Читать книгу Вождь краснокожих - О. Генри - Страница 3

Джефф Питерс владел самыми разнообразными способами добывания денег. Их у него имелось примерно столько же, сколько в Южной Каролине рецептов блюд из риса.

Мне нравилось слушать его рассказы о тех временах, когда он был молод, торговал вразнос мазями от ревматизма и порошками от кашля, голодал и порой ставил на кон последний медяк, чтобы сыграть в кости с судьбой.

– Заявился я как-то в поселок Фишермен Хилл в Арканзасе, – рассказывал он. – Были на мне штаны из оленьей замши, мокасины, длинные волосы, а на пальце – перстень с брильянтом размером с лесной орех, который я получил от одного актера в Тексаркане в обмен на перочинный ножик.

В ту пору я звался доктором Вуф-Ху, знаменитым индейским знахарем и целителем, и в руках у меня не было ничего стоящего, кроме одного снадобья – «Воскрешающей настойки». Состояла она из трав, будто бы открытых супругой вождя племени чокто по имени Та-ква-ла. Красавица собирала зелень, чтобы украсить традиционное блюдо, подаваемое во время праздника Кукурузы, – и наткнулась на эту траву.

В городишке, где я побывал до того, дела шли хуже некуда: у меня оставалось каких-то пять долларов. Поэтому, прибыв в Фишермен Хилл, я отправился в аптеку и взял взаймы сотню склянок. Этикетки и прочие припасы лежали у меня в чемодане. Я снял номер в гостинице, где имелись раковина и кран, и вскоре склянки с «Воскрешающей настойкой» начали выстраиваться передо мной на столе. Жизнь снова показалась мне вполне приемлемой.

Жульничество? Ни в коем случае, сэр. Ведь там была не только вода. Я честно добавил в нее хинина на два доллара и на десять центов безвредного красителя. Спустя много лет, когда я снова побывал в тех краях, люди досаждали мне просьбами продать им еще порцию-другую волшебного средства.

Ближе к вечеру я раздобыл тележку, выкатил ее на Мэйн-стрит и приступил к торговле. Надо вам знать, сэр, что Фишермен Хилл расположен в болотистой и крайне нездоровой местности. Оттого и настойка моя шла бойко, как сэндвичи с ветчиной на вегетарианском обеде. Я успел распродать дюжины две склянок по полдоллара за штуку, как вдруг почувствовал, что кто-то тянет меня сзади за полу.

Мне ли не знать, что это означает! Недолго думая, я сунул бумажку в пять долларов в лапу субъекту с серебряной звездой на груди.

– Шериф[1], – говорю, – чудный нынче выдался вечерок!

А он в ответ:

– Имеется ли у вас патент городских властей на право продажи отравы, которую вы нахально зовете лекарством?

– Нет, разумеется, – говорю я, – так ведь я и не знал, что это город. Раз так – завтра же позабочусь о патенте.

– Ну а пока я вынужден прикрыть вашу коммерцию, – заявляет полисмен.

Я свернул торговлю, а по возвращении в гостиницу рассказал ее хозяину о том, что случилось.

– Да уж, – говорит он. – Тут у нас развернуться вам не дадут. А знаете почему? Зять мэра доктор Хэскинс – единственный врач на весь город, и мэр не допустит, чтобы какой-то самозванец отбивал у него пациентов.

– Так ведь я же не занимаюсь медициной, – говорю. – У меня разрешение от правительства штата на розничную торговлю, а когда местные власти требуют особый патент, я просто плачу за него, и все.

Наутро я отправляюсь в офис мэра, но мне говорят, что он еще не появлялся и когда появится – совершенно неизвестно. Так что доктору Вуф-Ху приходится снова вернуться в гостиницу, усесться поудобнее, раскурить сигару и ждать.

Вскоре подсаживается ко мне молодой человек приятной наружности в синем галстуке и живо интересуется, который час.

– Половина одиннадцатого, – отвечаю, – а вы – Энди Таккер. Мне известны кое-какие из ваших делишек. Например, «Универсальная посылка Купидона», которой вы пробавлялись на Юге. Дайте припомнить, что там было… Ага, кольцо для помолвки с перуанским брильянтом, обручальное кольцо, терка для картофеля, флакон успокаивающих капель и портрет Дороти Вернон[2]. Все вместе – полдоллара.

Энди был польщен. Талантливый мошенник, он относился к своему ремеслу с уважением и ограничивался тремястами процентами чистой прибыли. Ему не раз предлагали перейти на контрабанду или торговлю наркотиками, но еще никому не удавалось сбить его с толку.

Мне как раз требовался компаньон. Мы переговорили и быстро пришли к решению поработать в паре. Я поведал о положении дел в Фишермен Хилл и о трудностях в торговой политике ввиду вторжения в нее местной касторки.

Энди прибыл с утренним поездом и еще не успел толком осмотреться. Его дела тоже шли не блестяще, оттого он и намеревался начать здесь сбор пожертвований на постройку нового броненосца в городе Эврика-Спрингс, который, как хорошо всем известно, расположен в пятистах милях от ближайшего побережья. Словом, нам было о чем серьезно потолковать, и мы отправились прогуляться…

На следующий день в одиннадцать утра, когда я сидел в номере, ломая голову, как подступиться к городским властям, является ко мне какой-то чернокожий с просьбой, чтобы знаменитый индейский доктор пожаловал к судье Бэнксу – тот внезапно тяжело захворал. Заодно выясняется, что мистер Бэнкс не только судья, но и исполняет обязанности мэра.

– Я не доктор, – отвечаю я этому дядюшке Тому, – почему бы вам не позвать настоящего доктора?

– Ах, сэр, – гнет свое чернокожий, – доктор Хэскинс уехал из города за двадцать миль[3]… его вызвали к больному. Другого врача здесь нет, а судья Бэнкс плох, очень плох… Пожалуйста, не отказывайтесь, а не то не сносить мне головы.

– Как добрый христианин, я, пожалуй, готов повидаться с мистером Бэнксом, – говорю я, кладу в карман флакон «Воскрешающей настойки» и направляюсь к особняку мэра. Отличный дом: мансарда, черепичная кровля, сад и две чугунные собаки на лужайке перед входом.

Мэра Бэнкса я застаю в постели; из-под простыни торчат только растрепанные бакенбарды да пятки. При этом он издает такие звуки, что, будь это в Сан-Франциско, я бы решил, что снова началось землетрясение. У постели больного топчется молодой человек с чашкой воды в руках.

– Доктор, – лепечет мэр, – я невыносимо страдаю… Часы мои сочтены. Не могли бы вы хоть чем-нибудь облегчить мои мучения?

– Сэр, – говорю, – я не могу назвать себя верным учеником Гиппократа. Я не изучал медицину в университете и пришел просто как человек к человеку выразить сочувствие.

– Я глубоко признателен вам, – отвечает больной. – Доктор Вуф-Ху, это мой племянник, мистер Бидл… Он пытался помочь мне, но безуспешно. О Господи! А-а-а!.. – внезапно завопил он.

Кивнув мистеру Бидлу, я присаживаюсь и пытаюсь нащупать пульс больного.

– Позвольте взглянуть на ваш язык, – говорю я ему, а затем оттягиваю веко и обстоятельно исследую глазное яблоко. – Когда это началось? – спрашиваю сурово.

– Меня схватило… ох, ох… вчера вечером, – отвечает мэр. – Дайте же мне наконец чего-нибудь, доктор, спасите ближнего!

– Мистер Фидл, – говорю я, – приподнимите-ка штору на окне!

– Не Фидл, а Бидл, – поправляет меня молодой человек.

– Сэр, – говорю я, приложив ухо к спине больного и якобы прислушиваясь, – вы подхватили крайне серьезное супервоспаление клавикулы эпикордиала.

– Господи праведный! – стонет он, – нельзя ли что-нибудь втереть, вправить или вообще что-нибудь?

Я беру шляпу, разворачиваюсь и направляюсь к выходу.

– Куда же вы? – голосит мэр. – Не бросите же вы меня умирать от этих эпикордиалов?

– Только из сострадания к ближнему, – встревает этот Бидл, – вы не должны покидать больного, доктор Хуа-Хо…

– Вуф-Ху, – поправляю я, возвратившись к больному.

– Мистер Бэнкс, – говорю, – у вас остался один шанс. Лекарства уже не помогут. Но существует сила, которая стоит всех аптекарских снадобий вместе взятых, хотя ее использование обходится недешево.

– Что же это за сила? – спрашивает он.

– Пролегомены[4] науки, – отвечаю я. – Победа разума над лакрицей и сарсапариллой[5]. Твердая вера в то, что болезни и страдания существуют только в нашем воображении, а вернее – в нашем подсознании! И я могу вам это продемонстрировать!

– О каких таких пролегоменах вы толкуете, доктор? – хрипит мэр. – Вы, случайно, не анархист?

– Я говорю о великой доктрине психического воздействия, о самом передовом методе лечения всех болезней – от абсурда до менингита, о поразительном явлении, известном как персональный магнетизм.

– И вы, значит, способны это проделать, доктор? – спрашивает мистер Бэнкс.

– Я один из членов синедриона[6] Внутреннего Храма, – говорю я. – Хромые начинают говорить, а слепые ходить, как только я начинаю свои пассы[7]. Я – известный медиум и гипнотизер. На сеансах в Анн-Арбор только при моем посредстве покойный председатель тамошнего акционерного общества «Лесоторговля Морли» мог возвращаться на Землю для бесед со своей сестрой Джейн. И хотя в настоящее время я продаю лекарства для бедных и не занимаюсь магнетической практикой, на то есть причина: я не желаю унижать свое высокое искусство грошовой оплатой – много ли возьмешь с бедноты!

– Возьметесь ли вы вылечить меня магнетизмом? – спрашивает мэр.

– Сэр, – говорю я, – повсюду, где мне случается бывать, я сталкиваюсь с затруднениями со стороны официальной медицины. Поэтому я не занимаюсь практикой, но ради спасения человеческой жизни… Пожалуй, я рискну, но при одном условии: вы, как мэр, не станете обращать внимания на отсутствие у меня патента.

– О чем речь! – говорит он. – Только приступайте поскорее, доктор. Я чувствую, как снова начинается приступ жестоких болей!

– Мой гонорар составляет двести пятьдесят долларов, – говорю я, – излечение потребует двух сеансов.

– Отлично, – говорит мэр, – я готов заплатить. Моя жизнь стоит этих денег.

Я снова сел у изголовья кровати и принялся сверлить его взглядом.

– А сейчас, сэр, – сказал я, – постарайтесь отвлечься от вашей болезни. Вы совершенно здоровы. У вас нет ни сердца, ни суставов, ни желудка, ни печени – буквально ничего. Вы не испытываете ни малейшей боли. Признайтесь – ведь вы ошибались, считая себя больным. И вот боль, которой вы никогда не испытывали, улетучивается из вашего тела.

– Черт возьми, доктор, мне и в самом деле как будто легче, – говорит мэр. – Прошу вас – продолжайте врать, будто я здоров и у меня нет никакой опухоли в левом боку. Похоже, еще немного, и меня можно будет приподнять в постели и подавать завтрак.

Я, как сумел, сделал еще несколько магнетических пассов.

– Вот, – говорю, – воспаление пошло на убыль. И отек правой лопасти перигелия[8] заметно уменьшился… Теперь вас клонит ко сну. Ваши глаза слипаются. Течение болезни временно прервано. Спать!..

Тут мэр закатывает глаза, опускает веки и начинает храпеть.

– Обратите внимание, мистер Тидл, – говорю я, – на что способна современная наука.

– Бидл, – поправляет меня он. – Когда же состоится второй сеанс для окончательного исцеления дядюшки, доктор Ху-Пу?

– Вуф-Ху, – в свою очередь поправляю я. – Завтра в одиннадцать утра. Когда мистер Бэнкс проснется, дайте ему выпить восемь капель скипидара на стакан воды и два фунта[9] доброго бифштекса.

С этим я и откланялся.

На следующее утро я прибыл точно в назначенное время.

– Ну, что, мистер Ридл, – осведомился я по пути в спальню, – как себя чувствует ваш дядюшка?

– Мне кажется, ему заметно полегчало, – отвечает молодой человек.

И действительно, цвет лица и пульс у мистера Бэнкса оказались в полном порядке. Я провел второй сеанс, после которого он объявил, что боли окончательно улетучились.

– Превосходно, – говорю я, – теперь вам следует денек-другой провести в постели, и вы будете полностью здоровы. Вам повезло, что я оказался в Фишермен Холл именно в это время, так как никакие средства, применяемые официальной медициной, уже не смогли бы вас спасти. Теперь же, когда окончательно доказано, что ваша болезнь – всего лишь результат самовнушения и не больше, поговорим о более приятных вещах – например, о моем гонораре. Сразу предупреждаю: чеки я не принимаю, только наличные.

– Разумеется, – мэр извлекает из-под подушки бумажник, отсчитывает пять пятидесятидолларовых бумажек, однако продолжает держать их в руке. – Бидл, – говорит он, – возьмите у доктора расписку в получении.

Я царапаю расписку, и мэр вручает мне деньги, которые я прячу в потайной карман.

– А теперь делайте свое дело, сержант, – произносит мэр, ухмыляясь, как вполне здоровый.

И мистер Бидл опускает руку мне на плечо:

– Вы арестованы, доктор Вуф-Ху, он же Джефф Питерс, – говорит он, – за незаконные занятия медициной в соответствии с законами этой страны.

– Кто вы такой? – потрясенно спрашиваю я.

– Я вам сейчас сообщу, – говорит мэр, усаживаясь на кровати без посторонней помощи. – Мистер Бидл – сыщик, работающий на Медицинское общество штата. Он шел по вашему следу в пяти округах и явился ко мне третьего дня с просьбой о помощи. Мы вместе разработали план, как взять вас с поличным. Думаю, отныне ваша шарлатанская практика в наших краях закончилась раз и навсегда, мистер проходимец. Ха! Какую бы болезнь вы ни нашли у меня, это точно не размягчение мозга!

– Вот оно что! – говорю я. – Значит, сыщик?

– Так точно, – отвечает Бидл. – И моя обязанность – без промедления сдать вас шерифу округа.

– Ну, это еще как сказать! – тут я хватаю этого Бидла за горло и едва не выбрасываю из окна.

Он, однако, выхватывает револьвер, сует ствол мне под челюсть, и мне ничего не остается, как угомониться. Затем он защелкивает на моих запястьях наручники, обыскивает меня и извлекает из моего потайного кармана только что полученные деньги.

– Свидетельствую, – заявляет он, – что это те самые банкноты, номера которых мы с вами переписали, мистер Бэнкс. Я передам их шерифу, и он немедленно пришлет вам расписку. Они будут фигурировать в суде в качестве вещественного доказательства.

– Не возражаю, мистер Бидл, – ухмыляется мэр. – А вы, доктор Вуф-Ху, почему не воспользуетесь своим персональным магнетизмом, чтобы избавиться от наручников?

– Пошли, сержант, – говорю я, не теряя достоинства. – Делать, видно, нечего.

А уже в дверях поворачиваюсь к мистеру Бэнксу и, потрясая закованными руками перед собой, произношу:

– Что бы вы там ни говорили, сэр, а близко то время, когда вы сами убедитесь, что персональный магнетизм – огромная сила. Вы даже не представляете, насколько огромная. И она, так или иначе, победит.

Чистая, между прочим, правда, – магнетизм победил. Как только мы вышли за ворота, я говорю сыщику:

– А теперь, Энди, сними-ка с меня эти железяки, а то на нас прохожие таращатся…

Ну да, конечно, это был ни кто иной, как Энди Таккер. И весь этот спектакль был его изобретением.

Вот так мы и раздобыли деньжат на развитие совместного бизнеса.