Читать книгу Хранилище - Оксана Игоревна Кириллова - Страница 4
«Ты говорила с Богом?»
ОглавлениеАх, да. Я, конечно, поинтересовалась у Глафиры, встречала ли она Пушкина, Наполеона, Юлия Цезаря – хоть кого-нибудь. Вряд ли они все попали в рай и ад. Тетя усмехнулась и ответила вопросом на вопрос:
– А ты никогда не сталкивалась на улице с Ричардом Гиром? Странно, вы ведь живете на одной планете.
– С кем ты здесь общаешься?
– Ты же сама видишь. Со всеми, кто попадается. Тут ни у кого нет своего места: сегодня ты здесь, завтра там… заснул в одном месте, проснуться можешь в другом – и, знаешь, особой разницы нет, везде все одинаковое. Проблема только в том, что найти здесь кого-то невозможно. Я бабушку-то свою в последний раз видела в день собственной смерти, когда она пришла к воротам меня встречать. Помню ощущение невесомости, когда я, держа ее за руку, шагнула за ворота и вдруг оказалась посреди зеленого луга… мы сели прямо на траву, и перед нами как по мановению волшебной палочки стали возникать блюда одно за другим. Удивления я не испытывала – я уже говорила, сильные эмоции в Хранилище начисто убиваются, – но наблюдала за этим с любопытством. Бабушка ласково спросила, что бы я хотела съесть, и я только я подумала об овощном салате, как он вырос передо мной прямо из-под земли. Мы ели, долго болтали, вспоминали прошлое, а потом я уснула… и, проснувшись, обнаружила, что все так же лежу на мягкой траве, но рядом со мной переговариваются совсем другие люди. Я, правда, восприняла это как должное, но хотелось бы еще хоть раз увидеть родных…
– Тебя встречала только бабушка? А остальные? – осведомилась я, поглощая уже вторую порцию мороженого.
– Еще мама была. А остальные не пришли. Видимо, я их не интересую, – без особой грусти заявила Глафира, и перед нами прямо из воздуха возник «заказанный» тетей абрикос.
– Все время хочу фруктов, – пояснила она, с жадностью набрасываясь на него.
– Вот бы и на Земле так: подумал о еде – и вот пожалуйста, – в который уже раз машинально позавидовала я.
– Одна из немногих привилегий Хранилища. Откровенно говоря, тут больше нечего делать, кроме как есть и болтать. И погода здесь комфортная – вроде как нежаркое и недождливое лето.
– Я, хм, заметила. А нас вы отсюда не видите?
– Какие замечательные вопросы ты задаешь. Оглядись вокруг, посмотри вниз – ты что-нибудь видишь? Может, своих спящих родителей?
– Нет… только земля и трава. Тупой вопрос, – согласилась я. – Но как тогда вы узнаете, что кто-то из нас к вам присоединился?
– Это ощущение ни с чем не спутаешь. Знаешь, эмоций-то мы, по большей части, не испытываем – на душе все время спокойно и тихо. А тут – как будто толчок какой-то вот здесь. – Она приложила руку к груди слева. – И образ того человека (родственника, друга, любимого) перед глазами встает… Передо мной возникла «картинка»: ты в детской кроватке с плюшевым медведем. Теперь этот образ возникает каждый раз, когда ты возвращаешься…
– С тех пор я несколько изменилась, – не могла не отметить я.
– …но картинка была такой расплывчатой, что я мгновенно поняла, в чем дело: ты умерла не до конца. Мне рассказывали, что такое редко, но случается, и тогда образ предстает нечеткий. Так бывает, когда у человека клиническая смерть. Знакомая говорила, что как раз после расплывчатого «видения» встречала у ворот свою дочь и едва успела поздороваться, как та опять исчезла. Видимо, откачали.
– Видимо? То есть вы вообще не представляете, что там с нами происходит? – спросила я.
– Иногда нам снятся сны о вас, – отозвалась Глафира, расправившись наконец с абрикосом. – Ты мне, кстати, часто снилась. Поэтому я легко тебя узнала. Мне очень захотелось тебя увидеть. Поэтому я закрыла глаза и вмиг переместилась прямо к воротам.
– Могла бы и не перемещаться?
– Конечно. Многие попросту игнорируют «призыв», если не особенно хотят встречаться с родственником. Или, к примеру, не знали его при жизни и почти не видели во сне, так что не чувствуют никакой необходимости… в конце концов, встречать или нет – наш выбор.
– Очевидно, увидеть меня необходимости не возникло больше ни у кого, – обреченно заметила я, а потом Глафира до утра «травила байки» на эту тему.
Одна ее здешняя знакомая приходила к воротам за своей первой любовью и обнаружила, что умершего также встречает его отец. При жизни они с ней недолюбливали друг друга: именно из-за него когда-то не состоялась свадьба влюбленных. Теперь эмоции, разумеется, свелись к нулю, и знакомая Глафиры охотно пообщалась бы с отцом любимого, если бы только могла на него смотреть: от его фигуры исходило такое нестерпимое сияние, что она буквально была не в силах поднять на него глаза. Выяснилось, что он попал в рай – знакомая Глафиры до сих пор не понимает, за какие такие заслуги. Приход сына он все же почувствовал и ненадолго переместился к Хранилищу, чтобы повидаться с ним.
– Наверняка скоро утро – надо заранее попрощаться, а то опять не успеем, – заметила я после пары-тройки подобных историй. – Завтра еще поболтаем. Наверное, есть свои плюсы в том, что я каждый день появляюсь у ворот заново: я, похоже, единственная, кого ты видишь постоянно.
– Да, и этому я рада, – сообщила Глафира. – Правда, ты всегда так резко исчезаешь… Когда это случилось в первый раз, я уж подумала, что ты больше не вернешься – как дочь той моей знакомой. Но когда твой образ опять «вызвал» меня к воротам, я поняла, что это не клиническая, а эмоциональная смерть – так было у одного моего…
– Послушай, – перебила я: времени оставалось действительно мало, а это меня интересовало – настолько, насколько что-то может интересовать лишенного эмоций человека. – Ты все через знакомых узнаешь… а с Богом не разговаривала?
Уже задав вопрос, я подумала, что знаю ответ. Люди сидят на траве и от скуки целыми днями едят. Землян не видят, болтают с кем придется. И такова участь большинства. Разве похоже, что Бог тут хоть во что-то вмешивается?
– Он у нас не бывает, – покачала головой Глафира. – Может, в рай заглядывает, а у нас-то Ему что делать… и, видимо, это Он решает, кого куда определить… но точно ничего сказать не могу.
А есть ли Он вообще? Неужели мы даже после смерти об этом не узнаем? С такой мыслью я проснулась (скорее, очнулась) в своей постели.
Я встала с кровати и лениво потянулась; во рту остался привкус мороженого и уже в ванной, подойдя к зеркалу, я обнаружила, что испачкала себе пломбиром пол-лица: к несчастью, он быстро таял и начинал течь. На всякий случай: вне Хранилища я в последний раз питалась мороженым месяц назад, а никак не накануне перед сном.
Два совершенно разных мира… но для меня они слились воедино. Что здесь, что там – покой. Никакой динамики – все застывшее, статичное. Ничего не происходит. Разве что погода там лучше…
… – А спиртное там можно заказать? – деловито спрашивает Лика, моя подружка.
Для нее я новоиспеченный писатель, неожиданно решивший сочинить байку о загробном мире.
– Нет. То есть может и да, но в этом не будет большого смысла. Там невозможно запьянеть, – объясняю я, параллельно заканчивая переписывать себе ее лекцию.
Хотя толку от моей добросовестности теперь мало – «автомат» мне уже не светит. Из-за Лики, между прочим. Ну и ладно. Заняться больше особенно нечем.
– Как странно. А… – Она понижает голос до шепота, потому что входит преподаватель. – А секс?
– Вот уж что им там точно как рыбке зонтик. Род-то продолжать незачем, потому и инстинкты притупились. Из-за этого многие обитатели Хранилища жалеют о том, что при жизни уделяли этой сфере много внимания и совершали всевозможные ошибки. Теперь-то им это кажется неважным и смешным. Им уже не понять самих себя.
– Что же им кажется важным?
– По большому счету… ничего.
Вот Лика удивится, когда узнает, что это вовсе не вымысел. Надеюсь, это будет очень нескоро. Да вряд ли мы там встретимся, чтобы это обсудить.
– А что они делают с утра до ночи? – продолжала любопытствовать она.
– Ну, начнем с того, что утра и ночи у них просто нет – всегда белый день. Ясно, без осадков, температура где-то плюс двадцать пять, легкий теплый ветер, – бесстрастно сообщила я. – А что они делают…
Я успела произнести «едят», прежде чем преподаватель сделал нам замечание.
«И не толстеют??» – написала подруга на полях моей тетради.
Раньше я бы на такое разозлилась. Теперь только зачеркнула ее вопрос синей ручкой и подписала рядом: «Нет».
– Вот это супер! Твори дальше, потом обязательно дашь почитать, – прочирикала Лика мне на ухо.
Отсутствие необходимости в бесконечных диетах, с которых моя анорексичная подруга не слезала лет с тринадцати, реабилитировало Хранилище в ее глазах. Даже несмотря на то, что там обесценивались «основные блага» человечества (а без описания секса и алкогольных вечеринок любая книга теряет всю прелесть и, соответственно, половину читательской аудитории).
Так считает большинство. Да плевать. Какая мне разница.
Иногда приятно осознавать, что я никогда не буду волноваться из-за чего-то до дрожи в коленях. Никогда не буду ни по кому тосковать. Вряд ли заплачу от обиды (раньше со мной это частенько случалось). Вот только привычный лексикон… никак не могу выбросить из него эти слова… а пора бы… сколько бы я их ни вычеркивала, они опять появляются…
…«люблю»…
…«ненавижу»…