Читать книгу Погоня за призраком. Фантастическая повесть - Николай Зеляк - Страница 3

Испания. Середина XIV века. Эпоха развитого феодализма и расцвета святой инквизиции…

Время подходило к полудню. По узкой улочке Севильи шёл высокий священник – францисканец. Одет он был в длинную рясу, опоясанную на атлетичной талии верёвкой с традиционными тремя узлами. Чуть наклонённую вперёд, благочестивую голову его покрывал глубокий капюшон. В ухоженных руках – чётки. Он был бы совсем не заметен, если бы не его рост и телосложение. Под духовными одеждами, несмотря на внешнюю смиренность, угадывалась пружинистая сила атлета. И вооружён он был не только словом божьим, но и армейским ножом, который был спрятан под рясой, и с которым он никогда не расставался в своих опасных путешествиях.

Неожиданно за его спиной послышался плеск жидкости и резкий вопль. Вслед за этим раздался грубый мужской смех. Монах оглянулся и увидел обычную, для цивилизованного европейского города тех времён, картинку. На роскошную шляпу записного франта, с грозной шпагой на боку, откуда-то сверху, беспечно выплеснулось содержимое ночного горшка. Негодующий кавалер, по началу, ринулся было к двери, с горячим намереньем наказать тех, кто наверху, за неучтивость к своей персоне. Но новый взрыв хохота здоровых мужских глоток, охладил его неистовый порыв прямо на пороге дома. Он остановился в нерешительности. Ведь вполне могло случиться так, что в дом он войдет добровольно и на собственных ногах, а обратно его уже вынесут ногами вперёд. Такая перспектива его не устраивала. Кавалер, немного пораскинув своими негодующими мозгами, заходить в дом передумал. Стряхнув с роскошной шляпы остатки содержимого ночного горшка, он, в сопровождении стайки заинтересованных зелёных мух, гордо зашагал дальше. Возможно, на свидание к своей возлюбленной, или ещё куда.

Священник усмехнулся и теперь, время от времени, тоже стал посматривать вверх. Когда он поднимал голову, то яркое солнце на мгновенье освещало чеканные черты его молодого, мужественного лица. Этот странноватый служитель культа был путешественником во времени, Глебом Дроновым.

Академические круги Центра хронопутешествий забросили его в цивилизованную, средневековую Европу с тривиальной, на не просвещённый взгляд, целью: фиксировать на нанокамеру любые бытовые мелочи и детали той эпохи. Сюда относились люди и лошади, костюмы и шляпы, ботфорты и башмаки, каблуки и пряжки, шпоры и пуговицы и ещё много чего. Ведь всем известно, что мелочей, для серьёзной исторической науки, не бывает…

Причём, его шеф, Год Веков, строго-настрого предписал своему подопечному только наблюдать, и, ни в коем случае, не вступать в контакт с местным населением. Хотя, Дронов и мог свободно общаться на местном диалекте. Не зря же лингвист потратил на него аж целых две недели.

Глеб снимал и записывал всё подряд. Нанокамера обладала гигантской памятью и умопомрачительной разрешающей способностью. Она была прикреплена к его груди и выглядела, как капелька росы, совершенно не привлекая внимания любопытствующих глаз.

Слуга господен, не спеша, прошёл ещё несколько десятков шагов, не забывая поглядывать вверх. Сюрприз от ночного горшка ему был бы ни к чему.

Неожиданно, ему перегородил дорогу солидный господин. Это был человек средних лет, с лихо закрученными усами, щегольской бородкой, круглым брюшком и внушительной рапирой на боку. Его сытое лицо светилось подобострастием. Сразу было видно, как он трепетно относился к слугам божиим.

– Падре, простите меня, раба божьего, за то, что отвлекаю вас от высоких помыслов божьих.

Тут же, не дав ответить удивлённому священнику, торопливо представился:

– Меня зовут Санчо Падос. Я начальник местной тюрьмы.

Глеб остановился, и неохотно буркнул из-под капюшона:

– Слушаю тебя, сын мой.

– В моей тюрьме содержится очень опасная преступница. Эту заблудшую овцу из стада божия надобно исповедать и сделать отпущение грехов перед тем, как душа её пройдёт очищение огнём.

Беззаботно перекрестился.

– А к справедливому очищению огнём грешной души её, милосердно приговорила святая инквизиция.

Угодливо заглянул в глаза Глебу.

– Не могли бы вы, отец мой, совершить сие таинство?

Святой отец полюбопытствовал:

– Кто она, сын мой?

Дон Санчо оживился:

– Она ведьма, отец мой. Матёрая ведьма! Даром, что фурия эта совсем молодая.

Бойко указал перстом в сторону городской площади.

– На площади уже полным ходом идёт подготовка к очищению её заблудшей души.

Молитвенно сложил руки.

– Я рад за грешницу. Скоро душа её предстанет перед господом, чистой и светлой, как у ангела!

Площадь падре не интересовала. Его интересовала, приговорённая к сожжению, несчастная затворница тюрьмы жизнерадостного дона Санчо.

– Сколько ей лет?

– Восемнадцать, отец мой.

Святой отец иронично усмехнулся.

– Действительно, очень матёрая преступница.

Посмотрел прямо в маленькие, маслянистые глазки главного тюремщика.

– В чём вина её?

Дон Санчо поднял глаза к небу.

– О, на её душе тяжкий грех.

– Какой?

– Она лечила людей разным зельем!

– Ну?

– И люди выздоравливали!

Священник францисканского разлива, неожиданно для тюремщика, спросил:

– Что же в этом плохого?

Тюремщик удивлённо посмотрел на божьего слугу.

– Как это, что плохого? Святые отцы учат, что людей надо лечить смирением и словом божьим. Остальное лечение – от лукавого. Господь сам решает, кого оставить на земле, а кого взять к себе, на небо.

Ещё раз поднял глаза к небу.

– И это справедливо!

Доверительно прошептал:

– А ещё святые отцы говорят, что те, кто приобщился к зелью, продали душу дьяволу.

Хронопутешественник немного задумался. Ему стало жаль несчастную девушку, которую ни за что собрались сжечь заживо. И у него, спонтанно, возникло желание помочь ей. Что из этого выйдет, он не знал, но решение принял. Нахмурившись, мнимый падре решительно произнёс:

– Сын мой, веди меня к осуждённой!

Они вошли в помещение тюрьмы. У входа, переваливаясь с ноги на ногу, стояли четыре дюжих, свирепых на вид, охранника. Они были заточены на то, чтобы впускать человека только внутрь помещения тюрьмы. А вот выпускали наружу его только с разрешения начальника. Здесь же, слева от входа, помещались апартаменты самого дона Санчо. О чём он, не без гордости, поведал святому отцу. «Надо запомнить, где располагается начальник, – подумал Дронов, – может пригодиться».

Прошли в глубину длинного сумрачного коридора. Им встретились ещё пара стражей тюремного порядка, которые бесцельно бродили туда-сюда. В самом его конце остановились. Главный тюремщик обратился к хлипкому охраннику, караулящему дверь.

– Агэпито, она не пыталась тебя очаровать?

Дронов, мельком глянув на втянутые вовнутрь губы и грудь стражника, для себя определил, что начальник тюрьмы беспокоится зря. Таким кавалером женщина вряд ли соблазнится. Даже, если женщина эта находится в темнице.

Агэпито бодро ответил:

– Нет, дон Педро. Ведьма вела себя тихо, как мышь.

Дон Санчо, по-отечески, положил свою руку на узкое плечо охранника.

– Открой темницу, пусть святой отец исповедует преступницу. После того, как святой отец уйдёт, закрой её снова и стой в карауле у двери до тех пор, пока за ней не придут. Понял, меня?

Агэпито усердно боднул головой.

– Понял, дон Санчо!

Главный тюремщик ушёл к себе, а слуга божий прошёл в темницу, притворив за собой дверь. В камере царил сумрак. Её освещало лишь маленькое оконце, размещённое под потолком. Дронов с трудом рассмотрел затворницу. Она сидела на грубо сколоченной скамье и отрешённо смотрела в пол. На вошедшего служителя культа не обратила никакого внимания.

Глеб подошёл к ней и легонько прикоснулся к её неподвижному плечу.

– Дитя моё, как зовут тебя?

Девушка подняла голову. Дронов поразился её дивной красоте. Её густым и тёмным волосам, которые рассыпались по узким плечам. Её огромным, синим глазам, в которых застыла тоска. Её чистому, юному лицу, которое словно окаменело.

Пухленькие губки едва шевельнулись.

– Изабелла…

У Дронова сжалось сердце, но он продолжал разыгрывать роль святого отца.

– Скажи мне, дочь моя, в чём обвиняют тебя? Неужели только в том, что ты такая красивая?

В глазах девушки отразилось удивление. Она не ожидала услышать из уст слуги господня такую ересь.

– Меня обвиняют в том, что я лечила людей травами.

– Кто научил тебя этому искусству?

– Бабушка…

– Бабушка? И её душу, за это занятие, святая инквизиция очистила огнём. Так, дитя моё?

Узница покачала головой.

– Нет. Она лечила тайно. Святая инквизиция о том не ведала.

Священник облегчённо вздохнул.

– Это уже хорошо…

Потом тихо, но твёрдо произнёс:

– Дочь моя, именем господа нашего, милостивого и всемогущего, я опускаю тебе твои грехи. Все, разом. Теперь ты чиста, как ангел и веди себя дальше, как он. Кротко и смиренно. Договорились, дитя моё?

Узница хлопнула длинными, загнутыми вверх, ресницами.

– Хорошо, отец мой.

Тем временем падре подошёл к двери и тихо обратился к стражнику:

– Агэпито, сын мой, войди в темницу. Ты сейчас послужишь промыслу господню.

После того, как богобоязненный охранник охотно вошёл в темницу, слуга господний плотно притворил дверь и протянул к нему руку.

– Сын мой, дай мне ключ от этой темницы.

Стражник, не задумываясь, отдал ключ. Святой отец удовлетворённо кивнул головой. Но следующая фраза слуги господня повергла бедного тюремщика в смятение.

– А теперь, сын мой, ты должен поделиться с ближним своим рубахой своей. И зачтётся тебе это и здесь, на грешной земле, и там, на небесах.

В недалёких глазах стражника обозначилось полное недоумение.

– Я, по убожеству своему, не могу постичь высокого смысла слов ваших, святой отец. Скажите проще, чтобы я понял вас.

Мнимый падре едва заметно усмехнулся.

– Хорошо, сын мой. Садись на скамью и раздевайся. Снимай башмаки, мундир и головной убор. А всё, что было под мундиром, я милостиво разрешаю тебе оставить на себе.

Сурово посмотрел в бегающие от испуга и изумления глаза стражника.

– Теперь ты понял, что от тебя требует промысел господень?

У стражника мелко задрожала нижняя челюсть.

– Понял…

Священник грозно предупредил стражника:

– Делай, как я сказал. И делай быстро, ибо господь карает непослушных и ленивых рабов своих!

Глаза несчастной узницы стали круглы от удивления. До её понимания тоже не доходило то, что творилось рядом с ней…

А стражник, между тем, памятуя о каре божьей, разделся, на удивление очень шустро, и аккуратно сложил свою одежду на краю скамьи.

– А теперь сын мой, отдохни, – сказал служитель культа, прикоснувшись пальцем к его тонкой шее, – ты заслужил божью благодать!

Стражник, безвольно разбросав худосочные конечности, мирно засопел на арестантской скамье. Юная узница, в страхе, вскочила на ноги и попятилась вглубь темницы. Ей показалось, что святой отец сошёл с ума.

А святой отец, видя её смятение, обезоруживающе улыбнулся.

– Хочешь жить, дочь моя?

У ошалевшей узницы на время отнялся язык. Она лишь кивнула головой.

Мнимый падре указал перстом на, безмятежно спящего, тюремщика.

– Тогда, дитя моё, облачайся в костюм этого раба божьего. И поторопись. Нельзя искушать всевышнего. Он и так уже непозволительно долго благосклонен к нам.

Девушка оделась моментально. По росту, костюм тюремщика, пришелся ей в самый раз. Правда, грудь и бёдра девушки, в заданный формат, вписались с трудом. Ещё больше пришлось повозиться ей со своими пышными волосами. С горем пополам, она упаковала их в тюремный головной убор. И теперь тот сидел у неё на голове вызывающе лихо. Новоиспечённый тюремный страж, с распахнутыми синими глазами, милым носиком, пухлыми губками и очаровательным подбородком, выглядел неотразимо, но очень подозрительно.

Дронов, критично оглядев свою подопечную, спокойно, но строго проинструктировал её:

– Иди следом за мной, дитя моё. Не отставай. Не смотри по сторонам. Храни молчание. Веди себя невозмутимо. И всё будет хорошо.

Смягчил тон:

– Ты поняла меня, дитя моё?

Глаза девушки доверчиво глядели на странного духовного отца.

– Поняла, отец мой.

Глеб прекрасно осознавал, какой опасности подвергал он и себя и свою спутницу. О себе он не думал. Он беспокоился о хрупком существе, защиту которого он взял на себя, и будущее которого рисовалось ему весьма туманным…

Они покинули темницу, в которой мирно спал Агэпито. Путешественник во времени запер за собой дверь. Они двинулись по сумрачному коридору к выходу. Дронов сильно сомневался, что увальни, стоящие у входа, пропустят их на волю. Его ряженая спутница может вызвать у них подозрение. И в этом случае не избежать неприятностей с неясным исходом. И тогда Дронов надумал перехитрить их. Он решился на психологический трюк перед самым их носом. Прежде чем направиться к выходу, Глеб вознамерился нанести визит начальнику тюрьмы. На глазах у обломов. Этот трюк поможет, как полагал он, снять всякие подозрения относительно его прелестной спутницы!

Главный тюремщик сидел на роскошном стуле за своим столом. При виде нежданных посетителей, у него отвисла челюсть.

– Святой отец? Не ожидал увидеть вас здесь и… так скоро. Да вы, я вижу, не один…

Подозрительно вытаращился на бывшую узницу.

– А откуда взялся этот очаровательный юноша? У меня в штате его, кажется, не было. Здесь что-то не так…

На лице святого отца появилась иезуитская улыбка.

– Ты ошибаешься, сын мой. Всё идёт так, как угодно небу.

Подошёл вплотную к опешившему тюремщику.

– Раб божий, посмотри в последний раз на этого очаровательного блюстителя порядка, ибо он, с этого момента, оставляет службу у тебя и уходит в бессрочный отпуск!

Начальник тюрьмы попытался встать со стула, но Дронов не дал ему это сделать. Он молниеносно проделал с ним тот же трюк, что и с его подчинённым, несчастным Агэпито. Начальник тюрьмы сразу же обмяк. Путешественник во времени откинул его на высокую спинку стула, надвинув ему на глаза широкополую шляпу. Получилась вполне правдоподобная картина глубоко задумавшегося человека, с объемным кошельком на круглом животе.

Дронов уже собрался было направиться к выходу, но тут неожиданно подала голос Изабелла:

– Святой отец, у него мой кошелёк!

Трепетно относящийся к частной собственности, Дронов спросил:

– Ты уверена в том, что это твой кошелёк, дитя моё?

– Да. Он отобрал его у меня перед тем, как отвести в темницу…

Псевдомонах со скрытой иронией покачал головой.

– Ах, как нехорошо он поступил. А я до сих пор полагал, что все на свете тюремщики честные люди…

Хронопутешественник быстро отстегнул кошелёк и спрятал его за пазуху. Они тут же покинули апартаменты главного тюремщика. Перед тем как закрыть дверь, Дронов выдал прощальную тираду, да так громко, чтобы его хорошо слышали обломы, охранявшие вход в тюрьму.

– Я ухожу, сын мой. Провожать меня не нужно. Хотя это было бы очень любезно с твоей стороны. Стража на входе, я надеюсь, и так пропустит меня. Да поможет тебе сущий на небесах в твоём благородном, и так нужном людям деле, сын мой!

Закрыв дверь, Дронов решительно двинулся к выходу. Его спутница с той же решительностью последовала за ним. Стража почтенно расступилась, удивлённо глядя, то на странного падре, то на, невесть откуда взявшегося, юного тюремщика. Однако если начальник не возражал, то и они, тоже не должны были возражать.

Монах и юный тюремщик беспрепятственно вышли на улицу. Поначалу, шли неторопливо, чувствуя своей спиной пронзительные взгляды недоумевающих увальней. Для них, сейчас, главным было не суетиться, чтобы не вызвать лишних подозрений. Свернули за угол. Ускорили ход. Свернули ещё за один угол, в надежде запутать след. Почти перешли на бег. У Изабеллы, от быстрого движения, с головы свалился берет. Густые волосы рассыпались по плечам.

Дронов понимал, что рано, или поздно за ними будет организована погоня. И тогда девушке не уйти. Нужна лошадь. Это, в данной ситуации, самое быстрое средство передвижения. Несчастную девушку мог спасти только добрый скакун! Но где его взять?

И тут им помог слепой случай. Неожиданно, из тесного переулка, вынырнул случайный всадник. Он заступил им дорогу.

Его властный голос предостерёг:

– Монах, поберегись!

Дронов посторонился…