Читать книгу Капкан на охотника - Оксана Семык - Страница 4

Назавтра я посыпаюсь совершенно больная. Голова раскалывается, горло дерет, всё тело крутит и ломает.

"Умирающим себя во сне видеть – к болезни", – вспоминаю я вчерашние Агаткины слова. Вот, блин, вещунья, накаркала!

Надо встать и вызвать на дом врача, но ощущение такое, что к каждой конечности привязано по двухпудовой гире. Собрав в кулак волю, совершаю настоящий подвиг, поднявшись с постели и дохромав до телефона. Звонок в поликлинику – вызов врача на дом. Звонок в издательство. Всё. Можно опять упасть в постель и попытаться хотя бы выспаться всласть, пользуясь редкой возможностью.

Вирус на этот раз я подцепила какой-то на редкость вредный, и следующие дней десять я медленно прихожу в норму, поедая невероятное количество предписанных лекарств. Мне уже начинает казаться, что все эти многочисленные таблетки прямо-таки гремят внутри моего желудка при любом резком движении.

Целыми днями я валяюсь в кровати, завернувшись в одеяло, как огромное окуклившееся насекомое. Жизнь скрашивает только телевизор.

Телефон мою жизнь, напротив, омрачает, ибо периодически голосом Доры Сергеевны напоминает, что для того, чтобы издательство уложилось в намеченные сроки издания нового романа Берсеньевой, мне лучше как можно скорее вернуться к правке.

Измученная совестью, я выхожу на работу, как только ощущаю, что в состоянии твёрдо держаться на ногах, презрев возможность продлить больничный. Дора права: пора и честь знать. Спасибо болезни за десятидневный отпуск.

В офисе меня встречают с распростертыми объятиями. Оказывается, я не единственная жертва мерзкого вируса, конкретно проредившего редакционный штат, и здесь рады каждой лишней паре рук и кучке мозгов.

В обеденный перерыв первым делом спешу в курилку на поиски подруги. Десять дней не виделись, всё-таки. Она даже не позвонила, не поинтересовалась, как моё здоровье. Бьюсь об заклад, её опять увлекло бурным романом.

– Привет! – изобразив на лице улыбку, здороваюсь я с курящими мужичками, одновременно, отмахиваясь от окутывающего меня табачного облака.

– Полежаева здесь?

В курилке, где до этого момента стоял ровный гул от нескольких одновременных разговоров по разным углам, вдруг повисает тишина, и все лица одновременно поворачиваются ко мне.

– Ты что, не в курсе? – каким-то странным голосом спрашивает стоящий ко мне ближе всех Мишка Кравцов из отдела рекламы.

– Не в курсе чего? – по-прежнему бодро улыбаясь, вопрошаю я.

– Так это… Агату убили.

Я смотрю на Мишу, пытаясь прочесть на его лице, что всё это глупый розыгрыш, но постепенно до меня доходит, что он не шутит, и улыбка медленно сползает с моих губ.

– Как убили? Когда? Кто? За что? – засыпаю я Мишу кучей вопросов.

Постепенно народ в курилке снова обретает дар речи, и на меня сыпятся подробности со всех сторон.

Мне сообщают, что несколько дней назад тело Агаты обнаружила её соседка по коммунальной квартире. Девушка была задушена. Милиция завела уголовное дело. В редакцию приходил следователь, задавал вопросы. Похороны Агаты состоялись позавчера. Судя по всему, меня либо забыли известить, либо решили не беспокоить больного человека, поэтому я, похоже, последней узнала печальные новости.

Я еле досидела до конца рабочего дня, и как только часовая стрелка на моих часах коснулась, наконец, цифры шесть, пулей выскочила из офиса.

Ноги сами понесли меня в сторону Агаткиного дома. Мне не верилось, что всё, рассказанное мне, произошло на самом деле.

Неужели Агатки больше нет? Такой жизнерадостной, полной эмоций! Неужели она лежит сейчас глубоко под землёй в узком деревянном ящике?

До сих пор судьба была милостлива ко мне, и я не сталкивалась так близко со смертью. Родители мои до сих пор живы-здоровы, а бабушки-дедушки умерли ещё до того, как я стала осмыслять окружающий мир.

Помню, в детстве, когда умирал кто-нибудь из нашего многоэтажного дома, человек мне совершенно чужой, которого я и в лицо-то не знала, мне казалось даже интересным наблюдать за тем, как выносят во двор две табуретки, после ставят на них гроб с восковолицым покойником, и вокруг него толпятся родственники и друзья. Как во двор въезжает машина или автобус, гроб, словно мебель при переезде, погружают в кузов, туда же кладут бумажные венки, залезают люди, и всё исчезает, словно и не было ничего, только раздавленные цветы, разбросанные по земле, согласно традиции, остаются грустно вянуть на солнце.

Тогда смерть казалась мне чем-то торжественным и таинственным, но вовсе нестрашным. Сейчас она застала меня врасплох, пройдя от меня так близко.

Я долго стояла в тот день во дворе дома, в котором жила Агата, глядя на окно её комнаты и глотая слёзы, пока мой желудок, некормленый с самого утра, не напомнил о себе голодными спазмами. Да и местные обитатели начали уже нехорошо коситься на меня.

Что ж, вот и попрощалась с подругой. Пора домой. Завтра опять на работу.

Жизнь не хочет притормаживать свой бег из-за одного маленького винтика, выпавшего из её механизма. Подумаешь, не стало человечка. Всё равно, что потеря одного муравья в масштабах муравейника. Остальные муравьи продолжают свою упорядоченную суету.

И я точно так же завтра побегу по своему кругу и повлачу своё существование дальше, в котором больше не будет моей жизнерадостной подруги. Закон городских джунглей.

Громко вздыхаю, вкладывая в этот вздох все остатки своего горя, и медленно бреду к автобусной остановке, кутаясь в шарф и только сейчас ощущая, как я продрогла под пронизывающим осенним ветром.