Читать книгу Американские боги - Нил Гейман - Страница 6

Часть первая. Тени
Глава третья

Оглавление

Каждый час ранит. Последний – насмерть.

Старая поговорка

За стойкой в мотеле «Америка» сидела худая барышня. Она сказала Тени, что друг его уже зарегистрировал, и протянула ему прямоугольный пластиковый ключ от номера. Блеклая блондинка, чем-то неуловимо похожая на грызуна. Сходство это делалось особенно наглядным, когда барышне что-то не нравилось: улыбка же явно шла ее внешности на пользу. Она отказалась называть Тени номер комнаты, в которой поселился Среда, и настояла на том, что сама позвонит постояльцу и скажет, что его гость уже прибыл.

Среда вышел из двери в дальнем конце холла и кивнул Тени.

– Как прошли похороны?

– Прошли, – ответил Тень.

– Не хочешь говорить об этом?

– Не хочу, – подтвердил Тень.

– Ну и ладно, – осклабился Среда. – И без того в последнее время болтовни вокруг стало слишком много. Слова, слова, слова. Этой стране явно пошло бы на пользу, если бы люди научились страдать молча.

Среда отвел его в свой номер, который оказался напротив комнаты Тени. Номер был сплошь завален картами: карты разложены на кровати, карты пришпилены к стенам. На всех Среда уже успел что-то начертить яркими фломастерами: флуоресцирующий зеленый, режущий глаз розовый, веселенький оранжевый.

– Меня только что взял в заложники какой-то жирный парень, – сказал Тень. – Он велел тебе передать, что твое место на свалке истории, тогда как сам он и ему подобные будут ездить на лимузинах по суперскоростным автострадам бытия. Что-то вроде этого.

– Вот сопля зеленая, – отреагировал Среда.

– Ты его знаешь?

Среда пожал плечами.

– Знаю, кто он такой и откуда взялся. – Он тяжело опустился на единственный в комнате стул. – А вот ключа у них нет, – продолжил Среда. – Гребаный ключ им в руки не дается. Сколько времени тебе еще придется оставаться в этом городе?

– Не знаю. Может, с неделю. Надо будет, наверное, уладить Лорины дела. Решить, что делать с квартирой, избавиться от ее одежды и так далее. Мамаша ее, конечно, будет кипятком ссать, но так ей и надо.

Среда кивнул тяжелой косматой башкой.

– В общем, чем быстрее ты со всем этим разберешься, тем быстрее нас не будет в Игл-Пойнте. Спокойной ночи.

Тень пересек холл. Его комната была точной копией комнаты Среды, вплоть до идиотской картинки с закатом, пришпиленной над кроватью. Он заказал себе пиццу с сыром и мясным фаршем, потом набрал ванну, вылив в воду все гостиничные пузырьки с шампунем, чтобы вода вспенилась.

Он был слишком большой и не мог лечь в гостиничной ванне в полный рост, так что он в нее сел и постарался получить максимум удовольствия. Тень пообещал себе ванну, как только выйдет из тюрьмы, Тень свое слово держит.

Пиццу принесли вскоре после того, как он вышел из ванной, и Тень ее съел, запив банкой рутбира[11].

Тень лежал в постели и думал: В первый раз сплю в постели, как свободный человек, но мысль эта радовала его куда меньше, чем ожидалось. Он не стал задергивать занавески, смотрел через окно на огоньки проезжающих машин, витрины фастфудов напротив, и его грела мысль о том, что там расположен совсем другой мир, и что человек по имени Тень свободен идти в этом мире, куда ему заблагорассудится.

Человек по имени Тень мог бы, конечно, лежать сейчас и в собственной постели, подумал он, в квартире, где он жил вместе с Лорой, – в постели, в которой он спал вместе с Лорой. Но от одной только мысли о том, что лежать там пришлось бы в одиночку, в окружении ее вещей, ее запахов, ее жизни, ему делалось больно…

Не ходи туда, сказал себе Тень. И решил думать о чем-нибудь другом. Например, о фокусах с монетами. Тень отдавал себе отчет в том, что хорошим фокусником ему никогда не стать: не такой он человек. Он не сможет заговаривать публике зубы, чтобы она между делом заглатывала наживку, карточные фокусы он тоже не любил, как не любил доставать бог весть откуда бумажные цветы. Ему просто нравилась ловкость рук, особенно когда в этих руках были монеты. Он начал вспоминать все те способы, которыми мог заставить монету исчезнуть, и это напомнило ему о той монете, которую он бросил в могилу Лоры, а потом откуда-то из глубины возник голос Одри и принялся рассказывать о том, что Лора умерла с членом Робби во рту, и в сердце у Тени снова свила себе гнездышко маленькая пакостная боль.

Каждый час ранит. Последний – насмерть. От кого он это слышал?

Он вспомнил, что сказал на сей счет Среда, и улыбнулся, против собственной воли: Тень сто раз слышал, как люди советуют друг другу не сдерживать обуревающие их чувства, выплеснуть эмоции, дать боли уйти. Тень подумал, что и в пользу противоположной тактики наверняка можно сказать много дельного. Если достаточно долго и достаточно глубоко держать свои чувства под спудом, очевидно, рано или поздно вообще перестанешь чувствовать что бы то ни было.

Сон пришел сам, так что Тень даже не заметил.

Он шел…

Он шел по комнате, которая была больше, чем целый город, и куда ни бросишь взгляд, везде были статуи, резные скульптуры и грубо вылепленные идолы. Он остановился возле женской фигуры: голые висячие груди плоско лежат на животе, вокруг пояса – плетенка из отрубленных человеческих рук, сама она держит в обеих руках по острому ножу, а вместо головы у нее поднимаются из шеи две переплетшиеся змеи, выгнувшиеся, готовые впиться друг другу в глотку. Было в этой статуе что-то жутко отталкивающее, какая-то глубокая, отчаянная противоестественность. Тень попятился.

Он пошел дальше. Каменные глаза тех статуй, у которых были глаза, казалось, следили за каждым его шагом.

Потом, во сне, до него дошло, что у каждой статуи есть имя, и что оно горит на полу, у ее подножия. Седой мужчина с ожерельем из зубов на шее и барабаном в руках, звался Левкотиос[12]; женщина с широкими бедрами, у которой из зияющей промежности сыпались чудовищного вида существа, была Хубур[13]; человек с бараньей головой и золотым шаром в руках был Хершеф[14].

К нему, во сне, обращался голос, взвинченно-вычурный, отчетливо и внятно произносивший каждый звук, – но видеть он никого не видел.

– Все это боги, давно забытые людьми, боги, которые, вероятнее всего, уже умерли. Только сухая ткань мифов сохранила их. Они ушли, ушли совсем, и только их образы и имена до сих пор остаются с нами.

Тень свернул за угол и оказался в другой комнате, еще большей, чем первая. Прямо перед ним были отполированный до блеска коричневый череп мамонта и маленькая женщина с изуродованной левой рукой, одетая в крашенную охрой меховую накидку. Далее шли три женщины, вырезанные из единой гранитной глыбы и сросшиеся у пояса: лица у них были не проработаны, словно резали их наспех и кое-как, зато груди и гениталии мастер выполнил с любовью и знанием дела; еще там была бескрылая птица неизвестной породы, в два раза выше Тени, с клювом, как у стервятника, и человеческими руками; и так далее, и тому подобное.

Голос прорезался снова, с навязчивой интонацией классного наставника:

– А это боги, о которых теперь вообще никто не помнит. Даже их имена стерлись из памяти. Народы, которые им молились, забыты точно так же, как их боги. Изваяния низвержены давным-давно и разбиты. Последние жрецы умерли, никому не передав своих тайн… Боги смертны. И когда они умирают совсем, никто не оплакивает их, никто не вспоминает. Идею убить куда труднее, чем человека, но в конечном счете можно убить и ее.

Откуда-то из глубины залы накатил слитный шум, то ли шепот, то ли шорох, который начал отдаваться в разных частях пространства, и от которого Тень охватило чувство необъяснимого и невыразимого ужаса. Его обуяла паника, он заметался по зале, в которой жили боги, самый факт существования которых был забыт, – боги с лицами осьминогов, боги в виде мумифицированных рук, падающих скал, лесных пожаров…


Он пришел в себя: сердце колотилось как бешеное, лоб в испарине, сна ни в одном глазу. Красные цифры на электронном будильнике показывали три минуты второго. В окно попадал свет от неоновой вывески мотеля, которая оказалась прямо над его комнатой. Тень встал и, пошатываясь, пошел в крохотную гостиничную ванную. Помочился, не включая света, и вернулся в спальню. Только что приснившийся сон все еще стоял перед глазами, но было непонятно, чего он так испугался и по какой причине.

Свет, что лился в комнату через окно, был довольно тусклым, но глаза Тени успели привыкнуть к темноте. На краешке его кровати сидела женщина.

Он узнал ее. Он узнал бы ее даже в толпе из тысячи, сотни тысяч других женщин. На ней по-прежнему был темно-синий костюм, в котором ее похоронили.

Говорила она шепотом, но шепот был ему знаком.

– Ты, наверное, хочешь спросить, – начала Лора, – что я здесь делаю?

Тень не ответил.

Он сел на единственный в комнате стул, помолчал, а потом спросил наконец:

– Это ты?

– Да, – ответила она. – Мне холодно, бобик.

– Ты умерла, девочка моя.

– Да, – сказала она. – Да. Я знаю. – Она положила ладонь на кровать, рядом с собой. – Иди сюда, посиди со мной, – попросила она.

– Нет, – сказал Тень. – Я уж лучше здесь как-нибудь. Нам с тобой надо кое-что выяснить.

– Это насчет того, что я мертвая?

– Можно и так сказать. Но меня скорее беспокоит то, как именно ты умерла. Вы умерли – ты и Робби.

– А, – сказала она, – ты об этом.

Тень почувствовал – или это ему только показалось? – запах тлена, цветов и формальдегида. Его жена – его бывшая жена… нет, поправил он сам себя, его покойная жена – сидела на кровати и не моргая смотрела на него.

– Бобик, – сказала она, – не мог бы ты – в общем, если тебе не сложно, не мог бы ты найти мне сигарету?

– Мне казалось, ты бросила курить.

– Бросила, – согласилась она. – Но я теперь уже не очень-то переживаю насчет здорового образа жизни. Глядишь, успокоюсь немного. Там, в холле, стоял автомат.

Тень натянул джинсы и майку и вышел, босой, в холл. Ночной портье, средних лет мужчина, сидел за стойкой и читал роман Джона Гришема. Тень купил в автомате пачку «Вирджинии слимз». И попросил у портье коробку спичек.

– Вы в номере для некурящих, – сказал портье. – Так что будьте добры, открывайте окно, когда курите. – Он протянул Тени спичечный коробок и пластмассовую пепельницу с логотипом мотеля «Америка».

– Будет сделано, – кивнул Тень.

Он вернулся в комнату. Лора успела лечь на спину, прямо поверх скомканного покрывала. Тень открыл окно и отдал ей сигареты и спички. Пальцы у нее были холодные. Она чиркнула спичкой, и он увидел, что ногти, которые обычно были у нее в безукоризненном состоянии, облуплены и обломаны, и под ними – грязь.

Лора прикурила, затянулась и задула спичку. Потом затянулась еще раз.

– Ничего не чувствую, – сказала она. – Наверное, зря я это.

– Мне очень жаль, – сказал Тень.

– Мне тоже, – ответила Лора.

Когда она затягивалась, огонек разгорался, и он видел ее лицо.

– Значит, – сказала она, – тебя все-таки выпустили.

– Да.

Огонек из темно-красного стал оранжевым.

– Спасибо тебе еще раз. Не стоило тебя во все это впутывать.

– Брось ты, – сказал он. – Это был мой выбор. Вполне мог отказаться.

Интересно, подумал он, а почему ты ее совсем не боишься? Только что сон про музей напугал тебя до смерти, а вот ходячий труп – ничуть не беспокоит.

– Ага, – подхватила она. – Мог, конечно. Дубина ты моя стоеросовая.

Дым вился у ее лица. В тусклом свете сигареты она казалась ему очень красивой.

– Хочешь узнать, что было у нас с Робби?

– В общем, да.

Она затушила сигарету в пепельнице.

– Ты был в тюрьме, – начала она. – А мне нужно было хоть с кем-то поговорить. Нужна была жилетка, в которую я могла выплакаться. Тебя же не было. А мне было плохо.

– Извини. – Тень обратил внимание, что с голосом у нее что-то не так, вот только неясно, что именно.

– Да ладно. Ну, началось все с малого – кофе вместе попить. Поговорить о том, что мы устроим, когда ты выйдешь. Как будет здорово, когда ты вернешься. Ты же знаешь, ты ему нравился, по-настоящему. Ему хотелось, чтобы ты снова устроился к нему на работу.

– Я знаю.

– А потом Одри уехала на неделю в гости к сестре. Было это через год, нет, через тринадцать месяцев после того, как тебя посадили. – Голос у нее был абсолютно ровным, лишенным всякого выражения; каждое слово – глухое и плоское, будто камушки падают в глубокий колодец, один за другим. – Робби зашел в гости. И мы напились. И трахнулись на полу в спальне. Классно было. Просто здорово.

– Вот об этом ты мне лучше не рассказывай.

– Правда? Ну, извини. Когда умираешь, все становится без разницы. Ну, понимаешь, вроде как фотографии смотришь. И, в общем, как-то все равно.

– Мне не все равно.

Лора прикурила еще одну сигарету. Движения у нее были быстрые и отточенные, никакой скованности. Тень даже на мгновение засомневался – а мертвая ли она на самом деле. Вдруг это какой-то сложносочиненный фокус.

– Ну да, – продолжила она. – Понятно. В общем, начался у нас с ним роман – хотя мы его так и не называли, мы вообще это никак не называли – и длился он почти два года.

– Ты собиралась от меня уйти? К нему?

– Это еще зачем? Ты – мишка мой здоровенный. Ты – мой бобик. Ты меня так выручил. Я все три года тебя ждала. Я тебя люблю.

Фраза Я тоже тебя люблю едва не вырвалась у него наружу, но он вовремя остановился. Никогда я больше этого тебе не скажу. Никогда.

– А что произошло той ночью?

– Это когда я погибла?

– Да.

– Ну, мы с Робби собирались обсудить вечеринку, которую устроим по случаю твоего возвращения. Такая классная была задумка. И я ему сказала: все, хватит. Совсем хватит. Ты вернешься, и по-другому быть никак не может.

– М-да. И на том спасибо.

– Не за что, милый, – по лицу у нее пробежала тень улыбки. – В общем, мы опять выпили, расчувствовались. Так здорово было. Такая дурка на нас напала. Я была пьяная в дребадан. А он нет, не очень. Ему еще машину надо было вести. Мы ехали домой, и тут я заявила, что на прощанье сделаю ему минет, с большим и светлым чувством, а потом расстегнула ему брюки и сделала минет.

– Зря ты это.

– И не говори. Нечаянно плечом переключила передачу на нейтралку, он попытался меня оттолкнуть, включить передачу и выжать сцепление, но машину уже повело, и тут раздался сильный хруст, и я помню, что мир вокруг начал кружиться и вертеться, и я подумала: сейчас я умру. И – полное спокойствие. Это я точно помню. Вообще никакого страха. А после я уже ничего не помню.

Потянуло чем-то вроде паленой пластмассы. Да это же фильтр у нее горит, понял Тень. Лора, судя по всему, ничего не замечала.

– А здесь ты что делаешь, Лора?

– А что, жена не имеет права зайти проведать мужа?

– Ты умерла. Сегодня днем я был у тебя на похоронах.

– Ага. – Она кивнула и уставилась перед собой в пустоту. Тень встал, подошел к ней, вынул у нее из пальцев крохотный окурок и выбросил его в окно.

– И что?

Она попыталась встретиться с ним взглядом.

– Не то чтобы я много нового узнала по сравнению с тем, что знала, пока была живая. А большую часть из того, что узнала, словами не выскажешь.

– Когда человек умирает, он, как правило, остается лежать в могиле, – сказал Тень.

– Правда? Ты действительно так считаешь, бобик? Я раньше тоже так думала. А теперь уже не слишком в этом уверена. Хотя… – она выбралась из постели и подошла к окну. Ее лицо при свете неоновой вывески было таким же красивым, как раньше. Лицо женщины, ради которой он отправился в тюрьму.

Сердце у него болело так, словно кто-то стиснул его в кулаке и давит, давит…

– Лора…

Она даже не посмотрела на него.

– Ты впутался в очень скверную историю, Тень. И влипнешь ты по самое нехочу, если хоть кто-нибудь не возьмется за тобой присматривать. Я буду за тобой присматривать, Тень. И – спасибо тебе за подарок.

– Какой подарок?

Она потянулась к карману блузки и вынула золотую монету, ту самую, которую он сегодня днем бросил ей в могилу. На монету налипла земля.

– Наверное, лучше подвесить ее на цепочку. Очень мило с твоей стороны.

– Всегда пожалуйста.

И тут она повернулась и посмотрела ему прямо в лицо – глазами, которые, казалось, одновременно видели его насквозь и вообще ничего не видели.

– Мне кажется, в нашей с тобой истории есть целый ряд тем, которые нам следует непременно обсудить.

– Девочка моя, – сказал он ей. – Ты же мертвая.

– Ну да, с этим, конечно, не поспоришь, – она помолчала. – Ладно. Мне пора. Будет лучше, если я уйду сейчас.

Легко и естественно она повернулась, положила Тени руки на плечи и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его на прощанье, точно так же, как всегда его целовала, когда они расставались.

Он неловко нагнулся, чтобы чмокнуть ее в щеку, но она быстро повернула голову и прижалась губами к его губам. От нее едва уловимо пахло формалином.

Язык Лоры скользнул Тени в рот. Он был сухой и холодный, от него пахло сигаретным дымом и желчью. Если до этой секунды у Тени были сомнения насчет того, что его жена мертва, теперь от них не осталось и следа.

Он отодвинулся.

– Я люблю тебя, – сказала она, все так же просто. – Я не дам тебя в обиду. – Она двинулась к двери. Во рту у него остался странный привкус. – Тебе надо немного поспать, бобик, – сказала она. – И постарайся не впутываться лишний раз в неприятности.

Она отворила дверь в холл. Лампы дневного света безжалостно констатировали: Лора была – мертвец мертвецом. Хотя, с другой стороны, кто в их свете выглядит иначе?

– Мог бы попросить меня остаться, – сказала она каменно-холодным голосом.

– Это вряд ли, – ответил Тень.

– Еще попросишь, милый, – сказала она. – Прежде чем все это кончится. Ты меня об этом еще попросишь. – Она повернулась и пошла по коридору прочь.

Тень выглянул из дверного проема и посмотрел ей вслед. Ночной портье, который читал роман Джона Гришема, едва поднял голову, когда она проходила мимо него. На туфли у нее налип толстый слой кладбищенской глины. А потом она исчезла.

Тень выдохнул, очень медленно. Сердце, сбиваясь с ритма, отчаянно колотилось у него в груди. Он пересек холл и постучался к Среде – и в тот же самый момент его охватило пренеприятное чувство, словно по коже полоснули черные крылья, словно огромная черная ворона пролетела сквозь него, потом через холл – и вылетела наружу.

Среда открыл дверь – совершенно голый, если не считать обернутого вокруг пояса белого гостиничного полотенца.

– Какого лешего тебе надо? – спросил он.

– Хотел кое о чем рассказать, – сказал Тень. – Может, конечно, мне это приснилось, – но только не приснилось мне это: может, я надышался дымом от синтетической жабьей кожи, что курил тот жирный парень, или, может, у меня поехала крыша…

– Ладно, ладно. Валяй, что там у тебя, – сказал Среда. – Видишь ли, я тут, типа, несколько занят.

Тень заглянул в комнату. На кровати кто-то лежал и смотрел на него. Простыня натянута до самых плеч, чтобы прикрыть маленькие грудки. Блеклая блондинка, остренькая, как у крыски, мордашка. Тень понизил голос.

– Я только что видел свою жену, – сказал он. – Там, в номере.

– В смысле, призрак? Ты видел призрак?

– Нет. Не призрак. Она была настоящая. И – это была она. Мертвая, конечно, но никакое это было не привидение. Я до нее дотрагивался. Она меня поцеловала.

– Понятно, – Среда повернулся к лежавшей у него в постели женщине. – Я сейчас вернусь, дорогая.

Они пошли в номер к Тени. Среда включил свет. Покосился на сигаретный окурок в пепельнице. Почесал грудь. Соски у него были темные – соски старика, – а волосы на груди совершенно седые. На одном боку – белый шрам. Он понюхал воздух и передернул плечами.

– Ну ладно, – сказал он. – Значит, тебе явилась мертвая жена. Напугался?

– Есть немного.

– Тоже понятно. У меня от мертвецов всегда мороз по коже. И что дальше?

– Я готов уехать из Игл-Пойнта. С квартирой и прочим пускай разбирается Лорина мамаша. Она все равно меня терпеть не может. Так что едем, как только скажешь.

Среда ухмыльнулся.

– Славные новости, сынок. Утром и тронемся. А теперь тебе надо немного поспать. Если боишься, что сразу не заснешь, – у меня в номере есть немного виски. Будешь?

– Да нет. Обойдусь.

– Тогда не беспокой меня больше. Ночь у меня впереди долгая и многотрудная.

– Доброй ночи, – сказал Тень.

– Именно что доброй, – кивнул Среда и притворил за собой дверь.

Тень сел на койку. В воздухе по-прежнему пахло табачным дымом и формальдегидом. Досадно, что он даже и погоревать по Лоре, как подобает, не в состоянии: теперь, когда она исчезла, он понял, что и впрямь испугался ее, и что оплакивать умершего куда лучше, чем встречаться с ним по ночам. Да и потосковать по ней – самое бы время. Он выключил свет, вытянулся на кровати и стал думать о Лоре, какой она была до того, как он угодил в тюрьму. О времени сразу после свадьбы, о том, какие они тогда были молодые и глупые, как они были счастливы и как не могли друг от друга оторваться.

Тень не плакал столько лет, что ему уже давно стало казаться: он забыл, как это делается. Он не плакал даже когда умерла мать.

И вот теперь зашелся короткими, болезненными спазмами, и впервые со времен далекого-далекого детства он плакал, пока не заснул.

11

Root beer – газированный напиток из корнеплодов с экстрактом американского лавра, анисом, мускатным маслом и другими ингредиентами. В продаже с конца XIX века.

12

Левкетиос (Левцетиос, Луцетиос) – галльское божество (большая часть посвятительных надписей обнаружена в восточных галльских областях, в особенности в местностях, которые населяло племя вангионов), которое и римлянами, и самими галлами ассоциировалось с Марсом. Имя можно приблизительно перевести как «Светлый», «Белый», «Белобог».

13

Умму-Хубур – видимо, одно из культовых имен вавилонской богини Тиамат, связанной с водами (преимущественно, морскими или смешанными, пресно-солеными) и первородным хаосом.

14

Хершеф (Харшаф) – локальное египетское водное божество с головой барана, ассоциируется чаще всего с Гором или Амоном.

Американские боги

Подняться наверх