Читать книгу Жить настоящим. Истории ветеринара о том, как животные спасли его жизнь (от звезды сериала «The SUPERVET») - Ноэль Фитцпатрик, Ноэль Фицпатрик - Страница 2

Вспоминая свою работу сельским ветеринаром в Ирландии, больше всего я скучаю по сияющей зелени, которая буквально обжигает глаза радостью. Зелени со вкусом дождя, опьяняющего наслаждением. Дождь в западной части Ирландии имеет другой вкус – словно у тебя пересохло в горле и Господь пролил воды Свои с небес прямо тебе в рот. В Западном Корке дождь приходит с Атлантики и льет с такой силой, что, когда я ехал на своей потрепанной и ржавой старенькой «мазде» на приличной скорости, дождь заливал ветровое стекло сплошным потоком и я прекрасно видел, куда еду, хотя дворники давно сломались. Мне приходилось открывать все окна, чтобы они не запотели, а на пассажирском сиденье всегда лежала стопка газет, чтобы вытирать стекла.

Тем утром тучи напоминали огромные комки мокрой ваты. Они буквально придавливали зелень деревьев и травы к земле, испещренной ручьями и озерцами. Радиосигнал на прибрежных горных дорогах был неважным, но у меня имелась кассетная магнитола, и сейчас я слушал Crazy в исполнении блестящего вокалиста Сила. «В мире, полном людей, лишь немногие хотят летать», – мурлыкал я себе под нос, проезжая один из множества поворотов на извилистой горной дороге. Петь или танцевать я не умею, но, сидя на потрепанном водительском сиденье с продавленными пружинами, я ухитрялся делать и то, и другое. Дождь лил стеной, поднимался туман, намокшие живые изгороди царапали ржавые бока моей желтой «мазды», на каждом ухабе машину обдавало водой. Я положил локоть на открытое окно: мне казалось, что я могу коснуться облачного одеяла, обнявшего это утро прохладным, влажным объятием. А потом какой-то небесный волшебник взмахнул палочкой, туман рассеялся, дождь прекратился, поднялось солнце, и передо мной, как шкатулка со сверкающими драгоценностями, распахнулась долина. Я с восхищением смотрел на роскошную радугу, которая медленно проявлялась на сияющем небе.

И тут я увидел его – маленького мальчика лет десяти, не больше. Он сидел на обочине дороги под большим деревом, и слезы текли по его лицу. Я остановился, вышел из машины, спросил, все ли с ним в порядке, а потом увидел, что на руках он держит маленького коричневого кролика. Мальчик ничего не говорил, лишь укачивал маленький пушистый комочек. Я повторил свой вопрос, но мальчик опять промолчал. Тогда я сел рядом с ним и долго сидел, глядя на него. Мне хотелось погладить кролика, обнять мальчика, но я сдержался. Мне было ясно: кролик умирает.

Наконец мальчик поднял на меня печальные большие глаза и спросил:

– Вы же ветеринар, правда?

Я кивнул.

– Вы можете его спасти?

Я покачал головой. Мальчик снова затих. Он печально склонился над своим умирающим другом и беззвучно заплакал.

Мы сидели молча. Капли дождя падали на нас с листьев дерева. Я не в первый и не в последний раз дивился величию всего, что меня окружало – краткосрочности и хрупкости нашего существования в этом мире. Я поднял глаза. Над нами высился каштан. Когда мне было столько же лет, сколько этому мальчику, я часто забирался на большой каштан в родительском саду, на котором мечтал о приключениях собственного супергероя – Ветмена. Я отправлял его во все концы земли спасать страдающих животных. Меня неожиданно охватила сильнейшая тоска: я понял собственное бессилие, ведь я не мог спасти кролика этого мальчика.

Я вырос на ферме, где прагматичное отношение к животным было нормой: мы жили рядом с ними, старались ухаживать за ними в меру сил, мы их убивали и ели. Кролики были сущим наказанием для фермеров: они поедали ценный урожай. Но для этого мальчика маленькое пушистое создание на руках было целым миром. Я знал это по собственному опыту: я сам заботился о мышах и котятах и часто сидел в темном амбаре, обнимая любимого пса Пирата и рассказывая ему свои истории. Мы с Пиратом были чужаками в обоих наших мирах. Такие души, как у нас с ним, связаны в жизни и смерти, болезни и здравии. Я видел в животных мыслящих существ – существ, которые чувствуют, мыслят и испытывают желания в точности как люди. А сейчас мы с мальчиком сидели у дороги, страдая от одинаковой внутренней боли и переживая общую безмолвную скорбь.

Я вспомнил морозную ночь 1978 года, когда мне было десять лет, и на залитом лунным светом поле я потерял своего первого пациента. Тогда я не сумел спасти ягненка на нашей ферме в Баллифине. Я чувствовал себя бесполезным и жалким. Прошло четырнадцать лет, и вот я сидел на холодном ветру рядом с мальчиком и его умирающим кроликом и испытывал те же чувства. Я десять лет учился, чтобы стать хирургом-ветеринаром, дал клятву заботиться обо всех животных, а сейчас мог сделать лишь одно – усыпить маленькое существо, чтобы оно больше не страдало. Так же, как в детстве, мне захотелось вырвать эту крошечную жизнь из лап смерти и вернуть надежду маленькому мальчику. Но я не мог. Даже если бы мог, делать этого не следовало. Еще на заре своей карьеры я убедился, что бывают случаи, когда ничего нельзя сделать.

После долгой паузы мальчик посмотрел на меня и спросил:

– Мистер, а что будет дальше?

Я помолчал, положил руку ему на плечо и сказал:

– Мне кажется, нам нужно помочь ему на этом пути… Верно?

Мальчик кивнул, но повторил свой вопрос:

– Но что будет дальше, мистер?

Я помедлил, не зная, что ответить, но потом наклонился вперед и прошептал:

– Ты хочешь знать, что будет после того как он уйдет?

Мальчик кивнул.

Этот вопрос. Что будет дальше? Я сидел под каштаном на склоне холма в Западном Корке, и маленький мальчик спрашивал меня о смысле всей нашей жизни.

В ветеринарной школе к таким вопросам не готовили. Что все это значит? Зачем все это? Для чего? Может быть, мальчик просто хотел знать, что делать с телом бедного кролика после эвтаназии, но в моей голове возникли все эти «большие вопросы». Ответов на них у меня не было, но я вдруг ощутил свою огромную ответственность: сказанное мной может навсегда изменить отношение этого мальчика к жизни и смерти.

Я по-прежнему не знал, что ответить. Я смотрел на прекрасную долину, реки, озера, деревья, горы. Солнце играло на поднимающемся тумане, постепенно скрывающем безмятежную, идиллическую картину. Я смотрел на далекую гору на горизонте, и тут мне в голову пришла мысль – ее принес дождь, вкус которого я чувствую и сегодня.

– Видишь вершину горы, вон там?

Мальчик посмотрел на долину, на гору, на самую ее вершину, повернулся ко мне и кивнул.

– Ну вот, – продолжал я. – Хотя ты не можешь видеть другой склон горы, ты точно знаешь, что там есть что-то большое и прекрасное… Верно?

Мальчик долго молчал. Мы оба смотрели на горизонт, словно видели его впервые. Мне очень понравилась собственная метафора. Я надеялся, что сумел научить мальчика думать не только о своем земном существовании, но и о чем-то более высоком и вечном – там, за мостом радуги. Я напрочь забыл, что большинство десятилетних мальчишек не воспринимают метафор. В таком возрасте мне было трудно воспринимать даже буквальные описания. Мальчик очень, очень долго смотрел на гору, а потом перевел глаза на меня и сказал:

– Конечно есть, мистер! Ведь там Данменвей!

И с тех пор Данменвей в графстве Корк навечно останется для меня небесным раем.

Я хирург, и каждый день своей жизни шагаю по тропе между жизнью и смертью, и тропа эта ведет к вершине горы. Я пытаюсь обрести какой-то покой и надежду.

Я усыпил бесчисленное множество животных. Хотя слова сочувствия и симпатии в таких ситуациях зависят от обстоятельств, но после происходит одно и то же перед моими глазами разворачиваются человеческие жизни. В момент ухода любимого животного имидж, который мы поддерживаем перед друзьями, родными и обществом, рушится. И остается сущность человека, которую он делил с этим животным и, возможно, не делил ни с одним человеком. Все, что казалось нам таким важным, теряет смысл, а в нас пробуждается нечто такое, чего мы даже не осознавали.

Для некоторых животное – это всего лишь кролик, собака или кошка. Но для меня и для людей в моем кабинете – животное и наша забота о нем – это именно то, что делает нас по-настоящему человечными. В такой момент перед нами проносится вся наша жизнь: развод, радости и трагедии детей, уход любимого человека, работа, о которой мы мечтали и никогда не нашли, неприятный начальник, партнер, которого мы воспринимаем как должное, наша собственная смерть и то, ради чего нужно жить… Все это проносится перед глазами, когда держишь в руках лапу друга, чья жизнь постепенно угасает. Это абсолютная любовь: среди людей такая любовь большая редкость. Эта любовь делает нас лучше и не дает совершать дурные поступки. Эта любовь спасает нас от самих себя. Такой любви и чувству единения с животными я посвятил свою жизнь, поскольку она не раз спасала мою жизнь.

* * *

Работая над этой книгой, я особенно остро осознал это единение. Я чуть было не умер. Лапа животного в очередной раз провела меня по пути просветления, но слишком поздно я пережил величайшее пробуждение в своей жизни. Мир понял, что значит затормозить, нажать на кнопку «стоп» и полностью замереть. Неожиданно все наши серьезные проблемы оказались крохотными перед лицом огромной угрозы человечеству со стороны крохотного вируса – коронавируса (COVID-19).

Я продолжал разговаривать с тем мальчиком под каштаном на обочине. Он рассказал, что спас маленького крольчонка, когда комбайн разорил гнездо и всех его обитателей. Он сделал для кролика небольшой домик. Отец не понимал, почему сыну так дорог обычный кролик (надо сказать, что этот мужчина ничем не отличался от моего отца). И этот мальчик, и я выросли на настоящих фермах, где не было ни времени, ни места для таких «детских чувств». Но я повзрослел, стал ветеринаром, продолжил обучение, стал настоящим специалистом и профессором. И с каждым днем я все острее понимал, что, хотя научные знания и профессиональные навыки очень важны, все ученые степени блекнут в сравнении с мотивацией моего воображаемого героя Ветмена, который хотел помочь всем животным и показать человечеству, что единение всех живых существ сделает нашу планету намного лучше.

Чем больше человек узнает, тем высокомернее он становится, если ставит эго выше сочувствия. И я сам давно отдалился от детской убежденности, что любовь и здравый смысл всегда побеждают. Книжные знания появились, потому что тот, кто об этом писал, был убежден в их истинности. Если бы год назад я написал, что пандемия остановит мир, люди сказали бы, что это фантастика. Однако на лекции по «Единой медицине» в октябре 2019 года я сказал именно это. Фантастика стала реальностью, пандемия проложила смертельный путь по планете – истины переписываются каждый день.

Сегодня это может показаться фантастикой, но я всегда верил, что, только ухаживая за животными, мы сможем ухаживать и за собой.

Медицинские профессии – и человеческая, и ветеринарная – должны объединиться в Единую медицину. Мы должны переписать свое восприятие «истины» в медицине. Не сделав этого, мы рискуем исчезнуть как вид; из-за высокомерного отношения к болезням, экосистемам и среде обитания, влияющей на наших друзей-животных, от которых мы зависим. Мы считаем себя высшими мыслящими существами, потому что умеем решать проблемы. Мы тратим триллионы долларов на открытие новых планет и одновременно продолжаем уничтожать собственную планету. Но достаточно крохотного вируса, и надутый шар нашего высокомерия лопнет. Неслучайно вирус получил название «короны»: он мгновенно стал жестоким хозяином нашей планеты. Одержать победу над болезнью мы сможем, лишь объединив усилия, лишь начав изучать болезнь у человека и животных и искать общие лекарства в рамках Единой медицины.

Я часто думаю, многие ли из тех, кому мы доверили управление нашими странами, поступают правильно. Животные не осуждают нас. Они принимают нас целиком и позволяют быть самими собой. Они верят, что мы поступаем правильно. Мы можем учиться и развиваться, опираясь на эту особую, простую, абсолютную любовь: это может спасти нас от самих себя. Каждый из нас может стать счастливее, эффективнее, лучше в работе. Мы можем стать более твердыми лидерами, более заботливыми партнерами, более позитивными, страстными и способными к сочувствию. Мы можем стать менее раздражительными, можем меньше беспокоиться и думать о материальном мире.

Я верю, что моя любовь к пациентам и моим любимым спутникам – бордер-терьеру Кире и мейнкуну Рикошету – спасла меня от эгоистического, самодовольного желания быть Суперветеринаром. В повседневной жизни и работе животные снова и снова показывают, что они могут помочь нам стать теми, кем мы хотим стать, – нам нужно только прислушаться.

* * *

Кролик того мальчика умирал от миксоматоза – в годы моего ирландского детства эта болезнь была эндемичной. Миксоматоз вызывал вирус, который передавался от бразильских зайцев тапети. Бразильские зайцы адаптировались к жизни с вирусом, а для европейских кроликов болезнь часто становилась смертельной. Миксоматоз передается кроликам через промежуточного хозяина – комара, блоху, вошь или клеща – и ведет к мучительной смерти, свидетелем которой я много раз бывал. Коронавирус тоже вызывает мучительную смерть, и вирус этот был передан нам животным-хозяином, летучей мышью. Далее он уже передается через промежуточных носителей вируса. Пока что мы ничего не можем утверждать с полной уверенностью. Мы знаем лишь, что будущее медицины и спасение планеты зависят от четырех факторов: этики, доказательности, эффективности и образования.

Мы должны разработать систему образования в человеческой и ветеринарной медицине так, чтобы «объединенные усилия» повысили доказательность эффективности любого исследования или лечения. Это и есть единственный поистине этический подход. Я точно знаю, что следующему поколению придется расплачиваться за пренебрежение к естественным болезням животных, будь то инфекция, рак или любая другая болезнь. Мы пренебрегаем уроками, которые могли бы получить в сотрудничестве человеческой и ветеринарной медицины, в Единой медицине. Ставки слишком высоки, чтобы мы могли и дальше игнорировать очевидные доказательства, которые природа буквально бросает нам в лицо. Мы должны прислушаться к животным, потому что они могут спасти наши жизни и жизни наших детей.

Я написал эту книгу по единственной причине. По той самой, которая заставляет меня работать, консультировать, браться за скальпель в операционной, держать за лапу поправляющегося пациента, писать научные статьи или тексты лекций. Именно по этой причине я сделал Единую медицину главной целью моей жизни и работы. Я хочу помочь человеку или животному прожить лучшую жизнь, стать лучшим «существом». Я верю, что все животные и люди – существа, соединенные чем-то более великим, чем все мы. Это великое выше суетного желания стать Суперветеринаром, выше всего, чего я смогу достичь в своей жизни. Но если моя книга поможет одному человеку или одному животному, этого будет для меня достаточно.

* * *

Мальчик передал мне обмякшее тельце кролика. Бедняга уже еле дышал. В багажнике машины я сделал ему последний укол – прямо в сердце. Самый быстрый способ в таких обстоятельствах. Да, ужасный, но необходимый и мирный одновременно. Я показал мальчику тельце, он кивнул. Слезы струились по его щекам.

– Он обрел покой, – сказал я. – Мне его забрать?

Мальчик кивнул.

– С тобой все хорошо? – спросил я.

Мальчик смотрел на меня. Глаза его расширились от страха неизвестности. Я положил руку ему на плечо и прошептал:

– Все будет хорошо.

Когда я садился в машину, мальчик неловко толкнул меня локтем и смущенно прошептал:

– Спасибо, что побыли со мной, мистер. Спасибо, что не пожалели времени.

Он повернулся и зашагал к ферме. Я положил кролика на стопку газет на пассажирском сиденье и покатил в новый день.

Не знаю, что произошло с тем мальчиком. Не знаю, сыграли ли какую-то роль в его жизни мои поступки и слова. Но тот день полностью изменил мое отношение к рождению, смерти и тому мгновению, которое мы называем жизнью.

Это все – время, а время – это все, что у нас есть. Но что мы делаем с нашим временем?

Спасибо, что позволили мне поделиться с вами тем, как животные спасли меня от пустоты в жизни и глубокого мрака, в котором я не видел ни луча света. Спасибо, что начали задумываться над великой истиной: в этом путешествии мы идем плечом к плечу – вы, я, люди, животные.

Могу лишь надеяться, что наш общий кризис COVID-19 принесет единство вместо изоляции, сочувствие вместо безразличия, солидарность и единение вместо одиночества. В этом мы едины. Мы всегда едины – в начале и в конце.