Читать книгу Крысиный заговор - Оксана Смирнова - Страница 8

На обратном пути папа с Тюхой играли в следопытов. Они искали надёжные приметы, по которым можно найти дорогу от Стёпкиного дома до своего. На улицах всё было просто и знакомо, там и примет почти не требовалось. Зато в метро станция пересадки оказалась настоящим лабиринтом. На ней сошлись целых четыре линии. Папа сказал, что когда он в первый раз попал на эту станцию, то проплутал там битых полчаса, прежде чем выбрался к библиотеке. Тюха постаралась как можно лучше запомнить переход с их родной, синей линии на новую – серую. На всякий случай и чтобы вновь почувствовать себя москвичкой. В конце концов, Москва очень большая. Почти всем москвичам приходится каждый день ездить в разные концы, а под землёй это быстрее и удобнее, чем по обычным улицам. Тюхе пришло в голову, что метро – это изнанка города, по которой можно передвигаться с большей лёгкостью, чем по лицевой стороне.

Мысль про изнанку показалась Тюхе очень важной, но додумать её не удалось: они приехали на свою «Чертановскую». Ничуть не менее красивую и светлую, чем станции в центре Москвы. По дороге к дому успели лишь чуть-чуть поговорить про лето и про дачу. И Тюха прямо высказала всё, что думала про комаров и скуку, потому что папа, в отличие от мамы, на критику не обижался. Он лишь задумчиво проговорил: «А некоторых комары не трогают. Несправедливо».

Домой они вошли на цыпочках. Судя по тишине, Данилка уже спал – и пусть себе спит дальше. Мама встала из-за рабочего стола и потянулась, как проснувшаяся кошка.

– Я всё закончила, – сказала мама шёпотом. – А завтра воскресенье! Вы не голодные?

– Конечно, нет! – ответил папа. – Но я бы выпил чаю.

– Правильно, – согласилась мама. – В кои-то веки можно хоть чаю выпить по-человечески.

Тюха от чая отказалась и сразу легла спать. Во-первых, у неё вдруг разом закончились все силы. А во-вторых, ей показалось, что маме с папой хочется поговорить и она будет лишней. Родители действительно отправились на кухню и ещё долго что-то обсуждали. А Тюхе снился сон – зелёный и спокойный, словно она заснула в Зачарованном Саду или качается на волнах в тёплом море.

На следующий день, хоть это в самом деле было воскресенье, папа всё же отправился в библиотеку. Он, как и мама, должен был сдать книгу в срок. Правда, свою книгу, а не какую-то чужую, в которой мама исправляла ошибки. Но папу очень торопили на работе. Ему сказали: если не издать книгу сейчас, потом может не получиться.

Папа уехал. Мама с Тюхой доделали утренние дела и, прихватив с собой Данилку, прогулочную коляску, воду, сменную Данилкину одёжку, ведёрко и совок, отправились гулять.

На детской площадке возле нового дома собралась небольшая компания. Уже знакомые Тюхе Маша с Женей и Валерка столпились возле игрушечной избушки. А на скамейке у песочницы сидела женщина с коляской и читала книгу. Женщина подняла голову, чтобы взглянуть на подошедших, и сразу стало ясно: это мама Маши. Глаза и рот у неё улыбались точно так же – если не шире. Данилка влез в песочницу, мамы мгновенно познакомились и разговорились, а Тюха подошла к ребятам, которые что-то рассматривали, сбившись в кучку.

Хотя Тюха и выросла меньше, чем её бывшие одноклассники, всё-таки она без труда заглянула через головы ребят и увидела в руках у Маши альбом с рисунками.

– Можно, я тоже посмотрю? – спросила Тюха.

– Угу. Это наш двор, – кивнула Маша. – Наш старый двор.

– Его Женя нарисовала, – добавил Валерка.

Взглянув на первый же рисунок, Тюха едва не ахнула вслух. Сказать, что Женя умела рисовать, – ничего не сказать. Да, это были не Тюхины каракули в старом альбомчике. И домики, и низенький штакетник, и кусты, и деревья – всё было настоящим. Но кроме них Женя нарисовала тёплый весенний свет, уют, спокойствие, радость – и горе. Маша переворачивала страницы и говорила Тюхе:

– Вот это наши окна. А вот тут – Валеркины. Он вылезал в окно и прятался в сирени. А вон у Жени на окне красный цветок.

– Амариллис, – прошептала Женя.

– А тут, в старом сарае, в давние времена была конюшня, – продолжала Маша, но Валерка яростно её перебил:

– Они всё сломали!

– Всё, – эхом отозвалась Женя. – Наши дома. Качели. И сараи. И все деревья вырубили.

– Потому что там будут строить новый дом, – сказала Маша.

А Валерка стукнул кулаком по стене игрушечной избушки.

– Ты рисуешь, как настоящий художник, – сказала Тюха Жене.

– Она занималась в художественной студии, – сказала Маша. – А тут никаких студий нет.

Тюха кивнула. Ей всё было понятно. И тоже захотелось сжать кулак и сильно ударить – но кого? Фанерный домик на площадке уж точно был ни в чём не виноват.

– Наш дом сломали, потому что он был аварийным, – сказала Тюха. – А двор остался. Только он совсем другой. Гораздо больше.

– А наш теперь кажется словно игрушечным, – вздохнула Маша. – Но только всё равно настоящим, а не как этот…

Она покосилась на избушку, покрашенную ярко-жёлтой краской и разрисованную ярко-красными узорами. Тюхе её досада была понятна. Избушка в марсианской пустыне не располагала к серьёзной, настоящей игре. Тем временем альбомом завладел Валерка. Он жадно вглядывался в картинки и вдруг сказал:

– Надо просто туда войти! Вот прямо туда!

– Куда? – спросила Тюха и быстро забрала альбом из его рук.

– Туда, – упрямо повторил Валерка. – В наш дом.

– Наш дом сломали, – сказала Женя.

А Тюха спросила:

– Можно я маме покажу? Ты очень здорово рисуешь.

Женя кивнула. Тюха отошла к скамейке, где разговаривали мамы. Она всерьёз перепугалась. Может быть, её собственные приключения и были выдумкой, но всё же ей почудилось, что маленький Валерка вполне может шагнуть в рисунок. Куда он попадёт? А главное – как вытаскивать обратно?

Мамы взяли альбом и с интересом в него погрузились. Отходя от скамейки, Тюха слышала, как Машина мама – совсем как Маша – показывала, где чьи окна. А ребята тем временем придумывали, во что тут можно поиграть. Классики не годились для Валерки. В любимые всеми прятки играть было негде. Мяча никто с собой не захватил. Решили поиграть в колдунчики, а потом в жмурки.

Сначала всё шло хорошо. В колдунчики так разыгрались, что даже Женя громко засмеялась, а Валерка, уворачиваясь от Маши, стал кричать и повизгивать. Мамы тут же вмешались и попросили ребят отойти подальше и играть потише, чтобы не разбудить Машиного брата Гошу.

В жмурки пришлось играть уже не на детской площадке, а на дорожке, которая к ней вела. Тут-то и разразился скандал. Ребятам нечем было завязать глаза, но все играли честно и жмурились на совесть. И вот когда водить досталось Жене, она, наверно, потеряла представление о том, где кончается дорожка, ведущая к игровой площадке, и начинается общая, для пешеходов. И не успели Женю остановить, как она со всего размаху воткнулась во что-то мягкое и радостно воскликнула:

– Стой! Я тебя осалила!

На миг повисла тишина. Такая леденящая, что Жене стало страшно. Она открыла глаза и увидела над собой графиню Марч. Женя испуганно захлопала своими длинными ресницами, хотела убежать – и не могла. Бледные водянистые глаза заставили её стоять на месте, а тихий голос прошипел:

– Как ты смеешь так разговаривать со старшими?

– Но я же вас не видела, – проговорила в ответ Женя.

– Да как ты смеешь со мной спорить! И бегать тут с закрытыми глазами! Сбивать прохожих с ног! Да за такое хулиганство тебя надо отдать в колонию для малолетних преступников! Вас всех – в колонию! – яростно выговаривала графиня, обводя взглядом Женю, Машу и Валерку. Тюху она из виду упустила, так как та сразу побежала за подмогой.

Машина мама оценила положение мгновенно. Тюхина мама ещё пыталась о чём-то спрашивать, а та уже решительно шла к месту катастрофы. Не задавая никаких вопросов, она сказала твёрдым, очень взрослым голосом:

– Дети, вы уже извинились? Бегите на площадку.

Валерка бросился наутёк первым. Маша схватила Женю за руку и потянула за собой, прочь от графини, которая лишь рот раскрыла от неожиданности. Она собиралась излить на головы детей ещё много злых слов. Но Машина мама как ни в чём не бывало сказала ей всё тем же голосом, добавив в него порцию врачебной строгости:

– Маргарита Львовна, разве так можно? Вам вредно волноваться и кричать. Вы должны держать себя в руках и сохранять спокойствие. Иначе у вас поднимется давление. Проводить вас домой?

– Не надо. Я сама, – только и смогла сказать графиня. И, повернувшись к Машиной маме спиной, прошествовала к своему подъезду.

Скандал испортил окончание прогулки. Мамы засобирались по домам, вспомнив, что младшеньких детей нужно кормить. Оставить старшеньких ещё немного поиграть они не решились. Да ребята и сами опасались оставаться на площадке. Им всем казалось, что графиня Марч только и ждёт момента, чтоб на них накинуться.

Тюха боялась, что её мама скажет что-нибудь недовольное про Женину неосторожность. Но недовольное сказала Машина мама, причём совсем не про детей и их игру.

– Не понимаю, – заметила она, – почему здесь у людей столько злобы. В очередях кричат, в поликлинике вечно ругаются, детей шпыняют… как тюремные надсмотрщики.

– Действительно, – задумчиво согласилась Тюхина мама. – Мы жили в коммуналке, но никто ни на кого не бросался. Наоборот, все друг другу помогали…

Тюха слушала их и думала (довольно ловко выманив Данилку из песочницы), что это в самом деле странно. И в школе тоже все стараются друг друга обидеть, говорят гадости и вечно ссорятся. Но ведь не может быть, что тут, в этом районе, собрались исключительно плохие люди. Так не бывает. Значит, у этой злобы есть какая-то причина. А вдруг и их семья, пожив здесь ещё год-другой, тоже станет сварливой и жестокой? Ведь даже мама сделалась тут совсем не такой, какой была раньше. Конечно, она очень устаёт, но вдруг дело не только в этом? И что вырастет из Данилки, который тут родился? Такой же хулиган, как та шпана, что по вечерам толчётся на футбольном поле за школой?

От этих грустных мыслей Тюху отвлекла Машина мама. Она вернула Жене альбом и вдруг сказала, положив руку ей на голову:

– Женечка, не горюй! Мы не дадим тебя в обиду. Тут обещали к осени открыть какой-то Дом искусств. Посмотрим, что там будут за искусства. А нет – так что-нибудь ещё придумаем. Не так уж далеко отсюда до наших старых краёв, особенно на метро. А ты пока рисуй.

– Угу, – сказала Женя. – Я рисую.

Бредя за мамами, ребята наконец смогли тихонько обсудить страшное происшествие.

– Я не слышала, как она подошла, – грустно оправдывалась Женя. – Она обычно с палкой ходит, её слышно. А тут вдруг раз – и вот она.

– Мне кажется, вы столкнулись ещё не на общем тротуаре, а на боковой дорожке, – озабоченно рассуждала Маша. – Зачем она туда зашла?

Валерка продолжал твердить своё:

– Она злая колдунья! И появилась ниоткуда. Вылезла из норы, как крыса.

Самое жуткое, что Тюха думала примерно так же. Она не только не слышала, но и не видела, откуда вдруг взялась эта Маргарита Львовна – или всё же графиня Марч? Назвать вслух старую даму злой колдуньей Тюха бы не решилась. Такое тяжкое обвинение требует доказательств. Но в этом деле определённо следовало разобраться. И хорошо бы, чтоб разборкой занялся король Эдвард. Или принц Чарльз.

Тюха вздохнула. Конечно, это никакая не графиня, а просто злая Маргарита Львовна. И никаких короля Эдварда и принца Чарльза не существует – это просто сказки. Или всё же не сказки? Ведь Чарльз недавно приезжал в Москву, чтобы повидаться со Стёпкой. Только она его не вспомнила. Но если так, Том с Риком тоже ведь могли бы появиться. Или всё-таки почему-то не могли?

Дойдя до этой мысли, Тюха встряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения. Нельзя думать о принцах в мамином присутствии. А то вдруг разревёшься и не сможешь объяснить, из-за чего. Тут не отговоришься тем, что люди иногда плачут во сне.