Читать книгу Боги Гринвича - Норб Воннегут - Страница 9

Все лучшее в жизни – бесплатно…

Джимми спешил в свой гараж на Гудзоне. Его мысли занимало предстоящее интервью: станет ли Лизер запугивать? В Хеджистане привыкли к стрельбе по самооценке человека. Фонды устраивали охоту на глупость, нерешительность и прочую крупную дичь просто ради развлечения.

Нет большего удовольствия, чем унижение соискателя. Заставь его заикаться, потеть, а потом вышиби с позором – что может быть прекрасней для интервьюера? Это искусство требует практики. Но единожды освоенное, оно приносит такое же удовлетворение, как хруст жуков под подошвами туфель от «Феррагамо». А потом – кружечка холодного пива, и день сделан.

На прошлой неделе в Гринвиче один биржевой аналитик выпалил пачку ученых степеней своих коллег. Все это прозвучало как «МТИ[8] в квадрате». А затем, закончив выпендриваться, задал Кьюсаку логическую задачу:

– Предположим, у вас есть девять шаров и весы. Все шары, кроме одного, весят одинаково. Один тяжелее. Сколько вам потребуется взвешиваний, чтобы найти тяжелый шар?

– Два, – ответил Кьюсак.

– Можете пояснить?

– Делим шары на три кучки по три. Кладем на чашки весов две кучки. Если весы в равновесии, значит, шар в третьей кучке. Если нет, значит, тяжелый шар на той чашке, которая перевесила. Теперь у нас остается три шара. Взвешиваем два из них и следуем прежней логике. Если весы в равновесии, тяжелый – третий. Если нет, весы покажут, какой из двух тяжелее.

Он без труда справлялся с логическими задачами. И на прошлой неделе, и сегодня. Но сейчас Джимми старательно подбирал слова, чтобы объяснить бегство из его фонда восьми инвесторов и последующий крах фирмы.

Его «облом» – как он иногда характеризовал «Кьюсак Кэпитал» – сам по себе еще не представлял проблемы. Хедж-фонды с пониманием относились к таким катастрофам. Они постоянно разваливались. Главная проблема – как обосновать этот крах. Его объяснение должно прозвучать разумно и уверенно. Даже чуточку гордо. Финансовые парни вынюхивали малейшие признаки нервозности с той же определенностью, с какой гильотина отрубает голову.

Мобильник Кьюсака зазвонил, когда он пересекал мост Уиллис-авеню.

– Это Алекс Краузе. Из «Чейз Авто Файнэнс».

«О нет».

Джимми подумал о матери. Хелен Кьюсак, со всей энергией своих шестидесяти шести, водила «Кадиллак Эскалэйд Платинум», до отказа увешанный всякими огнями и фарами. Сейчас, когда отец Джимми умер, его мать больше всего любила с грохотом выехать из Сомервилля, волоча на буксире свой бридж-клуб, и помчаться в Глостер. Там дамы ели роллы из лобстеров в ресторанчиках, специализирующихся на дарах моря, пили белое вино, хвастались внуками, которые все как на подбор были вундеркиндами, и старательно дышали морским воздухом. Все это напоминало «Тельму и Луизу»[9], только в высшей лиге.

– Все хотят со мной ездить, – говорила Хелен. – Я чувствую себя таким пижоном…

– Ма, твоя машина похожа на «Бэтмобиль», – поддразнивал ее Кьюсак, но втайне радовался. Однако сейчас, когда с деньгами стало туго и на линии возник «Чейз Авто Файнэнс», вся радость выдохлась.

– Вы арендуете «Кадиллак» для Хелен Кьюсак? – жестяным голосом поинтересовался Краузе.

Вопрос грохнул как литавры. Джимми знал, чего хочет Краузе.

– Чем могу помочь?

– Вы просрочили платеж за два месяца. Есть какие-то трудности?

– Нет, – криво улыбнулся Кьюсак, направляя в телефон волну обаяния. – Могу я называть вас Алекс?

– Я предпочитаю «мистер Краузе».

– Моя мама знает о просроченных платежах?

– Насколько мне известно, нет.

– Мы можем оставить это как есть?

– Полагаю, – ответил Краузе, – все зависит от вас.

Он уже унюхал слабость Кьюсака.

– Я задавлен работой.

– Позвоните своему врачу. Когда я получу платеж?

– Мистер Краузе, если чек не придет до пятницы, я вам позвоню.

– В какое время?

– В десять утра.

– Хорошо бы. Мы держим ситуацию под контролем. Надеюсь, мы найдем общий язык, – и Краузе отключился.

Аренда машины была одной проблемой. Трехквартирный дом Хелен – бездонная дыра, высасывающая деньги, – был другой. Два года назад – кухня. На следующий год – крыша. Или крыльцо. Или электропроводка. Рассохшиеся старые окна не открывались, деревянному дому отчаянно требовалась новая система отопления. Все три квартиры обогревал котел, которому уже исполнилось сорок лет. Он пыхтел и лязгал всю зиму, а когда горелки раскалялись, изрыгал клубы зловещего дыма. Отопление может сдохнуть в любой момент.

Семья договорилась о взаимных финансовых обязательствах на много лет вперед. Ничего формального, никаких длинных диспутов, но все всё понимали.

– Мы оплатим твое обучение, – сказал папа Кьюсак. – Но, Джимми, позаботься о матери. И о братьях, если им потребуется помощь.

– Договорились.

Шесть лет колледжа, бизнес-школа, чудовищная плата за обучение. И все эти годы Кьюсак смотрел, как его родители обходятся без удобной мебели или надежной бытовой техники. Без ресторанов и отпусков. Без таких благ цивилизации, как новая одежда или приличная машина. И сейчас, когда его мать рано овдовела, Кьюсак прилагал все силы, чтобы финансовые трудности ее не заботили.

Когда он работал в «Голдмане», проблем с деньгами не было. Кьюсак ненавидел эту контору 364 дня в году, но на 365-й день он получал жирную семизначную премию, которая превращала ГУЛАГ в курорт. Работа в инвестиционном банке позволяла ему выполнять любые просьбы семьи.

Сейчас все изменилось. Лавина набирала ход, а тот человек, которого она затрагивала больше всего – его жена, – знал о ней меньше всех.

Предки Эмили Эми Фелпс проживали в Бикон-Хилл уже пять поколений. Благодаря все новым и новым волнам детей Фелпсы из Бостона обменивались ДНК с наиболее известными семьями Новой Англии. Они заключали браки с теми, кто носил фамилии вроде Салтонстолл, Торндайк и Блоджет. Они по меньшей мере трижды составляли пары с Гарднерами, прежде чем обратить внимание на «всевидящее око» – Гардинеров, прозванных так из-за буковки «i», и сыграть еще две свадьбы.

С каждой новой партией Фелпсов и новыми патрицианскими браками семья призывала себе на службу все новые имена. Ее прадедушку звали Лоуэлл Крокер Фелпс. Это добавляло в копилку Лоуэлла, Крокера и собственно Фелпса. Ее дед внес свой вклад – пять имен. Его звали Куинси Чоут Пибоди Фелпс, но друзья называли его Скутер, хотя никто не помнил почему.

Среди скопища истинных янки с «Мэйфлауер» ни разу не встречались Кьюсаки. Не говоря уже о сыновьях сантехников. Фелпсы не были склонны к бракам с беженцами из трущоб.

«До сих пор».

Джимми, выруливая по I-95 на север, к «ЛиУэлл Кэпитал», настроился на канал Блумберга и взъерошил свои темно-русые, коротко стриженные волосы. Затем бессознательно потянулся к лацкану пиджака и потер значок в форме флага, подарок матери, с которым Джимми никогда не расставался.

По традиции, берущей начало со Второй мировой войны, каждая звездочка означала члена семьи, который служит в армии за границей. Его брат Джуд жарился среди иракских песков. Джек разыскивал в горах Афганистана какого-то террориста. В детстве три «Дж» – Джуд, Джек и Джимми – были неразлучны.

Кроме того, Кьюсак носил значок ради Эми. Но тут дело другого рода. Сейчас он думал, что рассказать ей о «Литтоне». Он уже знал, как пойдет эта беседа.

Эми: «Милый, как прошел день?»

Кьюсак: «Я говорил со Смитти о нашей ипотеке».

Эми: «Что-то случилось?».

Все будет очень быстро. Эми помрачнеет и начнет выпытывать подробности. Кьюсак всегда пытался защитить ее. А она всегда чувствовала его неприятности и сразу включала режим стратегического планирования, достойный НАТО.

«Хорошо, что она не транжира»

Эми обожала барахолки, и летом на острове Мартас-Винъярд, и в выходные на Бермудах. Ее представления о веселье заключались в поисках вещей от «Прада» в «Ти Джей Макс» по субботам. Кьюсак теребил значок с двумя звездочками. Он всегда напоминал о братьях. И об Эми.

Они сядут рядом, и она возьмется за дело. Джимми едва ли не слышал, как она говорит: «Мы сократим расходы здесь, здесь и здесь. Мы продадим квартиру. Мы перевернем святого Иосифа вверх ногами[10] и поставим его в один из горшков от фикусов. Ведь так делают католики?»

Эми выразила свои опасения еще при первом просмотре их кондоминиума в Митпэкинге, модном районе Нью-Йорка.

– Мы не можем себе этого позволить.

Джимми дожал свою ошибку ценой в три миллиона, отчасти из гордости, отчасти из амбиций. Он отказывался жить в доме, который напоминает ему о детстве. Деревянные полы в доме Хелен громко скрипели, даже после переделки. А паропроводные трубы шипели всю ночь в холодные и серые бостонские зимы.

– Немножко шума никому не мешает, – возражала Эми. – Зато трубы создают настоящую новоанглийскую атмосферу.

В конце концов Кьюсак уговорил ее, но только после того, как согласился на «бимер».

– Джеймс, нам не нужна новая машина. По крайней мере, пока мы не расплатимся по ипотеке.

За три года, прошедшие с покупки квартиры, их синему «БМВ» здорово поплохело. Машина редко заводилась с первого раза. Джимми крутил ключ, пока случайно не находил правильный угол. Стискивал челюсти и ворчал: «Очередное приключение из области точной физики». Когда старенький двигатель наконец заводился, ржавый драндулет вздрагивал, изрыгал облако сине-черного дыма и казался призраком той зализанной машины, которую выпустили десять лет назад. Сейчас, по крайней мере, им не требовалось выплачивать кредит за машину, и это было главным достоинством «бимера».

Въезжая в Гринвич, Кьюсак в последний раз потер свой двухзвездочный значок. Даже не на удачу. Скорее, как дань братьям, признание их пути. Джуд и Джек отлично учились в школе. А на спортивном поле оба опережали его на шаг. Случись все иначе, будь у родителей больше денег, реши они дать толчок другому, и сейчас Джек или Джуд вполне могли бы оказаться на его месте.

Улыбка Кьюсака, сияющая и уверенная, вернулась. Хватит раздумий. Мысли о братьях укрепляли дух. Джуд и Джек не раз сталкивались с такими трудностями, которых не встретишь в мире финансов.

То же самое относилось и к Эми. Может, поэтому Кьюсак и не раскрывался перед женой до конца. Незачем ее расстраивать. Хотя возможно, что он скрывал свои мысли просто по привычке. Он всегда был настороже; вполне естественно для человека из бизнеса, где каждый прячет в кармане кастет. Кьюсак не страдал излишней самоуверенностью, но тщательно запирал дверь. Его мысли – запретная зона.

И днем и ночью. Джимми горячо любил Эми, но никогда не выпускал наружу беды. Никогда не обременял ее своими опасениями. И сейчас он нуждался в работе еще и потому, что она позволяла избежать разговора о деньгах.

Признание лицом к лицу слишком сильно напоминало ему о черно-белой приходской школе. Тамошние монахини все еще одевались в традиционных цветах, не то что автомобили бостонской полиции. Каждый четверг добрые сестры удалялись из классной комнаты, полной язычников, на очередную исповедь. Кьюсак не желал, чтобы его отношения с женой принимали подобную форму.