Читать книгу Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - О. А. Гоков - Страница 4

Алгоритм принятия решения о посылке А. И. Домонтовича был следующим. Шах, будучи еще на Кавказе, обратился к кавказскому наместнику с просьбой о присылке офицеров. Великий князь предложил царю послать инструкторов, Александр II одобрил данное предложение. И. А. Зиновьев был здесь и организатором, и стимулятором шахских интересов, и «передаточным звеном», т. к. все сношения с персидскими властями велись через него. В качестве главы будущей военной мисии от России, по рекомендации наместника на Кавказе великого князя Михаила Николаевича[118], в конце ноября 1878 г. был направлен подполковник ГШ А. И. Домонтович. Сложно сказать, какими мотивами руководствовался великий князь, выбирая офицера на должность в Персию. А. И. Домонтович не имел никакого понятия о стране, куда его посылали, не знал языка. «Слишком незнакома была эта страна, – писал он, – все представления о которой, вынесенные из учебных заведений, оканчивались Дарием Кодоманом[119]. Дальнейшая же история Персии положительно заволакивалась непроницаемыми потёмками»[120]. Видимо, в основу выбора были положены личные связи и качества подполковника. А. И. Домонтович происходил из старинного запорожского рода, числился в Кубанском казачьем войске. В службу вступил 4 июля 1863 г. После окончания 2-го Московского кадетского корпуса (в 1863 г. переименованного в 3-є военное Александровское училище) по первому разряду в 1864 г. произведен в хорунжие и переведен в Михайловское артиллерийское училище. Из него А. И. Домонтович был выпущен в конно-артиллерийскую № 11 батарею Кубанского казачьего войска. В 1868 г. произведен в сотники, а в 1872 г. – в есаулы. В 1875 г. окончил Николаевскую академию ГШ по 2-му разряду и был зачислен в ГШ с переименованием в капитаны ГШ[121]. Далее служил старшим адъютантом штаба 38-й пехотной дивизии (09.07.1875 – 19.10.1876), был старшим адъютантом штаба войск Эриванского отряда (27.11.1876 – 29.01.1877)[122].

В русско-турецкую войну 1877–1878 гг. А. И. Домонтович занимал штабные должности, но тем не менее сумел отличиться. Сначала исполнял должность начальника штаба 3-й сводной кавалерийской дивизии (02.01–26.03.1877), затем с марта 1877 г. до ноября 1878 г. находился в распоряжении начальника Эриванского отряда, генерал-лейтенанта Арзаса (Аршака) Артемьевича Тер-Гукасова офицером ГШ для поручений. С ним принимал участие в занятии Баязета, Диадина, Сурп-Оганеза и Большой Каракилисы, в сражениях на Драм-Дагских высотах и у Даяра и в движении Эриванского отряда на выручку окруженного турецкими войсками Баязетского гарнизона, а также в сражениях при Игдыре и у Деве-Бойну; исполнял должность начальника штаба Аджарского отряда при его движении на Батум. За боевые отличия А. И. Домонтович был награжден орденом св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом (за Драм-Даг), чином подполковника (за Даяр), орденами св. Станислава 2-й степени с мечами (за Деве-Бойну) и св. Георгия 4-й степени (23 декабря 1878 г.)[123]. После войны числился штаб-офицером для особых поручений при штабе Кавказского военного округа (с 16 января 1879 г.).

От начальника штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанта ГШ Платона Петровича Павлова А. И. Домонтович получил самые общие инструкции. По словам подполковника, тот изложил ему сущность дела, не вдаваясь в детали. «Немногосложна была речь Павлова, – вспоминал офицер, – в ней не было никаких указаний, никаких связывающих инструкций. Тем-то она и была ценна. Мне было предоставлено право действовать полновластно, сообразуясь только с условиями, в которых мне придётся находиться»[124]. Можно отчасти согласиться с мнением Фируза Казем-заде, что первоначально «никто – ни шах, ни великий князь, ни сам Павлов – не знал, каковы полномочия Домонтовича»[125]. «Советую только вам понравиться шаху, – добавил он с улыбкой, – если можно, сделайтесь министром… Да и что он мне мог сказать, в самом деле, – замечал А. И. Домонтович, – когда, по его словам, оно было и для него совершенно незнакомо»[126].

Исходя из миссии 1877 г., дипломатической неудачи на Берлинском конгрессе[127] и нараставшей антирусской деятельности англичан на Ближнем и Среднем Востоке[128], Россия стремилась закрепить свое влияние в Персии. И. А. Зиновьев и (с его подачи) Министерство иностранных дел были заинтересованы в присутствии при шахе российской военной миссии с целью ограничения английского влияния на персидские вооруженные силы. Однако на тот момент в действительности вряд ли кто-то реально представлял, как сложится ее дальнейшая судьба, для чего и какими методами должны будут действовать российские инструкторы. Главное было «застолбить место». Отчасти подтверждением этому могут служить действия А. И. Домонтовича уже в новом качестве, о чём будет сказано ниже. Н. К. Тер-Оганов писал относительно целей миссии: «было ясно, что для России открывался путь к контролю над вооруженными силами Ирана. Россия, которая яростно боролась с Великобританией за завоевание преобладающего влияния в Иране, никоим образом не упустила бы такую возможность. Насколько большое значение придавали руководители России вопросу об отправке инструкторов в Иран, видно хотя бы из того, что сам наместник царя на Кавказе лично избрал кандидатуру на пост будущего руководителя русской военной миссии»[129] Не отрицая важности посылки инструкторов и ее связи с борьбой против английского влияния, следует заметить, что на тот момент вряд ли в высших кругах империи Романовых задумывались всерьез о контроле над вооруженными силами Ирана. Действительно, идея кавалерийской части, как «кадра» для будущей новой персидской армии высказывалась отдельными офицерами, в частности А. И. Домонтовичем. Однако до последней трети XIX в. она не получила ни поддержки, ни дальнейшего развития. Для Министерства иностранных дел, а точнее – для И. А. Зиновьева, фактически руководившего иранским направлением внешней политики России, посылка инструкторов и последующее создание ПКБ были исключительно политическим проектом, позволявшим не допустить британских представителей в вооруженные силы Каджарской монархии. В 1880-е гг. к этому добавилась задача контроля политической ситуации в Тегеране на случай смерти шаха и смены правителя в угодном для России ключе. Для военных же Русского государства создание боеспособной иранской армии в рассматриваемый период вообще не имело смысла и даже было опасным. При наличии у Ирана подготовленных европейскими инструкторами вооруженных сил в случае изменения политической конъюнктуры и англо-иранского сближения Россия могла получить на южных границах если не опасного, то вполне способного нанести определенный урон и отвлечь значительные силы противника. Что до важности миссии, то она действительно была необходима, но больше для дипломатов. Кроме того, в назначении А. И. Домонтовича великим князем не было ничего из ряда вон выходящего. Во-первых, любые кандидатуры для ответственных поручений в Кавказском военном округе избирались или назначались кавказским наместником, а во-вторых, в случае с подполковником сыграло роль личное отношение к нему Михаила Николаевича, причины которого кроются в событиях русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

В последних числах ноября подполковник в сопровождении денщика, переводчика и казачьего урядника выехал из Тифлиса. Через Зривань, Нахичевань, Джульфу и Тебриз 15 декабря 1878 г. он прибыл в Тегеран. Целью поездки было ознакомление с условиями предстоящей службы и разработка соглашения о найме инструкторов. Во избежание дипломатических неурядиц с английской дипломатической миссией подполковник снова был зачислен состоять по Кубанскому казачьему войску, но избегал упоминания о том, что он является офицером ГШ[130].

По прибытии в столицу Каджарской монархии А. И. Домонтович поступил под опеку российской дипломатической Миссии. Дипломатические отношения между Ираном и Россией в «европейском формате» были установлены в 1818 г.[131] 6 июля император Александр I подписал указ об учреждении поста поверенного в делах России в Персии[132]. Действовать российское представительство начало с февраля 1819 г., сразу по прибытии в Иран[133]. С 1828 г. оно имело статус Миссии и возглавлялось чрезвычайным посланником и полномочным министром российского императора при персидском шахе, т. е. вторым по рангу дипломатических представительств[134]. Посольствами же именовалась первая категория диппредставительств. Их возглавляли послы или нунции (легаты), которые являлись полноценными представителями «своих государей». В нашей работе термин «посольство» по отношению к российскому представительству мы стараемся использовать только в крайних случаях, или если так оно именуется в источниках. Преимущество будет отдано термину «Миссия», как синониму диппредставительства в другой стране.

Как уже отмечалось, российское дипломатическое представительство в Иране с апреля 1876 г. возглавлял посланник И. А. Зиновьев. Он сначала довольно тепло принял подполковника. Все дела с персидским правительством последний в течение двух месяцев своей первой командировки вел через российских дипломатов. Своего рода посредником и одновременно консультантом А. И. Домонтовича выступал первый драгоман (переводчик) русского посольства – коллежский асессор Иван Григорьевич Григорович[135]. В конце декабря военный министр Персии сипехсалар-азам мирза Хусайн-хан (Гусейн-хан в передаче А. И. Домонтовича[136]) Мушир од-Доуле попросил подполковника составить смету расходов на содержание каждого всадника и целой части, исходя из штатов русских казачьих полков. Эта работа оказалась весьма сложной, поскольку никаких, даже официальных, сведений о состоянии персидской армии А. И. Домонтович под рукой не имел.

При деятельном содействии И. Г. Григоровича и опираясь на собственный опыт, А. И. Домонтович справился с составлением сметы расходов. «Наша обоюдная работа, – писал он, – переводилась Григоровичем на персидский язык, перевод просматривался Зиновьевым. По окончании эти сведения были представлены военному министру»[137].

Мирза Хусайн-хан Мушир од-Доуле, тогдашний военный министр и министр иностранных дел Персии, был вторым по значимости лицом в стране на тот момент. «Человек небольшого роста, довольно тучного сложения, с полным без всякой растительности лицом, с небольшими искрящимися весёлыми и выражающими хорошее расположение духа глазами… Наделённый глубокой ясностью ума, но вместе с тем и лживостью языка, весьма способный, высоко образованный и умеющий безгранично пользоваться своей властью, он был, бесспорно, и первым лицом между всеми дипломатами, проживающими в Тегеране», – характеризовал его А. И. Домонтович, отмечая также заносчивость военного министра и страсть к обогащению[138]. Военный министр и садразам в одном лице (до 1880 г.), Хусайн-хан был инициатором нового витка военной реформы и вообще ратовал за преобразования в вооруженных силах страны[139]. Подполковник был представлен ему И. А. Зиновьевым лишь после окончания работы по составлению росписи расходов на предполагавшуюся для обучения часть. Именно под началом этого человека оказались А. И. Домонтович и русские инструкторы вплоть до его отставки в сентябре 1880 г.

29 декабря 1878 г. шах пожелал сделать смотр своих гулямов[140] в присутствии подполковника. В историографии закрепилось мнение, что Насреддин-шах изначально планировал отдать гулямов на обучение русским инструкторам[141]. Однако, как свидетельствуют архивные документы и воспоминания А. И. Домонтовича, решение это нигде не озвучивалось шахом российским представителям. О нём свидетельствовали лишь косвенные, но достаточно определенные, данные. Принято оно было иранским правителем, скорее всего, после смотра и его разговора с А. И. Домонтовичем, хотя конкретной договоренности на этот счет не было.

Гулямами в российских источниках называли конвой или гвардию шаха[142], ему непосредственно подчиненную и при нём же постоянно находившуюся. «Регулярная кавалерия, – писал Александр Борисович Вревский в 1868 г., – состоит из гвардии или телохранителей шаха (холами-рикаби) и трёх эскадронов (холами-севарех), всего численностью около 500 чел., обучение которых правильному кавалерийскому строю европейскими офицерами не имело, по настоящее время, никакого успеха»[143].

К 1878 г. гулямы составляли 3 фоуджей[144] – «Кешик-хане» (гулямы-насири, пехота), «Махдие» и «Мансур». Численность их в течение правления Насреддин-шаха не была постоянной. «Личный конвой шаха (гулама) состоит из 1000 отборных всадников, находящихся на службе бессменно», – утверждал автор статьи в специальном сборнике Военного министерства России[145]. Мисль-Рустем, описывая ситуацию 1880-х гг., сообщал, что «в Тегеране, помимо ПКБ, находятся только человек до 300 гулямов, т. е. шахского конвоя («гулям», собственно, значит «раб»). Всего гулямов насчитывают до 1000 человек, остальные же живут по домам. Гулямы сопровождают шаха в поездках каждый раз, как он выезжает из дворца»[146]. Побывавший в Персии в 1894 г. штабс-капитан гвардейской артиллерии Александр Григорьевич Туманский, как бы дополняя других авторов, писал: «От кочевых племён Персии (илятов), кроме поставляемых контингентов для иррегулярной конницы, выставляются ещё… части, состовляющие как бы лейб-гвардию самого шаха, но на самом деле это ни что иное, как заложники из более влиятельных семей на случай могущих быть осложнений с этими племенами». Включала в себя, согласно А. Г. Туманскому, эта кавалерия 100 бахтиар, 500 дувейрен, 500 аф-шар-хемсе, 500 хаджевенд (луров мазендеранских), 200 асанлю, 150 хеда-венд (луров лариджанских), 100 карачонлю, 17 карасуран (казвинских), всего 2200 человек[147]. В. А. Косоговский сообщал, что гулямы несли службу «посменно». На действительной службе находилась только половина фоуджа, «а другая ¹/₂… находится в отпуску; смена происходит ежегодно»[148]. В персидской армии они считались лучшими кавалеристами, хотя никакой регулярной специальной подготовки и обучения не получали. «Даже гулямы, считающиеся самым лучшим полком (конвой шаха), ездят за каретой шаха не строем, а каким-то стадом, хотя и стараются соблюсти порядок», – сообщал наблюдавший их Мисль-Рустем[149]. Леонид Константинович Артамонов, посетивший Персию в 1889 г., оценивал подготовку гулямов выше, чем у большей части персидской кавалерии, но ниже регулярних частей – «казачьих» полков в Тегеране и Исфахане. «Несколько вымуштрованы следующие контигенты постоянной милиции, – писал он, – 1) Кишик-хане (Кешик-хане – О.Г) (500 всадников), под начальством Кишикчи-баши и 2) Мензур (Мансур – О.Г) (300 вс.), под начальством сартипа Аладоуле»[150].

Шах предоставил в распоряжение подполковника гулямов фоуджей «Махдие» и «Мансур»[151]. В смотре участвовало около 1000 человек. Их показательное выступление произвело на подполковника в целом отрицательное впечатление[152]. «В кавалеристах видна любовь к своему занятию, – доносил он начальству, – что весьма важно в военном деле». Но результатом смотра, «выказавшего лихость людей, умение их хорошо и смело ездить», А. И. Домонтович был озадачен, поскольку тот показал «полное отсутствие того, в чём заключается обучение кавалерии оной части»[153]. Когда шах неожиданно для него спросил о произведенном впечатлении, подполковник, «обойдя смешные стороны строя», ответил, что «лошади отличные и люди скачут прекрасно»[154]. Тогда Насреддин-шах спросил: «А можно их обучить по-казачьи?». А. И. Домонтович попросил часть гулямов для испытания. Вечером того же дня на городском учебном плацу подполковник провел пробные учения с сотней гулямов для проверки, «насколько они годны к сомкнутому строю». «Сомневаться было нечего, – подытожил он, – предстоящее дело было возможно, о чём и было доложено шаху»[155].

Результатом смотра стала аналитическая записка А. И. Домонтовича, в которой он изложил свое видение обучения персидской кавалерии. На ней следует остановиться особо, поскольку она легла в основу последующей деятельности подполковника. Записка эта выдает в нём профессионала высокого уровня. А. И. Домонтович исходил из предположения, что в его распоряжение будут предоставлены шахские гулямы. Об этом свидетельствовало и поведение Насреддин-шаха, и командира гулямов Ала од-Доуле, который на обеде в присутствии членов русской дипломатической миссии поднял сначала тост «за здоровье полковника Домонтовича, а уж потом за посланника»[156].

В своей записке подполковник отмечал, что особенности местных условий не позволяют прямо «приложить систему казачества» в Персии. Он предполагал изменять структуру кавалерии Каджарской монархии постепенно, в основу положив учебную часть. «Для этого, – писал А. И. Домонтович, – потребуется сформировать полк из 4-х сотен, в каждой сотне – 130 рядовых с унтер-офицерами и 10 нестроевых чинов. В полку же всего 560 человек без офицеров. Все сотни получают полное обучение примерно в двухгодичный срок, по окончании которого из каждой сотни, с обученными офицерами, унтер-офицерами и рядовыми составятся кадры для образования полка, из всех же 4-х сотен – 4-х полков»[157]. Как видим, подполковник профессионально и стратегически относился к своей главной задаче. Особое место он уделил планированию устройства учебной части. Во-первых, А. И. Домонтович отмечал, что кавалеристы должны служить непрерывно в течение двух лет, для чего их следует размещать летом в лагерях, а зимой – в казармах, «в совокупности… чтобы наблюдать за занятиями людей и вообще следить за порядком в части». Соответственно предполагалось создание своего рода казарменного городка, приспособленного для жизни всадников. Во-вторых, подполковник считал, что хозяйство полка – довольствие пищей, фуражом – должно быть общим для всей части (пищей – по-эскадронно), а не «отдаваться на руки каждого всадника», как это было принято в персидской армии. «Частые отлучки для покупок на базар, – писал он, – препятствовали бы установлению порядка»[158]. Соответственно расход денег на пищу, хозяйственные нужды и пр. необходимо было, по мнению российского офицера, производить лицам, выбранным начальством из числа подчиненных (по 2 человека в каждом эскадроне). Фураж же следовало выдавать натурой, а сроки его поставки должны были быть строго оговорены и соблюдены[159]. «Заготовка фуража для довольствия лошадей полка может быть возложено на кого угодно, необходимо только, чтобы он доставлялся в полк в строго определённое время, в определённом количестве и установленного качества, – писал подполковник. – Обмундирование, вооружение и конское снаряжение чинов полка должно быть единообразным по образцам этих предметов в казачьих частях русской армии»[160]. Главным требованием подполковника было, чтобы «распределение занятий полка, выдача содержания чинам его, продовольствие людей и фуражное довольствие лошадей, разные наряды, увольнение в отпуск и вообще всё, касающееся внутреннего управления полка» имело «установленное и вполне определённое устройство; вместе с тем, находясь в тесной связи со строевым образованием, главное наблюдение над ними, как и последующим должно безраздельно принадлежать одному и тому же лицу. На этом основании вся дисциплина части, т. е. точное выполнение чинами полка всех служебных требований»[161]. Под «одним и тем же лицом» А. И. Домонтович подразумевал командира полка, то есть себя. И в этом проявилась его практическая сметка. Подполковник стремился избежать естественного в Иране многократного подчинения по хозяйственным и финансовым вопросам, которые могли поставить крест или резко тормозить все его начинания в сфере обучения и подготовки личного состава. Чего именно опасался А. И. Домонтович, можно продемонстрировать на примере австро-венгерских инструкторов в Тебризе, где находилась ставка наследника престола – валиата[162], – имевшего собственную армию. «Для однообразного и успешного обучения все войска Азербайджана в чисто строевом отношении подчиняются австрийской службы майору Вагнеру[163], который носит титул хана и имеет в рядах персидской армии чин генерал-лейтенанта, – характеризовал положение австрийских коллег русский офицер в конце 1880-х гг. – Вагнер-хан подчинён непосредственно военному министру или правильнее – шаху, который питает к этому инспектору полное доверие. В строевом отношении Вагнер-хану подчиняются все сартипы (генералы) и даже сам валиат скромно выслушивает замечания или наставления инспектора – на казарменном плацу… В дисциплинарном отношении он имеет право арестовывать подчинённых ему офицеров, в зависимости от чина, в общем до 2-х месяцев на военной гауптвахте (караул-ханэ). Чему учить и как учить – это дело Вагнер-хана, и эмир-е незам Гассан-хан не имеет права вмешиваться в эту область. Однако всё необходимое для занятий, как-то: оружие новых систем, холостые или боевые патроны, лошади для каждого артиллерийского учения и проч. – выдаются не иначе, как по приказанию эмир-е незама. Поэтому инспектор, de jure не подчинённый эмир-е незаму, de facto для всякого учения должен испросить у него разрешение. Это последнее даётся весьма неохотно, если учение сопряжено с денежным расходом, или сколь-нибудь значительной тратой пороха, или наконец, требует много артиллерийских упряжных лошадей, которые обыкновенно ходят в экипажах валиата, эмир-е незама и др. начальствующих лиц»[164]. Отличие от столицы заключалось лишь в том, что в Азербайджане главным распорядителем был эмир-е-незам Гассан-хан[165], а в Тегеране – военный министр. Поэтому А. И. Домонтович предлагал создание автономной единицы. Для этого он планировал наделить главу инструкторов полномочиями командира полка по российскому образцу, то есть с правами полного контроля и ответственности за хозяйственную и военно-учебную части. Для обучения кавалерии А. И. Домонтович предполагал достаточным наличие при нём 3 русских офицеров и 5 казачьих урядников. Двое офицеров с урядниками должны будут заниматься с нижними чинами полка, а третий офицер – подготавливать офицеров части. «Управление полком, непосредственное обучение его, а также общее руководство во всех занятиях полка будут составлять мою обязанность», – завершал подполковник свою записку[166]. Как показала дальнейшая служба офицера в Персии, требования эти до конца реализованы не были, и не по вине А. И. Домонтовича. А настойчивость подполковника в предоставлении ему больших полномочий окончилась для него плачевно.

6 января 1879 г. состоялась аудиенция А. И. Домонтовича у шаха в присутствии иранского министра иностранных дел, русского посланника и сотрудников российской Миссии[167]. Затем в течение месяца И. А. Зиновьевым обсуждались с шахским правительством условия контракта приглашения военной миссии. 7 февраля 1879 г. российским посланником и Хусайн-ханом Мушир од-Доуле – одновременно иранским и первым и военным министром – был подписан его окончательный текст на французском и персидском языках. В основу соглашения были положены идеи, высказанные в приведенной выше записке. Поскольку первый контракт стал основой для последующих соглашений по военным инструкторам вплоть до середины 1890-х гг., мы остановимся на его тексте детально. К сожалению, оригинала контракта мы не видели. Поэтому приведем его детальный пересказ, содержащийся в работе Н. К. Тер-Оганова.

«Контракт о найме русских военных инструкторов состоял из краткой преамбулы и одиннадцати статей. Согласно преамбуле, шахское правительство нанимало русских казачьих офицеров для обучения части кавалерии. Первая и вторая статьи контракта определяли обязанности Заведующего обучением персидской кавалерии (далее – Заведующий – О. Г.), так официально называлась будущая должность подполковника ГШ А. И. Домонтовича. В течение 3 лет он должен был находиться в распоряжении иранского правительства и подчиняться военному министру. В обучении будущей кавалерийской части ему должны были помогать 3 казачьих офицера и 5 урядников, которых выбирали кавказские военные власти[168]. Третья статья определяла размер жалованья А. И. Домонтовича 2400 туманов в год. Кроме этого, он должен был получать ежедневный фураж для 5 лошадей. Что касается трех русских офицеров – помощников А. И. Домонтовича, то каждому из них было обещано такое же жалование, как и австро-венгерским офицерам, недавно прибывшим в Иран. Ежемесячное же жалованье каждого урядника составило 20 туманов (240 туманов в год).

Четвертая статья предусматривала выплату определенной суммы для покрытия дорожных расходов по прибытии и убытии А. И. Домонтовича, одного офицера и урядника соответственно 100, 75 и 24 полуимпериала[169].

Согласно пятой статье, датой начала работы русских инструкторов, включая их командира, было принято считать день подписания контракта.

Шестая статья регламентировала порядок выдачи А. И. Домонтовичу полагавшегося ему жалованья: в день подписания контракта иранская сторона должна была уплатить ему двухмесячное жалование в размере 400 туманов. Причем было решено, что в начале второго квартала будут выданы деньги за третий месяц первого квартала, а также за три месяца второго квартала.

Статья седьмая контракта предписывала А. И. Домонтовичу во всех вопросах, касающихся его службы, действовать согласно указаниям иранского военного министра, в подчинении которого он должен был находиться. Со своей стороны, военный министр брал на себя обязательство выплачивать ему жалование.

В соответствии с восьмой статьей, все расходы на служебные командировки А. И. Домонтовича, выполняемые по заданию иранского правительства, покрывались последним.

Согласно девятой статье контракта, подполковник А. И. Домонтович не имел права по своему усмотрению отменять его условия, а также до истечения трехгодичного срока оставить службу. Лишь по состоянию здоровья он мог рассчитывать на согласие со стороны иранского правительства на прекращение службы. Статья предусматривала и форс-мажорные условия: по причине неотложных дел или же из-за ухудшения здоровья А. И. Домонтовича иранское правительство предоставляло ему право на трехмесячный неоплачиваемый отпуск. Условия этой статьи в равной степени распространялись и на остальных русских офицеров и урядников.

Согласно статье десятой контракта, иранское правительство брало на себя обязательство оплатить дорожные расходы русским инструкторам после истечения срока действия контракта. Однако оно оставляло за собой право выплатить данную сумму и до истечения трехгодичного срока.

По статье одиннадцатой, подполковник ГШ А. И. Домонтович, офицеры и урядники должны были в течение двух с половиной месяцев, начиная с того дня, как через российское посольство в Тегеране им была передана сумма на дорожные расходы, оговоренная в статье четвертой контракта, прибыть в столицу»[170].

На следующий день после подписания контракта подполковник отправился в Россию для набора инструкторов.