Читать книгу Михаил Лермонтов: тайны судьбы и творчества - Нина Корчагина - Страница 5

Интересный факт: повитуха, принимавшая роды, едва взглянув на новорожденного, сказала, что он своей смертью не умрет. Едва родившись, уже был приговорен. Вдобавок ко всему родственники, нарушив семейную традицию Лермонтовых при наречении младенцев мужского пола чередовать имена отца и деда, назвали его не Петром, а Михаилом – в честь другого деда, Арсеньева, того самого, что покончил с собой на праздновании именин дочери.

Совсем недавно, в ноябре 2006 года, была обнародована на русском языке еще одна «тайна – тайна рождения» Лермонтова. В Интернет-журнале «Русский глобус» (издается в Чикаго, США) под рубрикой «Литературоведение» была опубликована статья американо-еврейского писателя Моше Надира (Исаак Райз в 1898 г. в возрасте 13 лет эмигрировал в Америку, умер в 1943 г.) «Тайна Лермонтова». Моше Надир пишет, что юного поэта буквально изводила родословная со стороны отца. Этот факт мы и без него знаем, поскольку тема Лерма и Лермонта давно описана в советском литературоведении. Но американец уверяет, что Ираклий Андроников, самый авторитетный исследователь жизни и творчества Лермонтова, намеренно не ворошит проблему рождения поэта, а сначала III отделение, затем и КГБ все материалы, связанные с рождением Лермонтова, изъяли из архивов. Чего же добивается исследователь? Позволю себе цитату: «Если мы поставим перед собой портреты двадцатишестилетнего Юрия Петровича Лермонтова и его восемнадцатилетней жены Марии Михайловны, а затем сопоставим с портретом двадцатичетырехлетнего Михаила Юрьевича Лермонтова, то при всем желании не обнаружим ни малейшего сходства между ними, ни в общем облике, ни в чертах, ни в окраске волос и кожи. Более того, мы неизбежно придем к заключению, что на последнем портрете изображен человек другой национальности. В частности, это может быть испанец, итальянец, француз, наконец, еврей, но никак не русский и не представитель северных стран». В этом и состоит вся соль статьи – доказать, что Лермонтов был еврей. Хотя, каким образом еврей Моше Надир мог забыть, что согласно Талмуду национальность определяется по матери, а не по отцу, а уж Елизавету Алексеевну, бабушку поэта, во внебрачных связях даже Надир не обвиняет. Этим портретным несходством и объясняет автор статьи поиск Лермонтовым истинных своих корней – сначала шотландца Лермонта, которому посвятил стихотворение «Желание», а затем испанца Лерма.

Внешнее несходство американо-еврейский автор кладет в основу семейного конфликта Лермонтовых. Он смело предполагает, что когда Юрий Петрович увидел, что у сына черные глаза, кожа смуглая, да родился он на «два-три месяца» раньше срока, то «юридический отец» начал пить, играть, вымогать деньги у богатой тещи… А юный Лермонтов, проникнув в семейные тайны, разочаровался и в шотландцах, и в испанцах, стал обращаться к еврейской тематике, хотя «ни одного еврея в его окружении не было». Откуда же подобное влечение, если не зов крови? Да и пишет поэт, умиляется представитель богоизбранного народа, о его соотечественниках только с положительной стороны: «все герои еврейской национальности представлены как люди добрые, честные и отзывчивые к чужому горю… Лермонтов пишет характеры этих героев с такой любовью.». Однако самым загадочным является то обстоятельство, нагнетает страсти Н. Моше, что, в отличие от испанской тематики, поэт в последующие годы неоднократно возвращается к еврейской тематике. «И это тем более удивительно, если учесть, что на протяжении своей жизни поэт не имел никаких контактов с людьми еврейской национальности. До четырнадцати лет он жил в Тарханах под неусыпным оком своей бабушки и если в кои веки забредал какой-нибудь мелкий торговец, в барский дом его, конечно, не пускали. Среди соседей и университетских друзей также не было ни одного еврея, что их не было среди юнкеров и гвардейских офицеров – можно не сомневаться. И тот факт, что Лермонтов неоднократно возвращался в еврейской тематике, уже по сам по себе является уникальнейшим явлением в русской поэзии и говорит о многом. Невольно возникает вопрос: какими корнями питалось это внутреннее влечение поэта к еврейским мотивам?»