Читать книгу Дружба чистых сердец - Оксана Евгеньева - Страница 5

Я обошла «Желтый дом» по кругу, потом решила, что стоит вернуться на пляж и попытаться искупаться, а заодно поговорить с героем сегодняшнего утра, то есть с Николаем Ивановичем. Поэтому зашла в номер, схватила пляжную сумку, покидала туда все необходимое и относительно бодро поковыляла на пляж. Если повезет, смогу застать местного спасителя там, рядом с дельфином.

Но, к моему глубокому удивлению, ни старика, ни дельфина на берегу не было. Только толпа отдыхающих и дети со своими ведрами и совками. А еще визгами и брызгами.

Я в расстроенных чувствах расстелила полотенце и отправилась трогать ногами море, в надежде, что и море меня растрогает. Сегодняшний день явно демонстрировал, что строить какие-то планы, бесполезное занятие.

Первые пять минут у моря мне было очень сложно. Страх, что мое тело не справиться и я пойду ко дну, накрывал с головой. Нет, я уже ходила, лишь слегка прихрамывая. Волосы отросли и покрывали голову симпатичной густой «шапочкой», и прохожие вряд ли бы догадались, что еще недавно я балансировала между жизнью и смертью, а врачи не были уверены в том, что я смогу ходить и полноценно двигать левой рукой. Но я смогла. Головные боли остались при мне, как и немота левой половины тела. Но я почти перестала это замечать. Мне даже казалось, что есть в этом какой-то символизм: ничего не чувствую душой – ничего не чувствую телом. Разговорная речь вернулась, разве что я теперь говорила гораздо медленнее и меньше, чем раньше. Но тут тоже были скорее личные причины, чем медицинские показатели. Мне просто нечего было сказать. Да и некому. Последний месяц я лежала дома и пялилась в потолок, игнорируя мамины настойчивые звонки в дверь.

Я зашла в море и словила странные ощущения. Восторг и острую боль внутри. Нет, это не тело мое болело, это скорее моя душа переживала свой собственный катарсис – вот я здесь, я жива, я на море. А дальше что?

Не стала погружаться в болото собственных страданий и нырнула, ощутив, как вода сдавливает мои виски. Плевать.

Я плавала долго. Сразу сквозь неловкость и страх на мелкоте, потом, набравшись смелости, ринулась в глубину.

Я махала руками и ногами и ощутила что-то похожее на удовольствие. С этим ощущением и выбралась на берег, где растянулась на мягком новеньком полотенце. Я и забыла – как это, отдыхать на море и дышать свежим воздухом, греться на солнышке и слушать шум прибоя. Может, и прав был Макс, когда устроил для меня это путешествие?

Я достала телефон и набрала номер друга:

– Ну привет-привет, – услышала из трубки знакомый голос. – Обустроилась?

– Да, и уже даже искупалась.

– Встретили тебя радушно?

– По высшему разряду! Спасибо, Максим.

– Ну что скажешь, бредит моя тетушка?

– Пока не знаю. Я вот только из воды вышла.

– И как море?

– Дельфин вот утонул.

– Я так и знал, что где ты, там сплошные неприятности, – совсем не смешно пошутил мой друг.

На заднем фоне у Макса была слышна какая-то суета, болтовня и непрекращающиеся звонки телефона.

– Что там у тебя?

– Как обычно, аврал. На дружка твоего тут покушались. На Крутова.

У меня земля ушла из-под ног:

– С Машкой все нормально?

– Со всеми все нормально. Какой-то придурок расстрелял его машину из пневмата. В машине никого не было.

– В смысле?

– В коромысле! Придурка ищут. Не исключено, что какой-нибудь ребенок просто решил пошутить.

– А камеры? Что-нибудь засекли?

– Слушай. Не учи ученого. Иди давай, купайся. У тебя свое расследование, у меня – свое. Целую.

Макс положил трубку, а я поняла, что забыла спросить у друга, приедет он ко мне на выходные или нет.

***

Я лежала на пляже и листала записи Вероники Максимовны, изучая жителей небольшого поселка. Литературный талант тетушки был налицо.

Про Николая Ивановича она написала «могучий дед», хотя по мне, так сушеный финик. Правда, с твердой косточкой.

Тетушка Макса описала всех своих соседей, кого знала, а это был приличный такой список. И я после прочтения решила, что прежде всего мне стоит поговорить с соседкой пропавшего паренька.

Я дождалась, пока высохнет купальник, еще немного пожарившись на солнышке, собрала вещи и выдвинулась к нужному дому.

Деревянный сарай с облупленной краской и парой резных оконцев можно было назвать домом разве что с натяжкой. Избушка дачника. Я в свое время именно в таком домике проводила лето на даче у бабули, пока она еще была жива. Ох, прекрасные были времена.

Я почувствовала, как опять отлетаю мыслями от реальности, и решительно направилась к калитке.

– Есть кто живой? – крикнула я.

– Вы за молочком? – спросила меня пожилая женщина, похожая на бабушку из советских сказок. Ту самую, что открывала окошко и начинала свой рассказ. Морщинистое лицо, две щелочки-глазки, уже почти выцветшие от возраста, румяные щечки. Причем такой цвет был не естественным, а результатом работы ядрено-красного химического карандаша. Или даже целой помады. И зачем так краситься в жару да в поселке?

– Здравствуйте. Мне бы сметанки, – начала я издалека.

Бабушка замахала руками и пригласила меня во двор.

– Ты к кому приехала? Где отдыхаешь? А то смотри, у меня тут какое раздолье, вон можно раскладушку в огород вытащить. И по деньгам совсем смешно получится.

Я улыбнулась, почему-то сразу вспомнив любимый фильм детства «Спортлото-82».

– Спасибо, я из «Желтого дома», у Вероники Максимовны остановилась.

– Батюшки. Так ты дефектиф. Да?

Я чуть не поперхнулась от услышанного и вытаращила глаза.

– И как это я сразу не догадалась? Мне ведь Никочка говорила, что племянник еешный нам специалиста пришлет.

Я посильнее сжала челюсти и постаралась улыбнуться.

– Садись скорее, я сейчас тебе все-все расскажу. Про Ваську нашего. Ох, как жалко паренька, как жалко. И ведь никто не ищет его. Мать его померла, в полиции наплевали. Говорят, он просто бродяжничать ушел. Дурак-человек, вот и пустился в путешествия. Да куда он уйдет? Он же сам ничего не сможет. Беспомощный совсем. Толку что двадцать лет. По уму не больше пяти. Совсем малец.

– А от чего умерла его мать? Сердце?

– Да какое там. Она бы никогда не позволила себе оставить сыночка своего, искала бы до последнего. Она же на уши тут всех подняла. Даже поисковый отряд приехал. Людей было уйма. Какая-то там Лиза у них предводитель. Прочесали поселок и близлежащие поля. У нас ведь и лесов тут нет – сплошная степь да степь кругом. И куда он мог провалиться?

– Может, утонул?

Бабушка перекрестилась.

– Мог, конечно. Но ведь вода была еще холодной. А он как ребенок. Не полез бы. Боялся, не любил он воду. Он хоть и недалеким был, но ведь человек. Кто хочет себе смерти или вред здоровью?

– Так и что случилось с матерью?

– Заболела. Вирус этот проклятый. Забрали ее в больницу. Уж как она сопротивлялась, как не хотела, а увезли. И назад уже не вернулась.

– Да. Жутко, – вздохнула я.

– Не то слово. Был человек и нет больше. И общество какое, никому ведь дела нет. Поискали, поискали мальца немного и забыли. И нет больше ни Васьки, ни его мамы.

– А дом и участок у них большой?

– Такой же, как у меня. Что, думаешь из-за земли могли убить?

– Я ничего такого не думаю, просто спрашиваю. Кому сейчас этот участок достанется?

– Да никому, наверное. Вон уже весь бурьяном порос. Дом быстро обветшает. Потом перейдет государству, наверное. Кому он тут нужен? Ни коммуникаций нормальных, ничего.

– Зато место какое чудесное, море… – сказала я.

– Ага, это ты еще здесь зимой не была. Ни отопления, ни воды. Эх.

Я купила банку сметаны и вышла от бабули. Прошлась до соседнего участка. Он и правда был небольшим, заросшим сорняками. Деревянный домик выглядел не лучше, чем на том участке, где я только что побывала.

Ушла я в расстроенных чувствах, не понимая, чем они вызваны. Пока до меня не дошло – вот эта абсурдность соседства. Прекрасное море, красивый «Желтый дом», хозяин с газонокосилкой и огромный участок, засаженный не только цветами, но и елями, соснами, пихтами. И старая бабушка с нарумяненными щеками да запущенным хозяйством и кривой избой. И мертвый дом рядом. Жизнь в чистом виде. Жизнь и ее исход.

Первый день на новом месте закончился. Я лежала на кровати и пялилась в потолок, на котором уже восседали комары в ожидании легкой добычи. За стенкой о чем-то беседовали мужчина и женщина, хотя больше – женщина. Сразу недовольство, потом короткое объяснение мужчины. Потом тишина. Громкий хлопок. И неожиданный смех. Я поняла, что лежу и вслушиваюсь в каждый шорох, надеясь услышать какую-нибудь тайну. Правда говорят: когда у человека нет своей жизни, он начинает лезть в чужие. И пусть тетя Максима – большая фантазерка и придумала сходу маньяка, – какая мне разница? Если без таких вот выдуманных историй моя жизнь превращается в ненужную труху. Как тот дом на запущенном участке: ни смысла, ни радости. Пусть хоть так. Буду расследовать исчезновение бедолаги Василия. Это куда интереснее, чем просто лежать. С этими мыслями и уснула.