Читать книгу Жизнь Светланы Кульчицкой в столице. Книга 2. В поисках тайны - Оксана Крапивница Кравченко - Страница 5

Когда я вернулась домой после занятий, то как раз приехали отец и матушка со свитой. В доме немедленно стало многолюдно, и поднялась суета. Г-н Силантьев, начальник папиной охраны, определял порядок действий для своих бойцов. Г-н Яцек расселял слуг и служанок.

Отца я встретила на лестнице.

Среднего роста, в свои годы уже скорее плотного телосложения, с походкой лошадника, отец в столице одевался по-столичному. Вот и сейчас был на нем богатый, хоть и домашний камзол, мягкий, с широкими обшлагами, а также жилет медового цвета и белейшая сорочка, выглядывавшая из-под жилета двойным воротничком. За батюшкой неотрывно следовал лакей, из младших, готовый записать хозяйское распоряжение, подать, принести, вызвать… Выражение лица у батюшки было скептическое. По обыкновению своему, прибывая в особняк, отец первым делом обходил свои владения – гостиные и столовую, библиотеку и оранжерею, и спускался в сад. Слуги старались быть поблизости, чтобы если нужно перевесить картины, сменить занавеси, передвинуть мебель, это переставить, то убрать, – как только пан Кульчицкий изволит распорядиться, не дожидаясь панского гнева. В гневе отец бывал крут. Ошибок не прощал, но наказывал по справедливости. В иное время отец вел себя со слугами – язвительно, с домашними – снисходительно, с остальными – высокомерно, исключая разве что близких друзей.

Пан Кульчицкий как раз неторопливо выходил из оранжереи, чему-то ухмыляясь в густые усы. Я поприветствовала его:

– Очень рада Вас видеть, батюшка, – и поцеловала, – Как долетели? Где матушка?

– Хе! – отец остановился, разглядывая меня. – Иди, переоденься, за ужином все расскажешь.

Я собрала решимость:

– После ужина позвольте зайти?

Он, конечно, нахмурился и проворчал, что на порог ступить не успели, а дочь уже аудиенции требует.

– Что-то срочное?

– Не знаю, отец, потому и тороплюсь.

– Ладно, зайди после ужина.

…После ужина я явилась к отцу в сопровождении Гвадьяваты, и рассказала, что в нашем новом преподавателе Гвадьявата опознал «опасный объект класса «лицевой танцор», о котором необходимо немедленно доложить советнику». Ну, вот я и докладываю.

Отец нахмурился:

– Этот приказ отменен. Ты ошибся, Четверка.

Гвадьявата замер как замороженный. А мне внезапно стало страшно.

Отец сказал, как плюнул:

– Еще пара подобных ошибок, и я тебя сменю на более совершенную модель. Пошел вон!

Гвадьявата вышел молча.

Отец прошелся по кабинету:

– Ну раз уж ты, дочь, все равно отнимаешь у меня время… Так кто этот опасный субъект?

– Г-н Черный Дагда Брюсович, преподаватель практической истории.

– Слышал о нем, Эккерт его хвалит. Надо бы самому посмотреть… Разрешаю пригласить этих твоих студентов к нам в субботу. И Черного тоже. Сам взгляну. Все. Свободна.

Я поклонилась и выскочила за дверь.

…Все были чем-то заняты. Матушка беседовала с г-жой Владиленой. Яся навещала брата в больнице. Об этом сообщил г-н Яцек, остановленный мною в коридоре, а также заверил меня, что здоровье Генриха идет на поправку. Г-н Яцек слишком воспитан, чтобы показать нетерпение, но когда в коридоре остановился сначала лакей, а потом служанка, я поняла, что создаю затор, и отпустила его. За моей спиной служанка торопливо защебетала.

Мимо меня в сторону отцовского кабинета прошел Гвадьявата с папкой в руках. Бедняга! Получается, что я его подставила… Или нет? Он все равно доложил бы отцу, и испытал его гнев. Отец считает, что Гвадьявата не имеет права на ошибку? Удивительно! Ведь даже ружье бывает, что дает осечку… Раньше, когда Гвадьявата называл себя «вещью», я полагала в этом некоторое преувеличение. Но теперь, услышав отца, мне пришлось допустить, что пан Кульчицкий действительно считает своего секретаря «говорящим орудием». От таких мыслей у меня начала болеть голова. «Но не следует торопиться,» – сказала я себе, – «Гвадьявата – загадочная фигура, и со временем я надеюсь понять больше».

«Пойду-ка, поищу что-нибудь почитать», – решила я, и поднялась в библиотеку. Слуга зажег лампы и удалился.

Днем библиотека представлялась мне подводным царством, где властвует сонная тишина и медленно стынут спрессованные знания. Иное – вечером. Лампа на столе светила как теплый огонек в ночи, а  книжные шкафы обступили ее как дремучий лес. Добрый библиотечный лес приготовил мне мягкое плюшевое кресло и отгородился от улицы тяжелыми шторами.

Что же почитать? А, сегодня г-н Белинский как раз продиктовал список книг. Некоторые я видела у нас в библиотеке. Вот, например, «Воспоминания леди Крапивы». Матушка кое-что пересказывала мне в детстве.

Надо сказать, что наша семья придерживается старой религии, и мы, дети Кульчицких, воспитаны в традициях верности Богу-Императору, который является Владыкой живых и мертвых. Культ этот в настоящее время стал тайным, скрытым. По крайней мере, я никогда не слышала, чтобы отец и мать говорили с кем-то о своей вере, и мне в детстве запрещали упоминать об этом при посторонних. Ежегодные приношения деньгами и подарками в канун середины лета мы всегда проводили в узком семейном кругу – отец и мать, дед, пока он был жив, сыновья и дочери папы от наложниц, но никогда ни сами наложницы, ни слуги не присутствовали. Об Императоре было мне немногое известно. Рассказывали, что сотни лет назад он проявил себя в мире и создал Империю, в которой сосуществовали разные расы и народы. Империя была обширна, сильна и богата. Император правил, железной рукой утверждая свою волю, награждая верных и карая отступников.

Пришло время, и Бог-Император покинул своих поданных в мире живых, но не умер, ибо не может умереть Владыка смерти, а ушел за грань. От этого в империи произошла смута. Род Кульчицких, вознесенный Императором при его жизни, продолжил быть верным Ему. Такова честь моего рода, и всех моих предков, а значит и моя честь.

В ответ на мои детские вопросы матушка рассказывала мне, что Бог-Император родился среди эльфов, и его матерью была леди Крапива, а отцом лорд Спящий-в-листве – так звучат имена родителей Императора на человеческом языке. Лорд Спящий был знатного рода, а Крапива – незнатной девушкой. Но они встретились, полюбили друг друга, и от их союза пришел в жизнь Бог-Император, чье скрытое имя на человеческом языке означает дикую розу, иначе шиповник.

«Воспоминания леди Крапивы» – одно из немногих произведений, сохранившееся с имперских времен. Точное количество томов неизвестно, но у нас в библиотеке есть том восьмой и тома первый и второй под одной обложкой. Я взялась читать с первого тома. Как и предупреждал наш преподаватель г-н Белинский, читать было сложно. За столетия, прошедшие от времен написания, язык изменился, и не все слова были понятны, и о чем-то приходилось догадываться. Я утешала себя тем, что книга издана в переводе на человеческий язык. Если бы леди Крапива писала на эльфийском, что вполне вероятно, то мне не удалось бы ее прочитать иначе, чем освоив эльфийский.

А так, хоть и с трудом, я штурмовала страницу за страницей, и передо мною открывался древний мир. Мир, где по городу бродили люди, эльфы, оборотни и вампиры. Мир, где дороги упирались в край света. Мир, в чем-то похожий на наш, а в чем-то бесконечно чуждый. Любовь, страх, зависть и ревность, гнев и расчет продолжали тревожить умы живущих и руководить их поступками. Боги выходили к смертным легко, а смертные были готовы к их божественным проявлениям. То, что мы сейчас назвали бы чудом, и раньше называли чудом, но принимали как обстоятельство жизни.

Первый том начинался как путевые заметки. С того момента, как юная Крапива, тогда еще не леди и не мать Императора, отправилась в дорогу, она писала о чудесах, которые ей довелось увидеть. А я читала ее повествование как волшебную сказку. Как такое может быть? Как может быть так много чудес? Я удивлялась, и одновременно верила, что все написанное – правда, потому что суть оставалась знакомой и в моем мире – радость от встречи друга и скорбь о потере друга, великое чудо обретения любви и разъедающие душу сомнения, ревность, страх и преодоление страха, честь, верность, и сомнения, опять сомнения… Наверное, редакторы этой книги просто не осмелились поправить хоть букву в писаниях матери Божественного Императора. Иначе почему текст беседовал со мною голосом юной девушки, многое непонимающей, многому удивляющейся, где-то признающей свое несовершенство, а порою наоборот самоуверенной там, где самоуверенность ведет к поражению.

Время летело незаметно. Когда в окно заглянул рассвет, я пообещала себе, что обязательно вернусь, и, зевая, отправилась в спальню, чтобы вздремнуть хотя бы пару часов.