Читать книгу Горькие яблоки - Оксана Олеговна Заугольная, Оксана Заугольная - Страница 8

Радка не бывала у родителей с самой свадьбы. Только забрала нехитрый скарб, который мог сойти за приданое разве что для слепого, да ушла в дом мужа. Родители тоже не стремились часто навещать её, это было не в правилах села. Когда все родственники вместе так или иначе работают в садах, там и обмениваются новостями да справляются о здоровье. А в домах собираются только зимой, да и то на свадьбу или похороны. Сейчас же Радослава была рада тому, что родители умирать пока не собирались. Ей нужна была поддержка, пусть совсем крошечная – другой ждать не приходилось. Теперь, когда Янки не было, ей некому было поплакаться во всем белом свете.

– Рада? – отец от неожиданности застыл на пороге, отчего дочери пришлось мяться рядом с домом, словно она пришла нежданной к чужим людям. Впрочем, он быстро пришел в себя и отодвинулся, позволяя ей проскользнуть внутрь. – Не ждал тебя увидеть.

– Конечно, – вся злость и страх всколыхнулись в Радке от этих слов. – Сбагрили с рук и забыли, да?

– Это не так, – тихо произнес отец и достал с печи еще почти горячий пирог. Мать всегда закутывала пироги полотенцами, отчего те теряли хрустящую корочку, зато оставались теплыми и мягкими как перьевая подушка. От воспоминаний Радка вздрогнула и сжала кулаки так, что стало больно ладоням от вонзившихся ногтей. Она училась всему у матери, но получалось все равно иначе. Словно та знала какой-то секрет, который прятала от дочери. – Прости. Я был против Хенрыка сначала, но он обеспечит твою жизнь. И он обещал тебя не бить. Ни за что.

«А стоило бы, может, тогда бы не понесла от другого», – с горечью подумала Радка. Отец, вот, её тоже не бил, может, потому она и выросла такой? Хотя нет, мать часто добиралась до её спины с хворостиной, так что это вряд ли как-то связано. Особенно ей доставалось за колодцы, но после горьких яблок хворостина была чепухой.

– А где мама? – чтобы хоть что-то спросить, произнесла Радослава. Желание поделиться с матерью своими проблемами уже казалось ей глупостью. Да что тут и говорить, на что они с отцом были разные люди, но с ним ей было проще и понятнее. Только обсуждать женские горести с отцом было неправильно. Сейчас достаточно посидеть недолго, чтобы не обидеть родителя, поговорить о новом урожае или нашествии яблочной мошки, и бежать.

Раньше она бы даже не задумывалась о том, что может обидеть отца или мать, но это было тогда. Она отвечала лишь за себя и могла позволить себя даже разрушить свою жизнь до основания. Это её право. Теперь же, нося под сердцем ребенка Манфреда, она понимала, как сильно нуждается в том, чтобы от неё не отвернулись эти люди. От неё и её ребенка. Каким он будет, догадается ли Хенрык об её измене, нужна ли ей будет помощь родителей. Хотя бы посидеть с ребенком. А если у него будут колики? Или лихорадка? Ох, маленькое зернышко внутри неё еще даже не было похожа на человечка, а сама Радка уже чувствовала себя квохчущей курицей. От этого любовь к пока не родившемуся ребенку переплеталась с ненавистью к нему же. И к себе. И к Манфреду, конечно.

– Мама ушла в сад, там снова эта мошка, – медленно ответил отец, испытующе оглядывая её своими темными до черноты глазами. Даже жаль, что ей не передались такие. Остается только пугать всех своими белесыми рыбьими зенками. Может, будь она черноглазой как отец или яркой блондинкой как Янка, Манфред не вернулся бы к жене… Нет, о Янке думать нельзя. Неизвестно, что там с ней, может, она вообще зря завидовала ей всё время.

Ладно хоть разговор с отцом складывался как надо. Сейчас обсудят мошку, новый урожай, и бежать домой. Лучше с немой ключницей говорить, чем пытаться объясниться со своими родителями. Не поймут. Никогда её не понимали.

– Когда внук родится? – неожиданно прервал её мысли отец. – Что ты вылупилась, козочка? Думаешь, я не вижу, как ты живота ненароком касаешься?

«Козочкой» отец звал её с детства, только тогда Радка ужасно злилась. У коз глаза страшные, голос противный и шерсть жесткая. Это теперь она понимала, что говорил он это ласково. Нежничал как умел, такой уж человек.

– По весне, как снег сойдет, – пробормотала она, потупив взгляд. Так говорил лекарь, а лекарю можно было доверять – все деревенские женщины рожали у него, а потом их дочери… Лекарь никогда не ходил к колодцам, но многие были уверены, что его яблоко непременно утонуло бы. Руки у него были золотые.

– Хорошо, – пробормотал отец, тоже глядя вниз, на руки. – Весенние ребятишки сильные и крепкие. Счастливым будет. На отца будет похож?

Радка моргнула и едва-едва успела прикинуться возмущенной. Вскочила даже.

– Ну, знаешь ли, отец! – голос отказал он, и возмущение вышло похожим на писк.

– Знаю, – теперь тот смотрел снизу вверх на неё, но прямо в глаза. – Масть у ребенка такая же будет как у Хенрыка или нет?

Почему-то снова возмутиться у Радки никак не получалось. Накатила усталость и какая-то безысходность. Хотелось тихонько поплакать, но она плакала только у колодцев и больше никогда. Снова к колодцу она не пойдет – мало ли, вдруг горькое яблоко навредит нерожденному малышу. Вместо этого она вспомнила шелковистые светлые волосы Манфреда – с виду почти одного цвета с её собственными, а наощупь – ничего общего с её паклей. Хенрык уже поседел, но, как она смутно помнила, он не был темноволосым. Да и в целом что-то общее в его лице прослеживалось с лицом любовника. Может, то, что у обоих не было каких-то особых отличий вроде длинного носа или маленьких глазок. Только при этом Хенрык был толстым и обрюзглым. И старым, да. А вот Манфред… Она снова вздохнула и торопливо ответила:

– Такой же, – вроде бы просто, чтобы отец не подумал не так про её печальный вздох, а на деле только ответив, поняла, что окончательно сдала себя и свои похождения. Что теперь будет? Неужели отец расскажет Хенрыку? Старый увалень не был злым, но рука у него была тяжелая, и уж за измену Радка могла испытать ее тяжесть на себе. А ей никак нельзя – если что-нибудь случится с ребенком, она уже никогда не попадет в мир магиков. – Ты расскажешь?..

Она замолчала, судорожно пытаясь найти выход. Хорошо что сейчас лето, можно сбежать и… и податься ей было некуда. Разве что в город и… Манфред вряд ли будет рад её беременности, кто знает, может, магики умеют избавляться от ненужных детей. Или их слишком настойчивых матерей. Нет, пока малыш не родится, ноги её не будет рядом с любовником.

– Конечно, нет! – словно удивляясь, покачал головой отец и махнул рукой. – Эх, вся ты в мать пошла, козочка.

– Не понимаю, – беспомощно произнесла Радка и замерла. Только сейчас до неё дошло. Родители, невысокие и плотные, оба темно-русые, только у матери глаза серые, а у отца почти черные. И она, беленькая и высокая, ростом почти с Манфреда, а ведь он не низкий магик. Неужели и её мать завела ребенка, её, Радку, где-то на стороне, а её отец… И не отец ей вовсе.

– Извини, не спрашивал, кто твой отец, – он грустно усмехнулся в усы. – Предпочел считать таковым себя. И если ты не против, так и останется.

– Конечно, – пролепетала Радка, хлопая глазами. Перед ней словно сложили две половинки яблока и вышло целое. Стало ясно, и почему мать не слишком любила её в детстве, и почему ругала за походы к колодцу – Радка постоянно как бельмо на глазу оказывалась в центре внимания, привлекая так любящих сплетни соседей к новой теме и задевая никогда не устаревавшую старую. О том, как в их семье родилась светленькая Радослава, не похожая ни на одного из родителей.

Не сразу, но Радослава сумела понять, что отчим – пока она не готова была снова называть его отцом, её любит по-своему. Пусть и не сложилось особенно их отношения, но в этом был виноват и её характер тоже. С самого детства она хотела, чтобы к ней относились как к Янке, и только сейчас поняла, что для этого нужно было быть Янкой. Нет, не красавицей и умницей, а той Янкой, что видела в людях только хорошее и не замечала зависти и злости.

– Лишь бы настоящий отец себя никак не выдал, – аккуратно заметил отчим, обнаружив что она опять погрузилась в думы. – Если он из нашего села, я могу поговорить с ним.

– Нет, не из нашего, – в этот раз Радка была настороже и не проговорилась, что отец вовсе не «из села». Открывать то, что она сбегала в город магиков, ей было не с руки. Лучше вообще молчать побольше, а говорить поменьше. Чем больше он додумает сам, тем меньше соврет она. И уж что она точно не собиралась говорить, так это что её сын – она была уверена, что сын! – точно окажется магик. Нет, это родителям знать ни к чему.

Даже после всего, что она узнала. Особенно после этого.

– Это хорошо, – кажется, отец даже вздохнул с облегчением. И его тоже можно было понять. – Я с матерью сам поговорю. Поддержим вас с внуком, не бойся.

– Спасибо, – прошептала еле слышно Радка, задрав голову вверх, чтобы не позволить ни слезинке выкатиться из глаз. Нет уж, она обещала себе не плакать. Тем более, из-за такой глупости.

– Нет, ну надо же, Рада, как быстро идет время! Я буду дедом! – шлепнул по колену отец, и Радка не нашлась, что сказать, чтобы напомнить ему, что в некотором роде это не он станет дедом. Кажется, она слишком мало знала о мире, в котором прожила всю жизнь, но все равно хотела его покинуть и поскорее. Говорить об этом отцу тоже не следовало, вот она и промолчала, лишь улыбнувшись в ответ и раздраженно чувствуя, какой жалкой вышла эта её улыбка.

Рада ушла домой, оставив растроганного старика разговаривать с матерью. Пусть отец, всё-таки отец, привычка – страшное дело, пусть отец и сказал, что они с матерью готовы помочь, сама Рада не готова была принимать слишком много этой помощи. Однажды она оставит за спиной это село, и будет лучше, если её ничто не будет удерживать в ней. И никто не будет.