Читать книгу Ошибка молодости - Оксана Георгиевна Кожемяко - Страница 2

– Петька, Петька, – барыня была вне себя. – Где этот шалопут? Митюнушке уже собираться пора, а этот охламон видать по девкам шляется?

Вся дворня с ног сбилась, по приказу барыни Елизаветы Захаровны искали дворового парня Петьку-цыгана.

Елизавета Захаровна все глаза проплакала. Брат ее, дворянин Емельян Захарович Артищев, сурово поводя очами, сказал, что нечего здоровому увальню за мамкиными юбками прятаться и решил отправить его в Санкт-Петербург на морскую службу.

Дед Емельяна Захаровича, Никита Фокич Артищев служил верой и правдой во флоте царя Петра Алексеевича. Участвовал в славном Гангутском сражении1, проявил себя героически, был целован в уста самим царем и жалован наградами и землями. При внуке Великого реформатора Петре II за симпатии к опальному светлейшему князю Меньшикову был сослан в Сибирь. И мыкаться бы когда-то славному роду по сибирским деревням, да вот вспомнили при восшествии на престол Елизаветы Петровны про потомков сподвижника великого царя. Вернули поместье в Смоленской губернии, земли и награды почившего деда Никиты Фокича. Емельян Захарович сам во флоте не служил по слабости здоровья, но будучи человеком богатым, на свои деньги построил две шхуны, чем снискал великую милость царицы.

Так как своих детей не имел, а к тому времени сестра его, супруга дворянина Назарова овдовела, он взял на себя опеку над малолетним племянником Митюнушкой.

Митюнушка рос в тепле и неге до момента, пока дядя Емельян не решил сделать его достойным памяти прадеда Никиты Фокича. Он отправил его в морскую академию, но проку никакого не вышло. Молодой барин не преуспел ни в математической географии, ни в тригонометрии, ни в геометрии, ни в навигации, ни в астрономии. Хотя, великая странность, начальство академии отзывалось с восхищением о знаниях и успеваемости гардемарина Назарова. Потом то выяснилось, что за Митюнушку учился и держал экзамены его слуга Петька. Самого молодого барина в академии в глаза не видывали. Митюнушка пошел в разгул, а челядинец его, понимая, что за деньги, отпущенные на образование его хозяина ему ответ держать перед Емельяном Захаровичем, надел одежду барскую и выдал себя за Дмитрия. Парень он был видный! Высокий, статный, чернявый. В бархатном кафтане, да в треуголке с перьями, чем не барин! Посещал уроки, фехтовал, лазал по мачтам, ходил по бимсам, высчитывал курс. А потом выдержал все экзамены.

Когда вернулись молодые люди в поместье все открылось неожиданно. Емельян Захарович, сам в море не выходивший, но в кораблевождении толк знающий, подловил племянника на невинном вопросе.

Семья сидела за обедом. Елизавета Захаровна наглядеться не могла на своего Митюнушку сахарного.

– Скажи-ка, мне, Дмитрий, – пробасил Емельян Захарович строго, – какие паруса поставишь, ежели шторм начнется?

Митюнушка, с аппетитом поглощающий матушкин пирог, вдруг замер. Невольно стал искать глазами Петьку. Емельян Захарович помрачнел.

– Ты что ж это, друг мой, – вскинув кустистые брови, произнёс дядя Емельян.

И вдруг до слуха его донесся шепот, как будто бы из-за двери.

«В штормовых условиях обычно уменьшают площадь парусов в соответствии с силой ветра. К штормовым парусам относят фор-стеньги-стаксель, штормовой фор-стеньги-стаксель, нижние марсели, зарифленный грот, грот-стень-стаксель и зарифленную бизань».

– Не думал, друг мой, что умеешь чревом вещать, – Емельян Захарович поднялся со своего места и пошел в направлении звука.

Приоткрыв осторожно дверь, он увидел, как Петька-цыган, согнувшись и завернув ладони возле губ трубочкой, шипит в щель между косяком и полотном двери точный ответ.

– Ах, вон оно что! – Емельян Захарович вытянул Петьку за ухо из его убежища. – Так вот кто экзамен то в Академии держал!

Елизавета Захаровна руками всплеснула.

– Да, неужели, ты, поганец, пес дворовый, именем барина своего назвался? – Возмущению барыни не было предела. Она даже стала задыхаться, и ее пышная грудь будто пыталась вырваться из тесного корсажа шелковой робы. – Пороть, пороть! – Елизавета Захаровна трясла руками над головой. – Матвейка!!

На истошный зов явился здоровенный детина.

– Выпороть!! – кричала Елизавета Захаровна.

– Кого, барыня, – озадачился детина.

– Дурак! Холопа Петьку!

Выпороли тогда на конюшне парня нещадно. Петька этого не забыл. Ершистый, своенравный, а теперь еще и образованный молодой холоп был очень уязвлен.

Петька, за смуглость свою, прозванный цыганом, в семилетнем возрасте был приставлен к маленькому барину слугой. Смышленый да шустрый, должен был он укачивать барского дитятю ночью, смотреть за ним, чтобы тот не плакал. Всегда был он виноват и бит розгами.

Петька рос сиротой. Мать его, крепостная крестьянка, умерла родами. Отца отправили в рекруты. Конюх Степан только и жалел мальчонку. То пряник ему раздобудет, то рубашонку новую справит. Сообразительный Петька сам научился читать и писать. Бредил он морем и по ночам, пробираясь в хозяйскую библиотеку, читал при огарке свечи про царя Петра, про Федора Матвеевича Апраксина и про Александра Даниловича Меньшикова. Вырос Петька в статного красивого юношу, которого тяготила его холопская участь. Мысли его бунтарские о побеге становились все назойливей, и он всерьез задумывал, улучшив момент, сбежать из хозяйского дома в Кронштадт, завербоваться на какое-нибудь судно моряком.

***

Петьку нашли на голубятне. Устроила ему барыня очередную выволочку и велела собираться в путь.

Пока прощались с молодым барином, все бабы выли, а Елизавете Захаровне даже дурно сделалось. Петька стоял в стороне и из-под серой треуголки горели недобро и решительно его черные глаза.

Емельян Захарович дал напутственное слово племяннику, передал Петьке рекомендательные письма и, погрозив холопу кулаком, прошипел:

– Смотри мне!