Читать книгу О клиросе и не только. Несерьезные рассказы - Нина Костюкова - Страница 6
Легкость в мыслях
ОглавлениеКогда моя крестная привезла меня в алтуфьевский храм знакомиться с отцом Дмитрием и мы уже возвращались, на троллейбусной остановке к нам присоединился лысоватый прихожанин, батюшкино духовное чадо. Он выглядел очень несимпатично; к тому же, заикаясь, стал мне объяснять, что в храм нужно ходить в платке. Я знала про платок – кто же этого не знает? – но, конечно, забыла его. Мрачно смотрела я на этого прихожанина и думала: «Вот такие теперь у меня будут церковные женихи!»
Я слышала, что девушки, случается, влюбляются в священника, у которого исповедуются. Я была знакома с одной замечательной Таней (сейчас она уже не Таня и живет в монастыре), которая нечаянно влюбилась в отца Владимира Воробьева и из-за этого решила поменять духовника. Отец Владимир ее уговаривал потерпеть, но она, человек решительный, ушла от него к отцу Дмитрию Смирнову. Знаю еще одну девушку, с которой произошло нечто в этом роде. Со мной это случиться не могло, хотя отцу Дмитрию в момент нашего знакомства было всего 33 года. Нет, я всегда его боялась! Даже жаловалась ему:
– Батюшка, я вас столько лет знаю, а все равно боюсь.
Он, улыбаясь, отвечал:
– Так это же очень хорошо, Ниночка!
В Гребнево приезжал молодой человек по имени Алеша, знакомый отца Федора Соколова, и обедал с нами, певчими. Эти обеды мы очень любили, не только потому, что они были невероятно вкусными (я даже на исповеди жаловалась отцу Аркадию, что всю службу жду этого обеда!), но еще и потому, что мы могли в это время пообщаться друг с другом. Жили все в разных местах, и свободно поговорить со своими о церковном было очень приятно. И вот я стала замечать, что этот Алеша все время где-то неподалеку от меня. Я старалась не придавать этому значения, но в один прекрасный день отец Федор подошел ко мне и пригласил к себе домой. Меня это очень удивило, но когда сам батюшка просит прийти в гости, как тут отказать. Я приехала в Москву к отцу Федору, нашла его дом, позвонила, а войдя в квартиру, увидела там еще одного гостя – Алешу. Я поняла, что отец Федор решил нас познакомить поближе. Батюшка водил нас по квартире (в это время его многочисленная семья была на даче в Гребневе), рассказывал разные интересные вещи. Потом посадил нас на диван, сел посередине и стал показывать семейный альбом. Ах, если бы помнить, что он показывал и говорил! Но я была так глупа тогда… Сидела как замороженная и чувствовала себя очень неловко. Отец Федор как будто бы ничего не замечал. В конце нашей встречи он протянул мне памятную позолоченную медаль с изображением благословляющего Патриарха Пимена и сказал: «Нина, из моего дома никто без подарка не уходит!» Эта медаль хранится у меня до сих пор.
Надо сказать, что Алеша мне очень нравился, он был тихим и милым юношей, очень застенчивым. Но о дружбе с молодым человеком, о замужестве я, тогда ревностная христианка до кончиков ногтей, не могла и подумать. Алеша приезжал еще несколько раз в Гребнево, а потом стало слышно, что он ушел в монастырь. Я очень рада за него.
Позже, когда эта «ревность не по Богу» понемногу сошла на нет, я влюблялась очень часто. Иногда подходила на исповедь и, не улыбаясь, не шутя, а действительно переживая, говорила:
– Батюшка, я влюблена в двух человек!
Отец Дмитрий отвечал в свойственной ему манере:
– Хорошо, что не в трех!
Я поясняла:
– Мне нравится Алексей Павлович и Володя.
– Алексей Павлович женат, – отвечал батюшка (этого я не знала), – а Володя тебе не пара.
Вот так. Как говорили у нас в институте: «Пять минут позора – и все!»
На самом деле жить одной, когда тебе за тридцать, очень непросто. Настроение бывает такое мучительное, что трудно передать. Читаю в «Лествице» о том, что монашеская жизнь выше естества. Я, конечно, не монахиня, но мне тоже очень трудно. Иду опять плакаться к батюшке.
– Нин, ну что тут поделаешь, да и с твоим здоровьем это невозможно, это будет тяжкий крест.
– Батюшка, а дети? Ведь почти у всех есть дети!
– Ну, дети… Хочешь, я тебе еще один садик дам?
Я вела Закон Божий в детском саду…
Как-то мы ехали с одним священником на машине на кладбище, служить панихиду, и заговорили на эту тему.
– Тяжело тебе, Нин! – посочувствовал он.
– Знаете, батюшка, меня спасает одна вещь: у меня легкость в мыслях необыкновенная, как у Хлестакова…
В молодости больше всех за мной ухаживал Дима. Он был младше меня, терпел все мои выходки, резкие черты характера. Находил меня по всем адресам, а ведь жили мы в Подмосковье, а он в Москве. Даже когда он был уже женат, а наша семья снова переехала в другой городок, он каким-то чудесным образом нашел нас. Я часто вспоминала его. Как-то весной я шла из своего подшефного детсада и, зайдя в метро, увидела Диму. Мы не виделись несколько лет.
– Нинка, – сказал он, – это ты! Я все время о тебе думаю, ты мне даже приснилась недавно!
От таких слов сердце мое затрепетало. Он рассказал о себе, что у него растет дочка. Присели мы ненадолго и договорились обязательно в скором времени встретиться. Дима дал свой номер телефона, я должна была ему позвонить. После этой встречи я на крыльях прилетела домой (то есть к Матвею Исааковичу), села на кровать и стала перебирать все слова, которые он говорил мне. Вспоминала, вспоминала, а потом подумала: что же я делаю, ведь он женатый человек! И так мне сделалось жалко себя, так жалко, что я зарыдала во весь свой певческий голос. Матвей Исаакович оторвался от телевизора и пришел посмотреть, что происходит. А я, как женщины на похоронах, вожу головой из стороны в сторону и причитаю. Он посмотрел-посмотрел на меня и, как умный человек, вернулся к своему телевизору. Звоню подруге: так и так. Подруга, настоящая христианка, строго говорит:
– Ты не должна с ним больше видеться!
Я опять реву:
– Мне бы только в последний раз на него посмотре-е-еть!
И тут моя дорогая подруга, не отличавшаяся утонченностью и любовью к стихам, говорит вдруг очень поэтично:
– Знаешь, вот он встретится с тобой и принесет своей жене меньше тепла. И вообще, Нин, какие из нас с тобой жены, кто нас возьмет замуж…
Слова о теплоте, которой станет меньше, так на меня подействовали, что звонить я не стала. И потом еще очень долго, делая пересадку на «Новокузнецкой», всегда боялась смотреть на ту скамейку, на которой мы сидели с Димкой…
А подружка моя таки вышла замуж!