Читать книгу Ты найдешь меня на краю света - Николя Барро - Страница 6

«Неподражаемое смущение» – вот слова, наиболее точно описывающие мое состояние после чтения письма.

Я ничего вокруг не замечал: ни таксиста, который, дважды повторив «приехали, месье», раздраженно ждал моей реакции; ни господина Тана, с чисто восточной невозмутимостью целых десять минут высматривавшего меня на платформе с китайским фонариком в руке. Не оценил я и замечательного обеда, которым мой гость потчевал меня в «Ле Белье», моем любимом ресторане на улице Изящных искусств, с бархатными красными креслами, настоящей дворцовой обстановкой и блюдами, которые, при всей своей незамысловатости, каждый раз оказывались очень вкусными.

В тот день нам, как всегда, предложили «мясо», «рыбу», «овощи» и «десерт». Один раз я даже выбрал на закуску обычное «яйцо» и нашел это блюдо довольно изысканным.

Мой китайский друг отдал должное простоте и убедительности ресторанного меню, затем рассказал о стремительно развивающемся рынке предметов искусства в Стране Улыбок и своем последнем приобретении в одном бельгийском аукционном доме. Месье Тан был, что называется, «коллекционером до мозга костей», и мне следовало многое намотать на ус. Однако вместо этого я рассеянно ковырял вилкой свои «овощи» и размышлял о том, почему не все в жизни так просто, как меню в ресторане «Ле Белье».

Снова и снова я возвращался мыслями к загадочному листку, который сейчас, сложенный вчетверо, лежал в кармане моего пиджака. Никогда еще я не получал такого послания, в равной степени провокационного и трогательного, повергшего меня, выражаясь языком Принчипессы, «в неописуемое смятение».

Кем же, черт возьми, была эта Принчипесса, обещавшая мне любовные приключения, наставлявшая меня, как маленького мальчишку, и «с наилучшими пожеланиями» ожидавшая от меня ответа? Когда месье Тан, с извинениями и поклонами, удалился в туалет, я не упустил возможности еще раз взглянуть на письмо в небесно-голубом конверте. Я снова погрузился в текст, ставший мне до того знакомым, будто я написал его сам.

Рядом что-то шаркнуло по полу, и я вздрогнул, как вор, застигнутый с поличным. Месье Тан подкрался бесшумно, как тигр, и выдвинул свое кресло. Я растерянно улыбнулся, снова сложил листок и засунул его в карман рубашки.

– О, простите, пожалуйста, – расстроился мой гость, заметив мое смущение. – Я не хотел вам мешать. Прошу вас, продолжайте.

– Нет-нет, – возразил я, улыбаясь как полоумный. – Это… моя мама написала… Семейный праздник…

Я чувствовал себя идиотом, но тут милосердный Боже послал мне официанта, который спросил, не желаем ли мы чего-нибудь еще.

Заказав десерт, которым оказалось мороженое крем-блюле, я заставил себя вернуться к беседе с предупредительным китайцем.

Пока я с восхищенным видом выслушивал его доклад о тюльпаномании в Голландии семнадцатого века (как мы вообще вышли на эту тему?), мысли крутились вокруг личности прекрасной незнакомки. Эту женщину я должен знать, а уж она меня знает наверняка. Но откуда?

Боюсь показаться нескромным, но в моей жизни было много женщин. Я флиртовал с ними и вел научные дискуссии, работал, смеялся, сидел с ними в кафе, а иногда и спал. Однако, как ни старался, не мог понять из письма, кем же была его своенравная отправительница. А в том, что у нее сложный характер, я уже нисколько не сомневался.

Внизу оборотной страницы я обнаружил электронный адрес: principessa@google-mail.com.

Час от часу все загадочнее. Меня уже начинала раздражать вся эта таинственность, когда, вспомнив текст письма, я снова поддался его очарованию.

– Месье Шампольон, где вы? – услышал я голос Тана. – Я только что спросил вас, как дела у Солей Шабон, а вы ответили мне: «Хмм… да, да…»

О боже, я должен наконец взять себя в руки!

– Да-да… проклятая головная боль… – ответил я, схватившись за лоб. – В такую погоду меня всегда клонит в сон.

На улице светило нежаркое майское солнце, и небо было на редкость ясным.

Тан удивленно поднял брови, однако воздержался от комментариев.

– Ну и как там Солей? – переспросил он. – Вы ведь должны знать эту юную художницу с Карибских островов.

Последнее напоминание свидетельствовало о его недоверии к моим коммуникативным способностям.

– Ах, Солей! – Я несколько вымученно улыбнулся и вспомнил, что сегодня (как, уже сегодня?) обещал заглянуть к своей темнокожей знакомой. – Солей переживает настоящий творческий взрыв. – Вспомнив бессонную ночь, я понял, что недалек от истины. – В июне у нее вторая выставка, вы будете?

Тан кивнул, улыбаясь, и я попросил счет.

В «Южной галерее», где нас встретили Марион и Сезанн, Тан настойчиво требовал показать ему новые картины, отпуская комментарии от «ошень карашо» до «проста сюпер». После утомительной беседы китаец, погрузив несколько проспектов в серебристый кейс на колесиках, отправился наконец в «Марронье», маленький уютный отель, расположенный неподалеку от моего дома на улице Жакоб и одинаково симпатичный как европейцам, так и азиатам.

Это был настоящий райский уголок! Тихое местечко в самом сердце квартала Сен-Жермен. Внутренний двор благоухал розами, а в центре журчал старинный фонтан. Вдобавок ко всему, романтически настроенные постояльцы могли в это время года с третьего этажа любоваться шпилем церкви аббатства Сен-Жермен-де-Пре. Правда, при условии не очень высокого роста.

Номера украшали тканые обои и антикварная мебель. Однако сами комнатки были довольно тесными. Не для страдающих клаустрофобией и не для американцев со Среднего Запада, поскольку при росте свыше метра восьмидесяти комфортного отдыха посетителю никто гарантировать не мог.

Лично я далек от подобных проблем. Однако несколько лет назад я допустил ошибку, направив в этот отель Джейн Хэстман вместе с ее новым двухметровым супругом. До сих пор Боб, привыкший один занимать двуспальную кровать, с ужасом вспоминает свою «колыбельку Белоснежки в романтическом логове семи гномов».

Вздохнув, я устроился на белом диване и принялся почесывать Сезанну затылок. Минувшая бессонная ночь уже вовсю давала о себе знать. В последние несколько часов я почти не принимал участия в дискуссиях, какими бы оживленными и интересными они ни были. Десять минут назад за Марион заехал ее мотоциклист, и я впервые остался в тишине. Третий раз за сегодняшний день я извлек из кармана письмо Принчипессы и развернул его.

А потом я позвонил Бруно.

Три вещи необходимы мужчине, когда его жизнь заходит в тупик: бокал красного вина, добрый приятель и любимый кабак.

Я не стал ничего ему объяснять. Сообщил только, что надо выпить и что мне нужно кое о чем рассказать.

– Дай мне час, – ответил он.

Одна только мысль об этом крупном, уверенном в себе человеке в белом халате навевала на меня покой.

Бруно – врач, вот уже семь лет как влюбленный в свою жену Габриэль, и восторженный отец трехлетней дочери. На работе он вправляет сломанные носы и корректирует слишком большие, а также разглаживает испещренные морщинами лбы парижских дам инъекциями ботокса. В остальное время он страстный садовод, ипохондрик и специалист по теории заговоров. Он живет с семьей в доме с приусадебным участком, имеет хорошую практику на площади Сен-Сюльпис и так же мало интересуется современной живописью, как и литературой.

И еще он мой лучший друг.

– Спасибо, что откликнулся, – сказал я, открывая дверь спустя час.

– Рад тебя видеть. – Бруно похлопал меня по плечу и смерил профессиональным взглядом. – Мало спишь и, похоже, навеселе. – Таков был его диагноз.

Пока я надевал плащ, Бруно листал лежавший на журнальном столике каталог выставки Ротко.

– И что ты в этом находишь? – недоумевал он, качая головой. – Два красных прямоугольника – такое и я могу нарисовать.

– Бога ради, – усмехнулся я, подталкивая его по направлению к выходу, – занимайся лучше своими носами. В любом случае о картине имеет смысл судить, когда стоишь перед ней и чувствуешь, что с тобой что-то происходит. Сезанн, ко мне!

Я вышел на улицу, захлопнул дверь галереи и опустил железную решетку.

– Чушь! Что может со мной сделать красный прямоугольник? – презрительно фыркнул Бруно. – Я еще понимаю – импрессионисты, но вся эта современная пачкотня!.. Интересно, как ты вообще определяешь, что здесь искусство, а что нет?

Слово «искусство» он произнес с такой интонацией, будто заключил его в кавычки.

– По цене, – сухо ответил я. – Так, во всяком случае, говорит Джереми Деллер[16].

– Кто этот Джереми Деллер? – спросил он.

– Ах, Бруно, забудь, пойдем лучше в «Ла Палетт». В жизни есть вещи поважней искусства.

Я прицепил поводок к ошейнику Сезанна. Пес посмотрел на меня с благодарностью, как будто решил, что последняя фраза относится к нему.

– Совершенно с тобой согласен.

Бруно снова похлопал меня по плечу, и мы направились сквозь сонный майский вечер в небольшое бистро в самом конце улицы Сены. Стены там завешаны картинами, завсегдатаи, какая бы погода ни стояла на улице, курят, собравшись за круглым столом, а дородный хозяин заигрывает с каждой более-менее симпатичной девчонкой, уверяя, что знал ее в прошлой жизни.

Я глубоко вздохнул. Хороший друг – это прекрасно, что бы там ни готовила нам судьба.

Однако час спустя я уже не думал ничего подобного. Мы расположились за столом из темного дерева, на котором стояла бутылка красного вина, и так разгоряченно спорили, что другие посетители с удивлением оглядывались на нас.

Собственно, мне всего лишь нужен был совет. Я рассказал другу о вчерашнем вечере и неудачной ночи с Шарлоттой, о звонке Солей и, конечно, о таинственном любовном письме, которое весь сегодняшний день не шло у меня из головы.

– Не имею ни малейшего представления, кто бы мог написать такое, – сказал я. – Должен ли я ей ответить, как ты думаешь?

Разумеется, я хотел услышать от него «да».

Вместо этого Бруно наморщил лоб и погрузился в рассуждения из области теории заговоров. Ему показалось в высшей степени подозрительным, что отправительница не хотела назвать себя. На анонимные письма не следует отвечать из принципиальных соображений, полагал он. Таким образом, его благословения на продолжение отношений с незнакомкой я не получил.

– Кто знает, какая психопатка может за этим стоять, – рассуждал он, наклонившись ко мне через стол. – Ты ведь помнишь тот фильм с Одри Тоту, где она играет сумасшедшую, положившую глаз на симпатичного женатого мужчину, у которого к тому же жена беременна. В конце концов бедняга оказался в инвалидном кресле, потому что эта ненормальная уронила ему на голову вазу, после того как он ее отверг.

Я в ужасе затряс головой. О таком повороте дела я еще не думал.

– Нет, я смотрел только «Амели», но там все заканчивается более-менее благополучно.

Бруно с довольным видом откинулся на спинку кресла.

– Друг мой, я знаю женщин и предупреждаю тебя: берегись!

– Я тоже немного знаю женщин, – возразил я.

– Но не таких. – Он перешел на шепот. – Я изо дня в день имею с ними дело в клинике, и уж поверь мне, у каждой свои причуды. Одна из них воображает себя Королевой ночи, другая – Принчипессой. Все они как огня боятся старости и считают себя слишком полными. А помнишь ту взбалмошную особу, которой я оперировал нос? Ту, что потом долго преследовала меня своими звонками, воображая, будто я в нее влюбился? – Бруно тревожно посмотрел мне в глаза. – Знаешь ли ты, как ведут себя женщины, одержимые какой-нибудь идеей? Только ответь – и она от тебя не отстанет.