Читать книгу Две его тени. Научно-нефантастическая и реально-немистическая повесть - О. Сольви - Страница 7

От висящего на стене бра невесомым пухом разлетался кремово-пастельный свет, который заполнял собой все пространство комнаты, похожей одновременно на больничную палату и на гостиничный номер. Картину спокойной беседы дополняли два больших бокала на столе, источающих едва уловимый лимонно-мятный аромат.

– Игорь, можешь как-то объяснить, откуда появилась такая уверенность в том, что ты Олег?

– Да не знаю я, Жень. Оно из глубины вышло. Очень хотел вспомнить, кто я, когда очнулся… Фамилия же совпала.

– Совпала… А у тебя есть знакомые, родственники с таким именем? Ну, подумай!

– Не знаю. Я Андрея помню, который меня в аэропорту ждал… Алексея помню; его невозможно забыть. Соню помню, жену мою.

– А почему Алексея забыть не можешь? Кто он?

– Я ему жизнью обязан, – потупившись в пол, ответил Игорь.

– Старик, ты не против, я включу запись? Расскажи все, что вспомнишь об Алексее.

– Нельзя без этого?

– Ты про запись?

– Да нет… Вспоминать тяжело, не хочется вот так. Это глубоко личное.

– Я понимаю. Извини, ну нет у нас других вариантов. Выбирать-то не из чего. Да ты и сам в курсе. Все, что можешь вспомнить, давай сюда. Иначе не сдвинемся. Завтра, кстати, Юрий Максимович к тебе придет.

– Кто это? Мы с ним знакомы? – Игорь в упор взглянул на собеседника.

Тот, немного растерявшись, поспешил отрулить:

– Ладно… Пишем. Давай!

Игорю понадобилось какое-то время, чтобы собраться с силами. И хотя речь была уже вполне четкой, голос мгновенно сделался уставшим и немного глухим:

– Мы были под Лонга, в Анголе. Утром должны были выйти на своих. У нас был приказ: работать врозь, независимо; и к своим пробираться так же. Если одного возьмут, другой должен дойти. Мы с Лехой друг друга по воздуху понимали, которым дышали. Мы же с детства вместе, сначала – на одной лестничной клетке, потом – в одной группе в саду, на одном горшке… Приказано было строго соблюдать изоляцию, не вмешиваться, не влиять друг на друга, только подстраховывать по возможности, конечно. Там единого языка нет; на португальском мало кто говорит, а африканских я не знаю. А Леха два года мбунда изучал, еще в институте. Ночью мимо него прошли унитовцы, на мбунда говорили. Один из них засек меня, оказывается, но думал, что нас много: очень темно было. Они часто по ночам ходили, чтобы засады ставить и дороги минировать. Весь отряд их должен был собраться с огнями и захватить меня. Алексей понял, что мне конец. Там грунты песчаные мягкие были, а распутица такая, что мы на ночь иногда прямо в грязь зарывались, оттуда не скакнешь. Техника вязла…

А окружали они мастерски, как чингачгуки. Нашими ушами и услышать-то нельзя… Леха тогда заорал мне на испанском, чтобы на кубинцев подумали: «Беги!» И гранату в них… Я потом от кубинцев узнал, что его несколько суток пытали, раненого… У него дочка маленькая осталась. Когда Алексей из очередной командировки возвращался, она спать не ложилась, пока он домой не придет; говорила: «Мой папа – самый главный герой». Света, жена его, заболела потом сильно. Несколько операций перенесла. В старуху превратилась… Как мне с этим жить? Я не знаю, как… – выдохнул он почти беззвучно и вдруг схватился за голову и застонал. Потом, внезапно скорчившись, начал сползать со стула на пол.

Евгений побледнел и схватил телефон:

– Алексей Васильевич, скорее!

– Иду! Ничего не предпринимай, Женя, слышишь?

Через две или три минуты в комнату влетел Алексей Васильевич с тонким металлическим чемоданчиком в руках, за ним подоспела и Наталия Ивановна. С плохо скрываемым волнением она смотрела на Игоря, закрывающего голову руками:

– Женя, это приступ. Чем вы его спровоцировали?

– У меня записано. Он говорил о друге, который спас его ценой жизни.

Алексей Васильевич снял со стены трубку и прогремел: «Сгорину срочно кеторолак внутривенно, тридцать. Срочно!» Мгновенно перед кроватью Игоря появилась милая девушка, хрупкая и сосредоточенная, без всяких следов недосыпа, и привычно-спокойно стала вводить в вену анальгетик. На кровати прямо на Игоре сидел Евгений, который держал при этом его руку, как щипцами.

Через минуту Алексей Васильевич склонился у изголовья:

– Игорь, слышишь меня? Тебе лучше?

– Да… Но горит… горит, – с явным усилием выговорил тот.

– Кáк горит голова? Скажи где?

– Пучками режет. Ог-огнен-ными… Пить дайте!

Оборачиваясь к медсестре, Алексей Васильевич произнес:

– Давать только коктейли из списка. Можно комбинировать. Температура – от двадцати до двадцати пяти. Пусть пьет, сколько хочет. Жду звонка через десять минут. Мы будем у меня.

Все трое вышли. Время подходило к двум часам ночи. В профессорском кабинете повисло тревожное напряжение… Нарушила его Наталья Ивановна, заявив, что алгоритм необходимо срочно менять:

– Никаких путешествий по лабиринтам памяти быть не может. Чтобы принудить его к воспоминаниям, надо иметь гарантии, что мы не вторгнемся в негативно-токсичную зону, – и, тяжело вздохнув, добавила, противореча самой себе, – не представляю. Только исследования и анализы? Это же годами может длиться!

– Второй тупик за один день. Воистину, мы сегодня вступили в новую эпоху, – с растерянным видом пробормотал Алексей Васильевич. – Женя, включите запись!