Читать книгу Мармарис - Ниль Блэк - Страница 3

– Ты с дуба рухнул? – хлопает ресницами с трудом переварившая информацию Ханна, но Гидеон ее выпад игнорирует, выпрямляется, и как ни в чем ни бывало идет в сторону главного двора. Пес срывается за хозяином, Ханна от него не отстает – поднимается на ноги и бежит следом.

– Я с тобой разговариваю! – спотыкается девушка о камни, скорость не сбавляет. – Что ты, блять, несёшь? Какой ребенок? Какой наследник? – Ханну перехватывают за пять шагов до остановившегося у гелендвагена Гидеона двое телохранителей и удерживают на месте.

– Ответь мне! – кричит Ханна, пытаясь освободить скрученные руки, но Гидеон будто бы ее и не слышит, перекидывается парой слов со стоящим напротив мужчиной, садится за руль, и давящаяся негодованием девушка следит за покинувшим двор автомобилем. Как только ворота опускаются, ее отпускают, и выдохшаяся из-за безрезультатной борьбы с охраной Ханна прислоняется к стене дома. Этот мужчина психопат. У него явно не все дома, если он считает, что это в порядке вещей заявить такое и свалить в туман. У Ханны в голове не умещается, как можно похитить дочь правителя другой страны, совершить такое дерзкое преступление, а потом еще и говорить что-то про ребенка. Ханна устала, она голодна, толком не зажившая рана ноет, напоминая о том, что она и так не забывает. Хочется свернуться калачиком прямо на этой лужайке и завыть в голос, но косящийся на нее с главного двора пес слишком пугающий, чтобы оставаться в его королевстве. Ханна плетется к дверям и, пройдя в гостиную, опускается на диван. Ее война еще не началась, она отдохнет и объявит о ней. Ей уже плевать, кто перед ней, ее не пугал прогнивший и пропитанный грехами Кале, она и с Морским волком справится, и домой вернется.

***

Гидеон выходит на палубу недавно приобретённого авианосца, пришвартованного пока на базе острова и, оперевшись о поручни, смотрит на бескрайнее море, раскинувшееся перед ним.

– И на море и на суше, – усмехается Гидеон, окидывая взглядом новое приобретение, убирает со лба волосы и оборачивается к остановившемуся рядом седоволосому мужчине в форме капитана.

– И на море и на суше, мой господин, – почтительно кланяется мужчина.

– Прекрасно, Ульрик, я почти у цели, – следит за поднявшейся в небо чайкой Гидеон. – Это мое море, и никто не выйдет в него без моего разрешения. Это конец, Ульрик. Пора заканчивать сервировать им пирог Мармарис, он един, и я взорву ради этого солнце. Я ничего не пожалею.

– Главное, что вы тверды в своем решении и вам не страшно терять, – прокашливается вот уже пять лет как находящийся на службе у Морского волка Ульрик.

– Мне нечего терять, моя жизнь принадлежит Мармарису, – осекается Гидеон, вспоминает про девушку в своем особняке, которая возможно подарит ему того, ради кого эту жизнь отдавать Мармарису не захочется.

***

– Я хочу с ним поговорить! Я не собираюсь сидеть здесь и ждать, когда его величество снизойдет до меня! – не отпускает напуганного ее напором помощника садовника Ханна и продолжает трясти его за плечи. – Вызовите его немедленно, или я разнесу тут все! – переключается на вошедшего охранника девушка, и тот, достав телефон, выбегает во двор. – Где та девушка? Где мужик, который меня сюда привез? – вновь возвращается на кухню вот уже как два часа терроризирующая обитателей особняка Ханна.

Выдохшаяся от собственных криков и нервов, Ханна снова падает на мягкий диван в гостиной и, борясь со сном после почти суточного бодрствования, гипнотизирует дверь. На улице уже вечер следующего дня, Ханна ничего не ела, выпила два графина воды с лимоном, а Гидеона все нет. Она просит у прислуги черный кофе, выпивает его и, намереваясь в этот раз пойти до конца, выходит во двор.

– Или вы немедленно отвезете меня к своему боссу, или я спалю особняк. Проверьте мое личное дело, там есть поджог, – скрестив руки на груди, смотрит на разгуливающую перед виллой охрану Ханну. На самом деле они пугают Ханну, она не знает, почему в мирном Мармарисе кто-то, кто не относится к правящей верхушке, может позволить себе целую армию вооруженных головорезов, разгуливающих по двору, но решает, что это означает вседозволенность, и воевать с таким ей будет очень сложно.

– К нему сейчас нельзя, – прокашливается охранник под два метра ростом, который спокойно одной рукой может сломать Ханну.

– Мне плевать. Набери его и дай мне трубку, я уже и так потеряла почти сутки здесь, – поджав губы, смотрит на него девушка, не выдает свой страх.

Уставший от непрекращающихся истерик охранник задумывается, а потом отходит и подносит телефон к уху. Через минуту он кивает Ханне на бмв у ворот, и обрадовавшаяся первой победе девушка бежит к автомобилю.

Ханна прилипает к стеклу, с интересом рассматривает улочки нового города, поражается обилию огней. Родной город девушки тоже красив, но он все же уступает Мармарису, который выглядит куда богаче и интереснее. Что больше всего поражает Ханну – это как умело в эти каменные джунгли вплетена зелень, после каждого квартала небольшой парк, даже на тротуарах деревья не уступают количеству уличных фонарей. Ханна искренне наслаждается красотой ночного Мармариса и даже забывает о своем положении за эти сорок минут в пути. Автомобиль наконец-то останавливается перед старинным зданием с колоннами и белыми мраморными лестницами, напоминающим театр, и Ханна идет за охраной. Войдя в зал, она понимает, что не ошиблась, это точно театр, только вместо постановки на сцене прямо под огромной люстрой вцепились в бою двое обнаженных по пояс мужчин.

– Кто проводит бои в театре? – в шоке смотрит на сцену девушка и только потом переводит взгляд на разодетых людей, собравшихся в театре. Все ряды заняты, присутствующие увлечены боем, выкрикивают поддержку, и Ханна чувствует, как охрана легонько толкает ее в спину. Ханна двигается к центру и наконец-то замечает Гидеона. Мужчина сидит в кресле по центру в пустом ряду, рядом с ним расположилась роскошно выглядящая девушка, на профиль которой Ханна залипает пару лишних секунд. Судя по всему два параллельных ряда заняты его приближенными.

Ханна набирает в легкие побольше воздуха, медленно его выдыхает, готовится к разговору, который казался легким на вилле, но сейчас она в этом сомневается. Решив, что она готова, девушка двигается прямо к Гидеону и останавливается рядом с его креслом.

Гидеон выглядит шикарно в серой рубашке, широко расставленные длинные ноги обтянуты черной тканью, на покоящейся на бедре руке поблескивают массивные золотые часы.

– Я там извелась, а ты тут как мужики друг друга лупят смотришь? – подбоченившись, смотрит на него Ханна, а девушка рядом с ним смеряет ее недовольным взглядом. В этом взгляде нет восхищения, зависти – всего того, к чему она привыкла, и тут Ханна понимает, что она стоит в тюремных лохмотьях с осунувшимся лицом, что та, кто покорял Кале, похожа на трубочиста, и спесь сбивается. – Ох, простите, я попробую снова, – злая на полное игнорирование со стороны мужчины Ханна отступает и делает реверанс. – Ваше высочество, объясните вашим покорным слугам, что меня нужно отвезти в порт и посадить на корабль!

В зале наступает тишина, кажется, что даже бой прерывается, а взгляды всех присутствующих обращаются к ним. Гидеон наконец-то переводит на нее свое внимание, но Ханна ничего не может прочитать в этом темном и тяжелом взгляде.

– Нам надо поговорить, – уже несмело добавляет девушка.

– Мы поговорим, – спокойно отвечает Гидеон, – но сперва я досмотрю бой. Видишь того в синем? – кивает в сторону сцены. – Я на него полмиллиона поставил. Это мой парень. Садись рядом, – хлопает по креслу справа. – Насладись зрелищем и потом мы обязательно поговорим.

– Нихуя такого! – восклицает Ханна. – Я и так тебя полдня прождала!

Ханна слышит перешептывания, которые нарастают, поглядывает на явно шокированную толпу и возвращает внимание к Гидеону, который буравит ее недобрым взглядом.

– Напрасно ты свой рот закрытым не держишь, – заостряется лицо мужчины, и Ханна уже жалеет, что повысила голос, но показывать секундный страх этому напыщенному альфачу не хочется. – Сядь, – приказывает ледяным тоном Гидеон и все вокруг вмиг умолкают.

Ханна не хочет подчиняться, но ее связанная с этим мужчиной сущность пищит от страха, чувствуя угрозу, исходящую от него, не дает сконцентрироваться, и девушка сдается. Она понимает, что сейчас среди всей этой толпы ей все же лучше проглотить свой язык, и опускается в кресло справа, оставив между ними одно пустое. Потом, когда они останутся наедине, Ханна обязательно все ему выскажет и вырвется из этого города.

– Сюда сядь, – указывает взглядом на пустующее между ними кресло Гидеон.

– Мне и тут хорошо, – бормочет девушка, всем своим видом показывая, что увлечена продолжившимся боем, хотя это скорее прикрытие, лишь бы не смотреть в глаза, высасывающие его душу.

Гидеон больше ничего не говорит, потому что его парень, лежащий на сцене после мощного удара, больше не поднимается. Ведущий объявляет победителя, те, кто ставил на него ликуют, а Гидеон все больше мрачнеет.

– Я хочу его! – внезапно выкрикивает стоящий на сцене победитель, с вызовом смотрит на Гидеона. – Хочу помериться силами с Морским волком, если конечно это правда и он так хорош в бою, как говорят в наших землях.

Ханна довольно усмехается, мысленно потирает ручки, ведь если Гидеон не примет вызов, а он не примет – он трус. А если он даже сглупит и примет его, то, несмотря на отличное телосложение, у него нет шансов против этого бугая, который явно на обед целого быка закаливает.

Гидеон поднимается на ноги, толпа мигом умолкает, и все смотрят на него.

– Ты гость на нашей земле, и я поздравляю тебя с честной победой, – с усмешкой отвечает Гидеон, – и только потому что ты гость, я предлагаю тебе подумать еще раз.

– Что думать? – воодушевившись победой и поддержкой, восклицает мужчина. – Спустись, я дам тебе попробовать силу моего кулака.

Ханну поражает, что никто из людей Гидеона не реагирует на выпады, не пытаются разрядить обстановку и хотя бы не выводят из зала бойца.

– Бой со мной не принесет тебе денег, – хищный оскал не портит лицо Гидеона, и он под восторженные крики толпы медленно двигается к проходу.

– Он принесет тебе смерть, – напевает сидящая через два кресла девушка, с насыщенным запахом роз, и Ханна, нахмурившись, смотрит на нее.

Гидеон выходит на сцену, снимает с запястья часы, передает их подбежавшему телохранителю и начинает расстегивать рубашку. Ханна, не отрываясь, следит за действиями мужчины и, разинув рот, смотрит на тело, сплошь покрытое татуировками, которые с такого расстояния не разглядеть. На спине Гидеона нет места свободного от татуировок, которые также покрывают его грудь и живот. Гидеон уступает противнику по массе, но он отлично сложен: у него широкие плечи, узкие бедра и мускулы на его руках и плечах четко вырисовываются. Он ходит вокруг довольного собой бородача, разминает шею, складывается впечатление, что он просто нарезает круги, но Ханна чувствует нутром, как он высматривает слабые места, как коршун кружит вокруг добычи. Ведущий объявляет начало боя, Ханна не успевает принять удобную позу, как ринувшийся на мужчину бородач покачивается на месте, падает на колени, а потом лицом на пол.

– Как он это сделал? – выпаливает Ханна, не отрывая взгляда от рассматривающего свои костяшки Гидеона. – Когда он вообще поднял руку?

Самый сильный мужчина, которого Ханна знала до этого момента – это Кристофер. Ханна впервые видит такую ловкость и, главное, мощь, сконцентрированную в кулаке, который с первого раза вырубил похожего на медведя противника.

– И на суше и на море нет его сильнее, – поднявшись на ноги, хлопает в ладони его спутница, Ханна смотрит на ее длинные пальцы, усыпанные кольцами, и шумно сглатывает.

Поверженный мужчина, покачиваясь, поднимается на ноги, рычит, плюется кровью, а потом бросается на стоящего спиной к нему и разговаривающего со своим телохранителем Гидеона, и снова падает. В этот раз без шанса подняться. Прямо под его животом расползается лужа крови, и Ханна, которая видела все своими глазами, восстанавливает картину в голове по частям. Гидеон просто вытащил пистолет из-за пояса своего человека и выстрелил.

– Моя победа принесет тебе смерть, – возвращает оружие Гидеон и натягивает на себя рубашку.

Ханне кажется, что только она шокирована убийством, только она, впившись пальцами в подлокотники, не может принять факт того, что прямо сейчас поднимающийся к ним мужчина хладнокровно застрелил человека. Ханна не замечает, как дрожит ее нижняя губа, как она внутренне подбирается, стоит ему остановиться в трех шагах рядом с красивой девушкой, которая касается губами его щеки. Гидеон что-то шепчет ей на ухо, а потом идет к Ханне, которая мечтает испариться, лишь бы не быть рядом с ним. Гидеон ничего не говорит, наклоняется, берет девушку под локоть и рывком подняв ее с места, толкает вперед. Там, где сомкнулись пальцы мужчины у Ханны кожа горит, он так сильно сжимает ее руку, что кажется еще немного, и девушка услышит хруст костей.

– Куда…куда ты меня ведешь? – прокашливается Ханна, у которой путаются ноги.

– Ты ведь хотела поговорить, – останавливается за ней перед дверью мужчина, Ханна чувствует, как его дыхание щекочет ее затылок, врастает в землю не в силах сделать лишний вдох. – А я хочу поесть, так что совместим.

Двери распахиваются, Гидеон, так ее не отпуская, ведет к гелендвагену у тротуара и, открыв переднюю дверцу, взглядом указывает на сидение. Ханна покорно занимает свое место. Гидеон сам садится за руль, опускает стекло, что-то приказывает подбежавшим телохранителям, из чего Ханна слышит только слово «Ариэль», и срывается с места. Ханну подташнивает от скорости, Гидеон водит как бешеный, но она все еще не может прийти в себя после случившегося, чтобы собраться с мыслями.

– Ты будто призрака увидела, – щелкает зажигалкой Гидеон и, затянувшись, возвращает внимание к дороге. – Я бы подумал, что тебя напугал выстрел, но ты же сама пострелять любишь, правда в кровных родственников, – кривит рот.

– Я хочу вернуться домой, – с трудом отлепляет язык от неба девушка, не осмеливается к нему повернуться.

– Я хочу сочную вырезку с соусом из свежемолотого черного перца, и мое желание в отличие от твоего будет реализовано через несколько минут, – сворачивает на парковку ресторана Гидеон, за ним же туда заезжают его люди.

Гидеон выходит из автомобиля, терпеливо ждет, пока еле волочащая свои ноги Ханна его обойдет, и идет ко входу. Они занимают столик у окна, они даже выглядели бы обычной парой, решившей побаловать себя высокой кухней, если бы не грязная и уставшая Ханна и севшие за соседние столики бритоголовые парни Морского волка. Стоит им опуститься в кресла, как подбежавшие официанты сразу разливают вино, судя по тому, что Гидеону не подносили бутылку и столик уже накрывают – он часто здесь ест. Он смакует вино на языке, тянется к брускеттам в ожидании главного блюда, а Ханна продолжает раздирать под столом пальцы и не знает, куда смотреть. Если поднять глаза, она столкнется с его взглядом и боится, что его не выдержит, смотреть на стол, ломящийся от закусок, тоже не получается, потому что у девушки, которая не ела сутки, во рту набирается слюна.

– Чего не ешь? – наслаждается салатом из рукколы, груши, козьего сыра и фисташками Гидеон.

– Я не хочу, – следит за руками меняющего приборы официанта девушка.

– Ты ела на вилле? – благодарит официанта поставившего перед ним блюдо со стейком Гидеон. – Закажи что пожелаешь. Они приготовят что угодно.

– Я не хочу, – смотрит на то, как нарезает стейк мужчина Ханна, и сглатывает.

– Твое дело, – прикрывает веки от удовольствия Гидеон, медленно прожевывая мясо.

– Зачем ты убил его? – выпаливает девушка.

– Я думал, мы поговорим о твоей мечте вернуться в Кале, – хмурится Гидеон и прикладывает к губам салфетку. Он берет из коробки, которую поднес официант, сигару, срезает кончик и закуривает. – Меня никогда не вызывают на бой, потому что знают, что я беру за свою победу. Он тоже знал, но был слишком самодоволен.

– Ты забираешь жизнь? – наконец-то находит в себе силы смотреть на него Ханна, и мужчина кивает. – Но ты ведь победил его, и бой закончился.

– Бой заканчивается, когда один из двоих умирает, – он выдыхает дым и поддается вперед, Ханна инстинктивно липнет к спинке стула.

– Чего ты испугалась? – щурится мужчина. – Ты вообще на пугливую не похожа, да и биография твоя это только подтверждает.

– Я не рожу тебе ребенка, – сжимает ладони в кулаки под столом Ханна, готовясь тоже получить – если не пулю, то хоть кулаком по лицу, потому что с этим психопатом никогда не угадаешь.

Гидеон молчит, покуривает сигару, наслаждается ненавязчивой музыкой, и у Ханны заканчивается терпение.

– Я тебе повторяю, я не рожу тебе ребенка.

– Чего ты ждешь от меня? – кладет сигару в пепельницу Гидеон и пристально смотрит на нее. – Какие варианты событий ты там уже придумала, расскажи. Что я буду тебя насиловать, а потом привяжу к постели на девять месяцев, пока ты мне его не родишь? Или что я сейчас посажу тебя на корабль и верну твоему отцу? Есть еще третий вариант?

Ханна мотает головой.

– А у меня он есть, и тебе лучше согласиться на него, потому что вариант с возвращением в Кале я не рассматриваю, – цокает языком Гидеон и, подняв бокал, криво усмехается. Холодок пробегает по позвоночнику девушки, которая на миг представляет, как он и правда выполнит свою угрозу. А ведь он может, он же долбанный Бог здесь, и Ханне ни за что с ним не справиться.

– Да что с тобой? – смачивает горло водой девушка. – Ты мне никто, то есть ты мой враг, наши страны враждуют, я дочь правителя Кале, как ты вообще можешь так спокойно говорить об этом? Ты последний мужчина в мире, от которого я бы родила ребенка.

– Ну тут уж с природой разбирайся, потому что я единственный в мире, от которого ты можешь родить, – скалится Гидеон.

– Я знаю, – сдувается девушка, которая всей душой ненавидит свою сущность, доказывающую ей, что это ее истинный, – я поняла это, но мне ребенок не нужен, и даже ради собственной жизни я на такое не пойду.

– Этот ребенок и не твой. Роди его мне. Поверь, мне такая как ты тоже не нужна, но мы истинные, и только ты можешь подарить мне сына или дочь. Я не откажусь от своего желания, даже если оно противоречит твоему, – сверлит ее взглядом Гидеон, и Ханна уже видит в его глазах свое будущее, прикованное в постели в каком-то подвале.

– Ты реально больной.

– Что плохого в том, что я хочу наследника? – улыбается Гидеон, который словно издевается над ней.

– Что нормального в том, что ты похитил меня и заставляешь родить тебе ребенка! – восклицает Ханна, не реагируя на обернувшихся к ним гостей.

– Первое верно, второе нет. Я тебя не заставляю. Пока.

– Ты поставил мне условие.

– И ты можешь мне поставить, я их приму.

– Последний раз говорю, я рожать тебе не буду и к утру я хочу быть дома, – резко поднимается со стула девушка и так же резко на него опускается, потому что ее буквально заставляет сесть стоящий за спиной телохранитель Гидеона.

– Предлагаю тебе подумать, – возвращает внимание еде Гидеон. – У меня есть еще одна встреча, а ты поедешь на виллу, посидишь на диване, посмотришь телевизор, я специально для тебя распорядился, чтобы открыли ваши телеканалы, а потом я приеду и ты скажешь мне ответ.

– Я не собираюсь думать, мне не о чем, – чувствует подступающую истерику Ханна. – Не будет ребенка, и я вернусь в Кале.

– Конечно, – улыбается Гидеон.

– Ты понятия не имеешь, с кем связался, – шипит Ханна.

– Я-то имею, – поддается вперед Гидеон и накрывает рукой ее ладонь на столе. Ханна тянет руку назад, но ее словно пригвоздили к столу. – А вот тебе советую быть осторожной, – он убирает руку, и ужин продолжается в тишине.

Выйдя из ресторана, Гидеон кивает своему телохранителю, и Ханну провожают к бмв, сам мужчина садится за руль гелендвагена и покидает двор первым. Ханне кажется, что у нее взорвется голова от мыслей, а еще воющий от голода желудок никак не заткнется и из-за тепла в салоне ей хочется отрубиться. Приехав на виллу, она просит себе воды с лимоном и салат с рукколой и тянется за пультом. Она сама не знает, зачем она зацепилась за слова Гидеона про телевизор, но пусть и через него хочется почувствовать себя в Кале. Прислуга ставит на столик перед ней миску с салатом и раскладывает приборы, Ханна поддается вперед, рассматривает содержимое миски.

– Я попросила салат, я не говорила, что хочу чтобы в нем был соус, сыр и помидоры! – раздраженно восклицает девушка, и прислуга, извинившись, забирает миску. Через пять минут перед ней ставят миску с рукколой и она включает телевизор. Салат так и остается нетронутым, потому что первое, что видит Ханна на экране – это ее же фотография и дерущий глотку ведущий, который объявляет ее предателем. По словам ведущего и его гостей, Ли Ханна была в сговоре с Мармарисом, хотела убить брата, чтобы Гидеон Ривера захватил власть в Кале, и когда ее план провалился, ее сообщник забрал ее в Мармарис.

«Предательница родины, Иуда, враг народа».

И все это про нее. Ханна щелкает по остальным каналам и понимает, что самая горячая тема в Кале – она. Она выключает телевизор, швыряет пульт об экран и сворачивается калачиком на диване. Как так может быть? Почему люди любят вешать ярлыки, не разобравшись? Почему никто не рассматривает вариант того, что ее похитили, что она сидит сейчас в окруженной охраной вилле психопата, который требует родить ему ребенка. Ханне страшно, со сцены в театре она до сих пор не отошла, не может избавиться от образа мужчины, под животом которого расползалось кровавое озеро, а теперь ей еще страшнее, ведь, получается, ей некуда возвращаться. Верит ли в эту версию, о которой трубят все ведущие, ее семья? Верит ли отец, что Ханна могла пойти на такое? Скорее всего верит. Ханна стреляла в Кристофера, не скрывала, что желает ему смерти, так почему народ должен сомневаться в том, что она предала и родину. Тот, кто предал семью и родину продаст. Она переворачивает взмокшую из-за слез подушку, всхлипывает и, прикрыв рот обеими ладонями, старается не завыть в голос. У нее отныне нет дома. Она не должна просить Гидеона посадить ее на корабль и отправить в Кале, она должна просить Морского волка утопить ее вместе с этим кораблем, потому что у корабля Ханны нет направления. Она сама сейчас дрейфующее в открытых водах судно, которому никогда не найти порт, чтобы пришвартоваться. Так ведь не должно быть, люди не могут оставаться в полном мраке. Какие испытания ни подбрасывала бы судьба, всегда есть пусть и крошечное, но окошко, через которое пробивается свет. Ханна прямо сейчас его не видит, но в то, что она обречена, не верит. Не так она сама себя воспитывала, не такой выдрессировала. Неужели напрасно она столько лет сама себя закаляла, самые высокие температуры принимала, чтобы вот так вот, став игрушкой для ненавистного мужчины, сдохнуть на чужой земле. Ханна на такое не пойдет, она в этот раз свою судьбу не примет. Она построит свой порт. Столько лет неприятия, войны, агрессии и желания найти понимания не сломали ее, и этот психопат не сломает. Ханна эгоистичная, завистливая и жадная до внимания, она свои ярлыки не просто оправдала, она их реализовала, и выжила. И сейчас выживет. Назло Кале. Назло Ривере. Назло судьбе, которая никак не устанет ковыряться в ее ранах своими костлявыми пальцами. Она слышит звук шин со двора, наспех утирает слезы и, залпом выпив стакан воды, присаживается. Дверь открывается, в комнату проходит Гидеон, он переоделся, выглядит свежо и пахнет розами. Ханна бы съязвила, но ее словно выпотрошили и даже на ругань нет сил.

– Я ведь ничего не делала, я жертва, это ты меня похитил, почему они так говорят? – не поднимает голову девушка.

– Мало ли на что еще способна братоубийца, – останавливается в шаге от нее мужчина.

– Я не такая, как они говорят, я бы не предала свою родину, – глаза опять слезятся, но Ханна проглатывает не успевшие вырваться слезы. Ронять слезы перед врагом – последнее дело.

– Мы просто люди, и мы любим судить поверхностно, хотя в твоем случае лжи там мало, – снимает пиджак Гидеон и, отбросив его в кресло, идет к стойке налить себе коньяк. – Ты сейчас враг номер один для Кале, даже меня затмила, – поднимает стакан. – За тебя.

– Меня все ненавидят. Даже моя семья, – подняв ноги, притягивает их к груди девушка, убирает с лица спутавшиеся грязные волосы и шмыгает носом.

– А тебя любили? – возвращается к ней Гидеон, садится в кресло, косится на миску нетронутого салата.

– Мне плевать, – огрызается Ханна, за мгновенье превращается в ту же, кого Гидеон встретил на том вечере на приеме, когда она унижала девушку.

– Так чего тогда выглядишь так жалко? И вообще тебе бы не помешало в душ зайти, на этой вилле их шесть, а ты воняешь как помойное ведро, – кривит рот мужчина.

– Прости, что не благоухаю розами, – фыркает Ханна.

– Сейчас помойное ведро, но я знаю, что ты пахнешь сиренью, – перекидывает ногу через ногу Гидеон, запоминает замечание про запах роз, которыми пахнет Ариэль.

– И ты хочешь, чтобы я родила тебе сына? Хотя да, тебя ненавидеть не будут, ты мужчина, ты крутой, тебя боятся, бросать камни ведь принято в слабых? – кривит рот девушка.

– Я же не виноват, что ты моя истинная, мне даже сочувствовать будут, вот так вот мерзко устроен наш мир, – усмехается Гидеон. – Ну так что, хочешь обратно в Кале?

– Ты ведь это нарочно сделал, – опускает ноги Ханна и смотрит на мужчину. – Ты хотел, чтобы я это увидела, и ты не прогадал, – подползает к подлокотнику дивана ближе к креслу мужчины. – Я не хочу в Кале, но я хочу, чтобы ты выполнил мои условия.

– Я слушаю.

– Я хочу пять миллионов, безопасный перелет в страну, которую выберу, и никакого секса с тобой, – выпаливает на одном дыхании Ханна, которой не верится, что она это озвучила.

– Деньги будут, улетишь на моем самолете, секс от тебя мне и не нужен, благо сейчас, чтобы завести ребенка, трахать тебя мне необязательно, – поднимается на ноги Гидеон. – Я согласен на твои условия, но у меня они тоже есть. Утром приедет мой юрист, и ты подпишешь отказ от ребенка после его рождения.

– Хоть сейчас могу подписать, мне он нахуй не нужен, – морщит нос Ханна.

– Ожидаемо, – идет к двери Гидеон и, распахнув ее, впускает Азура, – все-таки ты омерзительна.

– А тебе он нахрена? – снова взбирается ногами на диван Ханна, следя за движением огромного пса, вальяжно расхаживающего по гостиной.

– Я не собираюсь с тобой откровенничать. Если не будешь нарушать условия, я подарю тебе любую недвижимость в любой стране, – опустившись на корточки поглаживает собаку Гидеон. – Но ты ребенка никогда не увидишь и о себе напоминать не будешь.

– Потому что ты боишься позора, мол завел ребенка от врага? Найдешь ему новую мамочку? – кривит рот Ханна.

– Может, уже нашел.

– Прекрасно, мне все подходит.

– Будешь следить за здоровьем, выполнять все рекомендации врачей и жить в особняке, здесь я могу тебя защитить. Если люди узнают, кто ты, тебе попытаются навредить, поэтому будь аккуратна, – чешет за ухом пса Гидеон. – Учти, ты не можешь нарушить соглашение и сбежать.

– А если смогу? – с вызовом смотрит на него девушка.

– Тогда я найду тебя, привяжу к постели и ты девять месяцев проведешь в комнате без окон, а потом вывезу на середину моря и утоплю. Как тебе такое?

– А если я бесплодная?

– Вернешься в Кале, ну, или куда хочешь.

– Отлично. Мне нужна банковская карта, охрана, автомобиль и гид по Мармарису. Я хочу прожить эти девять месяцев весело, – хлопает себя по коленям Ханна.

– Без алкоголя, дури и сигарет.

– Как скажете, папочка, – потягивается девушка и, позвав прислугу, просит показать ей ее комнату.

Гидеон так и остается сидеть внизу, играет с Азуром и ждет Элроя, с которым хотел обсудить утренние встречи. Элрой приезжает через полчаса, они обсуждают работу, а потом, расположившись на террасе, наблюдают за моросящим дождем и выкуривают по сигаре.

– И как у вас? Пришли к чему-то? – наконец-то заводит разговор о девушке Элрой, который с утра все порывался приехать и выяснить как дела на вилле.

– Деньги решают все, – ухмыляется Гидеон и подносит стакан к губам. – Я готов половину своего состояния отдать, лишь бы моей истинной была другая, но жаль, что этого теперь не изменить. Она родит ребенка, и я его у нее куплю.

– Отвратительно, – кривит рот Элрой. – Я никогда не привыкну к тому, что люди продают своих детей. Хотя ты ей небось и выбора не оставил.

– Она просто цену себе набивала, я сразу понял, что она гнилая, так что не удивлен, что она струсила возвращаться домой, бороться за свое имя и выбрала побег, – с издевкой тянет Гидеон, прячет непонятно откуда взявшееся разочарование. Скорее всего это его зверь, который, несмотря ни на что, верит своей истинной и возносит ее на пьедестал, даже подножия которого эта девушка не достойна.

– Тогда поздравляю тебя, будущий отец, – чокается с его стаканом Элрой. – Только не сверни ей шею раньше времени, а ты свернешь, учитывая, что я про нее узнал.

– Пусть живет, наслаждается жизнью, я ей отказывать ни в чем не собираюсь, вот только платить я ей не буду, я отдам ее морю, – растягивает губы в коварной улыбке Гидеон.

***

Поднявшись наверх, Ханна сразу пошла в душ и почти полчаса не выходила. Смыв с себя пот, запахи, она накинул на плечи чистый, пахнущий свежестью халат и начала рыться в вещах в шкафу. Вещи в основном все базовые, Ханна выдергивает из аккуратно сложенной стопки футболку, забирает из выдвижного шкафчика белье и, одевшись, валится в кровать, борясь с мыслями, оккупировавшими ее мозг.

Ханна знает, что бой будет долгим и кровопролитным, и пусть она выставила Гидеону условия, она даже думать об их реализации не хочет. Во-первых, Ханна сама ребенок. Во-вторых, она была убеждена, что всю свою жизнь проходит одна, семью и детей заводить не станет, тем более ее никто и не захочет. Люди предпочитают брать людей с витрины как товар, чтобы обязательно был полный набор, а Ханна ни одному показателю не отвечает. Несмотря на все свое возмущение по поводу требования Гидеона, одна ее часть все еще сомневается, предлагает не торопиться, хорошенько обдумать, ведь, учитывая нынешнее положение дел, Гидеон и правда может обеспечить ее суммой, которая наконец-то подарит Ханне свободу. Пусть ради этого и придется выносить ему ребенка. В принципе, и Кале, и Мармарис так и живут, в их реалиях – это абсолютно нормально продавать своих детей другим, просто обычно это делают истинные пары для заработка, а здесь Ханна продаст ребенка его же отцу. Гидеону тоже секс не нужен, значит никакого физического контакта не будет, и это уже лучшая новость за день. Ханна и представлять не хочет, что было бы, если Гидеон не принял ее условия. Она перестала ждать своего принца, спасителя, того самого мужчину еще в четырнадцать. Она не верит в любовь, в особую связь истинных и точно не романтик, который не ляжет в постель с первым встречным, в ожидании того самого. Ханна не хочет с ним спать из-за долбанной власти, которую этот мужчина имеет над ее сущностью. Если бы не натренированная годами сила, Ханна даже разговаривать бы с ним не могла. Каждое присутствие Гидеона в комнате – это невыносимое давление и желание забиться в какой-нибудь угол. Ханна прекрасно знает, что такое страх, но то, что она испытывает рядом с этим мужчиной – не просто страх. Ханна четко осознает его власть, она чувствует его могущество над собой каждой своей клеткой и понимает, что если Морской волк захочет, он подавит ее волю даже без физического насилия. Долбанная истинность, которая вбивает в женщин подчинение, только Ханна слишком многое пережила, чтобы проиграть. Пусть даже воевать ей придется с природой. У Гидеона есть власть над ней, но Ханна может установить и свою, она просто не пробовала, никогда с таким не сталкивалась. Она изучит тему, присмотрится, а потом посадит этого мужчину на поводок. Раньше, чем это с ней сделает Гидеон.

А пока надо перестать бояться его, забыть про убийство в театре и убедить себя, что Гидеон ее не тронет. В конце концов, он не идиот, чтобы навредить сосуду, в котором будет развиваться его ребенок. Ханна внезапно улыбается своим мыслям. Вот, у кого истинная власть – у нее самой. Пока Ханна здесь и будет носить его ребенка, Гидеон пылинки с нее сдувать будет.

В половине четвертого утра, уставшая от мыслей и завывающего желудка Ханна спускается вниз и, на цыпочках пробравшись на кухню, открывает дверцу холодильника. Она достает стоящую на полке миску салата, который она так и не съела, а потом скользит взглядом по сырам, ветчине, по коробке с разнообразными пирожными и замирает. Ханна смотрит на миску с салатом, даже кладет в рот веточку, жует, поглядывая на озаряемые светом в холодильнике вкусняшки, и внезапно сама себе улыбается. Она ставит миску на стол и, схватив нож, опускается на пол. Она дрожащими от голода и предвкушения руками отрезает толстый слой сыра, кладет сверху кусок ветчины и пихает в рот, глотает, почти не жуя. Не успев доесть свой бутерброд без хлеба, она открывает баночку с паштетом и ест прямо из нее, доставая содержимое пальцами, так как не хочет тратить время на то, чтобы подняться за ложкой. Еще не проглотив паштет, она пихает в рот кусок пирожного с меренгой, тянется за вторым со сливочным кремом, но глаза слепит заливший кухню свет, и Ханна, подняв лицо, смотрит на нависшего сверху Гидеона. Мужчина, кажется, только из душа, он в свободных штанах, торс обнажен, влажные волосы ниспадают на лоб. Ханна, забыв о своем странном положении, засматривается на татуировку, изображающую возвышающегося над волнами монстра на его животе, часть которой скрывается под резинкой штанов.

– Ты что делаешь?

Голос Гидеона действует на нее отрезвляюще, и девушка, сбросив наваждение, пихает в рот огромный кусок сыра, который не в силах проглотить, и давится.

– Дура, – нагнувшись, приподнимает ее Гидеон и, обхватив со спины, применяет прием Геймлиха. Раскрасневшаяся от удушья Ханна выплевывает сыр и прислоняется к столу.

– Мы были в одном из лучших ресторанов Мармариса, ты ни к чему не притронулась, у меня есть личный повар, – ты заказала миску травы, на дворе рассвет, а ты сидишь перед холодильником голожопой и ешь как животное, – хмурится Гидеон, не пропускает метнувшуюся в сторону девушку.

Ханна вдруг резко вспоминает, что она спустилась в одной футболке, в которой и легла спать. Она наспех тянет подол футболки вниз, хотя и понимает, что поздно прикрываться, топчется на месте и бесится, что мужчина ее не пропускает.

– Стесняешься? – скрестив руки на груди, стоит напротив Гидеон, с интересом скользит по тщательно вымытым, пахнущим сиренью, мягким, платиновым волосам.

– Откуда я знала, что ты не уехал, – бурчит смущенная девушка. Гидеон только ухудшает ее положение, потому что теперь нагло рассматривает ее худые, покрытые синяками из-за последних событий ноги.

– Почему ты ешь как воришка? – отрывается от холодильника мужчина и становится вплотную. – Мы ведь обо всем договорились и утром подпишем бумаги. Считай, это твой дом. На ближайший год точно.

– Я не ем. Я слежу за фигурой, а тут сорвалась, – прячет глаза Ханна, которой некомфортно от такой близости. Опять внутри нее поднимается буря, и вместо желания вмазать ему кулаком по лицу и убежать к себе, хочется прильнуть, позволить ему приласкать себя. Ханне от странных и впервые испытываемых желаний хочется вскрыться. Еще лучше бы вскрыть долбанную сущность в ней, что туманит разум.

– Ощущение, что мне на кухню скунс пробрался, – кивает в сторону разбросанных по полу пооткусанных продуктов Гидеон. – Хотя знаешь, ты ела, как те голодающие дети, которых я встретил после войны в Лагосе. У них были такие же глаза, как у тебя, когда я включил свет.

– Будто ты не знаешь, как мы, девушки любим морить себя голодом, – кусает губы Ханна, не зная, куда деть глаза, лишь бы не пялиться на мощную грудь. – Все ради красивой фигуры. Да и я не ела с Кале, – бурчит девушка, которой разговор не приятен.

– Нет, голодный человек – поест, тем более еду тебе предлагали, и на вилле она в открытом доступе. Ты ела так, как будто тебе нельзя было есть и внезапно разрешили, – не сводит с нее глаз Гидеон, не верит ни единому слову.

– Готовься, я еще и не начала тебя объедать, зарабатывай побольше, – задирает подбородок Ханна, поздно осознавая, что между их губами всего лишь пара сантиметров. – Я покажу тебе, как живут девушки из семей правителей, и начну прямо утром, – толкает его в грудь, намереваясь увеличить расстояние между ними, но Гидеон хватает ее за запястье, подносит тонкую руку к лицу.

– Питайся нормально.

– Не переживай, я рожу тебе крепкого малыша, – отбирает руку Ханна и, натягивая футболку, с трудом прикрывающую ее задницу, уносится прочь.

Гидеон смотрит ей вслед, потом возвращает внимание к продуктам и все больше мрачнеет.