Читать книгу Я – украинский солдат. Кома - Номен Нескио - Страница 2

В год 7523 от сотворения мира, в дни весенних календ, огромного вида всадник в черном военном плаще несся на огненно-рыжем коне по ночному небесному своду, сталкивая между собой тяжелые, свинцового вида облака. Сильные ноги в кожаных штанах, обутые в ярко-красные высокие сапоги, впивались в мощные бока коня сверкающими шпорами в виде черепов, заставляя животное двигаться еще быстрей в, казалось, уже и без того безумной скачке. Тело всадника покрывал облегающий нагрудник с изображением рыбы, сделанным одной линией. Иногда, сильно натягивая повод, всадник буквально клал корпус коня в глубокий крен так, словно мчался по спортивному стадиону с наклонной, чашеобразной дорожкой. Конь повиновался всаднику безоговорочно, тем не менее, демонстрируя свое недовольство тяжелым хрипом, более походившим на рычание огромного неведомого зверя. С губ коня вместо пены слетал пепел, ноздри иногда освещались снопами искр, глаза навыкате вращались в разные стороны. Было такое впечатление, что весь низ его живота состоит из остывающей вулканической лавы с огненными трещинами. Таков был конь по имени Руина, который нес по небу своего воинственного всадника, имя которому Война.

– Барра-а-а! – гремел его боевой клич, отчего ночную тишину разрывал громовой раскат, и даже казалось, вздрагивало привычное простому смертному ночное небо с множеством звезд, не скрытых дождевыми тучами.

Всадник развел руки в стороны на уровне груди, и между вытянутыми указательными пальцами образовалась искривленная нитка молнии.

– Барра-а-а!

Сделав молнию вертикальной, он буквально метнул ее вниз, разрезав облака. Низвергшись, молния ударила в крышу пристройки, в которой находились ягнята, отчего та вспыхнула. Сторож, присматривавший за фермой, быстро стал звонить по телефону. После чего кинулся к горевшей пристройке и, сбив замок, открыл двери, давая возможность испуганным животным покинуть опасное место. Маленькие существа на неокрепших ножках бросились вон, в панике давя друг друга. В селе не было пожарной службы, поэтому, пока к месту горения прибыли люди, пламя поглотило пристройку и стало «лизать» каменные стены коровника. Люди, как могли, пытались потушить пламя, нося воду из небольшого озера и поливая коровник из шланга, подключенного к водопроводу.

Три всадника невероятно сказочной внешности расположились на холме, сидя на своих конях разных мастей, и наблюдали за пожаром. Молчание нарушил всадник по имени Вологез, чей конь был белым:

– Люди превзошли сами себя, превозносясь в своем выдуманном величии, беря в осаду города. А ведь они и вправду думают, что мы стоим за ними, что служим им. Наивные глупцы.

Глад, всадник, сидевший на коне черной масти, вытянул перед собой весы и проговорил:

– Гран и хеник снова уравняются в цене. Люди неисправимы в своих поступках. Все как всегда и так уже тысячи лет. Не понимаю, зачем так истязать себя, прекрасно зная, чем заканчиваются объявления войн.

– Каждый царь, начиная военные действия, совершает наипервейшую ошибку, наивно полагая, что война это лишь удел армии и страдания соперника, – сказал Вологез.

– Всадник! – воскликнула Смерть, сидевшая на коне бледно-зеленой масти, немного привстав на стременах, она указала косой в низ долины, где на неимоверной скорости мчалась Война.

– По всему видать, натешилась ночной прогулкой, – заключил Глад, убирая весы.

– У нас опять есть работа! – осаживая темно-рыжего коня Руину, прокричала Война, приблизившись. – Человеческая гордыня отрывает младенцев от матерей, а крестьянина от земли. Ну что же, нас призвали, и мы не заставим себя ждать. Эта грешная земля еще напьется крови. Скоро случится дождь, он омоет ее как перед Судом. Глупцы, вы еще содрогнетесь от своих желаний! Мы идем к вам! – обращаясь к кому-то невидимому в темноту, пригрозила она.

Всадники спустились с холма и, распугав и без того обезумевшее стадо маленьких ягнят, метавшееся по полю, пересекли село, потревоженное пожаром.

А где-то далеко внизу, на другой стороне села, в доме заплакал ребенок, испугавшись страшного грохота, обрушившегося с небес и предвещавшего ливень. Мать, молодая женщина, быстро подошла к детской кроватке, немного прибавила свет горевшего ночника и, взяв дитя на руки, осторожно прижала его к себе, стараясь полностью закрыть руками, как от близкой опасности, маленький живой сверточек, вздрагивавший от громкого звука. Окно осветилось, наполнив комнату яркой вспышкой, пробившейся сквозь плотные шторы. Мать инстинктивно отвернулась от пугающего источника света, еще сильнее прижав к себе малыша, и кажется, сама испугалась этого природного явления, которое по идее должно сопровождать весеннее пробуждение всего живого от зимнего анабиоза. Страшными были эти звук и свет, после которых должен был непременно пройти дождь, призванный наполнить землю влагой, давая жизнь всему растущему и цветущему. Но не так было что-то в этой ночи. Мать осторожно положила ребенка на кровать и распеленала его, очевидно, решив проверить пеленки. Малыш, вздрагивая, сучил ручками и ножками. Снова обрушился сильный раскат грома. Мать, как есть, схватила малыша на руки и быстро подошла к входной двери, проверив, надежно ли она закрыта, после чего почти бегом пересекла комнату и легла на кровать, накрывшись одеялом с головой, прижимая к себе младенца. Горячо зашептала:

– Ну чего же ты испугался, мой малыш, это всего лишь гром. Тс-с-с… Весна на дворе. Такое бывает к дождю. Тихо, тихо, мой ангел. Все хорошо. Я рядом, и тебе нечего бояться. Скоро все кончится.

Обнажив молодую грудь, наполненную молоком, она переместила головку младенца к соску. Почувствовав тепло материнского тела и запах молока, малыш несколько успокоился, припав губами к груди и обхватив ее маленькими ручками.

Вот и долгожданный дождь обрушился на землю, но не принес он покоя, не способствовал крепкому сну, как это обычно бывает. Она замерла, прислушиваясь к окружающему миру, даже перестала дышать, как будто ждала еще чего-то кроме дождя, инстинктивно сильно прижав маленькое тело к себе, отчего младенец снова заплакал. Молодая женщина тут же очнулась, немного ослабив объятия, а через некоторое время малыш успокоился и, насытившись, продолжал всхлипывать уже в глубоком сне.

Она осторожно поднялась с кровати, накинув платок на голову, встала на колени перед иконкой и принялась молиться, при этом несколько раз пугливо оглядывалась, переводя взгляд с кроватки, где уснул младенец, на окно, за которым шумел ливень, громко стуча по металлическому подоконнику. Неведомый страх заставил ее совершить молитву, ощущение, что кто-то там, очень сильный и не обещающий ничего хорошего, наблюдает за ней из темноты, с той стороны залитого дождем окна.

– Господи, Царь Небесный, прости этих безумцев, они не ведают, что творят. Защити рабов своих, не дай в обиду слабых и безгрешных. В чем же прогневали мы Тебя? В чем вина наша? Убереги дитя неразумное и малое…

Раскат грома прервал молитву и заставил женщину вскрикнуть и в неописуемом ужасе упасть на пол, прикрыв голову руками. От страха и полного бессилия она заплакала. Дождь сильным потоком заливал окна, делая невозможным рассмотреть четырех всадников, остановившихся у дома.

– И этих тоже заберем? И почему мы не можем выбирать?.. – спросила Смерть, обращаясь к Войне. Заглянув в окно, освещенное приглушенным светом ночника, она посмотрела на молодую женщину, лежавшую на полу. – А?..

– Потому что мы не можем судить и судить каждого в отдельности. Он не ставил ни на ком печати и, если решит, что у Него им будет спокойней, случится то, чему должно произойти, – ответила Война, – а пока пусть лучше ничего не знают. Спокойный сон для них на исходе, возможно, что мы еще постучимся и к ним, только не сегодня. А сейчас нам пора.

Всадники, не торопясь, двинулись прочь от дома. И снова: «Барра-а-а!..» – закричал Вологез, и остальные подхватили его клич. И все четверо, сменив в одно мгновение неторопливый шаг, понеслись в безумном галопе по огромному полю, оставив село далеко позади. Буквально влетев на большой холм, они, как один, оторвались от земли и продолжили свою бешеную скачку уже по небесному своду, опрокидывая тяжелые дождевые облака, превращавшие обычное вроде бы природное явление в близкое к Потопу.