висеть над окопами весь световой день в "каруселе", выполняя по пять-шесть вылетов в день. Скопление живой силы противника, готовящегося к обороне и не успевшего, как следует зарыться в землю, разыскивать долго не пришлось и Юнкерсы с воем валились в пике, заходя для бомбометания с востока. Зенитный расчет у моста, успел сделать всего один выстрел, потому что первая тройка Юнкерсов взорвалась на выходе из низкой облачности почти одновременно. Сдетонировавшие в бомболюках бомбы и баки с горючкой, вспухли огненными шарами, долбанув по ушным перепонкам и следующее звено Юнкерсов, вынырнувшее из облачной пелены, вынуждено было лететь сквозь обломки предыдущего звена. Возможно, что кто-то из асов Геринга успел посетовать на это обстоятельство, но постигшая следующую тройку участь предыдущей, времени на это им много не отвела. Секунды две не больше.

Бомбардировщики рвало на миллион кусков, окутав предварительно огненным шаром. Три взрыва, слившись в один, швырнули русскую пехоту на дно, спешно отрытых окопчиков и щелей, а из облаков вываливалось очередное звено из трех Юнкерсов. Асы Геринга сообразили, что их безнаказанно расстреливают еще на подлете, только потеряв половину машин, и высыпав бомбы куда попало, развернулись, чтобы уйти под прикрытием облачности на полевой аэродром. Однако и это им не удалось. Весь день низко висящие облака именно во второй половине дня рассеялись и оставшиеся пятнадцать машин, заполыхали на высотах от трех до пяти километров. Разваливаясь на куски, они сыпались на колхозные поля, превратившиеся в болота и десяток парашютов крутило ветром с чернеющими под ними человеческими фигурками. Командиры эскадрилий, успевшие связаться с командованием по радио, озадачили его своим невозвращением, и в сторону русских позиций в окрестностях Можайска был послан Фокке-Вульф – разведчик. "Рама", зависла над позициями, набрав предельную высоту и попыталась сделать фоторепортаж, но и ее достали средства ПВО русских, так что когда она не вернулась, предварительно пропав из эфира, командующий Второй Воздушной, распорядился временно приостановить выполнение "заявок", поступающих из 4-ой танковой группы. Потеря тридцати шести машин за сутки в одном квадрате – это было ЧП фронтового масштаба и "Улыбчивый Альберт", как прозвали Кессельринга англичане, распорядился высыпать в пяти километрах от села Колоцкое воздушно-десантную группу, для выяснения обстановки на месте. Группа, в количестве взвода, высыпалась за борт между селом Уваровка и Посильево, удачно приземлившись в лесу и не потеряв ни одного человека, двинулась в сторону села Колоцкое вдоль железнодорожного полотна, ориентируясь на монастырские постройки.

Монастырь Колоцкий закрыт был большевиками в середине тридцатых годов и купола его церквей стояли без крестов, но видны были за десять верст. Перед войной в монастыре бывшем разместился интернат для глухонемых детей и Биологическая станция. Остальные постройки и угодья за стенами, принадлежащие до революции монастырю, были переданы колхозам. Впрочем, и стены монастырские уже частично были демонтированы окрестными колхозами, так что обитель стояла в разоре и переживала самые свои худшие времена. Пережив нашествие Наполеона в 1812-ом, монастырь был упразднен как таковой Советами и монашествующих на своей территории не содержал. Интернат с детишками эвакуировали и в военное время здания монастырские использовались для хозяйственных нужд, то одной, то другой воюющей стороной. В основном для госпитальных нужд. Находясь на развилке шоссейной и окруженный прудами и заливными лугами, а также с одной стороны отсеченный от мира речушкой Колочь, монастырь являлся объектом стратегически очень удобно разместившимся и в нем, в свое время, останавливались со своими штабами Кутузов и Наполеон. Но в этой войне, по непонятной причине, им для этой цели ни кто, ни разу не воспользовался. Война перемахивала всякий раз через купола Успенского собора без крестов, катясь, то на восток, то на запад. Десантная группа сумела подобраться практически вплотную к позициям русских и зафиксировать их оборону, доложив по рации, что видит одну зенитную батарею из двух орудий и два танка средних типа Т-34– не удосужившихся даже замаскироваться. Силуэты у танков были слегка размазаны камуфляжными пятнами, но в целом обнаружить их труда не составило. Один из них и вовсе выполз на железнодорожное полотно, и рядом с ним разгуливало несколько человек. Лейтенант Заугер, командовавший взводом десантников, если бы ему поставили задачу взять экипаж этого танка в качестве "языков", не сомневался, что смог бы это сделать средь бела дня. Но такую задачу ему ставить начальство не стало, благоразумно рассудив, что взять нужно что-то посолиднее, чем чумазый русский "ванька" ворочающий рычаги.

– Заугер, возьмите офицера, желательно штабника,– открытым текстом поставил задачу диверсантам командир их роты. Перехвата русского он не опасался, так как, по его мнению, в России пока не знали, что радио изобретено их же соотечественником еще в начале века. У них, конечно, есть на столбах репродукторы, чтобы слушать по ним своих комиссаров из Москвы, но в армии пока большевики ввести радиосвязь не удосужились. Заугер был с командиром роты полностью согласен и открытым текстом подтвердил получение поставленной задачи. Диверсанты подкрались к переднему краю русских и ловко выкрали отошедшего справить нужду офицера. Во френче и портупее – это был солидный мужчина, и справиться с ним оказалось не просто. Крикнуть даже мерзавец успел и вышиб два верхних зуба рядовому Мюллеру. Уходить пришлось поэтому с шумом, потеряв половину людей, но когда Заугер при первой же возможности провел экспресс-допрос и выяснил, что к нему в "языки" угодил целый большевистский генерал, то понял, что потерял людей не зря. Как минимум очередное звание и Железный крест первой степени, а может вместе с ним и Немецкий со свастикой, вот что сидело перед ним, привалясь спиной к березе, таращась на "динсдольх", с помощью которого Заугер успешно преодолевал языковой барьер.

Лейтенанту повезло, ему в лапы попал Командующий корпусом Федоров, бывший, правда. Разжалованный Сергеем накануне вечером, но благоразумно об этом молчащий. В штабе Второго Воздушного Флота "Дядюшка" Альберт, так обрадовался русскому генералу, что усадил его с собой за стол и налил рюмку французского коньяка.

Переводчик не успевал переводить его вопросы, а ответы русского делали улыбку Кессельринга все шире и шире.

Русский утверждал, что у рухнувшего моста стоит зенитная батарея и на этом силы ПВО у русских иссякали.

– Кто же сбил наши самолеты, герр Федорофф?– скалился Кессельринг, орудуя столовыми приборами.

– Танки сбили,– честно давал показания разжалованный Комкор.

– Танки? Из пушек?– Кессельринг перестал жевать и, плеснув в рот рюмку, промокнул губы салфеткой.

– Из пулеметов,– Федоров вертел в пальцах пустую рюмку и с тоской косился на стоящих при входе в столовую часовых с автоматами.

– Из танкового пулемета?– Кессельринг поморщился. Он сам любил пошутить и рассказывать в кругу друзей байки, но терпеть не мог откровенного вранья. Дезинформации, если по-военному.

– Опытная модель,– Федоров понимал, что ему не верят и ждут, что он расскажет про зенитные батареи, которые по какой-то причине натыканы под каждым деревом Советским командованием в этом квадрате.

– Два танка – Т-34-ых, вооруженные зенитным пулеметом? Скорострельность, калибр?– Кессельринг капнул русскому генералу из графинчика коньяку и Федоров, взглянув в рюмку, не увидел разницы. На дне по-прежнему ничего, с его точки зрения, не было. Но претензий высказывать не стал, смочив коньяком губы.

– Калибр?– наморщил он лоб, пытаясь вспомнить диаметр ствола.– 12-ть миллиметров. Скорострельность пять тысяч в минуту,– выдал Федоров тактико-технические характеристики ЗП-41-го, так и не вспомнив, как выглядел ствол.– Очень быстро и далеко стреляет.

– По сведениям нашим, весь бой длился пять минут. Экипажи ничего не успевали сообразить, герр генерал. Это что за секретный пулемет?

– Я не знаю,– признался Федоров.– В моем корпусе на вооружении таких не было. Если бы были, то сейчас не вы бы меня допрашивали, а я вас,– последняя фраза "Дяде" Альберту не понравилась явно, и улыбаться он перестал.

– Уведите и снимите подробные показания,– распорядился он, швыряя на стол салфетку.

Допрашиваемый "подробно" Комкор, выплевывал на пол выбитые зубы и признался в процессе даже в том, что будучи во время Гражданской командиром взвода, однажды наставил рога своему ротному, но о зенитных полках, рассредоточенных под Можайском, молчал.

– Хитрый попался большевик. Фанатик,– сделал вывод "Улыбчивый Альберт". А ночью "хитрый большевик" выворотил в сарае, куда его заперли, два бревна гнилых /на вид совершенно нормальных/, задушил голыми руками часового и сбежал, так и не дав правдивых показаний.

– Неблагодарная свинья. Вылакал рюмку превосходнейшего коньяка и ушел по-английски, не попрощавшись,– огорчился Кессельринг, когда ему вынуждены были доложить о бегстве русского генерала.– Догнать и повесить.

Догнать Федорова немцам не удалось, следы его терялись в болоте. Кинологи с овчарками метались, увязая по уши, и лезть дальше отказывались. Доложили, что утонул русский у них на глазах в трясине и немецкие писаря, с немецкой педантичностью, отметили этот факт во всех надлежащих формах и формулярах.

А Комкор разжалованный, неделю выбирался, ночуя на болотных кочках и вышел к своим в районе Волоколамска.

По дороге он снял с убитого красноармейца гимнастерку и шинель, утопив свой френч и выйдя к своим, назвался рядовым Ивановым, как и было обозначено в красноармейской книжке, доставшейся ему вместе с гимнастеркой.

Командир взвода, в который попал красноармеец Иванов, не мог на него нарадоваться. Боец оказался опытный, обстрелянный, исполнительный и немцев ненавидящий всеми фибрами души. Правильно в русском народе говорят,– "За одного битого, двух небитых дают".